- По дороге прибился. Жалко его стало, вот и взял. Пусть у нас поживет. Места хватит, кусок хлеба найдется. Помогать по хозяйству будет, грамоте научим, глядишь - человеком вырастет, а не помрет от голода и не замерзнет в лесу.
- Пусть живет, он мне сынка погибшего напоминает.
- Вот и славно.
Все вместе сели за стол, не спеша, сытно и вкусно поели, а я еще и приложился к вину. За трапезой я вкратце пересказал события. Лена и Вася слушали, открыв рот.
- И ты отдал казну? - спросили они почти одновременно, когда я закончил рассказ.
- Это их жалованье, а иначе - быть в городе стрелецкому бунту.
- Так, мужчины - в баню, уже согрелась! - скомандовала жена.
Мы с удовольствием отправились в баню.
Когда Васька разделся, я с жалостью посмотрел на его худенькое тельце, покрытое на спине рубцами. Видно, досталось пацану. Ладно, захочет - расскажет потом, сейчас не буду лезть в душу.
Знатно попарившись, мы смыли всю дорожную грязь. В предбаннике не спеша попили прохладного квасу, перешли в дом.
- Вот что, Лена. Я там тканей разных привез - пошей на парня рубахи, штаны - ну сама реши, что ему надо. Мы же с ним с утра на торг пойдем - сапожки купить надо и еще кое-что но мелочи.
Отвели Васю в комнату, которую определили для его житья. Пацан внимательно ее осмотрел, уселся на постель.
- Мне нравится, здорово! - И счастливо засмеялся.
Мы же с Леной улеглись в разных комнатах. Когда ратник возвращается из похода, сначала в церковь сходить должен, отмолить пролитую кровь - до этого он считается "грязным". А уж крови-то в последнем моем вояже было пролито предостаточно.
Утром меня разбудил Вася. Он стоял у моей постели одетый и тряс меня за руку.
- Когда на торг пойдем, за сапогами?
- Ты еще не умывался, не ел - какой торг?
Пришлось ему идти умываться. Лена уже гремела на кухне сковородами и чугунками. Поев, мы отправились на торг. Я тщательно выбирал сапожки - короткие, на лето, из мягкой кожи. Наконец подобрали по ноге. В этой же лавке прикупили пояс, в оружейной лавке купили небольшой обеденный нож в ножнах. Васька тут же с гордостью все нацепил. Я осмотрел его с головы до ног. Вид вполне приличный по здешним меркам. На нищего бродяжку не походил совсем.
- Теперь пойдем домой, тебя стричь надо, на пугало похож.
Лена пообещала постричь его попозже, когда закончит кухонные дела. Я же собрал мешки с ценностями, перекинул через спину лошади. Единственное, что оставил дома - так это украшенное драгоценностями оружие. Пообещав домочадцам вскоре вернуться, я отправился к собору.
Служба давно уже закончилась, тихо потрескивал и свечи перед образами. Я попросил священника провести обряд очищения, рассказав, что вернулся из похода и на мне кровь.
- А не ты ли казну стрельцам привез?
- Я, батюшка.
- То не грех - благо для города. Стрельцы бузить начали, без малого бунт не вспыхнул. А обряд совершим.
После обряда я попросил батюшку принять от меня пожертвование и передал ему четыре кожаных тяжелых мешка. Развязав один из них, батюшка сначала застыл в изумлении, потом взял в руки и осмотрел искусно сделанную серебряную ендову.
- Великолепно. И в других мешках то же?
- Да, трофей мой; себе ничего не оставил - разбойничье добро это. Кровь на злате-серебре, а в храме пользу принесет.
- Храни тебя Бог, Юрий. За пожертвование - благодарность, на ремонт деньги нужны.
Священник меня перекрестил, и я с легким сердцем отправился домой. А дома уже во всю кипела работа. Лена шила Васе новые рубашки и штаны. Меня приятно удивило, что парень был пострижен, приобрел пристойный вид. Видимо, ему и самому нравились новая прическа и красивая одежда, так как он все время крутился перед зеркалом. Зеркало было так себе - полированная бронза, причем небольшого размера: только голову и увидеть. Надо бы стеклянное купить, хорошей венецианской работы, да размером побольше. Да все как-то руки не доходили. Зеркала в те времена предназначались в основном для женщин. Мужчины не брились, носили усы и бород у - а зачем мужу зеркало, коли бриться не надо?
