Май 1924
В давние времена, когда французские короли перестали носиться по своим землям, верша суд и насаждая власть оружною рукой, столичный квартал Марэ, расположенный неподалеку от неприступных стен Лувра, целиком принадлежал рыцарскому ордену тамплиеров. Те осушили подаренные государем болота и воздвигли огромное величественное аббатство Тампль. Впоследствии король Филипп Красивый, прозванный также Фальшивомонетчиком, освободил землю от прежних хозяев и снова отдал ее под застройку. Вероятно, самой последней тайной ордена стало то странное, но несомненное влияние, которое фигура проклятого короля оказала на будущую судьбу выросшего здесь квартала.
Долгое время близость к королевскому дворцу определяла его аристократический характер. Городские дворцы епископа Санлисского, герцога Бурбона, графа д'Арманьяка, особняк ближайшего сподвижника Генриха IV - великого организатора и артиллериста герцога Сюлли - жались здесь один к одному, смыкаясь оградами садов. Но когда невыносимый смрад парижских улиц заставил Людовика XIV перенести резиденцию в Версаль, аристократы потянулись вслед за ним, все реже навещая, а то и вовсе продавая свои особняки, и квартал тут же стал прибежищем воров и мошенников. Будто никого, кроме знати и тюремного сброда, в Париже вообще не было.
В годы Французской революции все здешние домушники, карманники и прочий малопочтенный люд в одночасье превратился в уважаемых граждан и принялся грабить особняки, сохранившие остатки былого великолепия. Одним из таких городских дворцов был "Отель д'Арманьяк".
Отправив на гильотину большую часть мужчин этого древнего семейства, местные жители опустошили барочный дом до такой степени, что лишь облезлые львы на лепных гербах Арманьяков, красовавшиеся то здесь, то там, напоминали о славных временах Короля - Солнца.
Благодаря усилиям мсье Видока, в наполеоновские годы часть награбленного была возвращена, а самые отъявленные "граждане" отправлены в цепях обживать заморские колонии. После реставрации Бурбонов особняк вновь перешел роду д'Арманьяк, но те не пожелали отстраивать его заново, а стали, разбив на множество небольших квартир, сдавать внаем.
На первом этаже - в бывших комнатах прислуги - расположилось популярное среди богемы кафе "Литера". Именно сюда, в квартиру, арендованную хозяйкой кафе, мадам Франсуазой Мерло, возвращался после трудного дня окружной комиссар Рошаль.
Майский вечер плащом чародея висел над Сеной, скрывая очертания домов и расточая вокруг запахи цветущей сирени. Где - то далеко в поднебесье виделась освещенная яркими огнями махина башни Гюстава Эйфеля. Недавно, когда боши стояли почти у ворот Парижа, среди горожан пополз слушок, что Эйфель - немецкий шпион, что башня задумана как артиллерийский ориентир и даже, как утверждали некоторые умники, как своеобразная гавань для цепелинов, с которых в Париж будет высажен десант. В ратуше всерьез обсуждали проект сноса чудовищного железного монстра, уродующего лицо французской столицы. Но для приведения в жизнь смертного приговора не хватило ни денег, ни рабочих рук. Затем немцы были отброшены, и вопрос о демонтаже башни отпал сам собой.
Комиссару Рошалю башня нравилась. Было в ней что - то этакое дерзкое, бросающее вызов привычной помпезности старых дворцов. Вот и сейчас он шел, глядя на ее высвеченный шпиль, будто ища у небес ответа на возникшие за день вопросы.
Никакой ясности вдело об исчезновении мсье Рафаилова допрос прислуги и соседей не внес. Генерал Згурский действительно приехал к банкиру и о чем - то разговаривал с ним более часа. Слуга - китаец, приносивший чай, утверждал, что говори ли господа о деньгах и, должно быть, в чем - то не соглашались. После чего господин Згурский отправился восвояси, а банкир уехал. По меньшей мере пятеро свидетелей видели автомобиль Рафаилова с хозяином и китайцем, также китайца опознал консьерж в доме на площади Сен - Жермен, где живет нотариус. Самого Рафаилова он не разглядел, но утверждает, что в машине еще кто - то был. Дальше, по словам китайца, хозяин велел подвезти его к художественной галерее и книжному магазину "Ля юн" и отправил домой - он желал прогуляться. Далее миллионер точно в воздухе растаял. И в магазине, и в галерее прекрасно знали состоятельного клиента, но в тот вечер он не заходил.
