А ещё иногда Пётр созывал к себе в опочивальню ближайших друзей-сподвижников: Лефорта, Зоммера, Тиммермана, Алексашку (Егора), князя Ромодановского, Брюса, Апраксина. Тогда они раскладывали на обеденном столе и прямо на полу многочисленные карты и планы, пространно рассуждали о предстоящих военных кампаниях: о южной - турецкой, о северной - шведской. Кипятились, яростно ругались, иногда даже дрались и рвали карты на мелкие кусочки…
Егору все эти разговоры, жаркие споры и долгие прения поначалу были скучны и совершенно неинтересны: он-то знал - в мельчайших деталях, как будут происходить оба Азовских похода, знал все этапы и эпизоды Северной войны. Когда его спрашивали - он спокойно и уверенно отвечал, неизменно придерживаясь официальной исторической версии. Как же иначе? Ведь существовал Контракт, согласно которому…
"Какой ещё Контракт, в одно всем известное место? - иногда начинал всерьёз возмущаться внутренний голос. - Нет никакого Контракта! Он автоматически аннулирован и разорван! Сколько уже лет прошло? Шесть с половиной? Всего полтора года просрочено? Всё - хватит! Начихай, дурак, на всё, и занимайся сугубо своей частной жизнью, наплевав на всякие Контракты и дурацкие обязательства…"
Пока Егор посылал внутренний голос очень далеко и надолго, но в глубине души начинал уже подумывать и о других вариантах. По крайней мере, он, неожиданно для себя, начал с интересом прислушиваться к обсуждениям планов по предстоящей Азовской кампании, а в уме даже начал прорабатывать и её альтернативные варианты. На тот случай, если ему суждено задержаться навсегда в Петровской эпохе…
Осенью 1694 года умерла царская матушка - Наталья Кирилловна.
За два дня до своей смерти она позвала к себе Егора. Когда он пришёл, царица скупым жестом попросила всех остальных выйти из опочивальни, дождавшись, когда её приказ будет выполнен, негромко попросила:
- Прикрой, охранитель, дверь поплотней. А потом садись вон на тот стул, только пододвинь его поближе ко мне… Мне трудно говорить громко. Да и злых чужих ушей всегда следует сторожиться…
Егор осторожно присел на самый край венского стула - с высокой резной спинкой, внимательно всмотрелся в лицо женщины: измождённое, покрытое сеткой частых морщинок, но всё же ещё хранящее следы былой красоты. А глаза… Чёрно-карие, бездонные - словно провалы двух глубоких колодцев, многознающие и бесконечно печальные - как у тех Святых, изображённых на древних русских иконах…
- Один раз, очень много лет назад, ко мне привели одного молодого странника, - начала свой рассказ умирающая царица. - Это было ещё до рождения моего Петруши… Тот странник был очень красив. Высокий такой, широкоплечий. Длинные волнистые волосы, очень красивые и смелые глаза… Прямо как у тебя, охранитель. Я сразу поняла, что вы с ним - одного поля ягоды… - Женщина зашлась в приступе глухого кашля.
- Государыня, попейте, прошу! - Егор протянул высокий стеклянный бокал с лечебной микстурой. - Сразу полегчает!
Наталья Кирилловна с трудом сделала несколько мелких глотков и, отдышавшись, продолжила:
- Мы тогда очень долго говорили с тем странником. Обо всём понемногу… О погоде. О Боге. О неразделённой любви. О предназначении… Не помню, что ещё было, наверное, я потом уснула… Он ушёл, а я осталась. Одна, и на этот раз - навсегда… Почему-то долго плакала ночью, словно прощалась со своими молодыми, беззаботными годами… Через девять месяцев у меня родился Петруша. Понимаешь, о чём я тебе толкую, охранитель?
- Нет, государыня! - честно признался Егор. Царица явно засмущалась:
- В этот год у меня ничего с мужчинами не было… Совсем ничего! Ни с мужем, Алексеем Михайловичем, ни с другими… - Наталья Кирилловна отчаянно покраснела, словно юная и непорочная девица.
