Благо, что Мельник был мужиком прижимистым, тянул в дом всё, что мог, и ничего не выбрасывал. Вот и углядела, что в его сараюшках напихано, нашлись в них и конные сенокосилки, и грабли, молотилка да плуг. Савельевна мысленно перекрестилась - и то, словно невидимый ангел-хранитель берёг их Леоновку от гибели. Да, много чего интересного в той сараюшке лежало, одно слово - куркуль. Обсудив ещё много других важных хозяйственных вопросов, они разошлись далеко за полночь.
Утром, как поётся, "были сборы недолги…". Мешки с товарами и провизией были заготовлены ещё с ночи. Заседлав себе коней и навьючив тюками двух заводных, мужики попрощались с жёнами, поклонились людям и прыгнули в сёдла. Услышав за спиной всхлип, Клим резко обернулся - привалившись к столбу, стояла бледная, закусив до крови губу, Милолика. По застывшему, как маска, лицу медленно текли слёзы.
…Дорога и впрямь была заброшена давным-давно. Кое-где ещё проглядывала брусчатка да стук копыт, несмотря на густую траву, напоминал о том, что они едут не просто по просеке. Кое-где среди камней зеленели уже похожие на маленьких дикобразов пушистые метёлочки молодых сосёнок.
Поблескивали мокрыми шляпками в густой траве крепенькие маслята. Где целыми семейками, а где врассыпную. Из-под пушистого куста выкатился, прямо под копыта лошадей, подслеповатый ёжик. Потешно зафыркав, он развернулся и громко затопал восвояси. Подобрав попавшегося на пути большого жука, ёжик с отменным аппетитом захрупал его, словно сухарик. Зубки при этом обнаружились довольно острые и внушительных размеров.
Ещё лет десять - и никто не догадается, что здесь была когда-то настоящая торная дорога. Лес постепенно всё плотнее обступал её, само небо над ним, казалось, становилось темнее.
Проехав через чащобный участок, вспугнули молодого кабана. Тот заполошно ломанулся, сметая тушей мелкий осинник и кусты, из какого-то озорства посвистали во след. Эх, вот бы где поохотиться всласть, с ночёвкой у костра да под хорошую водочку в их тёплой компашке. И не в этом месте, где молодая поросль практически покрыла дорогу, а в добром лесу. За такими мыслями чащобник расступился и путники оказались на просторной опушке. В центре её высился огромный старый дуб. Славкин конь неожиданно остановился, ткнувшись в круп резко вставшего коня Вихорко.
- Ты чего встал?
- Тихо, - одними губами шепнул тот, - кажись, нарвались.
- На кого ещё? - так же тихо спросил Клим, от голоса спутника по спине пополз противный холодок, рука сама сняла с плеча ремень самострела.
- Соловьи-разбойники. Потом! Давай потихоньку назад…
Но было уже поздно. С нижних ветвей дуба на землю спрыгнули три коренастых фигуры.
- Эй, прохожие, сами всё отдадите или биться будем? - послышался резкий, высокий, странно вибрирующий голос. На плечах здоровяков лежало по огромной дубине. Впрочем, выглядели они не шибко-то грозно. Несмотря на массивные торсы и длинные мускулистые руки, ростом они вряд ли достали бы ему до плеча.
И у себя в деревне и в городе Славик никогда не боялся разборок. Ни умом, ни силой Бог его не обидел. Даже в смутные годы перестройки, встречаясь на "стрелках" с наезжающими на него "братками", он умел оставлять последнее слово за собой. При этом, что характерно, не доводя до конфликта и не давая малейшего повода придраться,
- А чего хотели-то, мужики? - мирно спросил он.
- Нишкни, может, хоть живыми отпустят, - ткнув его кулаком в бок, испуганно прошипел побледневший Весняк. В ответ на вопрос Клима коренастые издевательски захохотали. Голоса у них были какие-то странные - гулко-визгливые, на грани слышимости. И не бабьи, вроде, но всё же… несерьёзные какие-то голоса.
- А ты чего за самострел-то схватился? - в тонком, как у евнуха, только очень громком, голосе слышалась явная угроза.
