Преодолев за полтора часа трудности подъема, наш отряд, обремененный лошадьми с поклажей, добрался до широкой площадки, образованной застывшей вулканической лавой. Рядом возвышались, уходя в небесную синь, три острых заснеженных пика. Еще один снежный пик, самый высокий и величественный, вздымался за глубокой пропастью, заслоняя от нас свет солнца. Эта вулканическая площадка была расположена примерно на двести метров ниже главных вершин Везувия. С одной стороны от нее шла вниз по довольно крутому склону извилистая тропа. С другой стороны высились неприступные скалы. С третьей и четвертой сторон зияли обрывы, обрамленные бурыми, белыми и пепельно-серыми каменными пластами. С кромки обрыва открывался завораживающий вид на лесистые склоны Везувия, на залитые солнцем поля, луга, оливковые рощи и виноградники. Это были цветущие области Нолы и Нуцерии, тянувшиеся до зеленых склонов Апеннинских гор, видневшихся на горизонте.
Среди скал был обнаружен узкий и довольно глубокий грот, пройдя по которому можно было оказаться в пещере. Свет в эту пещеру проникал через расщелины, образовавшиеся в каменном своде. Через пещеру можно было выйти к обрыву на южной стороне верхней площадки, откуда были видны зеленые дали приморской равнины, стекающая с холмов река Сарн, город Помпеи на берегу реки и другой городок Стабии на морском побережье. Ультрамариновая гладь обширного Неаполитанского залива, замыкая горизонт на юго-западе, радовала глаз своей безбрежностью и простором, на котором изумрудными осколками выделялись острова близ дугообразного мыса Сиренусс.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
СТАН НА ВЕЗУВИИ
Самнит Клувиан оказался прав: лучшего места для обороны, чем вершина Везувия, вряд ли можно было найти. Но сначала гладиаторам пришлось изрядно потрудиться, чтобы возвести на тропе вал из камней, примерно в трехстах шагах вниз по склону. Место для защитного вала было выбрано с учетом того, что именно с этой точки на склоне тропа просматривается лучше всего. Идти в наступление здесь можно было только в лоб, поскольку для обходного маневра не было никакой возможности. Справа и слева громоздились отвесные утесы, изрезанные трещинами. Пробивавшаяся среди камней зелень не могла скрыть темные широкие расселины, перескочить через которые даже человеку налегке было не так-то просто.
В то время как одни из гладиаторов возводили вал на тропе, другие обустраивали свою стоянку на вершине. Первым делом из жердей был сооружен загон для коней. Для Фабии и двух ее служанок была поставлена палатка, взятая на вилле сенатора Долабеллы. Всю имевшуюся провизию и вино гладиаторы сложили в пещере.
По ночам на горе становилось довольно прохладно, поэтому приходилось жечь костры, возле которых гладиаторы спали вповалку на охапках из травы. За дровами для костров каждый день приходилось спускаться к подножию Везувия, где в лесной чаще было много засохших поваленных ветром деревьев.
Если воду на вершине мог заменить растопленный на огне снег и лед, то для добычи пропитания у гладиаторов имелся единственный выход. Им нужно было спускаться в долину и добывать провиант в окрестных селах и усадьбах путем грабежа. После первых же вылазок за пищей и вином наш отряд увеличился в три раза. Врываясь на усадьбы знатных римлян, гладиаторы убивали виликов и их помощников, отпускали на волю рабов, многие из которых уходили с ними на Везувий. Все наши попытки заготовить впрок хлеб, масло, сушеные фрукты, сыр и вино заканчивались тем, что число едоков в стане на горе постоянно возрастало, а еды на всех все время не хватало.