Несколько минут они напряжённо молчали, не глядя друг на друга, наконец, Егор осторожно спросил:
- Зачем, государыня, вы мне это рассказали?
- Сама не знаю… Может, потому, что ты, охранитель, очень похож на того странника. Я думаю, что тебе пригодится это знание. Зачем? Я не знаю… Береги моего сына, охранитель. Береги. Но и его - берегись! Он очень жестокий и не ведает жалости… Если ты пойдёшь против его воли - он разорвёт тебя! Помни об этом, охранитель. Помни и никогда не забывай… А теперь нагнись, я благословлю тебя…
Егор почувствовал на своём лбу сухие женские губы, выпрямившись, услышал прощальные слова:
- Благословляю тебя - на светлый Путь! Будь честен - всегда… Всё, прощай! Иди…
Глава восьмая
Стрела Купидона, все изменяющая
Через шесть дней после этого памятного разговора состоялись небольшие дружеские посиделки: один из братьев Бухвостовых Василий, проставлялся в честь крестин родившегося месяц назад сына Ивана. Сидели обычной компанией, во главе с грустным Петром, скромно выпивали, вели вполголоса всякие разные беседы - о заботах и потехах воинских, о видах на осенне-зимнюю охоту… Не до веселья было: все прекрасно понимали, что ни сегодня - так завтра Наталья Кирилловна, мать царская, преставится. Любили её все: за нрав кроткий, за беззлобие и полное отсутствие чванливости, за глаза необычные - красивые и печальные…
По мере выпитого, Пётр постепенно оттаивал, изредка мимолётно улыбался, да и весь разговор, постепенно оживляясь, неуклонно менял военную тему - на темы гораздо более весёлые и приятные. Когда речь зашла об обсуждении дел и новостей любовных, Егор тоже решил внести свою посильную лепту в общую застольную беседу. Весело и лукаво поглядывая на разрумянившегося от выпивки Бровкина, он радостно и громко поведал всей честной компании:
- Тут, господа мои, такое дело… У нашего друга, верного царского денщика Алёшки, красавица-сестра давно уж засиделась в девках. Не отдаёт её отец за всяких разных, нос воротит, на сватов цепных кобелей спускает. Мол, сынок-то наш - самому царю прислуживает, за одним столом сиживает с государем! Поэтому и дочери жених нужен знатный и серьёзный, лучше чтоб - из столбовых дворян, либо - из князей каких…
Пётр громко засмеялся, глядя на него, захихикали и другие, Василий Волков - тот и вообще затрясся от безудержного смеха, бокал с малиновой наливкой неловко опрокинул на белую льняную скатерть.
"Понятное дело - смешно паршивцу высокородному: Иван-то Бровкин, Алёшкин отец, всю жизнь у него проходил в крепостных, только совсем недавно на всю семью, включая дочь-невесту, вольную получил, - ударился в ехидные рассуждения внутренний голос. - А ведь, если верить роману Алексея Толстого, да и другим документам серьёзным, то именно наш Васенька и станет мужем той девицы - рода подлого… Вот тебе, братец, и "Ха-ха!". Смейся, паяц, смейся… Кстати, а как зовут-то Алёшкину сестричку? Санькой, кажется…"
- Ну, это всё - правда? - отсмеявшись, строго уставился царь на Бровкина.
Алёшка застеснялся и, заметно побледнев, ответил глухо, явно неохотно:
- Всё истинная правда, государь-надёжа! Возгордился мой батяня - сверх всякой меры… Ничего, я поговорю потом с ним. Когда загляну в деревню на побывку, так сам и отыщу жениха сестрёнке любимой…
- Э-э, остановись, остановись, денщик верный! - по-доброму усмехнулся Пётр. - Сам он найдёт… А невеста-то и вправду красива? Не привирает мой охранитель? Небось, Данилыч, сам-то и не видел девки?
- Не видел, мин херц! - честно сознался Егор. - Это Бровкин мне нарассказывал сказок…
- Святой истинный крест - первая красавица! - совсем разволновался Алёшка. - На святом Писании присягнуть готов! А батя всё зверствует… Санька горько плачет, говорит, что если так и дальше всё будет, то уйдёт в монахини. Зачем такой красавице - в монастырь?
