– А что Рёрех, пестун ваш, завещал, то и делай. Я – волохов жрец, воевода. Что бог мой велит, то и делаю. А старый ведуном был, он – ведал. Что было и что будет. Что он сыну твоему наказал?
– На место его, Рёрехово, привести велел. Сказал: мол, знаю я это место.
– И ты привел?
– Привел. Только место это уже не его теперь. Там Явнея живет. Что дальше?
– А сам ты как думаешь, воевода?
– Ты со мной не крути, волох! – наливаясь гневом, процедил Сергей Иванович. – Прямо говори, не то…
– Не грози, – попросил Медогар. – Знаю, что в силах твоих капище мое с земли стереть и солью посыпать. Я знаю, кто ты, воевода. От Варяжского моря до Тмуторокани тебя все знают. Ты пойми: не мог ошибиться ведун. Тем более в час смертный. Если не помогла сыну твоему Явнея, значит, не то это место.
– А какое – то?
– Это не мне – тебе должно быть ведомо. Значит, не всё ты понял, воевода, или понял не так.
– Я его напутствия не слыхал, – буркнул Сергей Иванович. – А Илье он так сказал… – Духарев запнулся, вспоминая, потом произнес четко: – "Место мое твой отец знает. Попроси – покажет. Скажешь, что я велел. Сила твоя – земля есть. Слава твоя – огонь вещный". Что дальше? – И вдруг понял. Вернее, вспомнил.
По его лицу и Медогар догадался: есть!
– Ну?
– Знаю я это место, волох. Но найду ли – не уверен. Мы туда болотами шли. Долго.
– Найдешь! – заверил Медогар. – А нет, так Явнею спроси. Она хоть и послабже, чем Рёрех был, да и баба, однако тоже ведунья. Должна знать. А не знает, так пусть посмотрит. Или у Госпожи своей спросит. Не выйдет у нее, так я тебе зелье сварю, от которого прошлое как настоящее видится, сколько б лет с тех пор ни прошло. Но лучше, чтоб Явнея. Зелье это злое, а ты старый. Можешь там, за Кромкой, и остаться, а тогда уж точно гридь твоя капище по щепкам разберет.
Рисковать жизнью Духареву не пришлось.
– Знаю я это место, – сразу объявила Явнея. – И через болото к нему идти не обязательно, можно и речкой. Только… – Ведунья замялась.
– Говори! – потребовал Духарев.
– Я приведу, – пообещала Явнея. – Но только тебя. И Илью. Гридь твоя с нами не пойдет. Нельзя.
– Нельзя так нельзя, – согласился Духарев… И поймал удивленный взгляд Медогара, направленный на Явнею. – Хочешь что-то сказать, волох?
Старик покачал головой. Настаивать Духарев не стал, хотя и уловил какой-то… подтекст. Решил: хрен с ними, с этими жрецами-ведунами-колдунами. Главное, чтоб Илюха на ноги встал.
В кои веки Сергей Иванович усомнился в собственной интуиции. И зря.
Близ волохова капища. Два дня назад
– Не шуми.
Мозолистая ладонь легла Явнее на лицо так, что, даже попытайся она закричать, не получилось бы.
Она и не пыталась. Сразу почуяла: этот зарежет, как гусыню. А может, и похуже чего.
Нурман.
– Твои друзья-варяги, куда они пойдут?
– Они мне не друзья… Ой! – пискнула от боли.
– Я спросил, – совсем тихо проговорил нурман.
И Явнея поняла: если выйдет так, что она не нужна, нурман ее убьет…
– …И что делать теперь, не знаю, – печально проговорила Явнея. – Либо эти убьют, либо те. Что делать, Медогар? Ты мудр. Подскажи.
– А что тут поделаешь, – вздохнул волох. – Воевода киевский мне по душе. И сын его тоже. Предупредить его, а что дальше? Они уйдут в целости, а мы с тобой здесь останемся. А нурманы, они мстительные…
– Дедушка! – Явнея встрепенулась. – Они что же, и к тебе приходили?
– Приходили.
– А ты?..
– А я – что? Нам здесь жить, Явнея. – И добавил с ожесточением: – Не наши они более. Пусть их теперь ромейский бог хранит, раз от родных оступились.
Глава 5
Земли полоцкого княжества. Предательство
– Бери парня и неси наверх, – скомандовала Явнея. – Сдюжишь или помочь?
