- А воины у тебя на что? Здесь оставь половину и в Немде.
Подумал Костя, походил по берегу - нет других вариантов. Скрепя сердце согласился он с предложением Михаила. Подозвал Глеба, объяснил ситуацию.
- Ты со своими людьми ушкуй в Немде выгружаешь, и Михаил тоже и - назад, сюда. Часть моих конников добро охранять там будут. Сам со второй половиной конной рати здесь останусь. Негоже трофеи бросать.
- Всё выполню, как велишь! - кивнул Глеб.
Глава 7
Устюжане, чей ушкуй получил удар первым, решили остаться с Костей. Судно затонуло почти мгновенно, сами едва спастись успели. Вот и решили днём попытать счастья: ушкуй-то неглубоко лежит, достанут трофеи. Костя не возражал: всё, что на ушкуе - законная добыча устюжан.
До утра команды не спали - переносили трофеи в лесную чащу, подальше от берега, от чужих любопытных глаз. А там уже рассвело, и караван продолжил путь.
Через два дня, уже к вечеру прибыли в Немду - небольшую деревушку. Выгрузили два ушкуя - Глеба и Михаила, стащили ценности в амбар и выставили вокруг него охрану. Остальные суда стояли у берега. До распоряжения Кости Юрьева - походного воеводы - никто не имел права уходить. Впереди было самое важное, долго ожидаемое действо - делёж трофеев.
В Немде хозяйки, несмотря на надвигающуюся ночь, стали топить печи - выпекать хлеб. Хозяева резали кур и баранов - чем-то же надо было кормить внезапно свалившуюся им на голову ораву едоков. Деревенские были не в обиде, поскольку гости платили полновесными серебряными деньгами.
Вокруг деревни и на берегу горели костры, пахло варевом. Голодные люди не ложились спать, хоть и устали - ждали похлёбку. Крупу - гречневую, перловую - закупали у крестьян мешками. А те и довольны - в город на торг ехать не надо, ведь деньги всегда нужны: налоги платить, в лавке одежонку прикупить.
Оба судна с ценностями встали рядом с воинскими, как и говорил Костя.
Михаил от пуза накормил команду, не жалея серебра: зажарили двух баранов, сварили десяток куриц, на бульоне - домашнюю лапшу. И всё это - с горячим, свежеиспечённым хлебом.
Один из бывших невольников отвалился на траву, погладил живот:
- Давно так не ел. Не зря гребли до пузырей кровавых на руках, а в дороге на лепёшках да сале сидели. Теперь вижу - дома!
Михаил купил несколько мешков крупы, мешок муки, двух живых баранов. С помощью гребцов всё это уложил в ушкуй. Сами-то наелись, а в низовьях Вятки Костя с людьми голодными сидит - небось, животы к позвоночникам прилипли. По лесам бродят, грибы да ягоды собирают.
Павел кивнул одобрительно:
- Бог воздаст за заботу твою! Рачителен ты не по годам, всё наперёд просчитываешь, ровно умудрённый летами старец, - а ведь юноша совсем!
Едва забрезжил рассвет, оба ушкуя отчалили, поставили паруса, да и пошли по течению вниз. Вот ведь дивно: к Немде шли два дня, а сплавились до устья за один.
Прибыли уже в сумерках. Павел приказал спустить парус и стал причаливать к левому берегу.
- Павел, ты, никак, ошибся? Может, дальше плыть надо? На берегу нет никого.
- Яйца курицу не учат! Ты что, не видишь? Мачты из воды торчат от ладьи. Самое то место и есть!
- А Костя где же?
- Почём мне знать? Поискать надо, может - в лес ушли, жрать-то что-то надо. Грибов соберут, дичь какую-никакую подстрелят. Да не волнуйся ты! Кабы татары или разбойники напали - трупы бы лежали. И точно - берег был пустынен.
Оба ушкуя уткнулись носом в песок. Костёр развели - кулеш сготовить, обогреться. Как-никак, конец августа. Хоть и лето по календарю, а край северный, по ночам прохладно. И то сказать - завтра уже 29 августа, день усекновения главы Иоанна Предтечи.
