- Вес четырех лошадей, телег с грузом, два десятка человек.
- Это считать надо.
Сергуня уселся считать, я считал отдельно. Получалось где-то четыре тонны, или двести пудов. Я распорядился грузить все двести пятьдесят.
- Помилуй бог, у меня столько груза нету. На каждой верфи были мешки с песком весом три пуда - для загрузки судов и проверки остойчивости. Мы покидали все мешки, и для полного веса на палубу взошли десять человек. Паром просел, но чувствовалось, что он может принять и вдвое больше. Вот теперь я отсчитал деньги и попросил за отдельную плату перегнать его к причалу.
За работу взялись четверо мужиков с длинными шестами. Отталкиваясь ими от неглубокого дна, они медленно передвигали паром по воде. Течение реки помогало движению. Я шел по берегу.
Перегон занял почти полдня, пока не ошвартовали паром у причала. Собралась толпа любопытствующих, в том числе и лодочники. Никто не подозревал для себя худого, не понимая, что паром - злейший их конкурент.
На следующий день я нанял постоянную команду, прикупил двух лошадей, привез с торга специально заказанный толстый и длинный канат, который мы с трудом протянули между берегами. Рабочие запрягли лошадей - они стали крутить барабан, ходя кругами, и канат наматывался на барабан. Паром дрогнул и отошел от причала. За полчаса он достиг другого берега. Все, ура! Заработало! Я был горд собой.
Назавтра начали грузовые перевозки. Возчики сначала с опаской заводили коней с телегами на паром, но быстро освоились. Плату я брал небольшую, и вскоре к причалам по обе стороны реки выстроилась очередь из подвод.
Поначалу не все шло гладко, иногда обрывался канат, но постепенно все отладили - рабочие даже притащили бочку дегтя и обильно смазали оба барабана. Переправа стала проходить быстрее. Конечно, приходилось вынужденно прерывать работу, когда шло судно. Тогда паром пришвартовывали у причала, барабан слегка отматывали назад и канат опускали в воду - судно проходило над ним.
Так мне удалось решить вопрос с деньгами - мера сколь вынужденная, столь и необходимая. Каждый день работы парома приносил прибыль, и можно было не беспокоиться о хлебе насущном.
А через неделю у меня произошла интересная встреча.
Было воскресенье, мы с Леной пошли в церковь отстоять заутреню. Еще во время службы я обратил внимание, как из боковой двери дьяк показывает на меня кому-то в глубине темного коридора. Я не придал значения: может, пригрезилось, помстилось, может быть, и не на меня показывали - в церкви парода было много. А выходя со службы под малиновый перезвон колоколов, я на минутку приостановился на ступеньках. Тут меня и взял под локоток монах. Все честь по чести - клобук, ряса черная, крест нагрудный - серебряный, большой, сам опоясан веревкой.
- Не ты ли будешь Юрий, назвавший себя Георгием? - Я и есть. А что за надобность?
- Разговор есть, не для всех.
Я попросил Лену не ждать меня и, обиженно поджав губки, она пошла с другими женщинами. Мы отошли в сторонку.
- Знаком ли ты с отцом Никодимом?
Мне сразу припомнилась эпопея, когда мы с Петром оборонялись в монастыре от непонятной шайки, где я взорвал бочонок пороха. Учуял тогда настоятель монастыря, что я - человек не этого времени, и мне пришлось показать ему некоторые мои способности. Как недавно это было и как давно…
- Конечно, помню хорошо, благодарю за напоминание. Жив ли отец Никодим?
- Жив, хворает только сильно.
- Не передавал ли весточку или привет мне? Монах смутился.
- Нет, виделись мы с ним уже давно, более года тому.
- А что привело вас ко мне?
- Длинный рассказ мой, может быть - присядем?
Мы обошли собор, присели на скамейку, и монах поведал мне, что когда-то он служил простым монахом в епархии отца Никодима, однако же был замечен и переведен сюда, в Печерский монастырь.