– Да уж как-нибудь, – пробормотал Духарев. Ухватился за веревку, вытащил лодку на песок. Илья протянул руки…
Нести его оказалось легче, чем ожидал Сергей Иванович. Илья обнял отца за плечи, и рукам полегчало вдвое.
– Оружие забери, – велел Духарев ведунье и взошел на берег.
Место он признал сразу. Увидел и узнал. И дуб памятный. И небольшой холмик с воткнутым в верхушку черным обломанным столбом, спрятавшийся под резной дубовой листвой.
– Сюда его клади, – распорядилась Явнея, и Духарев уложил сына на устилавший поляну клеверный ковер.
Илья тут же привстал, огляделся. Чем-то ему особое место показалось знакомым… Но вспомнить никак не получалось…
Из лодки Явнея забрала только лук и тул. Щит и увязка с броней остались внизу. Сходить, что ли, за ними?
Когда Явнея объявила, что на остров они отправятся втроем, Развай долго не соглашался оставить князя без защиты. Духареву пришлось рявкнуть: мол, всё хорошо будет. И только тогда Развай уступил.
Но всё же настоял, чтоб Сергей Иванович взял бронь и лук. От случайных лихих людей и от зверя лесного князь-воевода, вооруженный, уж как-нибудь оборонится.
Духарев взял. Но облачаться в бронь, понятное дело, не стал. И без того спина ноет. А вот лук – это необременительно.
Забрав лук и тул со стрелами, Духарев подошел к дубу, осторожно опустился на траву, прислонился спиной к бугристой коре.
Да, место, безусловно, правильное. Явнея ничего не напутала. Вопрос: зачем Рёрех несколько дней таскал его по болотам, когда можно было запросто приплыть сюда на лодке?
Ответ: значит, надо было. Рёрех ничего не делал зря.
Духареву вспомнилось, как он, молодой, скакал здесь пардусом, а сила так и бурлила внутри. Сейчас ничего особого не ощущалось. Ну да ладно. Не за тем сюда пришли. Поглядим, что с Ильей станет.
– Закрой глаза и открой себя! – Явнея накрыла ладонями лицо Ильи. – Когда сила земли войдет в тебя, ты услышишь ее. Жди!
Некоторое время ничего не происходило, потом Илья вдруг подал голос.
– Меч дай. В руку вложи, в правую, – произнес он повелительно.
Меч Ильи лежал рядом с Духаревым. Рядом с его собственным оружием. Взяли его скорее по привычке, чем для дела. Сражаться мечом безногому – никак. Вот лук со стрелами – да. С ними Илья и лежа мог управляться.
Духарев поднялся, вынул клинок из ножен, сам вложил рукоять в ладонь сына, затем вернулся обратно.
Ничего не произошло. Солнце двигалось по небу, тени двигались по земле…
– Пришел, значит?
Илья вздрогнул. Он спит, что ли? Точно спит. Потому что стоит на ногах и глядит вниз, сквозь землю… А в земле, на глубине саженей трех – гроб белый, светлый, будто изо льда. А в гробу – великан давешний. Бронный, оружный, недвижимый. Тихо лежит. Глаза закрыты, рот – тоже. А голос его прямо в голову Ильи приходит.
– Не пришел, – отвечает Илья. – Принесли меня.
Он знает, что над гробом с мертвым великаном – толстый слой земли. Немалый курган над ним когда-то насыпали. Но земля Илье сейчас – не помеха. И крышка гробовая – тоже.
– Принесли? Как так? Ты ж живой, не наш.
– Ноги не держат.
– Ага… Меня земля не вынесла. А тебя, значит, ноги… Ага. Не первый ты, кто мою силу не поднял. Слаб ты оказался. Не сдюжил. Скоро умрешь. Сегодня.
– Почему – сегодня? – заинтересовался Илья. – Я калечный, но не старый. Ты ошибся, мертвый воин.
– Мертвые в смерти не ошибаются. Сегодня тебя убьют, калечный. Скоро уже. Полюбился ты жене моей. Хочет тебя… А меня – не хочет. – Илью окатило чужим страданием. – Был бы ты силен, не поддался б. А ты слаб…
– Ничего я не слаб! – воскликнул Илья. Топнул в сердцах ногой. И увидел, как просыпалась земля-прах сквозь гробовую крышку на мертвое лицо великана.