Не успела вода в котле забулькать, как зашуршали кусты, и из леса появились тени. Вскочили воины и гребцы, оружие обнажили. Тревога оказалась ложной. На берег возвращались оставшиеся здесь устюжане и часть воинов Кости. Подошли, поздоровались, обрадовались.
- Мы ждали вас завтра к вечеру. О! Кулешом пахнет! Есть охота - сил нет. А то мы грибами и ягодами пропитались.
Они тут же развели второй костёр и повесили над ним ещё один котел. Сначала накормили тех, кто вышел из леса, во вторую очередь поели сами.
- А где же Костя? - спросил Михаил у воинов из сотни Юрьева.
- Дозор татарский утром на другой берег вышел. Не иначе - понять хотят: чего мы здесь остались. Костя с полусотней чуть выше по течению переправился и на татар напал. Думаю, догнали их и добивают.
Новости интересные! И устюжане тоже поделились происшедшими событиями.
- Пока вас не было, мы ныряли на затонувшее судно, благо неглубоко, сажени три-четыре. Кое-что достать смогли, да тяжело только. Вода с илом, не видно ничего, да и холодно - аж руки-ноги сводит. Если так дальше пойдёт, не успеем до холодов.
Воины выставили караул, и все улеглись спать.
Утром развели костры, зарезали второго барана и сварили знатный шулюм. А к столу - как знали - явился Костя с конной ратью, довольный, улыбающийся.
- О! Мясным пахнет! Угощайте!
Что такое один баран да куры, пусть и с кашей, на сотню конников да ушкуйников! Мужики все здоровые, на свежем воздухе физическим трудом занимающиеся. Вскоре ложки по дну котлов заскребли.
- Только по губам размазали! - сокрушались мужики.
- Ничего, в Немде отъедитесь. Костя подозвал Михаила и Глеба.
- Ну чего, дозор татарский, полагаю - разведку, мы уничтожили. Ни один из десятка не ушёл. Пора и грузиться.
- Можно, - солидно кивнул Михаил. - Только устюжан жалко. Если сейчас уйдём, ушкуй илом занесёт и, считай, - пропали трофеи.
- А у тебя другое предложение есть? - сразу же спросил Костя.
- Есть одна задумка. Надо попробовать, только лошади нужны. ' - Даю тебе один день, все поступают в твоё распоряжение.
- Пешие мне не нужны, пусть пока ушкуи грузят.
- Дело говоришь! Действуй.
Костя отдал распоряжения. От леса к ушкуям потянулась цепочка воинов, переносящих трофеи на суда.
Михаил предложил устюжанам свой план. Привязать к корме ушкуя, как наиболее сохранившейся после удара части судна, канат и попробовать лошадьми вытянуть его на берег. А там уж - только поворачивайся, перегружай.
Услышав предложение, устюжане обрадовались - хоть какой-то выход. Нырнули, привязали канат к корме ушкуя, к другому его концу - верёвки. А уж те - к седлам лошадей конной рати. Понятно, что верховые скакуны - не тягловые битюги, но это лучшее, что мог придумать Михаил.
По его отмашке всадники хлестанули коней, верёвки натянулись. Сначала показалось - неудача. Верёвки вибрировали от натяжения, как струны, но лошади стояли на месте. И вдруг что-то изменилось. Узел каната сдвинулся на вершок, потом ещё - и пошёл, пошёл… Из-под воды показалась корма, затем палуба. Полностью вытаскивать не стали, две трети было уже на мелководье, где воды по колено.
- Ура! - разнеслось громогласно.
С верхушек деревьев взлетели потревоженные птицы. Устюжане, раздевшись, переносили трофеи в ушкуи. Немного за полдень разбитый ушкуй опустел.
- Ну, парень, выручил! - хлопали по плечам Михаила. - Перебирайся к нам в Устюг, нам башковитые нужны.
- Такие и в Хлынове нужны, - пресёк разговор Костя.
Из леса трофеи тоже были перенесены. Ушкуи просели глубоко. Просчитались немного - думали забрать трофеи с двух судов, получилось - с трёх. Но Вятка - не Волга, по которой иногда чуть не морские волны гуляют, потому решили - плыть!
Устюжане на заводных коней сели. После сечи с ордынцами часть коней без всадников осталась.
