Андрей задумчиво рассматривал меня.
Яик, кусок степи между южными отрогами Урала и зыбучими песками Северного Каспия, для русских князей - земля известная. Через полвека, перед Калкой, когда монголы Субудея прорвутся через Дербент, и встревоженный император византийский обратится к тогдашнему Великому Киевскому князю Мстиславу - он получит гордый ответ: "От Дуная до Яика ничего не может случиться без моего соизволения".
Случится. Этот Мстислав - Киевский, его тёзка - Мстислав Черниговский и ещё триста русских князей будут убиты монголами. Лишь третий Мстислав - Удатный, сумеет сбежать за Днепр.
- И какое ж войско тот народ на нас пошлёт?
А я знаю? Разброс в оценке численности армии Батыя - в разы. Но, следуя наиболее общепринятым, выглядящим обоснованными…
- Тысяч полтораста конных. Ходят они резво, без телег, отрёхконь. Конечно, дело не простое, там полтыщи вёрст этих "Ворот", но если поставить в удобных местах крепости, наш-то берег - крутой да высокий, выдвинуть к востоку сторожевые дозоры, развернуть в глубине линии обороны мобильные резервы…
Выражение лица Боголюбского, по мере моего лепета, становилось всё более презрительным.
- Нет. Не Иван. Брат был добр, но не глуп. Бестолочь ты, счёта не знаешь.
- Э…?
- Да хоть как крепости ставь! Сколько надо иметь войска, чтобы удержаться против полутораста тысяч воинов?
- Э… Ну…
- Треть надо! Не менее! Хоть в каких крепостях-засеках. Полста тысяч! Доброго, оружного, постоянного войска. Дошло? Чтобы одного воина прокормить надо смердов… Сколько?
- Ну… Семь…
- Сколько в смердячем семействе душ?
- По-разному… но… десять.
- А ещё к войску нужно городских. Мастеров, купцов, попов… Считать умеешь?! Сколько всего?!
Факеншит уелбантуренный… Четыре миллиона! Абзац подкрался незаметно. Из таблицы умножения.
Андрей завёлся нешуточно, даже брызгал слюной. Выплёвывая в меня свои эмоции:
- Дурень! Ботало берёзовое! Это - половина всей "Святой Руси"! Это против всего Залессья - впятеро, всемеро! Сколько лет от Бориса с Глебом до сюда?! Двести?! А отсюда до твоих… мунгал… шестьдесят-семьдесят? Так князья в Залесье пришли не на пустое место! Тут уже люди жили! А там-то - степь голая! Ты куда людей слать хочешь?! За булгары да за буртасы, промеж кыпчаков да торков, в пустой чужой земле землянки копать?! Сгноить-поморозить?! Господи боже, пресвятая богородица! Да с откеля ж такие пни вылезают?! Ведь не дай бог твои речи бессмысленные - люди малые услышат! Ведь сыщутся и другие глупцы да сволочи! Ведь поведут народ обезмозгленный на смерти лютые!
Он замолчал, вытер губы, посмотрел на меня с ненавистью. И подытожил:
- Рубить. Рубить голову, пока дурость твоя - в народ не пошла. Мало ли у нас иных зараз. Новой - не надобно.
Стоп! Как же так?! Это ж второе самое главное событие в русской истории! После Крещения. Это ж "Погибель земли Русской"! Это ж первоисточник и первопричина… ну, всякого всего! Русь, его "Святая Русь" будет разрушена! Русский народ разделится натрое, всё поменяется: язык, система управления, одежда, законы… Сотни лет войны на истребление, бесконечная "борьба со степными хищниками"… вековая оккупация большей части… вечная централизация для непрерывной мобилизации… А ему - плевать?! Боголюбскому плевать на судьбу "Святой Руси"?!
- Погоди… а как же… а чего ж делать-то?… ведь будет нашествие… ведь я же знаю… Ну, пророчество, грядущее же…
"Его уста сочатся ядом". Ядом убийственного сарказма.
- А ты, значит, во пророках. Может, тебя не Ванькой, а Иезекиилем звать-величать? Тебя сам Господь Бог вразумил? Показал тебе свиток кожаный? "И увидел я, и вот, рука простерта ко мне, и вот, в ней книжный свиток. И Он развернул его передо мною, и вот, свиток исписан был внутри и снаружи, и написано на нем: "плач, и стон, и горе"".