Вольная жизнь на Везувии очень скоро утратила в моих глазах все романтическо-героические краски. Бесчинства гладиаторов и освобожденных ими рабов, творимые над знатными и незнатными обитателями здешних вилл и деревень, вызывали возмущение в моей душе. Гладиаторы не просто убивали римских граждан и вольноотпущенников, угодивших к ним в руки, но еще и всячески глумились над ними, кого-то подвергая пыткам, кого-то безжалостно унижая. Жен и дочерей римских вельмож, застигнутых в пути или на виллах, восставшие рабы избивали и насиловали, остригали им волосы, отрубали пальцы на руках, выжигали клеймо на лбу, подражая своим бывшим господам, творившим такое с беглыми или дерзкими невольниками. Не менее беспощадны к римским матронам и их дочерям были и рабыни, примкнувшие к гладиаторам. Причем эта женская жестокость отличалась особой изощренностью, у меня просто не было сил смотреть на эти зверства.
Присутствие среди восставших Спартака до какой-то степени еще сдерживало гладиаторов в их бесчинствах. Но когда Спартак ушел к городу Ноле на поиски Ифесы, оставив главенство Криксу и Эномаю, то разнузданность рабов уже не имела границ. Хуже всего было то, что Крикс сам подавал пример бессердечия по отношению ко всем свободным римлянам, будь то мужчины или женщины и дети.
Крикс установил в нашем отряде следующую иерархию.
Главенствовали над всеми восставшими он и Эномай. Этих двоих постоянно окружали и повсюду сопровождали гладиаторы-галлы, вроде личной охраны. Наш отряд был разделен на сотни и десятки. Во главе сотен Криксом были поставлены галлы. Во главе десятков - галлы и фракийцы. Меня Крикс назначил посыльным, мстя мне таким образом за то, что я посмел вступиться за Фабию на вилле сенатора Долабеллы.
Фабия была наложницей Крикса, а две ее молодые служанки стали наложницами сотников Ганника и Брезовира. Во время вылазок с Везувия рабы захватили еще несколько знатных римлянок, которые были обречены ублажать на ложе телохранителей Крикса и Эномая.
Для Крикса был поставлен отдельный шатер, сшитый из пурпурной ткани, раздобытый на одной из вилл в долине. Другой шатер был поставлен рядом, в нем обосновался Эномай. Для галлов и фракийцев были поставлены холщовые палатки с кожаным верхом. Все остальные рабы и гладиаторы размещались в шалашах из жердей и веток.
В шалашах же ютились и около сорока рабынь, ушедших на Везувий из разоренных усадеб. Эти женщины занимались приготовлением пищи, ходили за водой к роднику у подножия Везувия и в лес за хворостом. Для оказавшихся в неволе римлянок были поставлены две палатки рядом с палаткой Фабии.
Вместе со Спартаком к городу Ноле ушли несколько гладиаторов-фракийцев. Ушел со Спартаком и Рес.
Моим жилищем на Везувии стал большой шалаш, сплетенный из ветвей, с конусообразной кровлей из веток. В этом нехитром жилище со мной соседствовали еще девять беглых рабов разного возраста и гладиатор-самнит Арезий, поставленный десятником над нами.
В эти дни меня снедала тоска от томительной безысходности. Каждодневно общаясь с окружавшими меня людьми, я все явственнее понимал, насколько неинтересны мне - человеку из будущего! - гладиаторы и рабы, вырвавшиеся на свободу и, в общем-то, не знавшие, что им с этой свободой делать. Разум этих ожесточившихся в неволе людей толкал их на путь мести римлянам. Никто из них не выдвигал никакой программы дальнейших действий, никто не задумывался о перспективах выживания на территории Римского государства, власти которого рано или поздно должны принять меры для подавления этого мятежа. Восставшие рабы сознавали, что столкновения с римским войском им не избежать, однако они уповали на то, что отвесные скалы Везувия спасут их от римских мечей и копий. О том же, что вершина Везувия пригодна для проживания лишь в теплую пору года, ибо зимой здесь лежит снег и царит холод, никто из восставших не задумывался.
Я уже начал сожалеть о том, что не ушел вместе со Спартаком в рискованный рейд к городу Ноле.
Однажды утром меня разбудили радостные громкие голоса и топот ног. Разлепив глаза, я поспешно выбрался из шалаша вместе с прочими его обитателями. Возле шатра Крикса прозвучал сигнал медного рожка, призывающий к общему построению. Этот рожок гладиаторы отыскали в какой-то усадьбе.