- Ладно, ладно! Верю, успокойся! - небрежно махнул рукой Пётр. - Зачем вот только, Алёшенька, самому искать жениха, время терять попусту? Сваты существуют для того! Доверишь лично мне жениха найти для сестрёнки? А?
- Конечно, государь, доверяю…
Царь по очереди обвёл строгим и вопрошающим взглядом своих собутыльников, которые тут же перестали смеяться и сделались серьёзными донельзя, остановился глазами на Егоре:
- Поручик Меньшиков, как по поводу - жениться? Домом своим обрасти? Хозяйством полноценным? Потомством? Не слышу ответа!
- Виноват, государь! - Егор вскочил с места, вытянулся в струнку, глазами многозначительно кося на Василия Волкова. - Молод я ещё, не готов к жизни семейной! Да и другие важные кандидаты есть на эту ответственную должность…
- Ага-ага! - тут же смекнул, что к чему, Пётр. - Есть среди нас, конечно же, и более достойные люди, более родовитые… Стольник Волков!
- Здесь я, Пётр Алексеевич! Здесь! - мгновенно вскочил со скамьи Василий.
- Приказываю: незамедлительно жениться на девице Бровкиной!
- Повинуюсь, государь…
- Приказываю! - громко объявил царь. - Сейчас мы все дружно поднимаемся на ноги, рассаживаемся по возкам… А, чуть не забыл! Надо же туда и вин загрузить разных, закусок достойных! Короче, через час выезжаем… Бровкин, как называется твоя деревня?
- Волковка, государь! - свистящим шёпотом доложил Алёшка, испуганно косясь на Василия Волкова.
- Вот, в деревню Волковку все и выезжаем - свадьбу ладить…
- Гонец к царю! Гонец к царю… Где Пётр Алексеевич? - раздались с улицы взволнованные голоса.
Через минуту дверь широко распахнулась, и в избу ввалился запыхавшийся парнишка в семёновском светло-лазоревом кафтане, повалился перед царём на колени, нерешительно протянул небольшой зелёноватый конверт, запечатанный тёмно-красным сургучом.
- От кого весточка? - напряжённо спросил Пётр, вскрывая конверт трясущимися руками и не отрывая испуганных глаз от гонца.
- От князя Льва Кирилловича!
Царь сразу побледнел, очень медленно прочёл письмо, вскинул голову, обвёл присутствующих невидящим, помертвевшим взглядом.
- Что там, государь? - очень тихо спросил фон Зоммер.
- Матушка… Матушка - преставилась… - Пётр грузно опустился на скамью, уткнулся головой в дубовую столешницу и громко, чуть подвывая, зарыдал…
- Всем вон! - зашипел весенней гадюкой Фёдор Ромодановский. - Какая ещё свадьба, к гадам свинячим? Отменяется свадьба! Потом всё сладим, потом…
"Чего стоишь-то столбом? - нетерпеливо зашелестел внутренний голос. - К Лефорту беги, дурик! Теперь же всё изменится! Теперь Петру надо самому - вершить все дела государственные, послов принимать, думать о пополнении казны государевой. Надо и весь Большой двор незамедлительно переселять в Преображенское…"
- Алёшка, Василий! - позвал Егор. - От царя не отходить ни на шаг! Охрану удвойте, лучше - утройте! Кто у нас за еду и напитки отвечает нынче? Серёжа Бухвостов? Пусть в эти дни будет ещё внимательней! Холопам даёт всё на пробу, нечего только на собак-нюхачей надеяться…
Похоронили царицу. Пётр, не встретив со стороны жены Евдокии должного понимания и сочувствия, тут же наплевал на все условности и ночевать теперь ездил сугубо на Кукуй, к любезной его сердцу Анхен. В одной из комнат домика Монсов для него даже установили отдельную кровать - двуспальную, понятное дело…
Егор очень хорошо рассмотрел царские глаза, когда тот выбегал (навсегда!) из супружеской спальни. Рассмотрел и понял, что именно в этот момент и началась тяжкая дорога несчастной и глупой Евдокии - под чёрный клобук монастырский…
А ещё через два месяца из Вены в Москву прибыл полномочный цезарский посол Иоганн Курций. Встретили посла с пышностью великой, ублажали - как могли, предлагали забавы разные - плотские в основном. Но строгих правил оказался тот посол, уперся, мол: "Желаю с царём Петром лично увидеться!" Объяснили Курцию, что горе нынче у царя - матушка его умерла. Но не унимался противный иноземец, мол: "Тогда буду говорить с Думой боярской!"