ГЛАВА X
День шел за днем. Моя эпопея с поиском стрелецкой казны стала покрываться пылью времени, позабываться. На работу по охране Ивана Крякутного я выходил все реже - только для сопровождения купца в дальних или рискованных вояжах. Стрельцы исправно несли службу, город жил тихо-мирно. Приближалась осень, уже стоял август-месяц.
Лена каждый день учила парня грамоте, я же, когда было время, учил его пользоваться ножом, кистенем, саблей. Станет повзрослее, окрепнет - нагружу тренировками по полной. Сейчас же не стоит отнимать у пацана детство - он и так с удовольствием играл с соседними ребятами в лапту, казаков-разбойников и другие игры, наверстывая упущенное.
После яблочного Спаса - шестого августа по старому стилю - я вернулся домой немного раньше обычного. У купца поездок не было, поэтому я сходил на обе пристани - поглядеть, как работают мои паромы. И хотя все было, как надо, хозяйский пригляд нужен, да и выручку надо было забрать. Позвякивая туго набитым кошелем, я отворил калитку и насторожился. Что-то не так, предчувствие какое-то нехорошее. Васька не бегает, Лена не выходит встречать. Не случилось ли чего?
Я бросил кошель с монетами на землю - слишком тяжел и звуком выдает - подкрался, пригнувшись, к окну, прислушался. Послышался мужской голос. У меня дома гости! Только вот интересно, почему без хозяина заявились - здесь так не принято. Я тихонько обошел дом - как и все здешние дома, он не имел окон, выходящих на задний двор. Неслышно приоткрыл дверь конюшни, прислушался. Тихо, только лошадь хрустит овсом да шумно вздыхает. Я на мгновение остановился, потом прошел к задней стене дома. Так, кухня здесь, тут - коридор. Мне сюда. Я прижался к стене и прошел сквозь бревна. Из трапезной раздавались два голоса - оба мужские. Тихо ступая босыми ногами, я мягко прошел по ковровой дорожке. Встал перед открытой дверью. Опа-на!
В центре комнаты сидели на лавке Лена и Васька. Руки и ноги связаны, во рту - кляпы. А вот и непрошеные гости. Один - заросший бородой по самые глаза мужик лет сорока, одет обыкновенно: рубашка, штаны, заправленные в сапоги. Рядом - совсем молодой мужчина лет двадцати, с едва пробивавшейся бородой, одет чисто, но не богато. У обоих в руках ножи, причем не обеденные - здоровые тесаки, как на медведя.
Мои домочадцы целы, только у Васьки глаз заплыл. Наверняка гости непрошеные постарались.
Я подкрался ближе. Прислушался.
- Деньги где, золото? Чего молчишь, дура? Думаешь - муженек поможет? Я его, как палку остругаю. - Молодой мужик гадливо засмеялся.
Пора с этим цирком кончать - пырнут ножом сдуру, а жена и Васька мне дороги. Оружия вроде я у них не вижу, кроме ножей. Но и у меня его нет.
Я на цыпочках прошел в кухню, взял кочергу - это такая кривая железяка, которой дрова в печке ворошат, чтобы лучше горели. Кочерга у меня была увесистая, тяжелая. Помню, Лена жаловалась иногда, просила купить полегче. А для сегодняшнего случая - в самый раз.
Я встал за притолоку и, улучив момент, с размаху ударил молодого по голове. Тут же, пока он даже и упасть не успел, врезал волосатому мужику но предплечью. Кость хрустнула, нож упал на пол, и мужик заорал. Лена и Васька с удивлением и страхом смотрели на драку.
Мужику я добавил ребром ладони по кадыку, и крик захлебнулся. Он схватился за свое горло левой рукой, засипел. Правая рука висела плетью. Мужик стоял с синей от удушья мордой, его молодой помощник лежал без чувств.