Толкаясь и гомоня, рабы выстроились в центре стана, разбившись на сотни и десятки. Перед каждой сотней стоял гладиатор-центурион. В голове каждого десятка стоял гладиатор-декан.
Мне, как ординарцу Крикса, надлежало находиться подле него, поэтому я бегом устремился к пурпурному шатру. Вбежав в шатер, я изумленно застыл на месте. Я увидел Крикса, обнимающегося со Спартаком, и Эномая, заключившего в объятия Эмболарию.
После порыва объятий и бурной радости Спартак заговорил тревожным голосом о том, что к Везувию по Ателланской дороге со стороны Капуи двигаются две когорты легионеров во главе с военным трибуном Титом Сервилианом.
- Нам удалось неприметно обогнать отряд Сервилиана и добраться до Везувия раньше римлян, - сказал Спартак. - Через несколько часов когорты подойдут к Везувию. Друзья, пришла пора готовиться к битве!
- Как ты узнал, что когорты возглавляет Тит Сервилиан? - спросил Крикс у Спартака.
- Об этом мне сообщила Эмболария, - ответил Спартак. - Мы случайно наткнулись на нее, когда рыскали по лесам вокруг Нолы.
- Оглядывая окрестности, я взбиралась на деревья, - вступила в разговор Эмболария. - Так, с дерева, я и заметила вдалеке на дороге римское войско, много красных щитов и блестящих копий. Когда римляне расположились на отдых у городка Ателлы, я подкралась очень близко к часовым. Слушая, как переговариваются легионеры при смене караула, я узнала, что их военачальника зовут Тит Сервилиан.
- Еще один приятель Лентула Батиата! - усмехнулся Эномай, нежно обнимая Эмболарию за талию своей могучей рукой.
- Где остальные беглянки? - Крикс взглянул на Эмболарию.
- Не знаю, - печально вздохнула Эмболария. - Уходя от погони, мы разбежались по лесу в разные стороны. За семь дней скитаний по лесам и полям я не встретила ни одну из своих подруг. Хорошо, хоть мне посчастливилось наткнуться на Спартака и его людей.
- Я вижу, вы зря время не теряли, вызволили из неволи множество рабов, - похвалил Спартак Крикса и Эномая. - Сколько у нас бойцов?
- Пять сотен, не считая женщин, - сказал Крикс. - Хотя швырять камни с горы на головы римлян по силам и женщинам. Ведь в случае нашего поражения беглых рабынь римляне тоже не пощадят.
- После наших бесчинств в долине римляне не пощадят никого из укрывшихся на Везувии, - набравшись смелости, заявил я. - Поэтому нам нужно любой ценой разбить капуанские когорты! Нужно разбить отряд Сервилиана еще до подхода Клодия Глабра…
Я тут же прикусил язык, сообразив, что невольно сболтнул лишнее. Мне следует сначала думать, а уж потом говорить, когда дело касается исторических событий. Ведь то, что ведомо мне, прилетевшему сюда из будущего, совершенно неведомо людям здешней эпохи!
Трое гладиаторов и самнитка Эмболария удивленно и настороженно уставились на меня.
Повисла долгая пауза, которую нарушил Крикс, спросивший:
- Кто такой этот Клодий Глабр? Откуда он тебе известен?
Я принялся выкручиваться из этой щекотливой ситуации, наговорив, мол, краем уха услышал о патриции Глабре еще в школе Лентула Батиата.
Этот Клодий Глабр тоже дружен с ланистой Батиатом, который чем-то ему обязан. Поскольку Лентул Батиат отправился в Рим, там он наверняка обратится за помощью к Клодию Глабру, ведь тот занимает должность претора.
- А ты не такой простак, Андреас, - проговорил Крикс, пристально глядя на меня. - Башка у тебя соображает и уши, как у кошки.
Не прошло и двух часов, как восставшие, разобрав все имевшееся у них оружие, расположились за возведенным из камней валом. К мужчинам присоединились и многие из беглых невольниц, пожелавшие поучаствовать в сражении с римлянами.