Пришлось собирать экстренное заседание думское. Вышел Курций перед боярами, поглядывая вокруг себя гневно и неприязненно, достал старые договора (с Венецией, Римской Империей и Польшей), подписанные ещё прежними российскими Правителями, да и напомнил обязательства русские по договорам тем.
Следовало из этих важнецких бумаг, что если Турция начнёт враждебные действия против вышеозначенных государств (Венеции, Римской Империи и Польши), то Россия обязана учинить ответные воинские действия - против Османской Империи.
Бояре, старательно посовещавшись, начали резонно возражать, мол: "Два раза уже, договора те выполняя, ходили на Крым, воевали его честно. Так что - снимайте ваши претензии необоснованные…"
Непреклонен был посол венский, мол: "Что было ранее - оно и было! А то, что происходит сейчас, - оно и есть предмет для рассмотрения!" После этого Курций подробно рассказал и о событиях прошедшего лета, документы важные - с разноцветными печатями - показал.
Из тех пропечатанных бумаг однозначно следовало, что флот османский, без зазрения всякой совести, нагло захватывает венецианские торговые корабли, янычары турецкие вовсю разоряют венгерские города и сёла, а крымские татары - подданные турецкого султана - очень уж досаждают польским обозам и степным поселениям…
Умело говорил красноречивый Курций: убеждал, стыдил, уговаривал, просил, требовал, умолял… Не выдержали толстомордые бояре, сдались: торжественно подтвердили все старые русские обязательства. А потом хором, предварительно поцеловав кресты нательные, твёрдо пообещали: "Войне - быть!"…
Отбыл важный посол в свою Вену. Из Венеции, Вены и Варшавы стали письма приходить длинные: благодарственные - с одной стороны, торопящие с конкретными действиями - с другой…
Царские верные соратники и сподвижники разделились на два примерно равных лагеря. Русские настаивали на скорейшем и полновесном вступлении в войну с Турцией.
- Негодно будет, если мы откажемся от данного слова! - убеждал грузный и кряжистый Фёдор Юрьевич Ромодановский, лидер "русской партии". - Засмеют нас в Европах, и поделом засмеют! Да и татары эти - столько горя горького принесли нашей земле! Побить их окончательно и навсегда - дело богоугодное…
Лефорт же, духовный вождь "партии европейской", выдвигал такие дельные возражения и аргументы:
- Черноморские порты - никакого торгового значения не имеют нынче. Абсолютно никакого значения! Денег истратим на эту войну с османами - ужас просто, солдат и офицеров положим - без счету… А где выгода? Если проиграем - позор на весь мир! Выиграем - новые расходы: крепости старые ремонтировать, новые ставить… А смысл какой? Смысл любой разумной войны - в ощутимых выгодах торговых… После войны успешной казна должна златом и деньгами наполняться! Выиграли войну, а в казне не прибавилось денег? Знать - проиграли ту войну… Договора, обязательства, честь? Для этих коллизий и существует сия наука - "дипломатия" называется… А вот море Балтийское, это да, это - торговля, это настоящие прибыли и золото…
- Не всё тугой мошной мерить можно! Противна мне твоя, генерал Франц, философия немецкая! - багровел от праведного гнева князь Фёдор Юрьевич.