Мертвец не шелохнулся. Понятное дело. Мертвец. Хоть и во сне, а тихо лежит. Как положено.
И голос в голове умолк.
– Эй! – позвал Илья. – Ты, это… Не сердись, что я на тебя кричал. Обидное ты сказал…
– Давит земля, – через некоторое время снова раздался голос-стон. – Давит, требует… Забери мою силу, живой! Забери! Дай мне уйти!
Илья непонятно как понял: не видит его мертвец. И о том, о чем говорили только что, мертвый великан уже забыл.
И Илья тоже забыл, потому что открыл глаза и понял, что ног по-прежнему не чует.
Но это было безделицей в сравнении с остальным.
Они подошли с другой стороны острова. Духарев должен был их услышать, но, погруженный в собственные мысли – прохлопал. Хотя положить четверых нурманов он вряд ли успел бы, даже будь у него время взяться за лук.
Четверо нурманов, следопыт из местных и… Семирад.
"Дурак я старый, – подумал Сергей Иванович. – Не послушал бы ведунью, взял бы с собой гридь…"
Семирад остановился шагах в десяти, оставив меж собой и Духаревым нурманов. Опасался. Немолод его враг, но на один бросок его, может, и хватит, а насчет себя Семирад не обольщался: доберется до него недруг – убьет.
Не доберется. Меж ним и князь-воеводой – оружные нурманы-наемники. Из лучших. Перехватят.
– Вот что, воевода, – сказал Семирад. – Тянуть не буду. Пиши записку Владимиру, что прощаешь мне все долги и просишь выплатить мне сто гривен… – Семирад подумал немного и уточнил: – Золотом. В счет княжьей доли от византийских товаров.
– И что взамен? – У Сергея Ивановича появилась надежда. Барыга и есть барыга.
– Быстрая смерть – тебе. И жизнь – вот ему, – кивок в сторону спящего Ильи и впавшей в ступор ведуньи.
Семирад был неглуп и отпускать Духарева живым не собирался. Как, впрочем, и Илью. Зачем ему свидетель?
– Соглашайся, – процедил Семирад. – Или отдам вас нурманам. Потешиться.
– Надо подумать.
– Нечего тут думать! Да или нет?
– Что ж… – Духарев встал, потянулся, хрустнув суставами. Нурманы тут же подняли щиты, приготовились. – …Сто гривен, значит? Немалая сумма. А этим ты сколько заплатил? – Духарев перешел на язык скандинавов. – Вы, люди, знаете, кто я? Меня зовут Серегей-конунг, и я друг Олафа Трюггвисона, конунга. Подумайте: мои деньги и вдобавок к деньгам заслужить мою благодарность, а?
Один из нурманов молча качнул головой.
– Даже не надейся! – злорадно вмешался Семирад. – Думаешь, я не подумал, кого позвать. Вот он – младший сын Виглафа Ульфхеднара, которого ты убил. А вот он – племянник Хайнара Бодрого, служившего когда-то сотником у смоленского наместника, которого тоже ты убил.
– Я убил многих. Всех не упомнишь.
"Надо же, – подумал при этом Сергей Иванович, – у меня нынче прям-таки сеанс погружения в собственное прошлое".
В общем-то Семирад прав. Выбирать нечего. Им по-любому не жить. Откупайся, не откупайся – ничего не изменится. Илью жалко. Эх, далеко до него. Никак не спасти сына от нурманских палачей. Что ж до самого Сергея Ивановича, то тут всё просто. Он не овца, чтоб умереть под ножом. А умереть в бою не страшно. Жизнь у него была – самому себе впору позавидовать. Он вообще должен был уйти в небо еще тогда, на острове Хорса, вместе со Святославом…
– Сто гривен, значит? Золотом? А рожа у тебя не треснет? – Меч лег в руку легко, как встарь. Второй бы тоже не помешал. Надо было клинок Ильи взять… Но далеко он. Или щит хорошо бы… Хотя так и так умирать. Ну продержался бы он на полминуты больше. Так хоть кинжал есть.
"А земля здесь все-таки особая", – мелькнула мысль.
Духарев ощутил, как удобно легла в ладонь рукоять меча, как быстрей побежала по жилам кровь, и засмеялся. Он-то думал, что умрет от немощи в собственной постели. Ошибочка вышла!