Я подобрал разбойничий нож, разрезал веревки; освободив своих, вытащил у них изо рта кляпы. Эти уроды так стянули им руки, что нарушилось кровообращение.
- Что случилось?
- Эти двое ворвались в дом, связали меня с Васькой - допытывались, где ты деньги прячешь.
- Давно?
- Около получаса назад.
Время Лена уже умела различать по часам, что я купил по случаю на торгу, за большие деньги. Часы были велики, чтобы их носить, и показывали время дома.
Я связал разбойникам руки - так оно надежней, вывел во двор мужика, привязал его к столбу в конюшне. Туда же перенес второго, до сих пор лежавшего без сознания. Заросший бородой мужик - "гамадрил", как я его назвал, смотрел на меня с ненавистью.
- Ты глазами не зыркай - не испугаешь. Ты тать - у меня двое видаков, я тебя в своем доме поймал, так что убью, и рука не дрогнет, и никто не сможет меня попрекнуть, что не по "Правде". Понял?
- Понял. Чего же сразу жизни не лишил?
- Поговорить хочу.
- А я - нет.
Я врезал ему кулаком по печени - очень болезненно, такое отрезвляет.
- Так как насчет поговорить?
Мужик сплюнул мне под ноги. Ладно, не боишься боли - воздействуем морально. Я поискал в ящике - ага, нашел. Вытащил на свет божий мешочек, осторожно вытряхнул из него змеиную голову. Давно она тут лежит, с прошлого года, когда змея вонзилась Ивану Крякутному в сапог. Может быть, и яд уже действовать перестал? Сейчас проверю. Я взялся двумя руками за голову - в том месте, где у всех других тварей уши, сдавил. Челюсть открылась, показались клыки. Я поднес голову к лицу мужика. Он не на шутку струхнул - аж побелел, глаза округлились.
- Ты что же это удумал?
- А сейчас змея тебя цапнет, яд в кровь попадет - в страшных муках умрешь.
Лоб мужика покрылся потом.
- Убери мерзкого гада, спрашивай.
- Ты зачем в дом мой забрался?
- Известно зачем - за деньгами. Ну это я и сам понял.
- Ты кто таков?
- Митрофаном тятька назвал.
- Из чьих?
- Был в закупе, деньги собрал - ноне свободен. - Чего на грабеж пошел?
- Дык, за брата пометить и деньги его забрать, кои ты неправедно присвоил.
Я задумался. Конечно, я лишал жизни многих, но деньги себе не присваивал - это точно.
- Фамилия у тебя есть?
- Терентьевы мы.
Опять неувязка. Не слыхал про такого.
- Мужик, ты часом не ошибся, точно меня искал?
- А то!
- Кто твой брат?
- Филька Ослоп.
Теперь все прояснилось, а то - Терентьевы.
- Подожди, тогда Ослоп почему?
- Кличка то, не фамилия.
- Знаешь, что брат твой единоутробный душегубствовал?
- Как не знать - меня с собой звал, только не могу я людей убивать, грешно.
- А грабить, значит, не грешно? Мужик потупился.
- Как ты узнал, что это я казну у брата отобрал и деньги стрельцам вернул? Это ведь их жалованье за два года, и сундучок с деньгами Филька забрал, убив охрану из восьми стрельцов.
- Слышал про то - на казну не претендую. А токмо как про пожар услышал, пришел на пепелище. Кости нашел, и более ничего. Я ведь знал, где братец деньги хранил, а в подвале пусто. Так и решил, что кто казну стрелецкую забрал, тот и остальные деньги унес.
- Правильно решил, башка у тебя работает. А меня как нашел?
- Чего же здесь хитрого? Кабы разбойники взяли - уж кутили бы вовсю. Я людей поспрашал - мне про подводу с бочками и рассказали. Так до Нижнего и добрался, а здесь каждый нищий на углу знает, кто стрельцам их казну возвернул. А остальные деньги себе прикарманил, - обиженно закончил мужик.
- Ошибаешься - все ценности, как есть, я в храм отдал. Неправедно собранные это деньги, кровь жертв безвинных на том злате-серебре.
Мужик слушал, открыв рот.
- Не верю.
- А мне все равно, веришь ты или нет - вот посажу тебя на кол и буду любоваться, как ты медленно подыхаешь.