- Мой самострел, хочу и хватаюсь, - Слава приподнял уже заряженное и взведённое оружие, - уйди с дороги - будешь цел.
Он уже понял, что добром не разойтись и ждал только первого угрожающего движения. Просто спустить тетиву не давали стереотипы человека двадцать первого века. По лицу спутников он видел, что с жизнью они уже простились.
- Дурак, - убитым голосом прошептал Весняк.
В это время старший из нападавших сунул два пальца в широкую, заросшую волосом пасть и громкий свист пронёсся по опушке. Впрочем, свистом это можно было назвать лишь условно. В первую секунду он напомнил скрежет ножа по стеклу, а потом принял столь немыслимые обертоны, что Климу показалось, что у него разрывается голова. Конь под ним дал "козла" и скакнул в сторону, едва не скинув седока.
Боковым зрением он увидел, как спутники, мешками упав на землю, не вставали, лишь выгибались в конвульсиях. Звук, от которого, казалось, лопаются барабанные перепонки, вибрировал на границе ультразвука, конь бесился.
Поняв, что под такой аккомпанемент животное в шенкелях не удержать, Славка ловко спрыгнул на траву. Он мягко присел, гася удар и, развернувшись, с ходу послал стрелу в лицо долбанному свистуну. Закипая злостью, Клим уже пристроил на самострел вторую оперённую смерть. Первая, резко оборвав зубодробительный звук, глубоко торчала в глазнице лежащего навзничь исполнителя.
Двое его подельников явно растерялись, но лишь не секунду. Тут же придя в себя, они, бросив дубины, сунули пальцы в рот. Оглушительный свист вновь скрутил нервы непокорной добычи в замысловатую спираль. Но концерт мгновенно превратился в "соло", второй свистун уже корчился рядом с первым.
Последний, поняв, что выступление на этот раз с треском провалилось, подхватил с травы узловатую дубину и с истошным визгом кинулся на непонятного человека, которому оказались нипочём законы здешней физики. Поздно. Хладнокровный прагматик Толстый, не желая более испытывать судьбу, почти в упор всадил стрелу в сердце незадачливого "соловья".
Клим, быстро перезарядив оружие (с его силой рычаг ему, к счастью, был не нужен), насторожённо огляделся. Вокруг стояла оглушительная тишина. Лошади, тяжело поводя боками, стояли в разных концах опушки. Лежащие на земле начали подавать признаки жизни. Тяжко застонав, Вихорко сел и с изумлением уставился на живого и невредимого товарища. Голова у Славки, честно сказать, побаливала, и во рту было сухо, как в Сахаре, но падать в обморок он пока желания не испытывал.
- Вставай, долго валяться собираешься?
Вихорко, кряхтя, встал на ноги, со стоном схватился за голову. В это время открыл мутные от боли глаза Весняк. Он с трудом сфокусировал взгляд на Климе и хрипло спросил: "Как ты на ногах остался?"
- Не знаю, - пожал плечами Слава, - давайте-ка лошадей собирать и уматывать отсюда, пока другие не появились.
- Не, - медленно помотал головой Вихорко, - мне дед сказывал, что они по двое-трое живут. Странное племя, про них вообще мало кто что-то знает.
- Так это и есть соловьи-разбойники? На самом деле? У нас они только в сказках да былинах остались.
- А раньше были?
- Да кто их знает. Теперь думаю - наверное, были. Ну, очухались?
- Да вроде, - спутники переглянулись и пошли к лошадям. Те безропотно подчинились, но, при ближайшем рассмотрении, для дороги не годились. Впрочем, седоки себя чувствовали немногим лучше. Слава глянул на солнце, уже клонящееся к закату.
- Ну, что, привал давайте устраивать? Только от этой падали подальше отойдём.
Хорошо, что опушка была достаточно протяженной. Отойдя метров на пятьдесят, где, чуть на особицу от близкой стены леса, стояли три огромных сосны, они привязали коней. Люди, превозмогая жалобы изломанных ультразвуком тел, устроили шалаш и развели костёр. Клим заступил на первую вахту. Спутники, отказавшись от ужина, замертво провалились в сон.