– Живьем берите, живьем! – закричал Семирад.
– Это уж как получится! – посулил Духарев, качнулся, пропуская мимо копейное древко, ушел от толчка щитом и кольнул расчетливо, снизу под край. Достал, но впустую. По железу прошло.
И тут на него навалились всерьез…
Илья сначала не понял ничего. Увидел Явнею: перепуганную, вцепившуюся со страху в рубаху Ильи. Услышал, что бьются. Но – кто? С кем?
Повернулся рывком…
Батя сражался. Умело и сильно. Один – против четырех. Тоже умелых и в полной броне. А батя – в одной рубахе…
И такая ярость овладела Ильей… Словно белый огонь втек внутрь. Холодный огонь. Ожегший, будто ледяная вода. Больше Илья не думал. Краем глаза увидел, как вскрикнула и опрокинулась в клевер Явнея (это он ее оттолкнул), а потом осознал себя уже под дубом, с отцовским луком в руках. И увидал первую стрелу, по оперенье вошедшую в толстую вражью ляжку. Как попала вторая, не увидел – только услыхал звук, с каким наконечник прошибает панцирь. С третьей помедлил, потому что батина спина закрыла цель… Выстрелил мгновением позже и, конечно, не промахнулся. С пятнадцати-то шагов.
Наклонился, подхватил новый пучок стрел…
И не столько увидел, сколько угадал стрелу, посланную уже в него…
И сбил ее собственной! Никогда так раньше не делал. Рассказы слыхал, но сам – ни разу. Невозможно. А тут – получилось. И сразу понял почему. Стрелял не воин. Лук слабый, и бил смерд вполсилы, с перепугу…
Илья не стал тратить на него стрелу. Цель была поважнее. Сначала – вот того, с бородой косицами – в толстую шею. Есть! А последнего красиво – в проем шлема, прямо в глаз!
То есть Илья хотел – в глаз, но не получилось. Наконечник с лязгом ударил в шлемное надглазье, голова ворога мотнулась, и секира, едва не развалившая батино плечо, ушла вверх. А батя не оплошал. Кольнул аккуратно, под мышку. Неглубоко, на ладонь. Повернул клинок, отшагнул, пропуская мимо уже не сталь, а струю крови, добил коротким в шею. И в тот же миг увел кинжалом брошенный упавшим нурманом топор. Бросок, впрочем, был слабый, никакой.
Илья увидал, как удирает в чащу пятый, стрелок, а шестой ворог тоже удирает, так и не взявшись за оружие. Из двух целей Илья выбрал стрелка.
Неправильный выбор.
С полминуты Духарев бился, как встарь: точно, экономно, мощно. В прежние времена он мог бы держать такой темп хоть час. Нынче ж почти сразу ощутил, как груди не хватает воздуха…
Четверка оказалась хороша. Особенно те двое – родичи Хайнара и Виглафа. Хотя до старшего поколения не дотягивали. Впрочем, Духареву сейчас трудно было оценить: много лет минуло, а годы эти ведь не только силу прежнюю забрали, но и опытом одарили. Впрочем, не будь у нурманов команды "брать живым", устать Духарев не успел бы. Его, бездоспешного, прикончили бы раньше. А так бить его железом опасались. Теснили щитами, один все время норовил сунуть в ноги копейное древко. Сергей Иванович отмахивался, уходил… Защищался. Атаковать самому никак не получалось. Держался из принципа. Понимал, что не выстоит. Но пока держался – и держался неплохо. Задыхался, да, но не было ощущения, что сердце вот-вот лопнет от перегрузки… Ох, непростая здесь полянка, совсем непростая!
Чужой щит сбил клинок, другой с силой толкнул в плечо – на третьего ворога, который…
Который не сделал ничего. Качнулся назад, даже открылся…
Сергей Иванович чужой оплошкой не воспользовался, хотя это была именно оплошка, а не приманка. Не дали. Другой нурман влез вовремя, прикрыл… И опрокинулся на спину. Вернее, начал опрокидываться, когда Сергея Ивановича отвлекли, связали боем оставшиеся двое.
И всё ж Духарев успел увидеть смертоносный черно-желтый цветок – оперенье бронебойной стрелы, выросший у нурмана пониже левой ключицы.