- Всё надобно мерить только так! - отчаянно брызгал слюной Лефорт. - Ежели - в конечном итоге…
Пётр послушал-послушал эту жаркую дружескую перепалку, насмешливо поухмылялся в свои редкие кошачьи усы и внимательно посмотрел на Егора:
- Чего молчишь, верный охранитель? Думаешь? Вот и поделись-ка с нами мыслями своими высокомудрыми…
Было у Егора, конечно, и своё видение этого момента, но - Контракт, последняя надежда вернуться, хоть когда-нибудь, в свой мир - к обещанному собственному вечнозелёному островку в благословенном Карибском море… Поэтому и ответил - в правильном русле историческом, стараясь при этом и не дать герру Лефорту веского повода обидеться смертельно:
- О Балтийском море забывать никогда не следует! Там - ключ к будущему величию российскому. Но и с Веной сориться - очень опасно, она - пуп политики европейской. Да и с татарами посчитаться, османам преподнести дельный урок - дело весьма почётное… Неплохо было бы одним выстрелом убить сразу двух зайцев: и Вене угодить, да и свою армию проверить в настоящем деле! Готовы мы всерьёз воевать со Швецией, или рановато ещё задумываться об этом? Сей турецкий поход поможет нам и все недостатки вскрыть окончательно: в подготовке офицеров, в снабженческих и обозных службах, в косности генеральской…
- Чего это ты про генералов рассуждать вздумал, мужик сиволапый? Да высокое воинское искусство - оно подвластно только особам высокородным! - тут же впал в сильнейшую истерику старик-Апраксин, затрясся весь в гневном припадке, насилу успокоили…
А генералы иноземного происхождения - Гордон и фон Зоммер (покойник несостоявшийся) Егора неожиданно поддержали:
- Да, перед шведами - нужна пробная баталия! Весьма полезной будет она…
Борис же Голицын - владелец больших земельных угодий в полосе чернозёмной - всё больше на хлебные дела напирал:
- Воронеж, Курск, Белгород - вот истинные российские вотчины пшеничные! Как нам быть без хлеба? Хлеб - основа российская! А основу - её беречь нужно, и всех ворогов, от которых исходит угроза та, - уничтожать надо без устали! Кем бы те тати ни были…
Спорщики чётко понимали: в этот раз - всё решать царю. Только ему. Но, похоже, все уже прониклись и другой непреложной истиной: Пётр обязательно решится на эту войну! Да, страшно! Но надо же и начинать с чего-то! Определённо - не со шведов, чья дисциплинированная армия на тот момент заслуженно считалась непобедимой, сильнейшей в Европе…
Собралась большая боярская Дума. Серьёзная такая, полновесная, строгая и молчаливая - на этот раз… Пётр неуклюже, выставив вперёд своё правое худосочное колено, сидел на троне, ризы с левой стороны неряшливо сбились на сторону, лицо болезненно дёргалось, правый глаз явственно косил в сторону, мономахова шапка на голове скособочилась…
Царь молчал - до времени и до поры, предоставляя князю Фёдору Ромодановскому руководить всем важным разговором, а Егору (Алексашке) - частными делами и деталями: протокольной частью, если по-современному…
Егор всё понимал однозначно: вопрос о войне был уже решён - окончательно и бесповоротно, но ведь для войны серьёзной - и деньги необходимы солидные… Бояре, в данном случае, и есть те деньги. Вернее, их воля добрая. И силой грубою можно много денег набрать, но если по-доброму - получится гораздо больше, раза в два…
Долго судили-рядили, часов десять с половиной. Устали все, но перерыва (как и было договорено с царём) Егор не объявлял. Накал споров постепенно сходил на нет, голоса становились всё тише, тише… Он дождался, когда боярские представители полностью осоловели, и подал Петру заранее оговорённый знак…
Царь тут же вскочил с трона, упираясь своей мономаховой шапкой в низкий свод палаты, и рявкнул - неожиданно-страшным голосом:
- Что ж, бояре высокородные? Как приговорите? Не слышу! А?
- Воля твоя, государь наш! - тут же торопливо отозвались несколько плаксивых голосов…
Приговорили (официально) - как и требовалось: войне быть, денег на войну - выделить…