- Ты же обещал в живых меня оставить.
- Это когда же - что-то я запамятовал, что обещание тебе давал. Этот - кто?
Я слегка пнул молодого парня.
- Приблуда, по дороге познакомились. В Нижний на работу наниматься шел - плотник он.
- Видишь - парня в плохое дело втянул. Ладно, не буду тебя жизни лишать.
Мужик обрадовался.
- Так ведь я и не сказал, что отпущу. Сдам тебя страже - пусть суд решает.
Митрофан сразу увял лицом. Я взял из денника ведро воды, вылил на молодого. Тот очухался, открыл глаза.
- Где это я?
- В конюшне.
- Как я сюда попал?
- А ты не помнишь? Вставай! Хватит лежать! Парень поднялся, увидел Митрофана.
- Говорил же дядько Митрофан - плохое дело.
- Так и не ходил бы - я не заставлял.
Я связал обоих веревкой, ножи взял в руки. - Пошли.
- Куды?
- В поруб, а там - как посадник решит. Мы вышли из дома, на нас глазели прохожие.
Я довел их до крепости, спросил стрельцов:
- Посадник у себя?
- Нет его, уехамши.
Вот незадача! Надо к дьяку идти, Елисею Бузе, объяснить ситуацию. На мое счастье, дьяк оказался на месте. Он внимательно меня выслушал, кликнул стражу. Обоих грабителей увели.
- Жди, думаю - недолго, как суд назначат, я пришлю за тобой. Только с видаками приди, дело серьезное.
- Приду.
Я простился с дьяком и пошел домой. Васька и Елена уже отошли, вовсю обсуждали происшедшее. Я предупредил, что им придется выступить на суде видаками. Они переглянулись.
За ужином малец непрерывно болтал:
- А он ему как даст по голове! Здорово! А ты мне потом покажешь, как драться?
- Вася, постарше будешь - покажу. А теперь никому об этом не говори.
- Даже мальчишкам на улице?
- Никому - даже мальчишкам, это наша с тобою тайна. А в полдень ко мне уже пришел посыльный.
- Собирайся на суд и видаков возьми. Чего мне собираться? Только подпоясаться.
Нет, пожалуй - оружие с собой не возьму. Не положено на суд с оружием, только ножик обеденный на поясе.
Мы пошли все - я держал за руку Василия, рядом шла Елена. На площади в крепости было уже полно народу. Шел суд над вором, укравшим у крестьянина корову. Суд быстро закончился - злоумышленника приговорили к вире и битью кнутом. Настал и наш черед. Перед посадником, восседавшим на высоком кресле, поставили Митрофана и его молодого помощника, имени которого я так и не узнал.
Дьяк Елисей, сидевший по правую руку - как здесь говорили, одесную от посадника, важно зачитал о вине обоих.
- Пострадавшая сторона здесь? Я вышел вперед, поклонился.
- Расскажи.
Я коротко и четко изложил события. Посадник тут же спросил:
- О каких еще ценностях идет речь? Насколько я помню, была доставлена только казна!
- Кроме казны мне удалось отбить у разбойников и другие ценности.
- И где же они? - Глаза посадника сверкнули алчным огнем. Над площадью повисла тишина. И вдруг от собора раздался голос:
- У меня, все ценности были пожертвованы храму.
От распахнутых дверей собора шел к суду посадник и священник.
- Свидетельствую, что четыре мешка с ценностями были жертвованы храму сим благодетельным мужем.
Посадник обмяк лицом, глаза утратили блеск. Он обратился к закованным в кандалы Митрофану и его сообщнику:
- Все так, как говорит он? Что можете сказать в свою защиту? Молодой не выдержал, упал на колени:
- Бес попутал, жизни не лишайте, помилуйте! Посадник задумался. Я ожидал, что последует смертный приговор.
- На галеры обоих, пожизненно!
Стражники подхватили под руки осужденных, поволокли в узилище. Суд закончился. Народ, переговариваясь, стал расходиться. Некоторые показывали на меня пальцем. Подошел Елисей.
- Доволен?
- Да мне все равно - повесят их или на галеры сошлют - та же смерть в итоге, только мучительная.
- Сам, значит, рук пачкать не стал?
- Зачем? Суд есть.
- Зря с посадником златом-серебром не поделился, все церкви отдал. Он теперь зло на тебя затаил.
- Я не холоп его, чего мне бояться?
- Оно верно. А ты знаешь - после возвращения казны посадник хотел тебе должность предложить.
Мне стало интересно.
- Какую же?
- Палачом в Тайном приказе.
Я остолбенел от удивления. Чего-чего, по представить себя катом я не мог даже в страшном сие. Видя мою реакцию, Елисей засмеялся:
- Вот и я сказал посаднику, что ты не пойдешь - не по тебе работа.
Я был настолько ошарашен, что невнятно пробормотал слова прощания и присоединился к ожидавшим меня Ваське и Ленке. А дома изрядно напился, чем удивил Елену. Нет, ну надо же - меня и палачом! Неужели похож?
Отношение в городе ко мне изменилось. После возвращения казны и пожертвования ценностей в храм кто-то считал меня блаженным, некоторые крутили пальцем у виска, но были и те, кто зауважал, пытался при встрече пожать руку, похлопать по плечу. Не скрою, мне это было приятно.
Жизнь снова пошла своим чередом. Но, видимо, спокойная жизнь не про меня, - не для того забросила меня судьба в эти времена.
Уже далеко за полдень, когда я пришел от купца, в ворота постучали. Над забором виднелся верховой. Делать нечего, я пошел к воротам.
- Ты, что ли, Юрий Котлов будешь? - Ну я.
- К посаднику срочно!
- А что случилось?
- Он мне не сказал.
Посыльный ускакал, подняв пыль. Я же уселся за обеденный стол. С утра не ел, пока не подкреплюсь - весь мир подождет. И так мне не хотелось идти, но надо. Опоясался саблей, пообещал вскоре вернуться и пешком отправился в кремль.
В доме посадника меня уже ждали. Прислуга открыла дверь в кабинет, я увидел посадника за столом и сделал шаг вперед. Тотчас сбоку шагнули два амбала и схватили меня за руки. Подскочил третий, мелкий человечек, шустро расстегнул пояс с саблей и зашвырнул в дальний угол комнаты.
- Так оно спокойнее будет. Не знаю, как в Нижнем, но меня предупредили, что саблей ты владеешь виртуозно.
Во как, этот плюгавый такие слова знает - интересно, кто он и откуда?
Меня подтащили к стулу с высокой спинкой, привязали к нему веревками. Плюгавый вздохнул с облегчением, махнул рукой, и амбалы вышли за дверь.
Вечер переставал быть томным - что-то будет дальше? Плюгавый потер ручонки, словно у него ладони на морозе озябли.
- Привет от князя Овчины-Телепнева-Оболенского!
Я от неожиданности вздрогнул, и это не укрылось от внимательного взгляда плюгавого. Он повернулся к посаднику.
- Знает князя - ишь, подпрыгнул аж. - Посмотрел на меня. - И чего же ты убег, коли вины за собой не чуешь?
- Так и нет никакой вины, сам в дружину к нему пришел - сам ушел, я вольный человек.
- Вольный - это да, не холоп, не раб. А только разрешения княжеского спросил ли? Да и супротив князя злоумышлял. - Плюгавый снова повернулся к посаднику. - Ключника княжеского насмерть зашиб - думается мне, хотел ключами воспользоваться, казну княжескую ограбить.
Посадник покачал головой.
- Ай-яй-яй! А мы, не знамши, ему доверили казну стрелецкую вернуть.
- В доверие втирался, чтобы, значит, поближе к другим ценностям подобраться.
Посадник злорадно ухмыльнулся.
- Сколько веревочке не виться, все равно конец вокруг шеи захлестнется. Куда его?
- Пока в узилище - пусть до утра посидит, а там - на корабль и в Москву, пред ясные очи князя. Там и судьба его решится.
- Надо же, каков подлец, изменник и тать! Почти вошел в доверие - опростоволосились мы.
Плюгавый хлопнул в ладоши, заявились два амбала, что стояли за дверями. - В узилище его!