Меня отвязали от стула и поволокли в местную тюрьму. Знакомое местечко, бывал я уже здесь. Тогда меня сюда упек воевода.
Меня швырнули в камеру, причем в пустую. Никак, беспокоятся, чтобы я чего лишнего не наговорил. Как они до меня добрались? Неужели посадник стал наводить справки в Москве? А тут и встречный интерес со стороны князя! Как же посаднику не выслужиться перед государевым любимцем и заодно меня наказать. Сошлись интересы двух господ. А вот хрена вам лысого! Уйду. Вот стемнеет - и уйду. Хорошо, что поесть успел, а не то сидел бы сейчас с пустым брюхом.
Я улегся на гнилую солому - надо обдумать свое положение. Коли князь зуб на меня еще имеет - не стоит в руки даваться. Удавят ночью в камере - не здесь, так в Москве. И чего князю неймется? Ведь молчу как рыба о его тайне. Нет, свое "я" хочет показать - он ведь князь, а я никто. С пенька дрищет, сволочь.
Так, теперь - как уходить? Из поруба уйду без труда, вопрос - как забрать своих? Если стража у меня дома - порешу всех, не проблема. Меня занимало другое - стража у ворот. Сейчас охрану несут стрельцы, дружинники ушли Смоленск воевать по государеву велению. Ночью городские ворота закрыты, и никто открывать их не имеет права, а если учесть, что посадник мог предупредить старших в охране, чтобы меня не выпускали? Пешком я не пойду - со мной Васька и жена - все моги собьют, и далеко ли мы уйдем?
Зная, что дома у меня трофейное татарское золото, вытащенное мною из утопленного сундука, и оружие из разбойничьего подвала Фильки Ослопа, становится ясно, что нужна подвода или какой другой тарантас - на себе все не унести. А если учитывать еще и одежду - хотя бы на первое время, получается много.
Дом бросать, мебель, хоть и не заморскую, жалко, но это наживное. Мне уже столько раз приходилось начинать сызнова в разных местах, что я уже и привык, а вот как к этому отнесется Лена? Ваське что - он освоился, бродил по белу свету, и имущества - даже скромной котомки - не нажил. Но жизнь дороже, надо бросать все и уходить. Скорей бы вечер - за ночь уедем верст на пятнадцать-двадцать, поди нас сыщи. Только куда теперь ехать? Хлынов - столица вятского края - мне не очень-то нравился: городишко мал, стоит в стороне от дорог и событий - захолустье просто. В Москву соваться нечего, это понятно. В Туле и Пскове меня знают. Вот незадача. И велика Русь - даже в прежних границах, а выбора особого нет.
Так, прикинем, что у нас на севере. Я мысленно представил карту. Можно в Устюг, ставший потом Великим, можно - в Вологду, там я никогда не был. Мурманска еще не существует, но есть Архангельск. Не исключен и Господин Великий Новгород. И все-таки я склонялся к Вологде - от Москвы далеко, чай, не Тула, что под боком у столицы. Опять же татары далеко, набегов не будет, за семью спокойнее. Так и решил. А пока было время - свернулся калачиком, подложил руку под голову и уснул. Ночь впереди бессонная, надо выспаться.
Внутренний будильник разбудил, когда выглянули первые звезды. Клацнул замок в двери, вошел тюремщик. Я его узнал - это был тот же служивый, что и во время моей первой отсидки.
- Живой?
- А что мне сделается?
- Больно тихо у тебя - решил посмотреть.
- Сплю вот.
- Это правильно, силы береги. Думаю - не задержишься здесь. Мужик ты правильный, а что сюда упекли - так разберутся, выпустят. Я сколь здесь работаю, уже глаз набил, шелупонь всякую сразу вижу - ты не из таких. Да и люди хорошо о тебе отзываются. Ты это, если чего надо будет - ну, водицы там или еще чего, - шумни.
- Спасибо за добрые слова, а особо за правильные: я здесь долго не задержусь.
Тюремщик хлопнул дверью, загромыхал замком. Пора - сомнительно, что тюремщик вскоре заявится сюда вновь. Мне повезло, что руки и ноги не заковали в кандалы.