Я носился по склону Везувия, выполняя различные поручения Спартака и Крикса, в основном это были приказы сотникам, чтобы те поддерживали дисциплину среди своих подчиненных в момент появления римлян перед заграждением из камней.
В самый разгар приготовлений к встрече с врагом, когда дозорные уже сообщили о движении римлян вверх по тропе, Крикс неожиданно подозвал к себе меня и Пракса. Он приказал нам вернуться обратно в стан и находиться там до окончания битвы с капуанскими когортами.
- Будете присматривать за римлянками, дабы у них не возникло соблазна к побегу или еще к чему-нибудь, - сказал Крикс. - От этих гордых матрон можно ожидать чего угодно!
- Разве в стане не осталось женщин, готовых приглядывать за пленницами? - возмутился я. - Мы с Праксом нужнее в битве!
- Довольно, Андреас! - повысил голос Крикс. - Ослушанья я не потерплю! Как я сказал, так и будет. Ступайте в лагерь!
Пракс потянул меня за собой, видя, что от обиды я готов наговорить лишнего.
Шагая по крутой тропинке в сторону лагеря, Пракс проговорил с кривой усмешкой:
- Не доверяет нам Крикс. Опасается, что мы перебежим к римлянам. Ну, со мной-то все понятно. Я добровольно пошел в гладиаторы. А к тебе-то Крикс почему относится с подозрением?
В ответ я лишь пожал плечами. Однако в моей голове мелькнула догадка.
"Зря я ляпнул, не подумав, про Клодия Глабра! Крикс ведь не дурак, он сразу заподозрил неладное! Теперь Крикс станет исподтишка следить за каждым моим шагом, за каждым моим словом!"
Добравшись до лагеря, мы с Праксом первым делом пересчитали всех пленниц. Пракс предложил мне не спускать глаз с Фабии и ее служанок. Сам же вызвался приглядывать за остальными пленницами.
Кроме нас, в стане находилось больше десятка бывших невольниц, каждая из которых имела при себе нож или дубинку. Эти женщины принялись подначивать меня и Пракса насмешливыми замечаниями, делая свою повседневную работу, а именно: поддерживая пламя костров, на которых в больших почерневших котлах варилась похлебка, стряпая хлебцы и лепешки из ячменной муки.
Фабия сидела в своей палатке. Но едва со стороны тропы, уходившей вниз по склону, раздался грозный боевой клич римских легионеров, слившись с выкриками восставших и грохотом камней, падающих на щиты, Фабия выбежала наружу, застыв на месте с прижатыми к груди руками. Вскинув голову в ореоле из густых небрежно прибранных волос, Фабия вслушивалась в эти грозные звуки сражения, рождавшие протяжное эхо на каменистых склонах Везувия. Благодаря эху, усиливавшему многократно любой шум, создавалось впечатление, что недалеко отсюда на склоне горы сошлись в битве не пять сотен беглых рабов и двенадцать сотен римлян, но два больших войска.
Сидя на вязанке хвороста, я рассеянно ковырял палкой раскаленные уголья потухающего костра, разложенного возле шатра Крикса. С появлением Фабии мое внимание переключилось на нее. Мне всегда доставляло удовольствие глядеть на эту красивую, прекрасно сложенную женщину, которая даже в изодранной грязной столе смотрелась, как богиня. В лице этой матроны было столько благородного очарования, а во взгляде ее больших темных очей было столько прямодушной смелости, что даже Крикс в хмельном угаре не смел ударить Фабию. Взгляд Фабии мог очаровать и обезоружить кого угодно.
Заметив, что я с откровенным мужским любопытством таращусь на нее, Фабия снова удалилась в палатку, перед этим поманив меня за собой.
После некоторого колебания я вошел в палатку, держа ладонь правой руки на рукояти кинжала, висевшего у меня на поясе.
Обе служанки Фабии крепко спали на постели из сухой травы. Поскольку каждую ночь служанкам Фабии приходилось обслуживать в постели грубых соплеменников Крикса, то отсыпаться им удавалось только в дневное время.
Фабия сидела на раскладном стуле, чуть изогнув свой красивый гибкий стан и положив ногу на ногу. Ее обнаженные руки пребывали в постоянном движении, то касаясь колена, то скользя вдоль бедра, то оправляя платье на груди… В этих движениях не было суеты, в них было лишь стыдливое желание хоть как-то прикрыть наготу своего тела, которое без труда просматривалось сквозь дыры на ее истрепавшейся одежде.
- Я слушаю тебя, госпожа, - промолвил я, взирая на Фабию.
Я всегда называл Фабию "госпожой", хотя Крикс ругал меня за это. Я всегда старался хоть в чем-то облегчить тяжкую участь Фабии, угодившую в неволю и терпевшую постоянные унижения. Фабия была благодарна мне за это, хотя ни разу не произнесла этого вслух.
- Андреас, - сказала Фабия, - ты должен помочь мне выжить. В знак благодарности за это, я заступлюсь за тебя перед римским военачальником, когда мятежные рабы будут разбиты. Мой муж может даже взять тебя к себе на службу, даровав тебе свободу по римскому закону.
Фабия посмотрела мне в глаза. Она ожидала моего ответа.
- Капуанцам не одолеть гладиаторов, госпожа, - проговорил я без всякого злорадства в голосе. - Но я помогу тебе бежать, как только рабы спустятся с Везувия в долину. Потерпи, это случится скоро.
Выйдя из палатки Фабии, я прислушался. Шум сражения стал заметно глуше, отдаляясь куда-то вниз по склону горы. Потревоженные птицы большими стаями вились над Везувием. Постепенно крики сражающихся и звон оружия переместились в лесные дебри, к самой подошве Везувия.
Наконец все стихло.
Примерно через час на верхнюю площадку Везувия небольшими группами стали прибывать победители, неся в руках щиты и копья поверженных капуанцев. Кто-то из рабов был в римской кольчуге, кто-то - в римском шлеме, кто-то - в римском военном плаще… Среди восставших было много раненых. Всем им женщины поспешно оказывали помощь.
Увидев Эмболарию, устало идущую с римским дротиком на плече, я подбежал к ней, желая узнать подробности сражения и наши потери. Эмболария с горделивым видом поведала мне, что римляне побежали к лесу, не выдержав летящего в них града камней.
- Наших храбрецов погибло немного, около тридцати человек. Римлян же пало не меньше трех сотен, вся тропа усеяна их телами! - молвила Эмболария, опираясь на дротик. - Нашел свою смерть и Тит Сервилиан, ему камнем размозжило голову.
- Где Спартак и Эномай? - спросил я. - Где Крикс?
- Они продолжают преследовать бегущих капуанцев, которым сегодня придется изрядно побегать! - Эмболария громко рассмеялась. - Каким позором покрыли свои знамена вояки Сервилиана, их обратили в бегство жалкие беглые рабы, вооруженные камнями!
В том, что разгром отряда капуанцев был полным, меня убедили трофеи восставших рабов, среди которых оказались знамена обеих когорт, боевые сигнальные трубы, украшенные серебряной чеканкой панцири и шлемы с убитых центурионов и оптионов. Главным же трофеем восставших стали оружие и красный плащ-полудамент военного трибуна Тита Сервилиана, павшего в самом начале этой скоротечной битвы.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ГАЙ КЛОДИЙ ГЛАБР
Узнав, что Спартак намерен вновь отправиться на поиски Ифесы, я при первой же возможности принялся отговаривать его от этого. Поскольку моя латинская речь в минуты волнения была не слишком связная, поэтому я взял в помощники Реса, который завел со Спартаком речь о том же.
Я сказал Спартаку то, что беспокоило не только меня одного. Прежде всего, я прямо заявил Спартаку, что главенство Крикса действует разлагающе на наших людей. Крикс погряз в распутстве и пьянстве. Глядя на Крикса и гладиаторов-галлов, наши люди стремятся к грабежам и удовольствиям, совсем не помышляя о воинской выучке, а ведь римляне не оставят нас в покое. Наша недавняя победа над капуанцами преисполнила Крикса и многих наших соратников излишней самоуверенностью, хотя с римскими легионами, закаленными в битвах и походах, мы еще не сталкивались.