То, что лежит внутри обложки, явно слеплено на тяп-ляп из разных баз данных, отчетов врачей и психологов, показаний сотрудников службы безопасности, школьных записей и работ, семейных архивов. Но ляпавший исходил из убеждения, что подробностей не бывает много. Опять мальчик делал? Нет, пожалуй. Тогда бы все было чуть получше организовано, как в письме... но заказал он. И проверял. Уточнения в скобках и другим шрифтом. Специально, чтобы мне было видно, где оригинал, а где комментарий. Это хорошо, что там много толковых людей - вдруг в этот раз успеем?
А вот сами данные...
- Щербина, а вы знаете, что этот ваш похищенный болен?
У корпоранта светло-серые глаза с очень разными зрачками - с чего бы это, свет так падает? Он ощутимо передергивается и сглатывает, Кейс хорошо знает это напряженное движение челюсти: хочется сказать многое, но нельзя и некогда.
- Что вы имеете в виду? - Когда-то привычный и почти забытый уже акцент, едва заметный, но кто вырос на Балтике, тот не спутает говор северных соседей ни с чем.
Господин Щербина выглядит как облагороженный еженедельной стрижкой, маникюром и бритьем дважды в сутки помор, потомственный мореход, рыбак и по совместительству немножко морской грабитель, которым, несомненно, и является до седьмого колена. Лепное широкоскулое лицо с очень светлыми бровями должно быть окружено брезентовым капюшоном, а не произрастать из ворота шелковой водолазки, надетой под армейский спецкостюм. Пижон несчастный...
- Что говорю, то и имею. Болен. По нашей линии. Я не понимаю, как в школе не заметили. Он у вас за последние три года последовательно перепробовал пять бредовых систем - это уж ни о чем прочем не говоря, начиная с пластики... да что там школа - как это дома пропустили?
Это само по себе бред. Конечно, в семье четверо детей, отец - руководитель корпорации, мать - молекулярный инженер, эти заработаются, слона в гостиной не заметят, но есть же персонал, его же учат.
У господина "злой собаки" на морде отображается широчайшая гамма чувств. Забавно, лицо в целом невыразительное и вся мимика там возникает нарочно, чтобы коммуницировать со внешним миром, а не вещать из-за маски телесного цвета, а тут вот... целый фонтан эмоций, и положительной в перечне нет ни одной.
- В определенном роде, - выдавливает из себя герой переворота, - это лучше, чем могло бы быть. И совершенно неудивительно, что не заметили.
- Вы хотите сказать, что это - неполная информация? Вы дурак или притворяетесь?
- Я не притворяюсь, - мирно поясняет дельфин. - Дело в том, что отец мальчика обычно создает по бредовой теории в сутки. По обстоятельной такой всеобъемлющей теории. Если Антонио-младший за несколько лет подхватил всего пять, он на редкость здоровый и критичный ребенок.
М-да... то есть, до сих пор всем казалось, что все нормально. Этот слон стоял тут еще с тех пор, как мы выбирали дом. Мы были уверены, что это элемент интерьера. Хотя неудивительно, конечно. Так чаще всего и случается. А мальчик - мальчик выглядит совершенно, безупречно, эталонно нормальным. Очень развитый, очень интеллектуальный, эрудированный, воспитанный. Ни фанатизма, ни навязчивости, ни обид. Просто прелесть, что за лицеист. И теории преобразования общества, теории исторических процессов, теории эволюции - все это так мило, оригинально и похвально для подростка 11-13 лет. Восхитительные стройные эссе, блестящие сочинения. Юный мыслитель. Подхватывающий, как инфлюэнцу, любой осенний и весенний ветер, веющий в сетях и прессе - и мало что подхватывающий, так еще и развивающий и модернизирующий в рамках теории. Потом рамки ему делаются тесны и он... просто находит еще одну новую, красивую, с иголочки теорию всего.