Я прошел сквозь стену, вдохнул свежего воздуха. В узилище воздух был спертый, пахло парашей и немытыми телами, крысами. Бр-р-р! Не теряя времени, я прошел сквозь крепостную стену и через несколько минут прибежал к себе во двор. Славно, что я не завел собаку. Приник к окну, вслушался. Было слышно, как Лена рассказывает Васе сказку на ночь - больно он к ним пристрастился. Я тихонько постучал в окно - откинулась занавеска, Лена увидела меня, и вскоре распахнулась дверь. Ленка кинулась на шею.
- Наконец-то - мы уже заждались!
Я прошел в комнату, сел на лавку. Лена почуяла неладное, села рядом. Я взял ее за руку.
- Лена, у меня неприятности. Меня облыжно обвиняют в злоумышлениях против московского князя Овчины-Телепнева. Я пи в чем не виноват, но меня бросили в поруб. Я оттуда выбрался, по нам надо бежать из города. Сюда мы можем и не вернуться.
- Господи, за что же? - всплеснула руками Лена.
- Лена, ты со мной?
- А как же - я же ведь жена твоя.
- Тогда прекращай причитать - меня могут хватиться в любой момент, и тогда придут сюда. Времени очень мало. Собирай вещи, я запрягу лошадь в повозку.
- А Васька?
- Куда же без него? Не бросать же мальчонку.
Лена бросилась в комнаты, засуетилась, собирая вещи. Глядя, как она запихивает вещи в узлы, я мягко ее остановил.
- Лена - только самое необходимое: мне - запасные штаны и рубаху, себе - пару-тройку сарафанов, да Васькину одежду не забудь. Все взять не сможем, у нас всего одна телега.
Ленка уселась на узел, заплакала.
- Как же я все брошу? Только жить начала по-человечески. А дом как же?
- И дом придется оставить. Я деньги возьму - на новом месте дом купим и одежду. Слава Богу, не зима, много одежды не требуется.
- И паромы бросаешь?
- А что делать?
- Напиши письмо Ивану Крякутному, брось через забор - пусть дом и паромы продаст. Даст Бог, свидимся, он человек честный, деньги отдаст.
- И то верно.
Я написал письмо Ивану, вкратце объяснив, что облыжно обвинен, второпях покидаю город и прошу продать мой дом и оба парома. За деньгами при случае приеду сам или пусть передаст сам с оказией. Куда направлюсь - не сообщил. Мало ли - слуги прочитают али сам сболтнет - по глупости, не со зла.
Потом собрал все ценности - трофейное оружие разбойничье, украшенное золотом и драгоценным каменьями, татарское злато-серебро. Груз был тяжелый, но уместился в двух кожаных мешках.
Выйдя во двор, я запряг коня, подогнал его к крыльцу. Перетащил все мешки и узлы. Лена разбудила уже уснувшего Ваську, оба вышли. Я попросил не шуметь, мы уселись на телегу и выехали со двора. Не сговариваясь, мы с Леной обернулись и с грустью посмотрели на дом. Сколько счастливых минут мы здесь провели, с какой любовью Лена обустраивала наше гнездышко - и вот теперь все идет прахом. Во мне закипала злость - сколько я буду прятаться, таскать за собой семью. Я не чувствовал за собой вины и почему должен скрываться?
Я направил лошадь к дому купца и остановился на перекрестке, не доехав пару домов. Достал письмо, заранее примотанное к камню, бросил его во двор, поближе к крыльцу. Ежели повезет - слуги отдадут купцу, а дальше - как подскажет ему его совесть.
Мы же направились по ночному городу к воротам. Хорошо, что у нас не Москва. На ночь улицы столицы перегораживали заграждениями из жердей, напоминающими противотанковые "ежи" времен Второй мировой войны. У каждого заграждения стояла городская стража. Ночью ходить по улицам воспрещалось, а ежели кто и ходил, то только с фонарем и должен был иметь вескую причину для ночных вояжей. В противном случае нарушителя сажали в поруб и поутру нещадно били батогами. Все московские строгости были направлены против разгула ночной преступности, которая и в самом деле не имела границ и ужасала обывателя. В Нижнем до такого пока не дошло.