Я даже поперхнулся, прихлёбывая винцо из кубка.
Глава 343
Андрей был в бешенстве. От того что на миг поверил. От того, что сразу понял - ничего сделать невозможно. От возникшего на мгновение ощущения собственного бессилия перед грядущей опасностью. От того что задумался, представил, почувствовал. Оттого, что сам, на минуточку, увидел мои картинки, соприкоснулся с моей душой. Что между нами на мгновение возникла паутинка… нет, не дружбы, не единомыслия, но понимания, со-чувствия. Общности. А такого, между светлым князем и душегубцем кровавым - быть не может! Никогда! Чтобы "душегубец" не говорил!
Ибо "понять" часто означает "простить". Тяжко посылать на плаху человека, с которым ты… "со-чувствуешь".
Тыча в мою сторону мечом, он кричал мне шёпотом:
- Ты! Ехидна злокозненная! Поклёпы гадские на Русь складываешь! Всяко слово - ядом змеиным течёт! Выкормыш, выползок сатанинский! Для смущения душ христианских посланный! Чтобы дух наш русский расточился аки пар утренний! Не бывать этому!
Я отставил в сторону свою пустую посуду и, встав на четвереньки, сходно, шёпотом, заорал ему на встречу:
- А ты - руби! Рубани мечом святым до по лысой-то головёнушке! Враз замолкнет глас, глас пророческий! Не будет у тебя нужды-заботушки! Тебе! Государю! Нахрен-то думати?! Жрать да спать - мозгов не надобно! Ты тут кто - князь русский или в плетне дреколье замшелое?! Коль нацепил корзно - изволь знать! Хоть убей - да выслушай! Изволь об Руси заботу иметь! Ты… б-б… братец…
Андрей, кажется, опешил от такого моего ответа. От напора моего отпора. Пару мгновений мы смотрели друг другу в глаза. Он - наклонившись ко мне навстречу со своего трона, странно изогнув спину, с чуть дрожащим, пускающим от этого зайчиков, мечом в руке. Я - стоя на коленях, почти на четвереньках, вытянувшись ему навстречу, с идиотским пустым кубком в руке.
Я сдался первым. Уселся на пятки, отвёл глаза, заговорил спокойно, миролюбиво:
- Зря ты на меня так, зря пророком ругаешь да насмехаешься. Мы все - пророки. Всяк, кому язык дан - грядущее предсказать может. Кто больше, кто меньше. И ты, Андрей, тоже… "во пророках".
- Чего?!
Надо помнить, что издевательская фраза соседей Иосифа Плотника: "Вот и Иисус во пророках" - здесь у всех на слуху.
"Издевательская" - ибо "пророков" в то время в Палестине было великое множество. Так называли наглых попрошаек, болтающих на религиозные темы, напрашивающихся на дармовое угощение и приворовывающих по мелочи. Бродяги-демагоги. А продолжение этой евангельской фразы: "Разве его сёстры не в жёнах у нас?" - станет апокрифом. Ибо предполагает, что Иосиф, не только плотничал, но и заделал Пресвятой Деве кучу детишек. Такое уравнивание голубя и еврея, хоть бы и частичное, в области их… воспроизводства - для христиан труднопереносимо.
Андрей снова убрал меч себе на колени, успокаивался, не поднимая на меня глаз, как-то усаживался по-удобнее. Однако моё наглое заявление о наличии у него пророческого дара, вновь вызвало приступ ярости.
Тут уж лучше показывать, чем рассказывать. Я поднял пустой кубок, заглянул в него. Как фокусник покрутил, показывая Андрею со всех сторон пустую посудинку. Поднял на вытянутую руку перед собой.
- Ежели я его отпущу - чего будет?
Андрей несколько мгновений раздражённо рассматривал то - меня, то - этот оловянный стаканчик с ножкой. Запахнул полы шубы и зло сказал:
- Ха. Известно что - упадёт.
Я улыбнулся ему в лицо. И отпустил кубок. И он - упал.
- Вот, Андрейша, ныне и ты во пророках. Хоть и недалекое, несложное, но будущее - предсказывать можешь. Ты о "не-наступившем" молвил. Прорёк. И исполнилось по слову твоему. По твоему пророчеству. Упал.