- Поздравляю с повышением. Монах отмахнулся от моих слов:
- Пустое, все мы в руках Его, - и перекрестился на кресты собора. - Перед отъездом был у нас разговор с отцом Никодимом. Не все мне рассказал настоятель, но совет дал - если пересекутся наши пути, то к тебе можно обратиться, если трудно будет, - и вот я здесь.
- Польщен. Однако же как ты меня нашел? Где монастырь отца Никодима и где я?
- Человек всегда следы за собой оставляет. Слышал я от купцов, как расправился кто-то с нечистью на Муромской дороге, потом дочку купца Святослава из лап разбойничьих вызволил. Мелькнула у меня еще тогда мысль - а не тот ли это Юрий? После татарской осады и в Нижнем люди стали говорить о ратнике, в одиночку спасшем от позорного плена и рабства множество людей русских. Правда, горожане о Георгии говорили - так это же одно имя. Сопоставил и сделал выводы.
Хм, умен настоятель. Анализировать и делать выводы в эти времена могли далеко не все - единицы, продвинувшиеся благодаря уму своему, а не происхождению боярскому или княжескому.
- Так что стряслось - уж прости, не знаю, как тебя называть, настоятель?
- Мое упущение, не хотел раньше времени называться - отец Кирилл. А беда вот какая. Объявилась в наших местах шайка разбойничья. До поры до времени не трогали монахов и послушников, а с лета нападать стали. Поедут монахи в город за провизией, за свечками - а они тут как тут. Оберут до нитки, поизгаляются и отпустят. А две седмицы тому инок Димитрий попробовал на защиту имущества монастырского встать, так и живота лишили. Вот и живем в монастыре, как на острове. Воевода Хабар и слышать о монастыре не хочет, ему де город блюсти надо, и понять его после басурманова нашествия можно. Только и ты нас пойми.
- Понял я, отец Кирилл. Горю вашему помочь можно.
Я замолк, пытаясь сообразить - не предвидится ли у купца Крякутного дальних поездок, где понадобится моя помощь? Настоятель понял мое молчание по-своему.
- Небогат монастырь, однако же по трудам праведным и плата будет.
- Не о плате я сейчас думаю. Мне с нанимателем моим обговорить надо - все же не на себя работаю, хозяин у меня. Отправляйся к себе, отец Кирилл. Как смогу - сразу к вам в монастырь приеду. Найдется в монастыре два-три крепких монаха, которые оружие в руках держать могут?
- Двое найдутся, остальные больше Божьим словом.
- Договорились, жди.
Время выкроить удалось через десять дней. Иван сначала отпускать не хотел, но, узнав, что речь идет о помощи монастырю, согласился.
Собравшись, я попрощался с Леной и выехал на коне. Дорога шла по-над Волгой, потом сворачивала в сторону Гремячего ручья. Я прибыл в монастырь к вечеру - хорошо, что летом темнело поздно.
На стук в двери открылось маленькое оконце в воротах. Выглянувший монах, видимо, был предупрежден и, едва я представился Юрием, открыл ворота, настороженно осмотрел поляну за моей спиной.
Два послушника приняли лошадь и повели в конюшню, а монах проводил меня к настоятелю. Мы сердечно поздоровались.
- Заждался, думал - не приедешь.
- Слово дал - как не приехать!
- Похвально, услышал Господь наши молитвы и послал тебя в помощь. Что делать думаешь?
- Для начала - переночевать, а с утречка дай мне тех двух монахов, что знают, за какой конец меч держать. Хочу посмотреть, каковы в деле они, прошу освободить их от работ.
- Кроме церковной службы, - тут же уточнил настоятель. Меня отвели в молельную келью. Было здесь не по-летнему прохладно, тесно, скромно.
А утром я проснулся от колокольного звона. В монастыре началась служба. После нее меня пригласили в трапезную, представили. Я позавтракал вместе с братией и вышел во двор.
Ко мне подвели двух монахов. С виду - чистые разбойники: оба здоровенные, кулачищи что моя голова.
- Федор, Василий, - представились оба.
- Есть место поукромнее?
- Как не быть - на заднем дворе.
Придя туда, я поставил против себя Федора.
- Бей!