Сопровождаемые по берегу конной ратью, суда тяжело двинулись вверх по Вятке. Пройти дотемна успели немного - вёрст двадцать, и с темнотой встали на ночёвку. Мяса не было, и потому рады были и каше. Всё в животе тепло и сытно.
Через два дня в Немду пришли, пришвартовались. А тут волнения начались. Вышедшие в набег из разных мест требовали своей доли, желая добраться побыстрее до своих земель.
- Утром, на светлую голову, делить будем. Так что десятникам и кормчим собраться на берегу как поснедаете.
Насилу успокоился народ, а Костя сказал Михаилу:
- Как делать нечего и брюхо сыто, завсегда колобродить начинают. Что воинов, что корабельщиков делом занимать надо, запомни! От дури маются.
Утром наспех похватали горячего кулеша, запили сытом и собрались на берегу. Отдельно, на небольшом холме, стояли Костя, оба сотника, десятники воинские и кормчие всех судов. Толпа собралась изрядная - около трёх сотен.
Сначала Костя начал разговор с десятниками и кормчими, или хозяевами судов, как Михаил.
- Ну, если с трофеями воинскими более или менее понятно, то самый спорный вопрос - сколько причитается бывшим невольникам, что были гребцами?
Сразу же начался спор.
- Зачем им платить? Мы их из неволи вытащили, домой на Русь доставили в целости - не надобно платить!
- А то, что они жилы рвали за вёслами, кожу с мясом до кости на руках стирали, от татар помогали отбиваться - это как? - возражали другие.
- Без денег обойдутся! Трофеи на меч взяты! Спор разгорелся нешуточный, едва дело до драки не дошло.
- И долго вы спорить будете? - решил взять инициативу в свои руки Костя. - Вот моё мнение: гребцам-невольникам заплатить надо. Немного, скажем - по пять монет серебром. С одной стороны - если бы не они, мы бы ещё по Волге поднимались, и ордынцы нам бой ещё в низовьях навязали. С другой - они, благодаря нам, обрели свободу. Думаю - пять монет справедливо будет. Пусть каждый кормчий или хозяин судна оплатит своим гребцам из невольников по пять монет. Остальные уже на доли делить.
Побурчали недовольные, но большинство поддержали предложение Кости. Объявили о решении начальных людей каравана остальным. В толпе сразу же начались споры. Видя это, пришлось Косте продолжить обсуждение дальше - в узком кругу.
- То, что воинами на меч взято - тринадцать ушкуев, - среди воинов и делиться должно. Кроме того, с каждого ушкуя десятая часть - в воинскую казну пойдёт. Остальное - делим на доли. Кормчему - две доли, хозяину - пять, свободным гребцам - из тех, с которыми поход начинали - по доле. Возражения есть?
Едва где-либо начинали разгораться споры, Костя их решительно прерывал:
- Кабы не войско, не видать корабельщикам трофеев вообще!
Сказал, как точку поставил. Ведь в самом деле, без войска Сарай было не взять, и потери среди воинов были большими, чем на судах.
- А суда наши?! - встряли устюжане. - Ушкуй-то наш утонул! Кто за него теперь заплатит?
- А за наши ушкуи - тоже! Трофеи-то мы успели вытащить - это верно, но ушкуи на дне Вятки!
- Хорошо! Предлагаю из общего котла до дележа выплатить за утонувшие суда их стоимость хозяевам. Во сколько оценим, уважаемые мужи?
Сразу закричали:
- У них ушкуи не новые были, потрёпанные, больше пяти денег серебром не стоили.
- А ты их смотрел? - вскипели ушкуйники. - Второй сезон всего плавали.
- Тьфу на вас, - разозлился Костя. - Что вы за люди мелочные такие? Десять монет - и весь торг. Все согласны?
Уже спорщики к тому времени голоса сорвали, потому - согласились. Время-то уже к полдню шло.
Сначала из общего котла отдали деньги за сгинувшие суда, затем кормчие или владельцы рассчитались с гребцами из невольников. В сторону отошли ушкуи с воинскими трофеями. Памятуя слова Кости - и лобановские суда с ними. Потом только стали делить трофеи из общего котла на доли. И уж к вечеру только раздали, кому чего причиталось. Нашлись недовольные.