Первый раз я увидел, как у Боголюбского отпадает челюсть. Он растерянно переводил взгляд с меня на стаканчик и обратно. Что упадёт - очевидно. Но ведь предсказал же! До падения. Или предсказание очевидного, но не наступившего - не предсказание? Но что такое "очевидное"? Что просто одному - сложно другому…
"Чукча залез на дерево, пилит сук на котором сидит. Мимо идёт геолог:
- Чукча! Упадёшь!
Допилил, упал.
- Ты, геолог, шаман, однако".
Момент растерянности от наглядности проявления собственного "пророческого дара", быстро сменился стандартной реакцией - приступом раздражения:
- Ты мне тут фокусы…!
- А вот теперь что будет?
Я снова поднял стаканчик и радостно посмотрел на Боголюбского.
- Да я ж сказал! Упадёт! Да что ты мне голову…!
Я отпустил стаканчик. Правой рукой. И подхватил его у земли. Левой.
- Не упал. Видишь? Предсказал, а не сбылось. Теперь ты, Андрейша - ложный пророк.
Кажется, он икнул.
Андрею, как это часто бывает у людей начальствующих, свойственно было при столкновении с чем-то непонятным, приходить в состояние раздражения. Ибо, как показывает повседневный опыт, почти все непонятности есть следствие бестолковости, лености да нерадивости подчинённых. Простейшее и эффективнейшее средство для разрешения таких коллизий и несуразностей - рявкнуть. Все с испугу забегают, напрягутся быстренько - и всё станет правильно.
Увы, с мной эта метода не работала. Не тот случай. "Забегать быстренько"… я как-то… не устремляюсь.
- Ты! Ты сам ложный пророк! Об мунгалах, об степняках твоих… О тебе сказано Иисусом: "Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные"!
- Значит, ты, брат, меня поберегись. Ибо в этом и есть моя мечта. "Хочу быть лжепророком!". Мечтаю. Вот, пророчествовал я о сыне твоём Изяславе. Говорил Манохе о смертельном ранении княжича в Бряхимовском бою. Не случилось. Что вы там сделали? В атаку какую не пустили парня? Гридней в охрану добавили? Просто ближникам пальчиком погрозили, чтобы те не спали? Что?
Андрей опустил взгляд, зло сопя пробормотал под нос:
- Кольчугу новую отдал. Покрепче… Но всё равно…!
- Что?! Что "всё равно"? Что его не убили?! Тебе - всё равно?!
Мы оба помолчали. Я так думаю, что Изяслава всё-равно бы не убили в Бряхимовском бою. И без моего пророчества. Но они же поверили! Какие-то меры предприняли! Молодцы! Парень - жив, пророчество - ложное. Что - радует.
Парадокс: радует - ложность.
Я перевёл дыхание. Жаль - горло промочить нечем. Но посторонних звать не будем. Продолжим. Просто - чуть спокойнее:
- Вспомни древних пророков, Андрей. Их предсказания - несчастья. Мор, глад, война, разрушения. Пожары. Беды. Кроме сна Иосифа Прекрасного - и вспомнить ничего хорошего не могу. Да и то… "семь коров тучных, семь коров тощих. И сожрут тощие - тучных…". Ты себе хищных коров представляешь? Говноедок? Э… Говядино-едок. Ужас! Посмотри Исайю, вот сказал он: "Земля ваша опустошена; города ваши сожжены огнем; поля ваши в ваших глазах съедают чужие; все опустело, как после разорения чужими". И так и исполнилось. Потому он - пророк великий, правильный. А дошли бы его слова до душ людей, которым он пророчествовал, стали бы они жить по законом, без грехов и злодейств - не послал бы Господь на них погибелей. И было бы им хорошо. А Исаии - плохо. Ибо не исполнилось по слову его. Ибо стал бы он - лжепророком.
Дошло - не дошло? Ведь не дурак же он!
