Иван порой улыбался, откровенно радуясь – "пятидневная война" прошла еще стремительней, чем в былое время. Меньше народу побили, больше спасли.
Показался генерал Белобородов, назначенный военным комендантом Харбина. Он сменил вороватого мэра Чжана Тинго, нажившего миллионы под японцами.
– Поздравляю, Афанасий Павлантьевич, – улыбнулся Жилин.
– Поздравили коня с весенней пахотой! – рассмеялся Белобородов. – Мэра мы прижали в одном из пяти его особняков – попутал Чжан свои амбары с японскими складами.
– Вор должен сидеть в тюрьме.
– Посадим. Меня другое беспокоит – хунхузы больно уж оживились, а у них шайки таки-ие… до тыщи человек доходят. Грабежи, налеты, убийства волной пошли. Вон, в пригородах харбинских, особенно в Фуцзядяне, Нахаловке, в Питомнике, уже на солдат нападают!
– Хотите совет? – серьезно сказал Жилин. – Обходитесь без задержаний, поступайте с бандитами по закону военного времени – расстреливайте на месте. Это враги почище японцев или фашистов, потому как нападают не открыто, а гадят исподтишка. Показать вам одну листовочку? Мы-то мимо проходим, для нас китайская грамота нечитаема, а вот полюбопытствуйте, что за перевод.
Белобородов перевернул листовку и прочитал:
– "Красная Армия пришла в Маньчжурию по приказу нашего главы правительства Чан Кайши, японская армия не воевала и сама сгинула…" Мило! "Почему безоговорочно капитулировал японский империализм? Думаем, всем понятно. Это результат борьбы великого полководца генералиссимуса Чан Кайши, Америки и Англии. Да здравствует Чан Кайши! В союзе Китая с Америкой, Англией пойдем на Москву! И в Москве выпьем чару вина! Выступайте против большевиков!" Ну, ничего себе! Это уже не бандитизм, это похуже.
– Это война, Афанасий Павлантьевич. НКВД уже занимается и хунхузами, и гоминьдановцами. Сам Судоплатов прибыл с Отдельной мотострелковой бригадой осназа. Порядок будет, но крови нам попортят изрядно.
– А вы представляете, что начнется, когда мы заявим, что Маньчжоу-го станет Маньчжурской АССР?
– Так и я о том же! Зато уж как придавим здешний гадюшник, как разгребем здешнее окаменевшее дерьмо, сразу задышится легче! Ну, успехов.
Обменявшись крепким рукопожатием, генерал и маршал расстались.
Штаб ВВС еще держался – по инерции, поскольку не существовало больше 1-го Дальневосточного фронта, но дисциплина скрепляла людей в единый коллектив. Они и расположились-то на одном этаже отеля, в смежных комнатах.
Жилин занял люкс, пересыщенный азиатской помпезностью. Вечером в номер заглянула Лида.
– Товарищ маршал, – несмело сказала она, – вы просили сообщать…
– Что там, Лидочка? – улыбнулся Иван.
– К Порт-Артуру подходят авианосец "Советский Казахстан" и линкор "Иоанн Грозный". На борту авианосца только дежурная группа штурмовиков, ангары пусты, ждут эскадрильи 122-го полка. Там еще пара крейсеров, они дежурят в Желтом море…
– Замечательно! – энергично кивнул Жилин. – А то в Тихоокеанском флоте всего-то два крейсера и числится.
"Советский Казахстан" не так давно звался "Графом Цеппелином" – это был недостроенный немецкий авианосец на шестьдесят-семьдесят самолетов. С верхними и нижними ангарами, парой катапульт и шестнадцатью 150-миллиметровыми орудиями, корабль развивал тридцать четыре узла .
– Замечательно, – повторил маршал. – Чего там еще подкинули?
– На аэродром "Центральная-Угловая" переброшены тяжелые четырехмоторные бомбардировщики "Ил-22". Реактивные!
– Очень хорошо! Будет чем пугануть Чан Кайши с Трумэном.
В следующую секунду всю политику со стратегией выдуло из головы Ивана – Лидочка очутилась так близко, что щекой он ощутил веявшее от девушки тепло.
Столетний дед вспомнил, что Рычагову всего-то тридцать четыре и обет целомудрия он не давал.