- Зашибу, - честно предупредил здоровяк. - Бей!
Я еле успел увернуться от кулака. Неплохо, но защиты пет. Кулак летит на меня, а живот открыт.
- Бей еще!
Снова кулак летит на меня. Подпрыгнув под него, я ударил в Федора в живот. Несильно, но чувствительно. Монах хватанул раскрытым ртом воздух, но быстро пришел в себя.
Я объяснил обоим, что нанести вред врагу - хорошо, а остаться при этом живым и невредимым самому - просто замечательно, и показал Федору его ошибку. Провел кулачный бой с Василием. Он быстро усвоил урок с Федором и ударить себя не позволил.
После мы попробовали схватку на палках, имитируя мечи. Неважно - можно сказать, плохо. Удары сильные: если такой молодец попадет мечом - развалит надвое, но техники никакой. А фехтовать - мечом ли, саблей ли - за пару дней не научишь. Вот топоры бы им боевые или секиры!
- Есть в монастыре топоры или секиры?
- Должны быть, сейчас у ключаря спросим. Они ушли и вскоре вернулись. Один нес в руке секиру просто скандинавского вида, не иначе трофей, второй - здоровенный топор-клевец.
Я взял из поленницы несколько поленьев, швырнул в Федора.
- Бей!
Удар - и только щепки полетели. Швырнул в Василия - он тоже успел отбить. Так явно лучше, чем палками. Таким молодцам рубящее оружие - самое то! При их силе, помноженной на скорость тяжелого оружия, никакие доспехи противника не спасут. Да и отбить в бою секиру даже мечом очень затруднительно, а иногда и невозможно.
- Кольчуги есть?
- Есть, токмо на нас не налезают.
Понятно, на наших молодцев надо делать специально. Сейчас это просто невозможно - долго очень.
Я уже придумал, как выманить на себя банду. Надо выехать из монастыря на повозке в сторону Нижнего, как всегда делают монахи. Мне, чтобы не выделяться, тоже надо надеть рясу послушника. Оружие - в телегу, слегка прикрыть сеном. Вот щиты брать нельзя - их сразу видно, шлем на голову тоже нельзя. Кольчугу свою я взял - ее под рясой не видно. А там уж как повезет.
Я рассказал про план Федору и Василию. Им моя задумка понравилась, и я направился к настоятелю. Отец Кирилл был не в восторге оттого, что я надену рясу, но вынужден был согласиться.
Свободных дней у меня было немного, поэтому выезжать решили завтра утром. Выехали на пустой желудок: есть перед боем - плохо, при ранении в живот шансов выжить у сытого значительно меньше.
В телегу положили оружие - саблю, секиру, топор. Когда выехали, я предупредил монахов:
- Вы, главное, слушайте меня и прикрывайте мне спину, от меня не отрывайтесь. И еще: что бы ни происходило - не пугайтесь.
- Ты нас, Юрий, не пугай.
Мы отдалились от монастыря на версту, и, когда телегу затрясло на корнях деревьев в глухом лесу, на дорогу перед нами вышли разбойники. Именно - спокойно вышли, а не выбежали. Уверенные в своей силе: как же, на троих - целый десяток.
- Разобрали оружие, - тихо сказал я.
Монахи похватали оружие, но продолжали сидеть на телеге. Я обернулся: сзади еще пятеро, поигрывают дубинами, мечами, у всех на губах гадливые улыбки - ну ровно наши недоросли на улицах после "Кл и некого". Что меня больше всего задело, так это их спокойствие. Никаких криков, угроз, приближаются медленно, желая нагнать страху. Вот тут они промахнулись. Главное в любой схватке - дезорганизовать противника, раздавить морально, лишить уверенности в победе.
Я вскочил на телегу во весь рост - надо определить главаря. Вот он - здоровый амбал, наверняка занял место в шайке благодаря немереной силе. С него и начнем.
- Стоять! - заорал я.