Ближе к середине ночи, в конце вахты, веки опустила тяжёлая дрёма и Славу посетила галлюцинация. Высокий молодой парень в белой вышитой русской рубашке почти до колен, с длинными льняными волосами, свободно лежащими на плечах, неслышной походкой подошёл и, присев рядом, положил руку на плечо. Его какое-то странно светлое красивое лицо приблизилось к лицу Клима. Тихий звучный голос произнёс очень внятно: "Остерегайся, витязь, людей в синем".
Тут до часового дошёл смысл ситуации, он вздрогнул и открыл глаза. Рядом никого не было. Плюнув, он поднялся, разбудил Вихорко, заполз на его место в шалаш и, проваливаясь в сон, вновь тихо, но внятно услышал, словно в ухо дунул лёгкий ветерок: "…остерегайся, витязь, людей в синем…" и забылся.
Проснувшись, они с аппетитом позавтракали тем, что с любовью было собрано женщинами. Слава чувствовал себя превосходно, напарники тоже выглядели значительно лучше.
- Ты что, вообще ничего не чувствовал? - допытывался любопытный Вихорко.
Клим добросовестно задумался, подбирая ответ.
- Н-ну, как сказать? Звук неприятный, как бурав в ухо…
- И всё?
- А что тебе ещё?
- А почему ты не сомлел, как мы с Весняком?
- Что ты ко мне пристал? - чуть рассердился Слава. - Я откуда знаю? Тебя-то что не устраивает? Что мы живые остались?
- Да нет, что ты. Просто интересно.
- Ничего, - проворчал Толстый, - попрыгай и пройдёт.
- Выходит по тому, что ты не такой, как мы, - рассудительно заметил Весняк.
Клим рассердился.
- Ну да, с рогами и хвостом! Хвост в штанах прячу, а рога дома пилой отпилил, а то притолоки низкие, задеваю, неудобно очень.
- Да ладно, Клим, - примирительно сказал Вихорко. - Мы же не в обиду, правда же удивительно. Я лично никогда не слышал, что соловья-разбойника одолеть можно. Это только богатыри могли, но былина и есть былина…
- Значит, я просто богатырь, - хмыкнул Славка, - и всё. Пожрали? Собирайтесь, а то так никогда до этого города не доберёмся.
…Уже смеркалось, но, как назло, лес как раз шёл чащобный, в таком устраивать ночлег опасно. Нужно хорошо поработать топором, чтобы расчистить более-менее безопасное пространство. Но кому охота этим заниматься после целого дня верховой езды?
Когда в лиловых сумерках мелькнул огонёк, Клим в первую секунду подумал - мерещится от усталости.
- Смотри, огонёк, - нарушил тишину удивлённый голос его молодого товарища. Путешественники, не прибавляя аллюра, осторожно подъехали ближе. В высоком частоколе было прорезано небольшое окошко, из которого выбивался дрожащий свет костра.
- Что делать будем? - прямо в ухо шепнул Весняк.
Пока Клим размышлял, из темноты послышался спокойный мужской голос: "Коли честные люди, не прячьтесь, яко тати. Мы мирные служители Господа нашего, вреда никому не чиним. Можем дать приют, коли есть в том нужда".
- Спасибо на добром слове, - отозвался Клим, решив, что, коли уж их обнаружили, проще отозваться, - мы тоже мирные люди, путешествуем по своей надобности. За приют спасибо, не откажемся.
Заскрипели, отворяясь, тяжёлые ворота. В свете большого костра им навстречу спокойно вышел высокий бородатый мужик в синей монашеской рясе. Он поклонился и продолжил: "Наш мирный орден рад оказать помощь ближним. Входите с миром". Ведя коней в поводу, путешественники вошли в широкий двор.
Посередине его горел костёр. По всему периметру внутреннего пространства тянулись какие-то клетушки, занавешенные пологами. Они с любопытством огляделись - куда же их занесло на сей раз? В глубине большого двора стоял небольшой дом.
Впустивший их выглядел лет на сорок. Широкие плечи, длинные волосы, окладистая рыжеватая борода. Светлые глаза спокойно рассматривали гостей. Он был одет в рясу тёмно-синего цвета, подпоясанную простой верёвкой. На поясе висел здоровенный нож в грубых берестяных ножнах.
- Братья живут в кельях, - он широким жестом обвёл двор, имея в виду упомянутые клетушки, - тот дом для гостей и общих радений. Позволено ли мне спросить - может, есть среди Вас христиане?
Слава носил на шее крестик, хотя и не мог сказать, что очень уж верит. Но сейчас он почувствовал, что ему почему-то не хочется признаваться, что он христианин. Не придав значения этому странному чувству, он спокойно ответил: "Я христианин". Монах удивлённо приподнял брови, но, правильно истолковав молчание спутников Клима, любезно сказал: "Наш орден не отказывает в помощи никому. Но мне отрадно неожиданно узреть брата по вере. Как зовут тебя в миру, брат, и какое имя дано тебе при крещении?"
- Крещёное имя - Станислав, в миру меня зовут Климом.
- Не откажешь ли ты мне в беседе, когда я устрою на ночлег твоих спутников?
Слава с удовольствием послал бы куда подальше навязчивого монаха, но… не откажешь же в такой малости человеку, любезно предоставившего тебе кров.
- Не откажу, только недолго, если можно. Устал я, дорога была нелёгкой.
- Конечно, конечно, я понимаю и прошу простить мою пристрастность, но очень уж большая редкость тут люди, приверженные истинному учению, - он громко хлопнул в ладоши, - брат Нафанаил, брат Мафусаил!
Два полога откинулось, двое здоровенных монахов в таких же синих рясах и тоже с ножами на поясе подбежали к краснобаю и замерли, как верные псы, которым свистнул любимый хозяин.
"Такие порвут, как свинья фуфайку, - мелькнуло в голове, - если этот болтун скажет "фас".
- Проводите наших гостей и устройте их на ночлег, ни в чём не отказывать - любой гость от Бога, - между тем распорядился "хозяин".
Клим поймал брошенный вскользь пустой взгляд и в голове вдруг отчётливо прозвучало: "…остерегайся, витязь, людей в синем". С холодком в животе он отчётливо понял, что именно сейчас влип по полной программе. С быстротой молнии в голове закрутились варианты, но ни один, увы, не подходил. Встретившись с глазами "брата по вере", он увидел во взгляде спокойное, деловитое злорадство. Тот явно понял, что раскрыт и что у гостя практически нет шансов.
Тяжёлые ворота закрыты на огромный засов. Сколько верных псов по первой команде этого святоши кинется из этих будок-келий, одному Богу известно…
- Ты, кажется, решил нарушить наш уговор, Юлий? - послышался мелодичный женский голос. В круг света вступила высокая черноволосая красавица в свободно свисающих с плеч длинных золотисто-зелёных одеждах, - и не боишься? Или думаешь, что я могу чего-то не знать в моём лесу?
Клим взглянул на Юлия и на душе полегчало, - лицо того выражало целую бурю чувств, которые трудно было бы описать более или менее определённо. Говоря кратко, - он был очень огорчён и недоволен, что он уже не хозяин в этой ситуации.
- Он тоже христианин, это наше внутреннее дело, - с улыбкой, больше похожей на оскал, елейно попробовал возразить монах.
- Ты, часом, не помнишь, о чём я тебя последний раз предупреждала? - жёстко спросила красавица. Глаза её опасно блеснули, - может, мне выжечь твоё осиное гнездо?
- Прости, я ошибался, - выдавил из себя Юлий.
- Чего же, в таком случае, ты ждёшь? - в голосе красавицы отчётливо слышался металл. Настоятель громко хлопнул в ладоши. Несколько монахов, выскочив из своих конур, опрометью бросились в темноту. Через несколько минут они привели помятых и встрёпанных Весняка и Вихорко. На щеке у первого сочилась ссадина, у второго были разбиты губы, оба были без поясов. Конвоиры бросили им под ноги пояса с ножами, заплечные мешки, после чего бесшумно отступили в темноту.
- Собирайтесь, пошли, - скомандовала женщина. Спутники вопросительно посмотрели на Клима, тот утвердительно кивнул. Скрипнули, открываясь, мощные створки и они вышли в тёмный лес следом за загадочной красавицей.
- Ещё раз начнёшь свои козни строить, лучше сам в болоте утопись, - через плечо бросила незнакомка подавленному Юлию, - если за вас просила сама владычица Маб, это не значит, что вы можете не соблюдать мои правила.