Местный полицейский вспомнил, что "роллс - ройс" Рафаилова действительно останавливался неподалеку от указанного места, но человек, вышедший из автомобиля, скорее направлялся к ресторанчику "Де флор". Если китаец отъехал сразу, то об этом он мог и не знать. Но и там Рафаилова никто не запомнил.
Комиссар Рошаль подошел к кафе "Литера", толкнул дверь. Как обычно в этот час, здесь было многолюдно. На небольшой эстраде звучало фортепиано, прорываясь сквозь разговоры завсегдатаев.
- Привет, милый. - Хозяйка кафе поспешила навстречу комиссару. - Тебе как всегда?
- Да, спасибо, дорогая. - Он поцеловал возлюбленную и взглядом поискал свободное место. - Здесь не занято? - Рошаль подошел к столику, за которым, углубясь в чтение газеты, сидел один из обитателей отеля.
Комиссар несколько раз встречал его и всегда здоровался с постояльцем. Если память не изменяла ему, тот был инженером, Франсуаза называла его - мсье Тимошенков.
- Нет - нет, прошу, садитесь!
Комиссар Рошаль бросил взгляд на газету. Заголовок в полстраницы сообщал об исчезновении русского миллионера.
- Интересуетесь? - спросил полицейский.
- Не очень. - Инженер чуть приподнял одно плечо. - Просто занятно. Так сказать, слежу за приведением в жизнь вышнего правосудия.
- О чем вы?
- Ну как же! О старой истине. О том, что зло не остается без возмездия.
- По - вашему, мсье Рафаилов олицетворял зло? Он что же, ограбил вас? Украл часы, вытащил бумажник?
- Слава богу, нет! Мы не были с ним столь близко знакомы. Но всем известно: в самом конце войны на Дальнем Востоке адмирал Колчак перевел Рафаилову в Париж деньги для военных закупок. Тот и пальцем о палец не ударил, чтобы исполнить поручение. На его совести тысячи, а может, десятки тысяч русских жизней.
- Вы полагаете, что, если бы Рафаилов купил для Колчака оружие и боеприпасы, жертв было бы меньше?
- Я не думал над этим, но…
Франсуаза Мерло подошла к столику, теребя длинный, чернее майской ночи, локон. Комиссар Рошаль насторожился. Он знал, что этот жест означает тревогу и волнение.
- Что - то произошло?
- Только что звонили из Сюрте… Полин брала трубку, она не видела, что ты пришел, - начала извиняться хозяйка.
- Ну - ну, говори!
- Десять минут назад на рынке Вернезон поймали воришку, который хотел продать одному из тамошних антикваров золотые часы.
- Ну и что? В Париже каждый день сотня карманников продает антикварам краденые вещи. Я - то им зачем понадобился?
- Антиквар оказался мастером своего дела и опознал герб, выгравированный на крышке часов. Это герб мсье Рафаилова.
ГЛАВА 10
"Лучше умереть под знаменем, чем под забором".
Генерал М.Г. Дроздовский
Май 1924
Автомобиль графа Комаровского, изредка взвизгивая клаксоном, катил по мощеным улицам Праги.
- Лун Ван был диковинный старик, - продолжал свою историю генерал Згурский. - Рассказывал о китайских царях, живших тысячу лет назад, так, будто с ними чаи гонял. На вид ему - лет восемьдесят, а дети молодые. Двигается легко, я бы даже сказал - по - змеиному, точно перетекает с места на место. Не представляю себе вопроса, на который он не мог бы ответить. По - русски говорил, словно вырос на Сретенке. И в то же время, Евгений Александрович, была у него блажь… - Згурский помедлил, ища верное слово. - Он утверждал, что происходит из рода драконов. И что я - того же рода. Он даже имя мне придумал - Юй Лун.