Вот, скажем, мальчик взял и развил уездного национал-мыслителя до той стадии, что национал-мыслителю остается только расстаться с приставкой и начать мыслить в планетарном масштабе. То есть, вывернул мехом внутрь. Сам заметил, что получилось - на ходу развернулся на 180 градусов, сотворил критический доклад в рамках лицейской конференции и получил первую премию. Прелесть.
Дома никто ничего не видит - дома сами все такие, спасибо Щербине за второй каталог, и наследственность... прекрасная. Кого ни возьми, с отклонениями все поголовно, кроме разве что деда с материнской стороны. Просто социально скомпенсированы или защищены барьерами в виде штата. А в лицее, естественно, ждут, что ребенок из этой семьи будет развит не по годам - и в упор не замечают, что это не развитие никакое, а патология в цвету.
- Вы знаете, кажется, нам всем крупно повезло.
- С чем? - У мальчика слово "повезло" не совмещается со всей ситуацией. Ничего, привыкнет.
- С тем, что он болен. И с тем, как он болен.
Вам повезло. А жителям Флоресты еще больше.
"Злая собака" держится так, словно ему только с утра сняли воротник, назначаемый при травмах шеи, и он еще не привык, что можно двигаться с большей свободой. Но при этом хочется его самого посчитать, внимательно так обследовать, разложить по полочкам. Потому что от Щербины веет совершенно ничем не спровоцированной и совершенно неадекватной ситуации эйфорией.
- Дайте мне этого вашего "экстази" - и побольше, побольше... - усмехается Кейс.
- Вам не нужно. Подождите две минуты, я вам смешаю хороший рабочий коктейль. А мой вам не пойдет, - мальчик вдруг улыбается. - Не мучайтесь. Не пойдет потому, что вас вчера не били головой об пол. Я вижу, что не били.
Да, вот чего вчера не было, так этого. А его, значит, били. И для него это нормально. Интересные у них нравы.
Очень холодно - до сих пор, хотя в салоне и тепло, а вместо мокрой куртки дали сухой шерстяной плед. Подъем в сумерках, во время грозы, на высоту никак не ниже 24-этажного дома - это, в общем, не страшно. Втащить наверх при помощи хитрой системы веревок свой собственный вес - тоже мне, задача. Не сложнее, чем забраться на стенку в столичном парке отдыха. Ливень и холод, конечно, усложняют дело, да и опоры нет, но так и конструкция подъемника поудобнее. Вот только звук... звук, от которого перестаешь не слышать, это бы мелочи - видеть веревку и осязать ее. Слепнешь, теряешь все прочие чувства, превращаешься во что-то такое, вибрирующее и неживое, заткнутое всей своей нелепой кучкой костей и суставов прямо в жерло пушки для салютов - и вот тебя выстрелили, и вокруг взрываются бенгальские огни...
- Ага, - говорит Кейс. - Давайте. - И минутой позже: - Слушайте, Щербина, а вы что, правда поняли, почему нам повезло?
- А что тут сложного? - Тот уже водрузил сумку на колени и возится там, булькает чем-то, стараясь не наклонять голову. - Если Доктор Моро и впрямь Доктор Моро, и у него есть за душой какая-то идея, кроме представления о себе как об ученом, то есть вероятность, - шорох, - что он не встретит сопротивления. Если идея достаточно интересна, с ним, наоборот, будут охотно сотрудничать. Это плохо в том смысле, что на мальчика мы рассчитывать не сможем, но хорошо, потому что покалечат его не сразу. Да и... до пароксизма еще месяц-полтора, так? Вот, держите.
Жидкость в банке пахнет химией, сахаром, травками...
- Это что?
- Долго объяснять, с листом оно внутри вас ссориться не станет. - А алкоголь, похоже, вытрясло весь во время бултыхания между небом и землей.
- Надеюсь, по этому пункту вы подумали не хуже, чем по предыдущему, - фыркает Кейс. - Ложитесь отдыхать. С разговорами мы уложились в 10 минут вместо трех часов, типичных для бесед с полицией. Так что теперь я буду читать, а вы морально готовьтесь к долгой работе.