И тут Сергею Ивановичу стало совсем трудно, потому что нурманы перестали играть во "взять живьем" и начали его убивать по-настоящему. Полная бронь, меч, топор и два щита – против меча, кинжала и рубахи. Первую атаку Духарев отбил: сумел выстроить врагов в линию. Тот, что с секирой, оказался позади мечника, чей выпад Духарев взял на кинжал, одновременно пугнув уколом в лицо. Прикрыться щитом нурман не рискнул, опасаясь финта, и отпрыгнул назад, чуть не толкнув того, что с секирой. Но тот, из всех четверых – самый опасный, от соратника увернулся, проскользнул вперед и едва не достал Сергея Ивановича по ноге. Не достал, однако. Духарев хлестнул клинком, и нурман, прикрывшись щитом от выпада, укоротил мах. Не оттого что побоялся рискнуть, а потому что его напарник уже отвел руку для широкого маха, уйти от которого Духарев мог только под нурманский топор, а отбить такой удар щитом еще можно, но кинжалом точно не сдержать.
Духарев не думал о том, что можно, а что нельзя. Он просто знал. Но всё же Духарев попробовал отбить, и у него даже получилось, потому что удар оказался не таким уж могучим. Граненый наконечник вошел нурману на вершок ниже уха, прошел сквозь напряженные мышцы, позвоночный столб и выглянул уже с другой стороны шеи.
Но даже ослабленный удар заставил Сергея Ивановича сместиться вправо. И последний оставшийся на ногах нурман не замедлил этим воспользоваться: прыгнул вперед, занося оружие. И на этот раз Духарев тоже не успевал уклониться, а отбить удар боевой секиры даже щитом ой как непросто…
Не пришлось. Лязг металла о металл. Голова нурмана дернулась, рука – тоже. И смертоносное лезвие прошло на четверть метра левее, чем должно было. И совсем по другой траектории.
Зато меч Духарева выбрал единственно правильную цель: привычно нырнул в образовавшуюся брешь вражеской защиты, под нурманский локоть, и вошел в не прикрытую железом плоть. Укол, поворот, выход. И струя крови, показавшая, что умение воеводы убивать быстро и с минимальным усилием никуда не делось. Но контроль всё равно нужен – и резнул клинком по нурманскому горлу Духарев уже вполне осознанно, а вот летящий понизу топор отследил и отбил, не думая. И так же, не думая, шагнул к бросившему и добил, рубанув с маха, отсекши заодно и кисть, которой нурман решил прикрыться.
Этот был последним. Сергей Иванович это почувствовал раньше, чем огляделся. А когда огляделся, первое, что увидел: Илью, который стоял у дуба, привалившись спиной, с луком наготове.
Стоял на двух ногах!
Стоял, впрочем, недолго.
Практически сразу начал оседать вдоль ствола. Но лук не выпустил. И рожа довольная-довольная.
Воздух входил в грудь Сергея Ивановича тяжело, с хрипом. Сердце колотилось в ребра…
Но отдыхать было некогда. Семирад!
Духарев забрал у сына лук и рысцой припустил за беглецом. Быстрей – никак. И опоздал, конечно. Семирада ждали. И пяти проигранных минут оказалось достаточно. Духарев успел увидеть только корму, скрывающуюся за береговым изгибом.
Духарев, пыхтя, ломанулся обратно. И тоже опоздал. Частично. То есть Семирад со своими гребцами успел уйти метров на двести вниз по течению, а вот Явнея только-только отчалила.
– Явнея!
Женщина обернулась, едва не выронила весло.
– К берегу! – крикнул Духарев.
Замерла.
Может, испугалась, а может, прикидывала – сумеет ли уберечься от стрелы.
Явнея успела отплыть метров на пятьдесят. Для боевого лука – не дистанция. Но Сергею Ивановичу чертовски не хотелось стрелять. Он здорово устал, руки дрожали. То есть промахнуться он не промахнется, но в снайперской точности уверенности нет.
– Живо! – рявкнул Духарев командным голосом.
Подчинилась, слава Богу.
Духарев ухватил приставшую лодку за нос, выволок на берег. Явнея выбралась сама.
Ее трясло.
– Говори!
Явнея рухнула на колени, попыталась обнять сапоги князь-воеводы, Духарев не дал, отпихнул ногой.
– Прости меня, господин! Нурманы – такие страшные! Перепугалась я, побежала…
– Не врать мне! – рыкнул Духарев.