Руки будто сами собой обняли тугое, гладкое, горячее, а рот вслепую нашарил сухие Лидины губы…
* * *
…Утро выдалось прекрасное – тяжелые шторы с золотым узором и висюльками пропустили полосу света, отразившегося в зеркалах. Поймав "солнечный зайчик", Жилин сморщился и подвинулся, прижимаясь к Лидиной попе.
Девушка не спала. Живо развернувшись, она обняла Ивана и тесно прижалась к нему.
– Я люблю тебя… – прошептала она, пряча лицо на груди у Жилина.
Иван нежно огладил ее волосы, спину, поцеловал в шею, в щеку – и ощутил солоноватый вкус.
– Ты плачешь?
– Это от счастья… Ты не думай ничего, я не набиваюсь в генеральши. Просто… Просто я хотела побыть с тобой, и вот… А потом я уйду.
– А я вас не отпускал, товарищ лейтенант.
Добрых полчаса они провозились в постели. Золоченые статуи ловили стоны, отрывистое хихиканье, бурное дыханье.
Жилин ничего пока не решил, да и нельзя решать жизненные вопросы в спешке, на ходу, вторя своим желаниям. Тут надо все обдумать.
Раньше у Ивана мелькали мыслишки о том, что Лида не зря добивалась его – девушку могли подослать спецы из НКВД.
В ведомстве Берии на него ничего нет, но держать носителя гостайн под контролем – первейшая обязанность чекиста.
Этим утром Жилин полностью отбросил подобную версию – чересчур Лида была эмоциональна, чересчур страстна. Женщина, которая плачет от любви, не годится в агенты.
Оставив Лиду досыпать после ночи, Иван тихонько умылся, побрился, оделся. Едва он потянулся за фуражкой, как в дверь поскреблись.
Жилин открыл, и в номер ввалился барон Савада. С головой, обвязанной окровавленным бинтом, в форме не по размеру он являл собой душераздирающее зрелище.
– Господин барон? – удивился Иван. – Вот уж кого не ожидал увидать.
– Господин маршал! – прохрипел Савада. – У русских бытует посровица: "Лучше поздно, чем никогда". Пожаруйста! Император готов заключить союз с СССР на любых условиях!
– Где же он раньше был? – проворчал Жилин.
– Заговор, господин маршал! – взвыл барон. – Императорская гвардия, подкупленная шпионами амэ, держала тэнно взаперти и говорира от имени его величества! Но нашлись верные адмиралы, вернули свободу императору, и вот его слово: "Япония почтительно просит Советский Союз договориться о мире и согласии, дабы обратить наше оружие против общих врагов – Америки, Англии и Китая".
Жилин вздохнул, хотя был рад такому исходу. В самом деле, лучше поздно, чем никогда. У императора Японии – миллионы солдат, больше сотни кораблей, тысячи самолетов. Это сила. А две силы…
– Сейчас же идем к маршалу Василевскому, – сказал Иван, натягивая фуражку. – Такие вопросы решаются на уровне Кремля.
Выйдя в коридор, Жилин увидал подбегавшего дежурного. Тот, мазнув взглядом по Саваде, четко отдал честь и выпалил:
– Товарищ маршал! Пароль "Черный свет"!
А.И. Ковтун-Станкевич:
"…С началом военных действий, когда армия форсировала Аргунь у небольшой приграничной деревушки Старо-Цурухайтуй и начала продвижение в глубь Маньчжурии, штаб Забайкальского фронта переместился из Читы в Монголию, в местечко Тамцак-Булак. Туда мы добрались поздно вечером. Павловский, начальник оперативного управления фронта, к которому я немедленно явился, сразу же направил меня к командующему фронтом. Маршал Малиновский принял меня и приказал быть готовым к отлету в Мукден, куда после капитуляции предполагалось переместить штаб фронта. Я назначался военным комендантом города. В мое распоряжение для обеспечения охраны выделялся батальон мотоциклистов из 6-й танковой армии. С помощью этих сил необходимо было навести порядок в городе с населением свыше двух миллионов человек. Вдобавок капитулировавшие японские войска еще не покинули Мукден. Части 6-й танковой армии также следовали в город, но их задерживали размытые ливнями дороги. Утром я, мой заместитель подполковник Кравченко вылетели с аэродрома Тамцак-Булак в Мукден. Что ждет нас там?.. Вот и аэродром.