- Зачем мне два ковра и золотые блюда? Ладно - блюда на золото переплавлю, а ковры? Соседу моему по скамье - так серебро досталось!
Но недовольных никто уже не слушал. Каждый оценивал свою долю, любовался деньгами и, складывая в мешочки, прятал их за пазуху.
- Эх, жалко корчмы в деревне нет. Сейчас бы напились тварного вина на радостях!
- Дурень, всё спустить хочешь? Как был голытьбой, так ею и останешься! Я вот избу новую поставлю, корову да лошадь куплю - заживу, как человек.
- Жмот потому что! Деньги как легко пришли, так и уйдут.
- Истинно - дурень!
И такие разговоры велись почти каждой командой. На радостях купили у селян последнюю живность. Жарили, варили и объедались.
А Михаил выдал невольникам их деньги, а за доли молчал. Гребцов из свободных людей немного на судах осталось - погибли. Прохор, Поликарп, Ефим, Спиридон - светлая им память. Костя про долю погибших не упомянул. А Михаил хотел по справедливости поступить. У каждого же семьи остались, да и не посторонние они люди для Михаила.
Когда вечером Павел заикнулся о долях, Михаил отмахнулся - на месте делить будем! Уж в темноте к нему подошёл Костя.
- Что-то ты, Михаил, невесел? Живой из опасного похода возвращаешься, с трофеями богатыми - радуйся!
- Не время. Хочу в Хлынове трофеи поделить, погибшим их долю выделить - семьи у них.
- Правильно! Мудро! Я из воинских тоже семьям погибших долю выделяю. А кто одиночкой был, без роду без племени, их доля в общий котёл пойдёт. И погибшим доля - это по-христиански. Кроме того, это и живым надо. Коли знает воин, что в случае гибели семья с деньгами будет - не раздумывая за тобой пойдёт. Не жлобись, и получишь верных людей. И ещё. - Костя понизил голос, обернулся - нет ли чужих ушей рядом: - С каждого своего судна на воинские по сундуку отдашь. Это меньше, чем десятина, остальное - твоё, сам решай, как делить будешь. Только в Хлынове, на виду - не дели и трофеев не показывай. И своих предупреди, чтобы языки за зубами держали. Деньги по кабакам пусть не мотают, не хвастают победой. До ушей ханского баскака дойдёт - кровью умоются.
- Понял, Костя. Я сам об этом думал. Вскоре Костя вернулся с десятком воинов.
Суда Михаила стояли рядом с воинскими. Костя ткнул пальцем в сундуки, и те их перегрузили. Что было в каждом сундуке, Михаил и не помнил, а Костя не знал. Брали наугад. Когда Костя утром проснулся, половина судов каравана уже ушла.
- До Хлынова вместе с воинскими судами иди, - подсказал Костя. - Какая-никакая, а всё же охрана. А уж там - извини, все врассыпную. Не гоже всем караваном в Хлынов идти - каждый по отдельности, и даже желательно в разные дни.
Ушкуи снялись со швартовов и шли под парусом, а по берегу двигалась воинская рать. Время от времени от конников отделялись небольшие группы всадников и, помахав на прощанье руками, уходили в сторону - в Кумёны, Даровское, Юрью, Чёрную и Белую Холуницы. Позади, на крупах коней были приторочены объёмистые перемётные сумы с трофеями.
Конная рать понемногу таяла, и до Хлынова добрался лишь десяток во главе с Костей. Для Мишки это было удивительно: ещё утром выехало из Немды войско, и нет его. А что с десятком Костя вернулся - так зазорно сотнику одному ездить, почётный эскорт положен. Со стороны глядя, и не поймёшь, что сотник из далёкого, трудного, опасного набега вернулся.
И ушкуи воинские перед Хлыновым стали отворачивать в речушки малые. Караван, как и конная рать, таял на глазах.
"Надо запомнить воинскую хитрость - в дальнейшем пригодиться может", - решил Михаил. Теперь надо было думать и о своих судах, о дележе. Ещё на стоянке, на полпути между Немдой и Хлыновым, к нему подошли гребцы из бывших невольников.
- Как нам дальше быть?
- У кого родня есть - идите с Богом домой. Нет ничего лучше родного очага. Есть такие?