Что в его состоянии - странный и сложный способ себя покалечить, проще записаться на прием к Моро - но это уже добровольное дело или корпоративные нормы, в общем, черт его знает, но никак не забота Кейс. Хочет работать - пусть себе работает.
- Мне тоже есть, что посмотреть. А потом я может быть посплю. Если вам что-нибудь потребуется - сейчас или по прилету - скажите. Я не буду вам мешать.
Не будет, правда. Вопреки навязчивой потребности к работе в одиночестве, вопреки острой нелюбви к роду человеческому, когда сыны и дочери этого рода не отделены прочной шумоизолирующей стенкой от доктора Камински (можно наоборот, тогда желателен еще и мягкий войлок) можно смело зарываться в данные. Не будет пялиться в затылок, подсматривать за работой, скрипеть своим креслом, брякать содержимым карманов и брызгаться одеколоном посреди полета. Очень комфортный спутник, а второй давно уполз в кабину к пилоту - тоже небезнадежен, видимо.
Ну что, мальчик Антонио, давай знакомиться еще раз.
Деметрио Лим, Бригадир-3
15 декабря 1886 года, Флореста, Терранова
- Шесть, - сказал Деметрио, скидывая рабочую куртку. - Наш рабочий день окончен.
Хозяин складов вытянул шею, отвел назад руки - словно взлететь собрался, - и принялся интенсивно аргументировать свою позицию. Очень интенсивно и экспрессивно, переходя от унизительных характеристик Деметрио и его "банды ленивых бездельников" к угрозам незаконным - без предупреждения и оплаты - увольнением. Все это, конечно, не стоило выеденного яйца и потраченного воздуха, поскольку другую бригаду грузчиков за кормежку, жилье и символическую плату найти во Флориде было трудновато, а вот другого работодателя - проще простого. В последний год. Хозяин еще не успел осознать разницу, а, главное, понять, что если прямо сейчас выставить вон единственных работников, то три фуры так и останутся неразгруженными и до утра, и до полудня следующего дня.
Но все, что плел плешивый мелкий собственник, было замечательно, прекрасно и чертовски своевременно, поскольку Деметрио очень хотелось с кем-нибудь поссориться, а ссориться без причины он не любил.
- Ренн, вы знаете такое слово - профсоюз? Ну вот идите к нему и заберитесь ему туда, куда солнце не светит. Потому что мы в нем не состоим. А три четверти грузчиков города состоят. И они вас, жадного урода, не пошлют нежно и вежливо, как я. Они выслушают ваше предложение, возьмут вас - и у вас больше не будет никаких проблем с рабочими, потому что вашу пасть натянут на все прочие органы, а ваши загребущие лапы при этом вывернут наизнанку. А потом вас сдадут в музей топологии - и вы будете там сохнуть, не зная, что это такое, и почему оно так называется.
- Так до полуночи же фуры надо отпустить! - возопил собственник. - Ну надо!!!
- Мне вас жаль до слез, - развел руками Деметрио. - Даже до рыданий. Но работаем-то мы до шести? А сейчас сколько? Целых двадцать две минуты седьмого. Даже двадцать две с половиной. И что вы делали двадцать две минуты? Незаслуженно оскорбляли рабочий класс.
- Я не...
- Вам повторить все, что вы наговорили? Это займет еще двадцать две минуты, даже двадцать две с половиной, и я из искреннего расположения к вам готов сделать это бесплатно. Но работа после этого пойдет по четверной ставке.
- Полуторной... - начал что-то понимать хозяин.
- Если вы не нуждаетесь в повторении - тройной. - Грек я или не грек? Грек. Той частью, что не китаец. Китаец бы торговался дольше.
Деньги никогда не бывают лишними. Особенно "черные" деньги, не отраженные нигде. Особенно честные "черные" деньги, не связанные с криминалом. Деметрио не любит криминала. И убедительное прикрытие никогда не бывает лишним тоже.