- Что же это имя означает? - не отвлекаясь от дороги, спросил штаб - ротмистр.
- Огненный дракон. Он решил, что взрыв, разметавший ворота Пекина, произошел, с позволения сказать, от молнии, которую послал я. Представьте, Евгений Александрович, каково цивилизованному человеку слышать такие речи. Лун Ван утверждал, что у любого человека есть центр внутренней силы - вот тут, около пупка. И что люди рода Лун умеют собирать эту силу, стягивать в одну точку, а затем высвобождать. Ерунда, конечно. Тоже мне, Зевс - громовержец! Но сам Лун Ван действительно умел многое. Лучшего бойца мне видеть не приходилось, а ведь всем известно, что среди ихетуаней такие ловкачи встречались, что только пулей сразить можно было.
- А что ж, этого и пуля не брала?
- В этого попасть было невозможно. Только что перед тобой стоял. Чуть палец на спусковом крючке дрогнул, а он уже за спиной. Прямо не лекарь, а чародей из сказки. Ума не приложу, как он додумался зелье свое в Прагу доставить! И эта черная дама…
- Приехали, Владимир Игнатьевич. - Комаровский выключил мотор. - Вот видите - две башни? Одна зовется Далиборка, другая - Белая. Между ними Злата улица и начинается. На авто тут не проехать.
Они вышли из машины. Узкая, прямая, точно шпажные ножны, улочка лежала перед ними, распахнув майскому утру окошки невысоких домов.
- Здесь когда - то жили лучники гвардии императора Рудольфа, - беря на себя роль гида, повел рукой штаб - ротмистр. - А еще алхимики. Бог его знает, почему императору вздумалось держать их друг подле друга. А теперь все, кто приезжает в Прагу, рвутся сюда, чтобы увезти на память какую - нибудь безделушку. Тут можно найти все что угодно: от старинного доспеха до личного дневника Фауста.
Невзирая на ранний час, двери лавок были открыты, между ними сновали, точно рыбешки в аквариуме, покупатели. Наивные и не очень, высокомерные и любопытные. Вокруг стаей пираний вились уличные торговцы.
- Покупайте! Покупайте! - ухватив за пуговицу осанистого господина с бакенбардами, трагически шептал длинный, как удилище, молодой человек в рубашке - апаш и застиранных армейских галифе. - Это не простая вилка! Это вилка из Ропшинского дворца! Именно ею убили несчастного Петра III - злосчастного мужа Екатерины Великой! Вот видите - кончик отогнулся. Этот зубец попал в нательный крест! Посмотрите изгиб - в нем есть что - то жуткое! Даю вам честное слово - не подделка. Мой предок был камердинером у графа Орлова! С тех пор эта вилка передавалась из поколения в поколение, и только нужда… - длинный запустил тонкие артистичные пальцы в густую черную шевелюру и прикрыл глаза, словно удерживая слезы, - только крайняя нужда заставляет меня, благородного человека, расстаться со священной реликвией!
Комаровский окликнул вдохновенного втирушу. Тот вдруг потерял интерес к молчаливо кивавшему покупателю и, приблизившись к Згурскому, попытался щелкнуть каблуками штиблет:
- Прапорщик Юрий Пепел!
- Прапорщик? - Згурский хмыкнул, смерив взором нелепую фигуру бродячего антиквара. - Я так понимаю, до войны о военной службе и не помышляли?
- Так точно, ваше превосходительство. Смею заметить, актер Александринки. Для меня высокая честь…
- Отставить. Я ищу генерала Спешнева.
- Это пожалуйста! Желаете, я провожу?
- Просто скажите, куда идти.
- Во - он, глядите. Видите, магазинчик? Именуется "Книжная арка". Там Спешнева и найдете.