Резко выкинул вперед руку и швырнул в него огонь. Раздался треск, как при электрическом разряде, синий сгусток огня ударил в главаря, и тот вспыхнул. Занялось сразу все - волосы, одежда. Мерзавец закричал, стал метаться, пытаясь сбить пламя. Все - и монахи, и тати - замерли, ошеломленные увиденным. Пока они не отошли от шока, я повторил фокус с другим разбойником, явно приближенным главаря, в хорошей одежде и с мечом в руке. Выбросив руку, снова ударил огнем. Второй тать тоже полыхнул сразу, как облитый бензином. От необычного и тем более страшного и жуткого зрелища на татей напало просто оцепенение - глаза повылезали из орбит, челюсти отвисли. Никто не помог горящим, разбойники катались по траве и жутко кричали. Мне кажется - эти крики, просто дикие, животные - еще больше усиливали эффект увиденного. Нельзя терять время.
- Руби татей! - закричал я и спрыгнул с телеги. Ударил саблей татя, что держал под уздцы монастырскую лошадь, рванулся вперед, вонзил саблю в живот молодому парню; едва вытащив, срубил руку с дубиной крепкому мужику. За мной грузно топали монахи, налево и направо нанося удары.
Когда мы положили большую часть шайки, только тогда разбойники пришли в себя, но организованно напасть уже не смогли. Мы поодиночке добивали тех, кто еще стоял. Я быстро обернулся назад - татей, что подходили сзади, не было.
Увидев, как покрошили их товарищей, они бросились в чащу.
- Добивайте этих! - крикнул я монахам, а сам бросился в лес.
- Надо уничтожить всех, иначе банда возродится, как гидра.
Вот впереди бежит в синей рубашке парень. Быстро бежит, сволочь. Выхватив поясной нож, я метнул его в спину. Споткнувшись, парень упал, пролетев по инерции еще несколько метров. Я бросился в сторону - там трещали кусты, как будто лось ломился. Мелькнула цветная рубашка, я бросился наперерез и, почти догнав, ударил кистенем по голове. Разбойник стал заваливаться. Слева шум, мелькает тень. Еще один. Я бросился за ним. Услышав, что его догоняют, разбойник остановился, повернулся ко мне. В руке - дубина, утыканная железными шипами.
- Что, взять меня хочешь? Сейчас я твою башку в кисель превращу!
Парень взмахнул дубиной, а я бросил кистень - бросил так, как учил меня Михаил - сбоку. Кожаный ремешок обвил дубину, и я дернул кистень на себя. Дубина вылетела из руки разбойника, и не дав ему опомниться, я саблей рубанул его по плечу, почти разрубив до пупка.
Я замер и прислушался - тихо. Я хорошо помнил, что сзади стояло пятеро; троих я убрал - значит, двое или удачно сбежали, или спрятались в лесу. Наверняка свой лес они знали лучше меня. Тогда им повезло, пусть другим расскажут, как и чем кончается лихая жизнь.
Я вытер саблю об убитого, вбросил ее в ножны и пошел к дороге. Монахи уже расправились с оставшимися. Я прошелся по дороге - мать моя! Оба обгоревших трупа еще чадили, издавая запах паленого мяса, на обочинах лежали куски тел.
Славно поработали монахи: удар секирой - и уже не один человек, а два - только маленьких. Монахи деловито собирали с убитых оружие, ножи, складывали в телегу; железо - ценность, им не разбрасываются.
Завидев меня, оба здоровяка заулыбались - ну ровно дети. Побаловались в песочнице и вдруг родителя увидели. По большому счету - молодцы, не впали в ступор от моих шалостей с огнем, и оружием дрались хорошо - не струсили, ни на шаг не отступили, прикрывая спину.
- Молодцы! Непременно настоятелю доложу о вашей храбрости.
- Кабы не ты - не устоять бы нам: полтора десятка - это очень много. И это… - Федор потупился, - больно у тебя с молоньей, что с руки мечешь, ловко получилось - ровно как Илья Громовержец. Мы аж спужались поперва. Виданное ли дело - огонь руками бросать!
- Предупреждал же я вас - не пугайтесь, как необычное что увидите.
Василий помялся.
- А руку поглядеть можно?
- Смотри, за погляд деньги не берут.