Здесь неплохо. Приличное жилье в переоборудованном гараже, на кормежку хозяин, владелец оптовой фирмы, не скупится, полиция вокруг не шныряет, в складах можно спрятать хоть танк. Работа - ну что там, обычная работа, если бы Деметрио и его группа были слишком хилыми, чтобы всего-то таскать на своем горбу ящики, то и группой бы не были, и прикрытие бы им не требовалось. Можно было бы и не выступать - подойди Ренн по-хорошему, попроси, а не потребуй, предложи оплату, так "бригадир" и не стал бы качать права. Но хамства он не любил.
И слишком сговорчивые - подозрительны. Не то слабаки, которых в самую радость попробовать дожать до студня, не то люди, которым нельзя шуметь и высовываться. Так что пусть Ренн лучше материт про себя жадных грузчиков и вслух тоскует о старых временах, когда работа была ценностью. Жадность он понимает. Деметрио Лим - на самом деле Деметрио и на самом деле Лим - подбирает с ящика куртку и кивает ребятам.
Эта лежка у них не единственная. Есть еще авторемонтная мастерская за железкой, есть еще парочка складов. Чистые участки. Ни об одном из них не знает ни полиция, ни служба безопасности корпорации. Самое главное - о них не знают "Черные Бригады". Ни одна. Было еще две точки и почтовый ящик. Но про них слыхал покойный Эскалера, и будем считать, что они провалены.
Деметрио ставит на раздолбанный погрузчик очередной ящик, последний, машет рукой - везите. Работы часа на три, простой и привычной. Успеем не до полуночи, до десяти. Десятичасовые новости, самые длинные за день, пропускать нельзя, их нужно смотреть каждый вечер. Прекрасный источник информации, если знать, на что обращать внимание. Телевизор в гараже есть, оттуда же, откуда и продукты в избытке: там лопнула упаковка, тут уронили при разгрузке, продавать уже нельзя, возвращать смысла нет, не примут, остается либо сдать в магазинчик при складах, либо отдать грузчикам.
Контакты с половиной "соседей" Деметрио разорвал еще после Васкеса. Как выяснилось, оказался прав. Все остальное - после недавнего переворота в Лионе. Люди могут называть это как хотят, но от того, что оружие ни разу не вылезло на свет Божий, вооруженный переворот своей природы не меняет. Совет прислонили к стеночке, подержали у нее, а потом приняли капитуляцию. И человек, который некогда объяснил Деметрио, зачем группе набор чистых легальных лежек и не вызывающих подозрения рабочих мест, неизвестных посторонним - включая самого консультанта - стал главой антикризисного комитета. С подачи сеньора Сфорца. И от проекта реформы отчетливо пахнет красным цветом. Спрашивается, кто победил? И чья это была операция?
И вот ведь какое удивительное совпадение - не успевает Васкес, которого кое-кто натаскивал два сезона подряд, оказаться в кабинете Сфорца с бритвой за щекой, как от основной базы Эскалеры остается ровная выжженная площадка. Деметрио считал по минутам, получалось, что парня даже допросить как следует не успели. Он все-таки не такой слизняк, каким иногда казался. Полусутки продержался бы. Если бы в корпорации использовали пытки при допросах, а они не используют.
Тогда все выглядело настораживающе, но еще терпимо: парня пугнули, парень раскололся, Сфорца обиделся и ответил. Потом оказалось, что парень - неизменный спутник главы корпорации. И в Лионе он, и вообще везде он, а единственное связующее звено между террористом и главой корпорации - теперь на ладонь пониже Господа, в большой лионской башне. Красота да и только.
Эскалеру использовали? Каламбуром - как "лестницу", как трамплин? Или он захотел слишком много? Он мог. До всей этой истории здесь готовили восстание или гражданский междусобойчик, готовили всерьез, иначе Деметрио бы не влез. Через базы в джунглях прошла чертова куча ребятишек из фанерных и жестяных пригородов, диких детей, которых при генералах полиция просто отстреливала - и была почти права. Они не годились в боевики, но годились в мясо на случай, если конфликт выплеснется в города. Что ж, этого пока не случилось, а детенышам хуже не стало - их не только стрельбе учили.
