Одев холщовые рукавицы и войлочные "гречаники", парились до калёного тела, когда уже не было сил дышать ароматным раскалённым духом, выбрасывались на холодный воздух. Снега уже, почитай, не было, его заменил опрокинутый над собой ушат с ледяной родниковой водой.
Царь Берендей, как оказалось, был большим любителем русской бани. Парился он так, что сдался даже хозяин, перепаривший всех. А вот для гнома баня оказалась диковинкой. За его воспитание и приобщение к русской культуре взялся Его Величество. Люди, включая хозяина, уже дышали в предбаннике, как рыбы на берегу. Но из парилки по-прежнему доносилось уханье и рычание гнома.
Наконец, дверь распахнулась и вывалился багровый, облепленный листьями, Берендей. Схватив ушат с ледяной водой, он пулей вылетел на улицу. Послышался звук льющейся воды и довольное рычание. Он вошёл, плюхнулся на лавку и жадно припал к ковшику с квасом.
- Что камень парить, что гнома, - вымолвил он, переведя дух.
Лёгок на помине, из парилки шагнул коренастый косматый Дорин.
- Скажи лучше, что ты слабак против гнома, - добродушно прогудел он.
- Золотой веник - гному, серебряный - Берендею, - подвёл черту Акела. Интуитивно поняв подтекст, мужики захохотали и потихоньку стали одеваться.
- Здоровы же вы париться, братья, - сказал Андрей, когда они уже сидели дома за столом, - со мной редко кто долго выдерживает. Видать, в вашем мире тоже баньку уважают.
Акела, выскочивший из парилки первым, улыбнулся, но промолчал. Соловей, перепаривший даже Барса, кивнул.
- Брат Георгий, - повернулся к Акеле Андрей, - братья и сёстры поговорить с тобой хотят. Не удержался я, прости уж, ради Христа, рассказал про твои разговоры. У многих вопросы сразу появились, а я что? Я только рты могу затыкать, нутром вот чую, что прав, а высказать не знаю.
- Да Бога ради, - легко согласился Акела, - хоть как-то вам добром отплатить.
- Да, Борисыч, - тихо сказал Барс, - от своей кармы даже в параллельном мире не спрячешься. Не зря же ты у нас жеребячьей породы. У тебя же кто-то из предков священником был, если я ничего не путаю.
- Не путаешь, - кивнул он, - прадед был магистром богословия, до архимандрита дослужился. Расстреляли его в двадцать четвёртом.
- Вот видишь. Продолжаешь его дело.
- Да ладно тебе. Хотят люди узнать что-то, мне не жалко. Меньше мракобесия будет.
- Вот и дерзай.
…Братья и сёстры собрались в общинной избе. Чинно сидели бородатые мужики, разрумяненные с мороза бабы в пуховых платках с интересом оглядывали гостей, те кто помладше крутили головами, боясь чего то пропустить. В помещении висел сдержанный гул голосов. Словно в сельском клубе перед показом кино или лекцией, его позабавило это невольно пришедшее сравнение, но ведь и впрямь похоже. А вообще, вполне сытно живущая весь, кою в такой глухомани давно и никто не тревожит.
Сначала вопросы были, скажем так, не очень важными. Они не были принципиальными, скорее, уточняющими. Один юноша, например, затронул вопрос о том, как Христос превратил воду в вино. Как раз перед тем, как их всех забросило в этот мир, по центральному телевидению показали сенсационный фильм о чудесных свойствах воды. Единственно, что пришлось объяснять это попроще, избегая оборотов и терминов двадцать первого века, но с этим Акела легко справился.
На втором часу беседы поднялся мужчина лет тридцати с очень колоритной внешностью. Над высоким выпуклым лбом свисала чёрная косматая прядь, ястребиный нос, резко очерченный рот. Вот только щека и челюсть попорчена страшным шрамом, нанесённым, скорее всего, крупным зверем, даже борода не может скрыть. Как только выжить умудрился с такой раной?
- Ты мне вот что скажи, брат Георгий, что это за странный обычай - добром за зло воздавать? Очень уж он для всех лиходеев удобный. Бей христиан, пытай их, - ничего не будет.
- Как зовут тебя, брат?
- Ипполит.