Генерал - майор Спешнев - грузный, кряжистый, с широким лицом в обрамлении седеющей окладистой бороды - стоял меж книжных полок, точно на дне окопа. Суровый взгляд его ощупывал каждого, кто переступал порог, словно проверяя, с добром ли пожаловал. Здесь, среди корешков старых книг, среди золотого тиснения и кожаных переплетов, он смотрелся по меньшей мере странно и чужеродно.
Быстрым взглядом оценив новых посетителей, отметив золотую коронованную "Д" на костюме гостя, он заговорил первым:
- Смею предположить, что вы сюда пришли не за книгами. Я прежде вас уже встречал. - Он обратился к графу Комаровскому: - Если не ошибаюсь, вы были адъютантом генерала Корнилова. А вы, судя по знаку, из Мингрельских гренадер.
- Генерал - майор Згурский.
- Да - да, припоминаю. Особый корпус, герой высоты Мон - Спен.
Згурский утвердительно кивнул.
- Что ж, позвольте и мне представиться: генерал - майор Спешнев Николай Александрович, бывший начальник штаба тридцатого армейского корпуса. Чему обязан?
- У меня к вам конфиденциальный разговор.
- Вот даже как? Но я не могу оставить лавку.
- Евгений Александрович присмотрит.
Спешнев заинтересованно поглядел в глаза своего визави. Тот, пожалуй, был несколько моложе, имел то же звание и не был облечен какой - либо особой властью. Но выполнять его распоряжения отчего - то казалось естественным.
- Да - да, пройдемте. Я к вашим услугам.
- Верно ли, - прикрывая за собой дверь подсобки, спросил Згурский, - что вы здесь, в Праге, возглавляете Братство участников Брусиловского прорыва?
- Луцкого, - поправил Спешнев. - А если привязываться к фамилиям, лучше бы сей прорыв именовался Калединским.
- Дивизия Каледина и в самом деле была первой, но все же не стоит умалять значение бывшего командующего.
- Бывшего! Именно что бывшего! - Лицо Спешнева вспыхнуло. - Я не возьму в толк, как человек такого ума, таких дарований мог совершить столь гнусное предательство! Да нет же - его служба большевикам хуже, чем предательство! Это… это… - Еще недавно спокойное лицо исказила гримаса презрения и ненависти. - В последнем кругу ада вместе с Иудой Искариотским место сему, с позволения сказать, полководцу!
Згурский покачал головой:
- Не судите, да не судимы будете.
- Ну уж нет! Сужу и буду судить. И если придется ответ Держать перед Творцом небесным, поверьте - тому, кто прошел через ад земной, преисподняя не страшна!
- Оставим богословие. Я представляю здесь "Внутреннюю линию". Вы знаете, что это такое?
- Да, что - то слышал. Нечто вроде этакой контрразведки РОВС. Признаюсь, не ожидал увидеть вас в подобной роли. Говорят, у Кутепова в помощниках генерал Манкевиц, который при государе заведовал всей разведывательной и контрразведывательной службой. Вот его…
- Верно. Но, помнится, Манкевиц, которого вы сменили на посту начальника штаба корпуса, прозевал у себя под носом немецкого шпиона - штабс - капитана Янсона, за что и был смещен. Большая организация у того была, человек до пятидесяти… А Манкевиц его лично на комендантский пост утвердил.
Спешнев нахмурился, вспоминая громкий скандал:
- Нынче все перевернулось. Где добро, где зло? К слову сказать, тот самый дотошный следователь, который янсоновскую шпионскую организацию вычислил, теперь, по слухам, большевикам прислуживает. Не слыхали, часом? Орлов Владимир Григорьевич.
- Сейчас речь не о том.
- О чем же?
- По нашей информации, в ближайшее время Алексей Алексеевич Брусилов будет в Праге.
- Что?
- Вы не ослышались. Брусилов приезжает в Чехию. Официально - на лечение. С ним необходимо будет встретиться.
- Вы что же, хотите его… - Спешнев замялся, - уничтожить?
- Ни в малейшей степени. У меня есть все основания полагать, что данная встреча может быть очень полезной для нашего общего дела.