- Брат, подумай здраво. Не по учению, не по Апостолам с Евангелиями - сам, своей головой напрягись. Цель всякого разумного, толкового человека, коли дан ему дар пророческий - стать ложным пророком. Не вопиять на площадях и улицах бездельной толпе на посмещище, а дело делать, изменить жизнь этой толпы так, чтобы пророчество не сбылось. Вот толкую я про "Погибель Земли Русской". Про пожарища да пепелища от края до края, про реки крови да обочины из костей человеческих по шляхам степным, про отожравшихся на мертвечине так, что брюхами по земле тянутся, волках да воронах. Это ж не от тщеславия моего - вот я, де, какой мудрец да прозорливец! Это от желания сделать пророчества мои… неверными, ложными. Чтобы бед этих - не было. Чтобы - не сбылось!
Андрей тяжело поднял на меня взгляд. Презрительный. Издевательский.
- Что, милок, на плаху неохота? Так помирать боишься, что и пророков с апостолами вспомнил? Страшненько под топор-то идти? Ишь каких ты тут… небылиц-страстей по-рассказывал. Что, сам Господь тебе грамотки отписывает? А ангелы божьи на посылках носятся? Да я таких пугалок каждый месяц - десяток слушаю! Всяк босяк юродивый и поскладнее тебя сказки сказывает. Такого иной раз по-накрутят, по-напридумывают… С семью хвостами, с десяти рогами. А у тебя-то… И моря-то не по-выплеснули, и горы-то не по-выплясали. И звезда Полынь всё огнём не сожгла. Слабоват ты, Ваня, умишком-выдумкой. Да, видать, уж и поздно тебе, не научишься. Как сказывал я - срубят поутру тебе буйну голову.
Факеншит уелбантуренный! Не учёл.
Андрей прав: поток всяких страшилок с привкусом Святого Писания идёт по "Святой Руси" непрерывно. "Плохие новости - лучше продаются" - общеизвестная журналистская мудрость.
Здесь это - продажа "плохих новостей" - источник существования множества странников, паломников, нищих, юродивых, блаженных… У жителей "Святой Руси" вырабатывается иммунитет к средневековой "чернухе".
Знаю, проходили. Но полное отторжение, неприятие "плохих новостей" приводит к утрате осторожности, к "целлулоидным грёзам".
Благостность неизбежно заканчивается бздынем. У "Святой Руси" есть ещё 70 лет. До бздыня.
- Ну, всё?! Закончил? Слово своё последнее…
А ведь и вправду голову отрубят… "Всё ли ты сделал для победы?". А я? Всё ли я сделал для собственного выживания?
- Что ж, Андрейша…
- Я тебе не Андрейша! Я тебе светлый князь суздальский! Государь твой, мерзя пакостная…
- Да плевать. Ещё одно. "Ещё одно, последнее сказанье, и исповедь закончена моя". Понял я, что кровь родная, братская - тебе как водица. И другое я понял: "Русь Святая" - тебе подстилка драная. Нету у тебя думы-тревоги за народ наш, за церковь святую. И на это тебе наплевать-растереть. Что ж, услышь слово тайное, слово о тебе самом. Светлый князь Суздальский, Андрей Юрьевич. Г-государь.
Я задумчиво крутил в пальцах пресловутый кубок. Как бы тут… осторожненько. Сказать надо достаточно, но… не лишнее.
- Дозволь сперва спросить тебя, княже. Есть ли у тебя любимый пёс-выжлятник?
Вообще-то, "выжлятник" - человек. Псовый охотник, приставленный к гончим собакам. Самих гончих называют - выжлец или выжлица. Но я спрашиваю именно о собаке.
Русские князья славятся соколиной охотой. Но есть в "Святой Руси" и охота псовая. Андрей не является известным фанатиком ни того, ни другого. В отличие от деда, Мономаха, о нём вообще нет охотничьих воспоминаний. Может, у него аллергия на собак?
- Есть. Да что ты в сторону-то?! Говори дело да…!
"Да давай на плаху"? Успеется.
- Про тебя, князь Андрей сказывают, что славен ты выносливостью своего тела. Добрые витязи в долгой скачке уже и из сёдел выпадают, а ты лишь коней под седлом меняешь? Так ли?
- Ну.