С воздуха видим огромное поле, сплошь уставленное самолетами. Штурман говорит, что это японские. Несколько самолетов выруливают на старт. Садимся. В это время два японских истребителя взмывают в воздух. Кто дал им право на взлет? Это ведь нарушение условий капитуляции! Старший японский офицер на аэродроме говорит, что разрешение на взлет никто не давал; по глазам видно, что говорит неправду. Пока мы разбирались, они сделали несколько кругов над аэродромом, набирая высоту, а затем, войдя в штопор, врезались в землю метрах в двухстах от наших самолетов. Раздался взрыв. Обломки машин разлетелись в воздухе. Чуть-чуть ближе – и от наших самолетов могло остаться одно воспоминание. По лицам японских солдат и офицеров было видно, что они восхищены поступком своих летчиков. Как потом удалось выяснить, эти летчики были не согласны с приказом императора о капитуляции и решили покончить с собой…"
Глава 11
"Черный свет"
Восточно-Китайское море, острова
Рюкю, 10 июля 1945 года
Прошли какие-то минуты, а весь штаб ВВС уже сидел в автобусах, и водители, будто устроив гонки, помчались на аэродром.
Пересадка в "Ту-12". Взлет.
Поплыли за иллюминатором леса, горы, россыпи фанз, кумирни на перекрестках больших дорог. Сели на аэродроме близ Порт-Артура.
Электрический утес, гора Высокая, батарея Орлиное гнездо – все эти места боевой славы прошли мимо сознания Жилина.
Не до того.
Авианосец "Советский Казахстан" покинул Порт-Артур утром. 1-я и 3-я эскадрильи 122-го ГИАП уже "слетелись" на его палубу, надо догонять.
Штаб ВВС 1-го Дальневосточного фронта по решению Сталина не распускался, а в полном составе переводился на секретную работу – боевая операция по уничтожению американских "Б-29 Суперфортресс" с ядерными бомбами на борту требовала тщательнейшей проработки и четкого исполнения.
Два крейсера Тихоокеанского флота – "Каганович" и "Калинин" – вышли на боевое дежурство южнее острова Кюсю, туда же выдвигался лидер "Тбилиси".
Именно там было решено перехватить штатовские бомбардировщики – корабельные зенитки калибром 100 и 130 миллиметров достанут "Суперфортресс" и на пятнадцати километрах, и выше.
Однако Жилин, как руководитель операции, решил задействовать прежде всего истребители – от "мигарей" бомбовозы точно не уйдут. К тому же "Б-29", переделанные под носителей ядерного оружия, были здорово ослаблены – с них поснимали почти все вооружение, оставив три пулемета из двенадцати. Надо было серьезно облегчить конструкцию, чтобы втулить негабаритную атомную бомбу весом четыре тонны.
Обе бомбы – "Малыш" и "Толстяк" – давно уже были доставлены на Марианские острова крейсером "Индианополис".
Самолет "Б-29" с игривым названием "Энола Гей", который должен будет сбросить "Малыша" на Хиросиму, покинет аэродром на острове Тиниан в Марианском архипелаге. С ним вместе полетят запасной "Б-29", "Топ Сикрет" и еще четыре конт-ролера и разведчика.
Бомбардировщик "Б-29", окрещенный "Бокскаром", взлетит оттуда же, тоже в составе соединения. Его цель – Нагасаки.
"В прошлой жизни", насколько помнил Жилин, бомбу на этот город сбросили три дня спустя после Хиросимы. В данной реальности обе бомбежки совместили, поскольку зависели они не от чьего-то желания или нежелания, а целиком от метео-условий. Погода же нынче летная.
Выходит, уничтожать придется не два бомбардировщика, а целое авиационное соединение.
Обсуждая эту тему с Жилиным, маршал Василевский сказал: "На вас, товарищ Рычагов, первые выстрелы в войне с Западом". Иван тогда покачал головой и напомнил командующему, что еще на прошлой неделе он приказал истребителям ВВС Тихоокеанского флота сбить американские гидропланы, сбрасывавшие мины у портов Юки и Сэйсин. Штатовцы тогда даже не поставили в известность союзников о минировании. А если бы советские суда налетели бы на подарки? В прошлой реальности все так и произошло – пострадали два корабля Дальневосточного пароходства. Теперь подобное не должно было повториться.
Забавно, что американцы промолчали – то ли не поняли, что случилось, то ли списали потери на японцев.