- Туманно выражаетесь, господин генерал.
- Я говорю ровно столько, сколько имею право сказать, господин генерал. Прежде мне не доводилось встречаться с Брусиловым. Вряд ли он пожелает вести со мной сколь - нибудь доверительные переговоры. Вы же - иное дело. Вы его боевой товарищ. Если брусиловцы составят бывшему вождю приветственный адрес…
- И думать об этом не смейте! Если я только заикнусь, чтобы приветствовать этого красного прихвостня, мне не то что в Праге - во всей Чехии никто руки не подаст!
Згурский тяжело вздохнул:
- Николай Александрович, абсолютно необходимо создать официальный повод для встречи. Можете считать это приказом, исходящим лично от великого князя Николая Николаевича. Желаете ознакомиться с моими полномочиями?
- Я вам верю, но как вы себе представляете эту встречу?
- Я не имею права сказать вам всего. Как человек военный, вы меня поймете - речь идет не о праздном любопытстве и не о личном желании познакомиться с господином Брусиловым.
В дверь постучали.
- Что, покупатели? - Спешнев с облегчением бросился к выходу.
- Нет, - в проеме обозначилась сухощавая фигура александрийского гусара, - свежая газета "Пражский час". Вот, смотрите передовицу: "Через два дня в столицу Чехии прибывает знаменитый русский генерал Брусилов, чей вклад в создание нашей республики невозможно переоценить. Президент Масарик объявил, что будет лично встречать на вокзале славного победителя австро - венгров. Предполагается, что господин Брусилов далее отправится на воды в Карловы Вары".
- Николай Александрович, - подытожил генерал Згурский. - Встреча обязательно должна состояться.
Дача банкира Рубинштейна - спецобъект Особняк - попала в поле зрения Владимира Орлова еще в бытность того следователем по особо важным делам при Ставке верховного главнокомандующего. В те дни Орлов как раз занимался делом группы финансовых воротил, продолжавших, невзирая на войну, переводить русское золото в германские банки. Тогда - то следователю и довелось оценить все преимущества двухэтажного особняка, некогда построенного для сподвижника Алексашки Меньшикова, графа де Виера.
Находящийся в стороне от проезжих дорог барский дом с несколькими флигелями, окруженный громадным английским парком, был надежным убежищем для врагов отечества. Чугунная решетка в полторы сажени с навершием из острых пик позволяла не опасаться незваных гостей. У ворот неизменно дежурила стража - несколько дюжих верзил, судя по манерам, явно не выпускников пажеского корпуса. Одним словом, когда злополучный банкир приобрел себе графский особняк, он точно знал, что и зачем покупает. После революции именно Орлинский затребовал передать национализированное имение в распоряжение ОГПУ для проведения секретных мероприятий. Дзержинский охотно поддержал своего выдвиженца и позволил "с ведома местного руководства" использовать банкирскую дачу сотрудникам не только ГПУ, но и НКВД.
Болеслав Орлинский остановил автомобиль у запертых ворот и просигналил, не выходя из машины.
"Никакого ответа. Да что ж они, заснули, что ли? - Орлов снял кожаную фуражку и утер платком обширную лысину. Снова рев клаксона, и снова тишина. - Неужели датчанин сумел выбраться отсюда?"
В голове Орлинского мелькнула картина: белобрысый доктор голыми руками разбрасывает известных своей отличной выучкой и свирепостью китайских бойцов интернациональной бригады: "Нет, ерунда какая - то получается. Не может быть. Как бы ни был он хорошо подготовлен, одолеть полсотни этих узкоглазых демонов…"
- Проклятие! Да что ж это происходит?! - под нос пробормотал бывший статский советник и открыл дверцу автомобиля.
Не успел он вылезти, как в затылок его уперся винтовочный ствол.
- Ти кто такой?
Орлинский заскрипел зубами от невольного унижения, но безропотно, медленно, чтобы излишней поспешностью не
спровоцировать караульного нажать на спуск, достал удостоверение из кармана френча.
- Насяльник, мандата! - прокричал караульный.