- Брат Ипполит, это и есть самое сложное в христианстве. Только немногие, самые сильные, люди могут полностью положиться вот так на Бога, чтобы самим не делать зла. Бог-то их обязательно накажет, но очень трудно дождаться его приговора, тянет разобраться и отомстить самому, своими руками. Правда ведь?
- Ну. Та что ж теперь, коли тать или орк поганый на друга моего топором своим замахивается, мне, значится, что делать? Пониже спины его поцеловать? Али всё же шестопёром по голове пригладить?
- Если ты хочешь моё мнение знать, то шестопёром по голове.
- Так ведь грех же.
- Какой? - искренне удивился Акела.
- Так убийство же.
- Так, слушай меня. Зачем орк на твоего друга топором замахнулся, убить?
- Знамо дело.
- А ты его по головушке из чистой жажды крови или друга спасти?
- Знамо, друга.
- Вот и получается, - греху убийства ты совершиться не дал, а спасти друга - благое дело. Так?
- Ну, так…
- Чего ж тебе, детинушка, ещё надобно? Живи по правде, зла не делай, Бога чти и заповеди его, вот тебе и вся хитрость.
Ипполит присел, запустив пятерню в космы, видимо, прогоняя ещё раз через своё понимание сказанное Акелой. На лице Андрея, хозяина дома, застыло непонятное выражение. Как если бы человек, выпустив джинна из сосуда, теперь и сам не рад его чудесам, но как ты его теперь закроешь?
Тут поднялся тщедушный мужичонка со слащавым выражением лица, по виду воплощённый фарисей и, щуря глаза, спросил: "Разъясни нам, тёмным, брат Георгий, вот разбойники с нас дань затребовали, так как же нам быть? Воевать несподручно, да и в грех впадём. А платить - по миру пойдём, волка ведь только привадь, потом не отстанет. Так как?"
Ишь, ты, хитрован. Не ответ тебе нужен, ты нас, фактически, на военную помощь подписать пытаешься. Но ведь не в этом жуке навозном дело. Вся деревня пострадает, а они нас как родных приняли. Андрей, Маша. Положеньице…
- Брат…
- Иувеналий, - подсказал хитрый.
"Эк тебя!" - чуть не вырвалось у Акелы.
- Брат Иувеналий, ты же сам себе ответил. Я и не понял - ты меня о чём спросил, коли сам знаешь, что волков приваживать нельзя?
- Дык… - заюлил мужичонка, - думал, может, подскажешь чего в учёности своей, мы-то люди тёмные, а ответ-то назавтра давать.
Акела встретился глазами с Барсом. Та же озабоченность - и не ко времени им всё это, но не бросать же их…
- Обсудим мы это с братом Андреем, хорошо? Волков действительно нужно на место ставить.
- Как же так, брат Георгий? - вскочил с места пухлый прыщавый юнец лет восемнадцати, - Господь ведь велел - если тебя ударят по левой щеке, подставь правую.
Толстовцы, вашу мать. Сколько же оправданий находит подлость и трусость. Ужо я тебя, щенок зажравшийся…
- Ничего такого Господь не говорил, это ты что-то напутал, отрок. Имел он в виду людей, у которых совесть есть, ибо устыдился тот, кому щёку подставили. Волкам же ненасытным Христос горло подставлять не учил. Всё, братья, простите меня, спаси вас Бог за честь великую. Пойдём мы с братом Андреем это дело обсудим.
- Чего молчал-то? - уже на улице спросил он у хозяина.
- А чего лезть-то к вам со своими заботами? У вас своих дел невпроворот, может ещё похлеще наших.
- Прав ты, тёзка, но и неправ. Ты нас, как друзей, встретил, а за помощью, как к друзьям, не обратился. Так я не понял - мы друзья или нет?
- Устыдил, - вздохнул Андрей, берясь за ручку двери.
- Неделю назад, - рассказывал он уже дома, - пришли пятеро. Мужики матёрые, с оружием. Не одни они были, охотники наши потом по следам посмотрели, - на опушке их ещё самое малое человек семь ждали. А у меня оружие держать человек пять всего может, да и то… Остальные либо старики, либо молодёжь зелёная. Биться, - полдеревни положу, а осилю ли - бабка надвое сказала. Платить невмочь, да и обнаглеют.
Прав этот хитрован Иувеналий, хотя, чует моё сердце, без него тут не обошлось. Грех это, - про брата плохое мыслить, но уж очень у него глаза бегают. Нутром чую, - он навёл, прости меня, Господи. Коли вы уж сами этот вопрос затронули, не стану скрывать, - без вас нам их не одолеть.
- Зачем же он к нам обратился, если хвост замаран? - вслух подумал Акела.
- А куда нас девать? - ухмыльнулся Барс, - он нас стравит, а, кто бы не победил - он у всех в фаворе.
- Резонно, - недобро оскалился Акела, - как обычно, хитрая лиса сама себя перехитрила.
- Ох, втравил я вас, - вздохнул тяжко Андрей.
- Да ладно, Андрей, - хохотнул Васька, - не переживай ты так. Этим двум волкодавам, - он кивнул на Барса с Акелой, - твои волки - закуска. Ну и я, глядишь, кого-нибудь за пятку цапну.
- Волкодавам? - озадаченно повторил Андрей, растерянно переводя взгляд с Акелы на тёзку.
- Да это так, тёзка, - улыбнулся Барс, - шуточка одна наша старая. Ты-то согласен, что на волков закон Божий не распространяется?
- Ну, так, знамо дело, волк - он волк и есть.
- Тогда слушай…
…В назначенный день из веси в сторону ближайшей опушки медленно выехали двое гружённых саней. Ветки кустов и деревьев обросли пушистым куржаком, белым одеялом укутана спящая земля, застыл лес в зимней шубе. В холодных лучах солнца, выкатившегося из-за кромки леса, эта застывшая красота вспыхнула, радужно засияв. Не хотелось верить, что скоро эта красота поблекнет. Взрытый и истоптанный ногами снег запятнается пролитой кровью, которую с жадностью слижут ночные хищники. Жаль поганить. Но! Первой телегой правил старшина деревни, второй - охотник-капканщик Иувеналий. Уже подъезжая к условленному месту, Андрей увидал - их ждут. Похоже, вся стая в сборе. Что ж, оно и к лучшему.
- Молодец, старшина, - подходя к Андрею, снисходительно сказал рослый кряжистый мужик лет пятидесяти. На его правой руке висел тяжёлый шипастый кистень, в Европах романтично именуемый "моргенштерн".
- Жди в гости сегодня, - с издевательской улыбкой добавил он, - раз мы друзья теперь. Попируем вместе, дружбу нашу закрепим.
Стоящая поодаль толпой шайка встретила шутку главаря глумливым смехом, послышались предложения устроить потеху в веси, от которых у Андрея пошёл холод по спине. В толпе, как успел заметить старшина, рожи одна поганей другой. Мелькали клеймёные лица, рваные ноздри, даже парочка гоблинов в этой стае наличествует. Господи, всё отребье собралось, пробу негде ставить. Их потеха для маленькой веси кровавыми слезами отольётся.
- Не было такого уговора, атаман, - твёрдо сказал Андрей.
Тот презрительно сплюнул.
- А кто с тобой, сопля жидкая, договоры тут устраивать будет? Не много ли чести? Как я сказал, так и будет, а ты ещё впереди меня шавкой побежишь. Иувеналий, ну-ка, свяжи его!
Иуда поменялся в лице от яростного взгляда старшины. Однако, не прекословя, соскочил с передка телеги.
- Не будет по-твоему, душегуб, - твёрдо глядя в глаза татю, повторил Андрей.
К возражениям главарь, видимо, приучен не был.
- Ах, ты, прыщ смердящий! - взревел он, взмётывая над головой свою "звезду". Готовый к такому повороту событий, старшина проворно скатился на землю по другую сторону телеги. Шипастый кистень с треском разнёс передок. Вскочив на ноги, Андрей без замаха метнул в атамана засапожный нож.
Противник, однако, оказался битым волком. Ловко увернувшись от летящего клинка, разбойник легко вспрыгнул на телегу. Оттуда он, вращая кистенём, ринулся на непокорного деревенщину, имевшего наглость сказать ему слово поперёк. Тот броском ушёл в сторону и перекатился по холодной земле. Вставая, он уже понимал, что запаздывает и от летящего в голову шипастого шара не уйти.
Что-то свистнуло совсем рядом. Удивившись мимоходом, что ещё жив, Андрей вскочил с земли. Главарь, хрипя, заваливался назад с белопёрой эльфийской стрелой в горле. Воспользовавшись секундным замешательством, старшина рванул назад, под прикрытие кустов с засадой. Тати с рёвом бросились за ним.
Иувеналий раскручивал над головой бич, явно собираясь подсечь бегущего. Но тот вдруг, резко свернув, перепрыгнул свистнувший понизу бич, с налёта ударил кулаком в переносицу предателя. Сцепившись, они покатились под ноги испуганно храпящим лошадям. Упругие ветви дрогнули, сбрасывая свой снежный груз, из чащи полетели стрелы, разом положившие больше половины татей. Уцелевшие с криком ярости рванулись в атаку на невидимого пока врага. В этот момент с первой телеги, отбросив прикрывавшую их мешковину, взвились Акела и Барс с обнажёнными мечами и Дорин со своим лабрисом.
Два метательных ножа, вспоров воздух, нашли свои цели, сразу скорректировав баланс сил ещё на "минус два". Успевшего обернуться гоблина Дорин, крякнув, развалил от плеча до пояса. Чёрный косоглазый орк, видя гибель сородича, бросился на Барса, занося громадный ятаган. Светлая полоса меча, размазываясь в воздухе, прошла на уровне плеч гоблина. Уродливая голова, разбрызгивая кровь, покатилась по земле.
Оставшийся в живых молодой рыжебородый мужик в ужасе замер. Он дёрнулся было бежать, но, поняв бесполезность этой затеи, снова остановился и, бросив топор, упал на колени.
- Не стрелять! - крикнул Акела, бросаясь к последнему кандидату в "языки". Краем глаза он увидел, как шевельнулся куст и отчаянным броском свалил рыжебородого на землю, на волосок разминувшись со свистящей смертью.
- Лежать, падаль! - прошипел он, прижав к его горлу лезвие меча, - кто навёл?
- Пощади! - рот перекошен, взгляд затравленно мечется между страхом смерти и несбыточной надеждой.
- Будешь молчать, убью, - спокойно сказал Акела, - кто навёл, спрашиваю?
- Этот, что на второй телеге сидел. Хотел старшиной веси стать. Ты меня не убьёшь? Я всё скажу…
- Ладно. Если всё скажешь, я тебя не убью. Откуда пришли, как про эту весь узнали, где остальные прячутся?
- Больше никого не было, шли издалека, Ювеналия этого в лесу встретили, он нам сам предложил…
- Ну, всё, иди, - Акела отпустил его и сделал шаг назад. Лиходей, пятясь, шагнул в сторону и, повернувшись, пустился наутёк. Увидев в кустах светлое лицо Берендея, Акела опустил вниз большой палец. Царь, хотя и не служил в разведке, но жест понял верно. Стрела с белым оперением прошила разбойника насквозь, тело мешком упало на землю. Русский эльф был бывалым воякой и тоже излишней сентиментальностью не страдал. Витязь криво усмехнулся. Он его не убивал, а про других разговора не было. К Акеле, прихрамывая, подошёл старшина веси.
- Чего делать-то, брат?
- Стащите всю эту падаль на болото. Часть зверьё растащит, остальное в трясину уйдёт. А Иувеналий-то этот где?
- Дак вона валяется, - старшина небрежно махнул рукой, указывая на тело предателя, лежащее с неестественно вывернутой шеей, - али думаешь, они не одни пришли?
- Бережёного и Бог бережёт, лучше лишний раз остеречься. Молодняк учи ратиться. Они у тебя от безделья уже зажирели, потому и мыслями дурными маются. Делом займи этих лодырей малолетних, гоняй их как следует, чтобы по семь потов сходило, или горюшка с ними хватишь. Да смотри, не жалей-не забывай, что на тебе целая община.
- Верно говоришь, - кивнул Андрей, жестом подзывая к себе мужиков, - только как на себя грех-то такой брать? А?
- Достал ты меня, блин… Знаешь, что такое воинство Христово? - старшина, испуганно глядя в неумолимые глаза, помотал головой, - это люди, которые сознательно и, заметь, добровольно берут на себя грех пролития крови. Они берут в руки оружие, чтобы уберечь от смерти и надругательства истинных праведников. Чтобы их уберечь и от смерти и от греха тоже. Великого почёта эти люди достойны. Вот и думай сам, - Акела, вложив меч в ножны, пошёл к друзьям. Они уже поджидали его, стоя вместе.
- Ну, что, когда выходим?
- Я думаю, утром. Чего ждать-то? Вы как мыслите, мужики?
"Мужики" королевской крови тоже были не против. А беспечному Соловью было "по барабану".
…Человек предпологает, а Бог располагает! В ночь поднялась метель и выход пришлось отложить. Под вой ветра, стучавшего в ставни, они починяли и подгоняли одежду, что истрепалась в дороге. Мария пекла хлеба в дорогу и сушила из них сухари. Хлеба много с собой не возьмёшь, а сухарики ноша лёгкая, сунь на привале в горячее хлёбово или чай, да и жуй с добром.
Покуражившись два дня, метель угомонилась. Утро прощания с христианской деревней выдалось тихим и солнечным. Сердечно попрощавшись с Андреем, Марией и ещё несколькими жителями веси, вышедшими на околицу проводить их, путники вошли в лес. Дорожные мешки оттягивали плечи. От какой-то части вкусностей пришлось с извинениями отказаться. Свежий снежок поскрипывал под ногами, кончики ушей пощипывал лёгонький морозец - прощальный привет от матушки-Зимы.
Вечером следующего дня они столкнулись с дикими свиньями. Когда вошли в дубовую рощу, состоящую из старых, огромных деревьев, перед ними оказалось большое, голов в двадцать, стадо. Лесные свинтусы, перепахивая заснеженную землю, искали, видимо, прошлогодние жёлуди. Обе стороны замерли. Бывших горожан прошиб пот. Гном в лесу тоже чужой, только Берендей остался невозмутим.
Свиноматки и молодняк при виде чужаков пустились наутёк, несколько матёрых секачей, вздыбив на холке щетину, угрожающе повернулись рылом к путникам. Люди, схватившись за оружие, замерли. Самый огромный зверь, с седой наполовину щетиной и кривыми ятаганами клыков, неожиданно громко хрюкнул и самцы, как по команде, дружно повернулись и потрусили вслед убегающему стаду. Друзья перевели дух, Васька дрожащим голосом выругался.
- А ведь эти кабаны знают человека, - задумчиво сказал Берендей, - хотя… община живёт в двух днях пути, да разбойники шастают…
- А что, тебя что-то удивило? - остро глянул Барс.
- Да я и сам не понял, - честно ответил Царь, - почувствовал какую-то странность, а какую - понять не могу. Придёт что-нибудь умное в голову, тогда скажу.
…Прошло несколько дней.
- Всё, - сказал, остановившись, гном, - здесь тоже не пройти. Возвращаемся на ночлег.
Уже три дня путешественники искали проход в горном хребте, преградившем им путь, но безуспешно. С охотой что-то не заладилось. Молчаливый лес не радовал даже дробью дятла или щебетом вездесущих синиц, только угрюмо шумел кронами под налетавшим ветром. Зверь словно покинул здешнее предгорье или вымер. Даже следов не видать и это выглядело довольно странно. Орех здесь уродился богатый, до сих пор кедрач шишкой обвешан, должен быть живность. Что же могло так напугать лесных жителей?
За это время подъели всё, чем снабдили их радушные хозяйки христианской деревни. Свой рацион тоже не резиновый, приходилось жестоко экономить, лица путников осунулись. При каждом удобном случае Берендей уходил подальше от скалистых изломов, туда, где лес оживал птичьими голосами и старался подстрелить зайца или куропатку, но что это на пять здоровых мужиков?
Очень сильно они страдали от холода. Царь с гномом переносили его легче, - иная структура ткани, иной метаболизм. Но и они устали. Проглотив скудный паёк, путники потягивали чай, бездумно глядя в танцующие на углях язычки пламени. Впрочем, это только так говорится, что бездумно. Если сознание устало отключилось, то подкорка без устали крутила всевозможные варианты, не находя нужного.