Покинув "Ту-12", Иван тут же пересел на "МиГ-9", отправив остальной штаб на линкоре "Иоанн Грозный" – дотелепают как раз к началу операции или даже раньше. А вот ему просто необходимо оказаться на месте событий вовремя, то есть загодя.
Вместе с Жилиным взлетели Алхимов и Краюхин.
– Я – Варяг! Курс сто, ребята.
Красиво взлетев звеном, истребители взяли курс на восток, чуть склоняясь к югу. Вскоре берег растаял в дымке, вокруг заплескалось одно лишь море, и было оно совершенно пустынным – ни рыбаки, ни коммерсанты не решались пока бороздить его просторы.
– Я – Варяг. Следите за небом на юге, могут пожаловать китайцы. У Чан Кайши американские истребители, а нас только трое.
– Новые он фиг выпросит, а старые… – Краюхин хмыкнул. – Море тут глубокое, места на дне хватит.
– Да и толку от тех новых! – фыркнул Алхимов. – Что у них там? "Ф-80"? Фигня, а не самолет. Наши лучше!
Полчаса спустя в дымке нарисовался серый силуэт авианосца. Его сопровождали несколько эсминцев.
– Товарищ маршал, вы первый!
– Это потому, что "молодым везде у нас дорога", или оттого, что "старикам везде у нас почет"?
– Това-арищ маршал…
– Шутка.
Жилин собрался. Корма "Советского Казахстана" приближалась, чуть покачиваясь, прянула под самолет.
Упругий толчок – и крюк зацепил трос аэрофинишера. Сели.
Выбравшись на палубу, Иван дождался, пока сядут "мигари" Алхимова с Краюхиным.
Капитан 1-го ранга Ермаков вышел лично поприветствовать "залетных".
– Добро пожаловать, товарищ маршал!
Жилин пожал руку моряку.
– Моих не обижали? – спросил он со скользящей улыбкой.
– Обидишь их, пожалуй!
Подходившие летчики ухмыльнулись как по команде.
– Время у нас еще есть, – глянул Иван на часы. – Предлагаю пообедать и… и вот что. Физиков-ядерщиков среди нас нет, поэтому я сам прочту небольшую лекцию экипажу корабля. Это важно. Все в курсе, что за самолеты мы будем перехватывать?
– Американские! – раздался голос из толпы.
– С этими… бомбами такими…
– Урановыми!
– Молодцы, – улыбнулся Жилин.
Обед в кают-компании не блистал изысками – борщ, картошка с котлетой, компот. Подкрепившись, Иван поднялся на палубу – сотни моряков и летчиков уже собрались здесь.
Жилин оглядел всех и начал:
– Одна урановая бомба может стереть с лица земли целый город, убив сотни тысяч людей. Ударная волна разрушит дома, просто сметет их, а радиация, то есть излучение… Вот в нем-то и кроется главная пакость. Радиация невидима, как тепло или радиоволны, но сжигает живые ткани, пронизывая их насквозь. Многие пилоты горели на войне, и как же это было больно – выздоравливать! Но гораздо лучше обгореть, как головешка, чем попасть под излучение урановой бомбы. Муки обгоревшего пройдут, он будет жить дальше, пусть даже со страшными шрамами. Ожоги от радиации не проходят – ваше тело покроется язвами, и такая же гадость будет твориться внутри. Люди, выжившие при взрыве урановой бомбы, все равно умрут – через неделю, через год, но умрут. От белокровия или рака, от лучевой болезни. Облученная женщина будет рожать уродов, и даже ее правнуки будут маяться страшными болячками.
Иван смолк, чтобы оглянуться, и высокий женский голос сказал:
– Люди не могут сбрасывать такие бомбы! Это занятие для чудовищ, для упырей!
– Упыри и есть, – подхватил Жилин. – Поэтому я прошу флотских и приказываю: находиться внутри корабля, под защитой брони. Хорошо, если мы просто собьем "Б-29", но ведь бомба может и взорваться. Короче, берегитесь! Товарищ капитан, локаторы далеко ловят?
– У нас "Гюйс-2" стоит, берет за восемьдесят километров. Я имею в виду воздушные цели.
– И я о них.
Экипаж, в основном комсомольский, взялся бурно обсуждать злодеяния "проклятых империалистов", и Жилин тихо удалился. Главное он сказал. Провел инструктаж по технике безопасности…