Я подъехал к воротам. Стрельцы сидели у костра, несли службу. Заслышав перестук копыт и завидев лошадь с повозкой, стрельцы поднялись, приблизились, держа бердыши на изготовку.
- Кто здесь?
Я спрыгнул с телеги, подошел, специально стараясь попасть в свет костра, чтобы они видели лицо. Стрельцы узнали, остановились в нерешительности, но бердыши все-таки забросили за спины. Подошел старший дозора, тихо переговорил со стрельцами, приблизился ко мне.
- Не положено ночью.
- Знаю, служивый, нужда гонит. Старший дозора кивком головы подал знак стрельцам, они вернулись к костру
- Указание было - не выпускать тебя из города, коли случится увидеть - хватать и вязать, как татя. Здорово ты посаднику насолил чем-то. Ладно, доброе дело забываться не должно. Стрельцы за тебя просят, а посадник для меня не командир. Только помни - ты здесь не проезжал, мы тебя не видели.
- Спасибо, век не забуду. Звать тебя как?
- Афанасием батя назвал.
- Может, еще и встретимся.
Старший махнул рукой, одна створка ворот открылась, и мы выехали из города. Стрельцы сидели вокруг костра, как будто ничего не произошло.
Я хлестанул коня, и мы затряслись по дороге. Как уж конь эту дорогу видел, и мы не съехали в какую-нибудь канаву, неизвестно - ведь вокруг была такая темень, хоть глаза выколи.
Лена и Васька вскоре уснули, покачиваясь на мягких узлах с одеждой. Я же не смыкал глаз, погоняя коня. Забрезжило утро. Я выбрал место для отдыха, загнал телегу в лес, на поляну, выпряг коня. Пусть попасется. Конь - не мотоцикл, ему есть и отдыхать надо.
Утомленные дорогой, Лена и пацан спали, тесно прижавшись друг к. другу - все-таки по утрам уже было прохладно. Я снял с себя кафтан, набросил на спящих. Сам нашел ручеек, умылся. Холодная вода взбодрила. Вытащил из рукава рубашки свою самодельную карту. Жалко, что в основном на ней был план местности к западу и югу от Нижнего, а на север карта обозначала землю с реками и дорогами не более чем верст на сорок. И то хлеб.
Кстати, впопыхах собирая вещи, мы и не вспомнили о еде. В придорожных трактирах и харчевнях, а также на постоялых дворах столоваться не хотелось по той простой причине, что если нас будут искать, то эти места посетят в первую очередь. Черт, как все нескладно получается - денег полно, а кушать нечего.
Денег и впрямь - я прикинул в уме - получалось много. Мешочек с медяками - то доход от паромов; серебро, перелитое мною в слитки гривен - как будто бы заранее знал, а также золото в изделиях - кольца, перстни, цепочки, кубки, потиры, ендовы. Это - не считая оружия драгоценного. За еду буду расплачиваться медью - не так будет подозрительно. Да и смешно будет в трактире за трапезу расплатиться золотой чашей. Хозяин навек запомнит и сразу растрезвонит. А в меди весу много, поэтому ее надо потратить для начала, дабы облегчить коню жизнь. И так телега гружена сверх меры - в узлах одежных весу немного, но вот в ценностях…
Дав коню пару часов на отдых и еду, я снова запряг вороного, и мы отправились дальше. Мои домочадцы продолжали спать, даже не шелохнувшись.
По карте где-то здесь Волга делает изгиб. Может, пересесть на судно? В общей сложности, верст двадцать от Нижнего уже отъехали. Искать кинутся в первую очередь по дорогам, поэтому меньше риска встретить погоню на воде, да и на дорогах разбойников больше. Этих гоблинов тут водилось немало, а учитывая, что кроме меня, защиты у телеги и семьи нет, и ценность груза очень велика, приходилось держать в уме и это обстоятельство.
Показалась встречная телега. На облучке сидел крестьянин, одетый, несмотря на теплый денек, в зипун. Я остановил коня, поздоровался.
- Далеко ли до реки, земляк?
- Да тут, за горкой, не сворачивай никуда - прямо в нее и упрешься.
- Деревня или село там есть?