И вот кто-то - не кое-кто, а кто-то, пока неясно - взял и одним щелчком весь этот ни разу не карточный домик развалил.
Оказалось - проще, чем развалить стопку ящиков, поставленную на коробку.
Деметрио впервые взялся за мешки и ящики лет в одиннадцать. Ему тогда показали, как поставить товар так, чтобы на маленьком ухабе вся якобы надежная конструкция рассыпалась метров на десять вокруг. Грузчикам - перекур, хозяевам - обидно, в общем, сплошное удовольствие. Вот у нас тоже все было так построено, что один маленький ухаб - и развалилось...
Вечереет. Дневная жара потихоньку сменяется прохладой, ветер сдувает с кожи пот. Совершенно невозможно поверить, что у нас - лето, то жара, то ливни, впрочем, у нас еще не ливни, побережье все-таки, а вот километрах в ста уже потоп, а вот в Лионе сейчас, в этот же момент - зима. И тоже дожди, наверное. И температура - ну чуть пониже. Смешно. Привязался же этот Лион - и не просто так, как липкая песенка, а сугубо по делу. Потому что нужно, пора уже окончательно определяться с траекторией. Это с погрузчиком все просто - вон, от площадки до склада уже колею в бетоне протерли, а нам по старой колее ехать нельзя.
Ребят - пять человек - он держал в поле зрения привычно, не замечая. Пять - это легко. И работа предсказуемая. Семь ничего. Десять многовато. Если в боевой обстановке. Уже нужно делить. Сейчас - двадцать пять. Три группы, связь и обеспечение. Ответственность, однако. Решишь неправильно, может остаться ровное место. От некоторых - чужих - и должно. Деметрио свистит - можно брать вторую фуру. Старая колея нужна тем, кто воюет за власть, большую и мелкую. И тем, кто разучился думать.
О том, с кем воюют за власть, думать не хочется - а надо. Потому что получается смешно: выдирать власть у человека, который, кажется, спит и видит, когда именно власть от него заберут, но вот парадокс - он же ее не отдаст, пока не увидит, что та попадает в хорошие руки. Часть рук он готовит сам, но мальчиков и девочек из спецшколы на столицу - и то не хватит, понятно и броненосцу. И вот ровно этот человек берет и чистит наши ряды. Прицельно, продуманно. Ничего удивительного, если вспомнить, кого он подсадил в лионскую башню. Но это слишком банально - еще кто кого подсадил.
Нужно разбираться. Нужно анализировать, рисовать схемы, пробивать версии...
О. Мороженое. Вот чего частный собственник и эксплуататор трудового народа так верещал, срок годности-то ограниченный. Новое какое-то мороженое, привезли с севера. Значит, на севере теперь делают мороженое. И везут продавать в столицу. Флорестийская логистика - это вам не абы что.
А логика есть. Она везде есть, ее только искать нужно. В поведении хозяина, в урчании мотора. Всегда. В столице - очень много народу. И есть деньги. Почти у всех есть, пусть и немного. Кто-то есть мороженое три раза в неделю, кто-то раз в десять дней, кто-то раз в месяц, но если помножить на город, выйдет ничего. А когда тут привыкнут есть вот это, то и куда помельче можно будет двинуть.
Вот вам и анекдот.
Все можно разобрать на части и изучить. Деметрио проверяет крепления. Но не все можно собрать обратно. А некоторые вещи при разборке взрываются.
Карл Векшё, референт отдела внешней безопасности флорестийского филиала корпорации "Sforza С.В."
15 декабря 1886 года, Флореста, Терранова
Сердце красавицы всячески склонно
В возрасте юном, а также в преклонном,
Даже отсутствие кожи и рожи,
Ей не помеха, Господи Боже...
У поющего хороший слух, неплохой голос, а что текст - чушь собачья, так это нужно балтийские языки знать, чтобы разобраться. А видеофайл, тем временем, докручивается до конца и начинает с начала. Грузный не по возрасту китаец лет тридцати поворачивается к камере: