- Да тихо ты, увалень, не шуми! - сердито зашептал Егор. - Давай, быстро одевайся и выходи на двор! Разговор есть серьёзный…
Алёшка, зевая сладко и безостановочно, наконец, выбрался на свежий воздух, зачем-то мелко перекрестился на утреннее солнышко, неловко и сонно присел на высокую завалинку рядом с Егором, ещё раз бестолково спросил:
- Так когда едем-то, Данилыч? - завертел головой, прислушиваясь к приглушённому тоскливому вою. - Что это, никак Хмурый блажит? Что это с ним, заболел? А где же наш Швелька? Дрыхнет ещё, лентяй?
- Сколько вопросов! - невесело усмехнулся Егор. - Отвечаю - по мере их поступления. Ты с нами сегодня на озеро не едешь…
- Как, почему?
- Так, по кочану! Слушай очень внимательно…
Егор подробно рассказал Бровкину обо всех событиях прошедшей ночи. Алёшка слушал, пребывая в полном обалдении и недоверчиво качая головой, в самом конце рассказа выдохнул расстроенно:
- Как же так, Швелька? Как же так? И зачем тебе это было надо? Как теперь это втолковать Хмуру? Он же не поймёт…
- Жадность русская всему виной! Пожирней, погуще и вообще - желательно на халяву! Ладно, Лёша, не грусти! - посоветовал, поднимаясь с завалинки, Егор. - Остаёшься здесь главным. Как мы отъедем, так подбери там Швельку, похорони, как полагается, Хмурого утешь… Да, завтра на закате убери собак от северного забора, возьми с собой двух солдат с ружьями, успокой тех двух бугаёв с ноздрями рваными…
К осени - в строгом соответствии с исторической хронологией - свергли и заточили в Новодевичьем монастыре правительницу Софью. Кому надо было отрубить головы - отрубили, кого надо было сослать - сослали, всех отличившихся щедро наградили… Егор даже получил чин поручика - года на полтора раньше, чем настоящий Меньшиков!
Пытался, конечно же, помня о Контракте, отказаться, да куда там. Пётр был непреклонен, даже гневаться начал всерьёз, устав уговаривать. Пришлось согласиться…
Вот тогда-то Егор и совершил фатальную ошибку, благодаря которой и вся эта история получила совершенно другое продолжение, в корне отличное от сценария, разработанного мудрым Координатором…
Глава седьмая
Цена доброты и одна странная тайна
Случилось всё как-то буднично, случайно, без всякой задней мысли. А вот последствия этого происшествия оказались, в конечном итоге, куда как серьёзными…
Осозналось это, правда, только через много лет…
После того, как царевну Софью заточили в Новодевичий монастырь и путь к власти был свободен, Пётр неожиданно для всех расслабился и в Москву совершенно не торопился. Дождались, когда вся знать разъедется - кто куда, проводили в Преображенское высокородную Наталью Кирилловну и царицу Евдокию с младенцем Алексеем и всей весёлой компанией проверенных и верных сподвижников, в сопровождении Преображенского и Семёновского полков, а также царского "гарема", проследовали в Александровскую слободу, где и встали воинским лагерем - рядом с догнивающими развалинами дворца царя Ивана Четвёртого.
Первым делом закатили на трое суток крепкую пирушку, со всеми обычными кукуйскими непотребностями: пьянством до потери сознания, купаньем лунной ночью в ближайшем пруду совместно с голыми гаремными девками, шутливыми скачками верхом на упитанных деревенских свиньях… На четвёртый день хмурый Пётр, неожиданно для всех, велел попойку завершить и устроить потешное сражение между преображенцами и семёновцами.
Тут-то Егор и вспомнил: если верить роману Алексея Толстого, то именно во время этих воинских учений генерал фон Зоммер и должен был, упав с норовистой лошади, сильно покалечиться и через некоторое время - успешно помереть. Жалко было бедного Теодора…
"Хороший ведь мужик! - без устали нашептывал внутренний голос. - Умный, добрый, храбрый! Ну, может, того… А?"
Часа два бродил Егор между почерневшими срубами старинного дворца: рассуждал, взвешивал, спорил сам с собой… С одной стороны - Контракт, а с другой - славный старикан, которого он за время их двухлетнего знакомства успел искренне полюбить…
"Да, ладно тебе, трусишка! - упорствовал внутренний голос. - Никто ничего и не заметит! Подумаешь, старенький генерал… Координатор ведь сам тогда говорил, мол, издержки - ерунда! Главное - царя Петра охранять! Ну, будем проявлять элементарное человеколюбие - или как?"
А тут ещё Яшка Брюс - друг закадычный, философ доморощенный, рыженький потомок древнего рода шотландского. Королевского рода - как Яков уверял всех, пребывая в крепких объятиях Бахуса. Что-то Брюса в последнее время стало регулярно пробивать на разговоры - с заумной подоплёкой: о смысле жизни, о переселении душ, где есть правды суть, что истина представляет из себя…
В конце концов, Егор принял судьбоносное решение: заманил, совместно с Алёшкой Бровкиным, фон Зоммера в дальнюю землянку на самой окраине слободы, напоил до полного беспамятства, да и запер дверь снаружи на крепкий засов, предварительно оставив на столе энное количество выпивки и закуски.
- А где же наш генерал Зоммер, жопа старая? - недовольно поинтересовался Пётр перед началом шутейной баталии. - Перепил, что ли?
- Есть немного! - браво доложил Егор. - Печень слегка прихватило у дедушки! Ничего, мин херц, я вместо него покомандую семёновцами! Фон Зоммер мне велел заменить его в этот раз…
Царь только хищно усмехнулся:
- Ну, тогда держись, господин поручик Меньшиков! Во главе преображенцев я сам тогда встану, лично…
Учебное сражение продолжалось трое суток с небольшим: побили в воинской горячке кучу крестьянской скотины, неосторожно гулявшей в осенних полях, да и служивого народу знатно покалечили - человек двадцать…
- Отбой, объявляю полное перемирие! - устало объявил Пётр. - Все молодцы, знатно потешили своего царя! Победителей нет, быстро собираемся домой… А ты, Алексашка, далеко пойдёшь, братец! Так и генералом станешь ещё, если буйну голову не отрублю тебе, паршивцу, когда - под горячую руку…
На долгожданное освобождение генерала Егор послал старика Вьюгу. Через некоторое время явился, слегка пошатываясь и сильно икая, полупьяный и ужасно опухший фон Зоммер, поорал от души на Егора - минут десять-пятнадцать, а потом неожиданно смутился:
- Ты, Данилыч, это… Тоже - сильно не обижайся! Я там твоему старому холопу, что дверь отворял в землянку, в гневе пьяном голову проломил. Табуретом… Кончается он, похоже. Тебя, бедняга, зовёт. Поторопись уж…
- Эх, незадача! - скорбно помотал головой Егор и быстрым шагом направился к дальней землянке. Следом за ним поспешили Алёшка Бровкин, Василий Волков, ещё кто-то - из верных сотрудников…
Вьюга, действительно, умирал: седая голова была наспех обмотана какой-то серой тряпкой, на дрожащих губах лениво пузырилась розовая пена, на совершенно белом морщинистом лице выступили мелкие капельки холодного пота…
- Нагнись, Данилыч, нагнись ко мне! - с трудом произнёс несчастный старик и, дождавшись, когда ухо непосредственного начальника приблизится к его губам, совершенно неожиданно прошептал: - Егор Петрович, гони ты всех этих любознательных зевак куда подальше! Мне тут много важного надо тебе сказать…
Ничего ещё толком не понимая, Егор невежливо выгнал из землянки всех любопытных, плотно прикрыл низенькую дверь, зажёг толстую свечу, присел на табурет (очевидно, тот самый, послуживший орудием убийства), стоящий рядом с нарами, на которых лежал этот странный умирающий человек, знавший его настоящее имя-отчество.
- Слушаю тебя, Вьюга. Говори! Старик печально улыбнулся:
- Какой я тебе Вьюга? Меня зовут… Впрочем, это уже совсем неважно… Привет тебе - от Координатора!
Егор понятливо вздохнул:
- Следовательно, это вы делали инъекцию настоящему Алексашке Меньшикову?
Вьюга утвердительно кивнул забинтованной головой.
- И за мной усердно присматривали, чтобы я Контракт не нарушал, в течение Прошлого намеренно не вмешивался? Записку шифрованную - тоже написали вы?
- Более того, при завершении вашей пятилетней смены, Егор Петрович, именно я и должен был сделать соответствующий укол, чтобы вы вернулись обратно… Не судьба, видно, умираю, мне ничем уже не помочь… В семнадцатом веке такие серьёзные раны ещё не научились лечить успешно…
- А как же теперь я? - забеспокоился Егор. - Ну, когда истечёт срок Контракта?
- Не знаю, честное слово! Мой перенос сюда готовился на протяжении восьми с половиной лет… И то - откровенно повезло. "Окна в Прошлое" - редкая штуковина, их высчитывать надо, ловить - в буквальном смысле… То же касается и обратной дороги…
Егор звонко хлопнул ладонью себя по лбу:
- Где у вас хранятся запасы этой сыворотки? Ведь, наверное, все равно, кто вколет инъекцию? Координатор заранее (уж - как-нибудь!) сообщит точное время, тот же Яков Брюс и сделает мне укол… А?
- Ничего не получится! - болезненно и недовольно поморщился умирающий старик. - Я и есть тот сосуд, где хранится эта волшебная "микстура", то бишь - моя кровь… Сам не знаю, в чём тут фокус, не спрашивай… Только кровь надо забирать из вены не позднее одного часа - до момента переноса…
Егор внимательно всмотрелся в морщинистое лицо Вьюги, неожиданно отметил про себя: "Да он же определённо похож на Томаса Самуиловича! Почему я раньше не замечал этого?" А вслух негромко подытожил:
- Следовательно, я завис в семнадцатом веке, в облике Александра Меньшикова - на совершенно неопределённое время? Без всякой внешней помощи и поддержки?
- Может, даже, и в восемнадцатом… - неловко утешил старик, тихонько вздохнул - и умер…
После всех этих неординарных событий (свержения правительницы Софьи, смерти Вьюги - верного агента Координатора) наступило какое-то вязкое и откровенно скучнейшее затишье.
"Хотя разве можно назвать многие и многие месяцы, проведённые в весёлом, бесшабашном и буйном пьянстве - затишьем? - спрашивал сам себя Егор и тут же уверенно отвечал: - Если с профессиональной точки зрения, то и можно! Царь-то всегда на виду, все его планы известны наперёд, для службы охранной - сплошное удовольствие, малина спелая - под тёплое парное молоко…"
Всё это время как-то удивительно и ёмко спрессовалось в один сплошной цветной калейдоскоп ярких и завлекательных картинок. Военные потехи равномерно чередовались с пьяными развлечениями.
То милые и где-то даже целомудренные посиделки в Немецкой слободе: с дружным распеванием застольных песен и плавными менуэтами - с разодетыми иностранными дамочками.
То посещения знатных боярских и княжеских дворов, сопровождаемые откровенным, бесстыдным и циничным беспределом. Вламывались бесцеремонно, жёстко и настойчиво требовали незамедлительно выставить на столы закуску и выпивку, напаивали самих хозяев - до полного беспамятства, после чего уже следовали и непотребства - касательно женского пола: всего, что под руку попадалось, независимо от происхождения и возраста… В этом последнем аттракционе Пётр всегда был на первых ролях…
А с теми, кто был такими невинными и милыми шутками недоволен и даже коварно сопротивление оказывал, особо не церемонились. Кого-то выбрасывали из открытых окошек второго этажа, кого-то по-простому макали в ледяную прорубь и забывали достать…
Егор-то легче всех переносил последствия этих хмельных возлияний: и сачковал иногда, незаметно выливая спиртное куда придётся, да и два-три раза за неделю он умудрялся позаниматься единоборствами восточными - вместе с сотрудниками своей Службы. А вот всем остальным, включая царя, приходилось совсем и несладко. И если бы не мудрый Лефорт, то и непонятно, чем бы всё это закончилось…
Как-то весной 1692 года, ранним ветреным утром, когда Пётр особенно сильно страдал от похмелья и обильного насморка, герр Франц заботливо предложил:
- Милый Питер, а не отдохнуть ли нам? Пьянство это беспробудное - зело надоело… Поехали в Архангельск-городок? Какой там воздух! Морской, свежий, солёный… Посмотрим на настоящие купеческие корабли. Девицы поморские, дебелые, опять же, очень уж хороши…
Какой из этих доводов оказался решающим - неизвестно, только царь тут же отдал однозначный и строгий приказ:
- Алексашка, сучий потрох! Всех будить нещадно, лошадей подать незамедлительно! Никого из забулдыг не отпускать по домам! Кто ослушается - немедленно на дыбу! Через час выезжаем в Архангельск! - Так сказал, будто речь шла об обычной прогулке в ближайшую стрелецкую слободу…
Всех мужей благородных, кто в ту ночь изволил ночевать в Преображенском дворце, без каких-либо исключений, Егоровы сотрудники и повязали - то есть вежливо (в исподнем, как вытащили из-под одеял и тулупов) рассадили по кожаным утеплённым возкам, следом закинули и верхнюю одёжку…
Многие так ничего и не поняли, Яшка Брюс ещё целые сутки отказывался верить в произошедшее и при одном только упоминании о славном городе Архангельске заходился в приступе смеха идиотического…
В прочные и коварные царские сети, кроме Брюса, также попали: Никита Зотов, Фёдор Юрьевич Ромодановский, горький пропойца Иван Бутурлин, Троекуров, Апраксин, полковник Менгден, Лефорт, чуть позже обоз догнал и думный дьяк Виниус - человек весьма дельный, умеющий быстро и грамотно составлять умные бумаги.
Почти три недели они тряслись по раскисшим весенним дорогам до Вологды, потом несколько суток плыли по реке Сухони до Великого Устюга (родине самого Деда Мороза!), там совершили короткий конный перегон, дальше уже поплыли на неуклюжих чёрных карбасах - по светлой и тихой Северной Двине.
Свежий северный воздух подействовал на Петра самым удивительным образом: его щёки разрумянились, глаза, скучно-мутные весь последний год, снова ярко заблестели, дыхание сделалось совершенно чистым и бесшумным, без всяких глухих хрипов, пропала предательская вялость, движения вновь стали молодыми, резкими и порывистыми.
- Это что же - больше двух лет пролетело в угаре пьяном? - искренне недоумевал царь. - Сколько времени потеряно зазря! А вы, соратники хреновы, куда смотрели? Куда, я вас спрашиваю? Что хари-то наглые отворачиваете свои? Самим стыдно? Ладно, прощаю, не виноваты… Лучше вот посмотрите - какие красоты кругом!
Да, красота русского севера воистину завораживала: скупые, нежно-алые зори, светлая зеркальная речная гладь, высоченные острые скалы, берега, густо покрытые большими круглыми валунами, тёмно-синяя стена диких лесов, беспечные медведи, неуклюже плескающиеся на мелководьях, бесконечные шумные стаи перелётных птиц над головами. Егор зримо ощущал, как отдыхает душа, уставшая и помертвевшая - в этой столичной духоте и бестолковой суете…
В Архангельске Пётр получил новую пищу для дальнейших размышлений.
Более восьмидесяти пяти больших, разномастных торговых судов застыли у причалов и на самом фарватере великой северной реки. Безостановочно в их бездонные трюмы загружались знаменитые русские товары: круглый и пилёный лес, дёготь, рогожа, ворвань, пенька рыба, мёд, пушнина, лён… Над высокими мачтами гордо реяли полотнища самых разных флагов: голландских, валлонских, английских, немецких-торговых…
Пётр очень громко и пафосно восторгался кораблями, без устали переходя с одного на другой и задавая бессчётное количество вопросов. В какой-то момент царь пальцем поманил Егора в сторону, зло зашептал в ухо:
- Давай, Алексашка, бери с собой дьяка Виниуса и быстро чеши на берег. Там опроси русских поставщиков всего этого! - Пальцем указал на причальные стенки, плотно заставленные многоярусными широкими рядами бочек, мешков и кулей из рогожи. - Пусть дьячок все цены аккуратно запишет, ничего не пропуская. Всё понял? А я Лефорта усердно допрошу - на предмет тех же цен, но уже - за дальними морями. В Гамбурге там, например, в Роттердаме, Амстердаме… Сверим потом, сравним, посчитаем…
Вечером они, прихватив с собой умницу Брюса, заперлись в своей комнате, в крепком доме-пятистенке, специально, в спешном порядке, построенном на Масеевом острове - накануне царского приезда, посередине Северной Двины.
- Что там у тебя? Давай сюда! - нетерпеливо велел царь.
Он бросил бумаги свои и Егоровы, на новенький сосновый стол, еще остро пахнущий свежей стружкой, присел на широкую скамью, бережно достал из дорожного мешка флакон с чернилами, длинный футляр с остро отточенными гусиными перьями, углубился в расчёты, гневно и непонимающе шепча себе под нос:
- Тут у Лефорта всё расписано в гульденах, здесь - в ефимках. У тебя же всё - в рублях и алтынах… Как пересчитать-то? Давай, Брюс, кот учёный, помогай! Не лыбся, вражина, а то в морду дам…
Минут через сорок-пятьдесят, совместными усилиями, они пришли, всё же, к единому знаменателю.
- Вот они как, толстосумы иноверные! - всерьёз ярился Пётр. - Гады жадные, скопидомы! Это что же такое получается? На круглом лесе иноземцы имеют пятикратную прибыль? На пиленом - восьмикратную? На ворвани и дёгте - десятикратную? А на русской пушнине - и вымолвить страшно? Ведь так?
- Так, государь, так! - подтвердил Егор, заметив, что Яков утвердительно кивнул головой.
- Кончай поддакивать! Лучше посоветуй, что делать-то?
- Свои корабли строить надобно. Серьёзные, большие, чтобы самим плавать в те Гамбурги и Роттердамы…
Пётр громко и недовольно засопел:
- Корабли строить… Сам знаю про это! Да далёк Архангельск от Москвы. Да и море Белое замерзает надолго. Про моря другие, что лежат ещё севернее, не говоря…
- На Балтийское море выходить надобно! - предложил Яков, невозмутимо попыхивая своей голландской трубкой.
- На Балтийское? - Царь повысил голос. - Вы что, сговорились? Лефорт о том мне без устали дует в правое ухо, теперь вот вы - в левое… Потом - может быть. Потом…
Брюс невинно уточнил:
- Потом, это когда разберёмся с Турцией?
- Откуда знаешь? Князь Ромодановский распустил свой язык? Вот я ему, ужо… Да, есть у нас договор с Веной. Да, рано или поздно - заставят нас воевать Крым. Ладно, об этом потом поговорим, уже в Москве, обсудим, не торопясь, всё…
На берегу Северной Двины Егор и встретил окончание своего Контракта со странной и загадочной службой "SV". Прошло ровно пять лет с момента его прибытия в семнадцатый век. Егор сидел на пологом берегу устья Северной Двины, наблюдая, как речные окуни бойко гоняют молодь морской наваги, вспоминал обо всём случившемся с ним, рассуждал о будущем… Было окончательно ясно, говоря бессмертными словами Павки Корчагина: "Смены не будет!" А что - будет?
"А будь что будет!" - решил про себя Егор и отправился на корабельную верфь, где звонко и весело стучали русские топоры…
Осенью они вернулись в Москву. Пётр как-то сразу и неожиданно повзрослел, охладел к буйным дружеским попойкам, да и с женским полом начал выстраивать некое подобие разумных и плановых отношений: с женой опять иногда спал, свой "гарем" отправил в дальнюю деревеньку, куда теперь наведывался не чаще одного раза в месяц, да и с Анхен стал встречаться гораздо реже…
Царь опять всерьёз увлёкся военными манёврами, даже принимал личное участие в разработке новых моделей солдатской и офицерской формы.
Полки вскоре полностью переодели: преображенцев - в зеленые кафтаны, семеновцев - в нежно-лазоревые, бутырский полк Гордона - в ярко-красные. Интересовался государь и последними иностранными образцами стрелкового и артиллерийского оружия, составлял тщательные планы по очередной перестройке славной крепости - стольного града Прешбурга…