Нашлись трое - один из Рязани, двое из Пскова. Остальные смотрели выжидательно. Михаил пересчитал гребцов. Получалось на две полноценные команды для обоих ушкуев. После похода Михаил охладел к ладье - тихоходка, неповоротлива, хоть и берёт груза вдвое больше. Такому судну на озере большом плавать, вроде Невского или Ладоги. И через переволок тащить - одна мука будет.
- Все ли добровольно хотели под мою руку отойти? Трудиться много придётся, - Павел, кормчий мой, не даст соврать.
- Все хотим. Ты хоть и молодой, да в делах разумен, уж пригляделись мы за плавание. Не обижаешь зря, когда тяжко, и сам не брезгуешь за весло сесть. А родни у нас нету, все сгинули. Кому мы нужны? Нам бы на всех избёнку одну да жалованье на харчи.
- Считайте - договорились.
Псковские да рязанские высадились на берег у Пижмы.
- Тут до переволока недалече, подберёт какое-нибудь судно. Всё ближе, чем из Хлынова добираться, - напутствовал их Павел.
Высадив бывших невольников, успели догнать воинские ушкуи. Всё-таки под охраной воинов спокойнее. А перед Хлыновым один ушкуй в неприметную протоку свернул, другой - в затон. И времени-то немного прошло - а на Вятке только три судна Михаила и осталось. Рассосался караван, как и не было.
Они встали на стоянку у левого берега. Одно усилие - и вот он, Хлынов, рядом, да только не след с ценностями в город соваться.
На пристани, кроме корабельщиков да купцов и грузчиков-амбалов всегда лихие людишки обретаются. Украсть, что плохо лежит, шилом или ножом в бок ударить в глухом месте, за амбарами портовыми - их гнусное ремесло.
Вышли Павел с Михаилом на берег, отошли в сторону от ушкуйников - подальше от чужих ушей.
- Давай посоветуемся. Что с ценностями делать будем? - спросил Павел. - Страшновато мне - за одну монету серебряную убить могут, а тут - три судна под завязку златом-серебром набиты.
- Уже не совсем набиты. Забыли, что ратники Кости с каждого судна по сундуку сняли? Кумекал вот чего: оставить долю гребцов вольных да убитых, у кого семьи есть. Само собой, тебе и двум другим кормчим по две доли. Себе возьму - на покрытие убытков да на торговлю. Полагаю - монетами, серебром или золотом, так подозрений меньше. А остальное - спрятать в укромном месте.
- Ты гребцам веришь ли?
- Нет, по крайней мере - не до конца. Да, гребли они без принуждения и в бою участвовали добровольно. Ну так не за золото же боролись - за свободу свою и саму жизнь. А тут, на русской земле, с такими деньгами много можно себе позволить. И более стойким мужам золото свет застило - ломались.
- Вот и я о том же. Есть у меня место укромное, можно сказать - бочажок. Ключи там бьют со дна, вода мутная - не углядишь ничего.
- Так ты что - ценности, никак, утопить хочешь?
- Если яму копать, до Рождества Пресвятой Богородицы не успеем. Да и всё равно - в руках скрытно снести надо, закапывать. Узреют гребцы. А если ладью с ценностями тайно затопить, никто и не прознает, где.
- Вдвоём-то справимся?
- Должны. На свой ушкуй перегрузим всё, что с собой возьмём, остальное - на ладью, и притопим.
- Вместит ли?
- Должна. Да тут недалеко, доберёмся потихоньку, погода, вишь, спокойная, вода - как зеркало.
- На том и порешим.
Сказано - сделано. Монеты в сундуке и кожаных мешочках на ушкуй Павла перегрузили, всё остальное - на ладью. Второй ушкуй совсем пустым остался, зато ладья просела низко - от борта до воды едва ладонь.
Павел и Михаил сами за вёсла уселись. Употели оба, пока ее с места сдвинули. А потом - потихоньку пошли. И захотели бы быстро - не получилось. У Мишки на шее от напряжения жилы вздулись.
- Павел, да где бочажок твой?
- Где-то здесь должен быть.
Мишка из сил выбился, пока Павел не сказал: "Да вот же он!" Однако сколько Мишка не смотрел - не видел. Только кусты низко с берега свисают.