Тучи ли открыли Луну или вокруг женщины было какое-то сияние? Несмотря на темноту, они хорошо различали даже траву, по которой ступали. На миг Славке показалось, что рядом с женщиной неслышными тенями возникли двое громадных волков, вспыхнули хищные огоньки глаз и сгинули. Он встряхнул головой - видать, померещилось. Минут через десять перед ними возник обыкновенный дом. Поставив коней и задав им корм, шагнули на порог. Внутри дом был просторным и светлым - большой стол под белой скатертью, широкие лавки, домотканые половики, белёная русская печь. На оконцах светлые занавески. В доме стоял медвяно-травный свежий запах.
Хозяйка дала умыться и привести себя в порядок, а сама, тем временем, собрала на стол. При свете нескольких свечей на столе появились тарелки со снедью. По жесту хозяйки проголодавшиеся мужики принялись за еду так, что вызвали на её лице довольную улыбку. Утолив первый голод, Клим, задумчиво жуя, незаметно, как ему казалось, изучал красавицу, ломая голову - с кем на сей раз его свела жизнь?
Поймав слегка насмешливый взгляд женщины, Слава понял, что все его мысли она видит насквозь. Он слегка покраснел от лёгкой досады и чуть-чуть от смущения. Зеленоглазая красавица присела за стол и, оглядев путников, спросила спокойно: "Что смотрите так? Не глянусь?" Весняк что-то бормотнул в ответ и смущённо отвёл глаза.
- Что же вы, мужики? - укоризненно продолжала женщина, - Этот, - она кивком показала на Клима, - не от мира сего, у них, может, кто похожий и есть, но уж этого ордена он точно не знает. А вы что же, про Орден Тернового Венца не слышали? Не знаете, что русским людям его стеречься надо? А вы? Растяпы…
Весняк с Вихорко смущённо потупились.
- А что это за орден? - спросил Слава, во все глаза глядя на спасительницу. Красивая статная фигура, большие изумрудно-зелёные глаза на матово-смуглом лице, длинные волосы цвета воронова крыла… вот только возраст определить не получается - может, тридцать лет, а, может, все пятьдесят…
- Христиане, - неопределённо пожала она плечами, - только повадки у них особые. Очень особенные, - подчеркнула она, - борются со всякой нечистью, на костре колдунов жгут. Порой и лешего какого-нибудь, если поймают, или там домового, а самим чёрные орки служат. А уж более враждебных человеку тварей среди всей нечисти ещё поискать надо. Это тебе не домовые. Благодаря им, кстати, чёрные орки в русские земли и просочились.
- Ни хрена себе! - вырвалось у Славки, - прости, хозяйка, сорвалось. Кто ж их самих-то на Русь допустил?
- Великий Кнез нынешний, Бран, - с кривой улыбкой ответила красавица, - у него при дворе два священника живут, один из этого ордена, другой - византиец. Выбирает Бран, в какую ему веру Русь обратить. По всему, к "терновникам" склоняться начал, раз свои оплоты разрешил везде выставлять. Так что, ежели бы не я, они бы с тебя всё выпытали, а потом всех чёрным и скормили. Те человечинкой не брезгуют.
- Значит, пытать бы стали, говоришь? - оскалил зубы в улыбке Клим, - погоди…. А что у меня можно выпытать? Я же тут ещё и не знаю ничего.
- Зато там знаешь. Про Вас четверых в этом мире знают уже все, кому нужно. А самое плохое, что и те, кому бы лучше и не знать. Вы для одних последняя надежда, а для других как кость в горле.
- Значит, говоришь, пытать меня хотели? Запомним.
- Да уж запомни. По их правилам - они любую пакость за грех не считают, если, по их разумению, она во славу Христа. Не шибко-то много я про него слышала, но, по моему разумению, он сам бы за это их казни лютой предал. А, впрочем, я не человек, чтобы об этом судить.
- Как это не человек? - вытаращил глаза Славик, - а кто же?
- А ты что, не видишь, как друзья твои от меня лица прячут? - усмехнулась женщина, - правильно я говорю, сельчане?