- А ещё ты славен трудами своими на постелюшке. Говорят, по три бабы в раз уматывал, а сам на четвёртую поглядывал. И спишь ты мало. Куда менее слуг своих, бояр ближних. Всё об делах, об судах да казнях промысливаешь. А ещё, говорят - скор ты. И в решениях своих, и в движениях. Как зачнёшь мечом махать - втрое быстрее лучших мечников отмахиваешься. И храбр ты в бою - редкостно. Сам-один на целые войски устремлялся, никаких ворогов не пугаясь. А ещё известно, что никакого чужого верха-мнения не выносишь. Отцу своему, брату старшему, перечил безбоязненно. В бой кидался, дела вершил - не спросясь, без согласия. Даже и против воли отца-батюшки, других князей-сотоварищей.
- И чего?
- Скорость, выносливость, любвеобильность, сон короткий, храбрость, крепкая память, книжность, многие знания, твёрдость воли, самостоятельность, решительность, неподчинение старшим… Все эти свойства наличествуют у нас обоих. В степени куда большей, нежели у многих иных людей. Про себя - ты сам знаешь, про меня - в Рябиновку пошли спросить - подтвердят. Такое сходство - не странно, ибо у братьев - многие особенности общие.
- Ты уж толковал об том. Ты - ублюдок. Я тебя братом не считаю.
- Да и не надо. Экая забота. Тоже мне… Китай Бешеный - братец долгожданный. Однако, видя похожесть в одних, не общих средь людей, наших свойствах, предполагаю я, что и иные, не столь очевидные свойства - схожие.
- Хм… Это ж про что ты толкуешь?
- Есть у меня одна… знахарка. Да ты ж её видел! Марана.
- Это которая… ведьма колченогая разноглазая?
- Она. Зря ты так. Марана - умница и искусница. И в деле своём понимает - куда как поболее многих. Лет несколько тому случилось так, что довелось ей посмотреть моё семя. Не глазами - у неё иные способы есть. Тогда она и сказала мне: пустоцвет, де, я. Не будет от моего семени потомства.
Андрей несколько мгновений сосредоточенно обдумывал мои слова. Потом голова откинулась назад, на лице появилось презрительно-пренебрежительное выражение. С некоторой долей отторжения и омерзения. Как смотрит часто богатый и здоровый человек на бедного и больного. На язвище в рубище.
- Вона чего… Ну и что? Мёртвый сучок? Засохший да покуда не отпавший? Так тебя пожалеть? За калечность да ущербность твою - от плахи избавить? Добрый лесник таких… такой хворост - с леса убирает, да в костёр кидает. Чтобы живым деревам не мешал, чтобы для лесного пожара - пищи не было…
- Не обо мне речь. Мы с тобой во многом схожи. Думаю я, что и в этом тоже.
Мгновение Боголюбский непонимающе смотрел на меня. Потом начал улыбаться. Всё шире. Запрокинул голову и захохотал. Демонстративно.
- Ха-ха-ха. Ну, ты, рассмешил, ну, позабавил! Вот же… бедненький… эк тя пробрало-испужало… совсем помороки повышибло… сказанул - как в воду пер… Деточка! У меня ж только законных - сыновей трое, дочка уж замуж выданная! Ну ты и…
- А они - твои?
Короткая фраза. Три слова.
Этот вопрос, "просто спросить" - смерть. Мне. Ему. И ещё многим десяткам, если не тысячам. В следующем десятилетии. Миллионам - в последующих столетиях.
Урожайность - зависит от качества семенного материала. История России, с её бесконечными обледенелыми, заваленными трупами, сладковато-горькими пожарищами - от качества семенной жидкости в тестикулах вот этого… вот этой "татарской морды". И - от информированности об этом качестве.
Смех отрезало как ножом. Улыбающееся лицо Боголюбского поплыло книзу, отвердело, закаменело. Удерживая видимым усилием воли клокочущую внутри ярость, он высокомерно, царственно сообщил:
- За одни эти слова… голову срубить без разговора… даже и думать нечего.
Он - прав. "Монархия - способ правления, при котором власть передаётся половым путём". Всякое сомнение в "правильной" освящённости полового акта в монаршей семье - государственная измена.
Елена Глинская, мать Ивана Грозного, не возражала, когда её муж брал на супружеское ложе "третьим" - офицеров из охраны "для разогрева монаршего хозяйства", но переживала по поводу возможных слухов о нелегитимности происхождения будущего царевича.