- Как не быть - большое село, одних домов два десятка да церковь.
- Спасибо, удачного дня. - И тебе того же.
Домочадцы мои от разговора проснулись, а я дернул вожжи, и мы тронулись дальше. Конь с трудом втянул телегу на взгорок, я даже спрыгнул с телеги и пошел рядом - ноги размять, телегу облегчить. Оглянувшись назад, я увидел вдалеке две точки, пыль. Не конные ли догоняют? Я взял коня под уздцы, завел в лес, сломал пару больших веток и прикрыл телегу сзади. Предупредил своих:
- Похоже, погоня! Сидите тихо, как мыши - и ни звука, что бы вы ни услышали. Даст Бог - обойдется, не повезет - уж с двумя-то я справлюсь.
Схватил старую дерюжку, что валялась на облучке, накинул на себя, лицо вымазал грязью, натянул шапку по самые уши и в довершение снял с себя сапоги. Потом вышел на дорогу и медленно пошел навстречу приближающимся всадникам.
Теперь уж точно было видно, что на верховых не было красных стрелецких кафтанов. От сердца немного отлегло - не хотелось бы мне рубиться со стрельцами.
Похоже, я стал выглядеть, как престарелый нищий. Твою мать - а оружие? Кистень по-прежнему был в рукаве, сабля висела на поясе. Я расстегнул пояс, достал саблю из ножен и положил в траву на обочине, рядом бросил нож в чехле. В случае необходимости можно было быстро дотянуться.
Всадники приблизились, и я узнал в них тех двух амбалов, что держали меня за руки в кабинете посадника. Во рту пересохло. Я сделал несколько шагов навстречу, отходя от телеги и от сабли на обочине. Конные подскакали, остановили коней.
- Эй, старче! Доброго утречка! Куда бредешь? Я откашлялся.
- В Нижний - в церковь, свечки поставить Николаю-угоднику да молитвы воздать.
Я прямо не узнал свой голос - слабый, надтреснутый.
- Благое дело! Не поможешь ли? Не видал ли тут телегу с мужиком при сабле, а с ним - женку его и пацана?
- Нет, не видал - давно иду, с восхода.
Всадники заспорили: "Говорил же - на перекрестке налево поворачивать надо, а ты - на полночь. Вот и разминулись. Может, набрехал деревенщина, что видел таких".
Они развернулись и погнали копей назад. И в самом деле - за пару верст отсюда я проезжал перекресток. Не туда ли они помчались? Всадники уже вновь превратились в маленькие фигурки, скрылись в пыли. От сердца отлегло.
Я подобрал саблю, сунул ее в ножны, опоясался. Надо как-то вернуться в прежнее состояние, а то мои домочадцы меня не узнают, испугаются. Я сбросил дерюжку, откашлялся, прочищая горло.
- Эй, все в порядке - уехали.
Я подошел к телеге, отбросил ветки и выкатил ее на дорогу. Пока мы стояли, конь времени даром не терял и подъел траву, выкосив небольшой лужок. Молодец - чует, что не всегда его будут вовремя и досыта кормить.
После небольшой передышки конь потянул телегу бодрее - тем более что вскоре дорога пошла под горку, а за поворотом открылась широкая лента реки. Волга! У пристани перед небольшим сельцом стояло судно, люди таскали на судно мешки. Очень удачно!
Добрались мы до судна быстро: это был большой ушкуй, из тех, которые не только по реке, но и по морю ходят. С купцом, владельцем судна я договорился быстро. На корме даже нашлась малюсенькая каюта - в самый раз для ценностей, да и Лену с Васькой на случай непогоды укрыть. Мне там места не хватало.
Я завел под уздцы упирающегося коня по сходням, матросы подняли на палубу телегу. Пока они таскали на борт мешки, я перегрузил узлы и ценности в каюту.
Вскоре судно отчалило, и я вздохнул с облегчением.
Купец подрядился доставить меня с грузом, людьми и конем до Костромы, да к тому же обеспечить питанием. Запросил немало, но я не торгуясь отсчитал из кошеля медяки, изрядно его облегчив. Теперь можно и расслабиться.
Лена ушла в каюту переодеться и привести себя в порядок. Васька вертелся на палубе, с интересом изучая судно. Я же растянулся на досках палубы, рядом с дверью каюты и погрузился в сон. Спать хотелось сильнее, чем есть.
Проснулся я далеко за полдень от запаха еды. Сразу потекли слюнки - ел-то я в последний раз сутки назад, и после того - не на диване лежал, бока отлеживая. У мачты сидела на палубе вся команда и дружно орудовала ложками. Нам принесли отдельную большую миску каши с курятиной, порезанный крупными кусками хлеб. Тут же появилась Лена, а уж Васька давно прыгал рядом. По примеру команды мы уселись на палубу, поели. Миска опустела быстро. Вот балда! Сами-то мы поели, а для коня я даже торбу с овсом не захватил впопыхах. Выход придумал быстро - на ночных стоянках стал выводить коня по сходням на берег. Не очень ночью и поест - темно все-таки, но это лучше, чем несколько дней морить животное голодом.
Мы встали у борта - смотрели на проплывающие мимо берега, на встречные суда.
- Интересно-то как! Я ведь никогда из Нижнего не выбиралась, хоть другие города посмотрю, - сказала Лена.
Я удивился:
- Прямо-таки нигде и не бывала?
Лена покачала головой. Вмешался Васька:
- А я никогда на кораблях не плавал - здорово!
Делать было нечего, и мы почти до самого вечера любовались великой русской рекой. К вечеру от воды потянуло прохладой. Сначала Лена, а затем и Вася ушли в каютку.
Когда начало смеркаться, судно ткнулось носом в берег. Команда сбросила сходни, спустилась на берег. Дежурные стали разводить костер, а я свел на берег коня. Он, видно, проголодался, стал жадно щипать траву. Я лег неподалеку от костра, прислушался к разговору матросов. Сначала разговор был ни о чем - о мелком. Потом затронули войну. Государь осаждал Смоленск - пока безуспешно. Кто-то спросил:
- А воеводой кто?
- Да Щеня, Даниил. Этот упорный, задумал чего - своего добьется.
- Не, робяты, тута пушки надобны, да побольше. Бывал я в том Смоленске - крепость знатная, стены - по два, а где и по три аршина.
Матросы притихли, и потом разговор пошел о торговых делах, цепах, погоде. Обычный треп.
Спать я улегся у костра. Здесь осталось двое дежурных, остальные матросы взошли на корабль. От костра тянуло дымком, было тепло. Сразу вспомнил свои боевые походы. Незаметно меня сморил сон.
Утром я умылся, затянул по сходням на палубу копя, который упирался - не хотел идти с твердой земли на зыбкую палубу. Матросы, глядя на мои мучения, смеялись.
Поели у костра. Лене с Васькой я положил еду в миску, принес в каюту. Оба спали сладким сном, и беспокоить я их не стал.
Так тянулись день за днем, и к исходу четвертого дня ушкуй причалил к пристани Костромы. Мы были единственными пассажирами, и нас выгрузили быстро.
Привязав коня поводьями к задку телеги, я сразу же пошел искать попутное судно. Нашел небольшой речной кораблик, идущий в Солигалич. Мне почти по пути, и мы быстро сговорились с кормчим.
Через полчаса конь и телега с грузом стояли на палубе. Никакой каюты здесь и в помине не было, но матросы натянули на носу холстину, и мы все втроем ночевали под пей.
Утром проснулись от холода. От реки тянуло влагой, кораблик наш уже отчалил, и под парусом резво шел вверх по притоку Волги - реке Костроме. Места на кораблике не было, экипаж - всего четыре человека, и телега с лошадью занимала чуть ли не половину палубы.
Кушала команда только утром и вечером, разводя костер на стоянках. Поэтому мы с большим наслаждением после трех дней плавания сошли у селения Буй. Сутки провели на постоялом дворе, отъедались сами и кормили коня. За время ночных выпасов он слегка исхудал, и я опасался - как он потянет тяжелую телегу. Конь исправно хрумкал овсом, отдыхал. Мы отсыпались в теплой и сухой комнате, заказывая еду в номер, - я опасался оставлять ценности.
Утречком я запряг коня, все вместе перенесли вещи и тронулись в путь.