Я протянул раскрытую ладонь. Оба монаха ее внимательно осмотрели, даже ощупали, но, ничего не найдя, сильно разочаровались.
Мы уселись на подводу и поехали назад, в монастырь.
Лошадка еще не добрела до ворот, как они распахнулись и высыпали монахи. Федор и Василий не выдержали - не хватило терпения, соскочили с телеги и, поддерживая руками рясы, побежали навстречу, крича:
- Победа! Разбили поганых!
Радость встречающих была бурной. Для всегда степенных, спокойных монахов это было необычно.
В воротах стоял настоятель. Осенил крестом, оглядел забрызганные кровью рясы, приказал поменять. Я свою просто снял, отдал Федору. Оба ушли вглубь - видимо, к хозяйственным постройкам. Настоятель и вся братия прошли в трапезную, сели на лавки. Меня усадили рядом с отцом Кириллом. Наступила тишина.
- Ну что же, с Божьей помощью побили нечестивцев. Давайте, братья, помолимся.
Монахи встали, обратили лица к иконам, стали молиться, бить поклоны. Я же только перекрестился и отвесил поклон. Знал я всего несколько молитв вроде "Отче наш…" и боялся, что они будут не к месту.
После молитв все уселись, и настоятель попросил подробно рассказать для братии, как все прошло. Я пересказал, что и как происходило, умолчав об огне и особо отметив храбрость, смелость и стойкость Федора и Василия, их умение владеть оружием. Как только я закончил говорить, монахи стали оживленно переговариваться.
В трапезную вошли переодетые в чистые рясы Федор и Василий. Братия встала, отвесила им поклон, а настоятель перекрестил. Оба монаха подошли к настоятелю и начали о чем-то шептать на ухо.
Выслушав, отец Кирилл отпустил всех, кроме меня и Федора с Василием. Настоятель вперился в меня взглядом.
- Это правда, что ты молнии метал во врагов?
- Было, отец Кирилл, лгать не хочу. Настоятель задумался.
- Вот что. Вы оба будете молчать о том, что видели - тем более что Юрий словом не обмолвился о том, когда братии о бое славном повествовал. Понятно?
Оба монаха кивнули.
- Ну а теперь отопьем в знак победы вина простого, прозываемого кагор.
Настоятель достал стеклянный штоф, разлил вино в серебряные чарки. Сотворив молитву, мы их осушили.
- В канун праздника большого - усекновения главы Иоанна Предтечи - свершилась сия малая победа, когда поминают воинов, павших на поле брани за веру и Отечество. Помянем же, братья!
Мы выпили по второй, потом по третьей. Но на том и остановились. Настоятель отпустил монахов, и мы остались сидеть за столом друг против друга.
- Думаю - чем вознаградить тебя за труды ратные?
- Сколько дашь, отец Кирилл, столько и возьму. Мы о сумме не договаривались.
- То так.
Настоятель вздохнул, отцепил с пояса ключи, открыл маленькую дверцу в стене, долго там
возился; повернувшись, положил передо мной кучку серебряных рублей, навскидку - около двадцати. Не сказать, что много, но у купца я получал за месяц вдвое меньше. Помолчав, молвил:
- А что же такого ты показывал отцу Никодиму?
- То меж нами останется, не обижайся.
- Огонь показать можешь?
Я подошел к печи, перед которой лежали поленья, бросил полено в печь и, не закрывая дверцу, отошел. Заинтересованный настоятель подошел поближе. Я протянул руку, и с пальцев сорвалось голубое пламя. Полено вспыхнуло.
- Однако! В первый раз чудо такое вижу. Никодим, святой отец, говорил, что ты - человек необычный, но верно говорят - лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Об увиденном молчать буду, но в грамотках запишу. Ладно, иди, отдыхай - заслужил. От всей братии поклон низкий.
Настоятель поклонился, я ответил тем же.
Утром меня снова разбудил монастырский колокол: монахи спешили на службу. И мне пора.
Иноки вывели мне оседланного коня, открыли ворота. Впереди - дорога в Нижний, впереди - приключения. Ох, и люблю я это дело!