Дождавшись, когда приступ кашля пройдёт, он снял с шеи медную цепочку с бронзовым ключом, засунул ключ в замочную скважину, повернул. Нет, чем-то подпёртая снаружи дверь даже не шелохнулась, дыма становилось всё больше…
Закрывая нос рукавом рубахи, Егор отошёл к противоположной стенке, прыгнул вперёд, ударил в дверь плечом. Ещё раз, ещё. Было больно, лёгкие буквально "горели". Удар, ещё один, ещё… Только с двенадцатой попытки дверь распахнулась, слетев с верхних петель.
Егор вышел из своего жилья, набрал в лёгкие - полной грудью свежего воздуха: был обычный русский рассвет, уже даже "зарассветье", часов шесть утра. Где-то далеко печально мычало кукуйское стадо, уходящее в русские поля…
Домик горел сразу в двух местах: лениво дымился правый северный угол, да низ дощатой двери, видимо, щедро облитый каким-то хитрым составом, пылал достаточно бодро и весело.
Заскочив обратно в помещение, Егор схватил первую подвернувшуюся под руку дерюжку, выбежал обратно, в течение трёх минут оперативно затушил оба источника возгорания.
Вокруг было тихо, ни души.
- Ничего себе - встреча! - возмутился вполголоса Егор. - Только что прибыл, а кто-то уже сжечь хотел, спалить заживо! И почему это никто дыма не заметил, не поднял тревоги?
"Совсем не обязательно, что это именно меня хотели отправить на тот свет, - подумалось. - Может, это настоящий Александр Данилович здесь кому-то насолил знатно. Ладно, разберёмся…"
Он с трудом повесил тяжёлую дверь обратно на петли, защёлкнул замок с помощью бронзового ключа, отошёл на несколько метров в сторону. Выяснилось, что его каморка являлась половинкой маленького домика под плоской крышей, с двумя одинаковыми входными дверьми по бокам.
"Интересно, а кто у нас сосед? - озаботился Егор. - Надо будет как-то прояснить…"
Просторный ухоженный двор, с южной стороны - симпатичный кирпичный домик, практически - коттедж. Далее поляна - сплошной газон, зелёный и нежный. Со всех сторон на приличном расстоянии у низенького забора располагались самые различные строения: низенький амбар, скотный двор, сарай, русская баня, сенник, конюшня, пара треугольных погребов, колодец-журавль…
"Неплохой у Лефорта земельный участок, - отметил Егор. - Гектара полтора будет, а то и все два…"
Навстречу ему выскочила, радостно лая, низенькая и смешная собачка - сплошные уши. Собачка не верещала, не пласталась, она просто рассказывала о том, что она очень рада этому светлому утру, этому скромному рассвету…
Егор, ласково почесав собачонку за развесистыми ушами, не мешкая, пошёл к дворовым постройкам, надеясь обнаружить там нужник. Ага, вон пожилой мужик в потёртом кафтане и в смешном войлочном колпаке на голове, держа в руках несколько зелёных листьев лопуха, вошёл в небольшой деревянный сарайчик, стоящий на отшибе. Через минуту-другую туда же попытался пройти молоденький парнишка в длинной холщовой рубахе, подпоясанной красным кушаком. Выяснив, что дверь заперта изнутри, паренёк недовольно сплюнул в сторону и справил малую нужду прямо на угол сарайчика.
Не долго думая, Егор последовал примеру мальца, отойдя за ближайший амбар.
Что ж, теперь можно было заняться и серьёзными делами.
Егор пошёл на неясные голоса, раздававшиеся со стороны конюшни. Повернул за угол, там три мужика разного возраста окружили крохотного гнедого жеребёнка, о чём-то оживлённо споря.
- Данилыч, соседушка! Утро доброе! - радостно приветствовал Егора высокий кряжистый тип в кузнечном фартуке на груди и животе, заросший чёрной курчавой бородой, такое впечатление - по самые глаза. - У тебя же батяня - знатный лошадник! Вот, рассуди ты наш спор. Я говорю, что этот стригунок в бабках слабоват, да и дёсны у него желтоватые и рыхлые… Продавать его надо срочно, пока не отбросил копыта. Вот и Вьюга согласен со мной. А Васька балаболит, - ткнул корявым пальцем в худосочного юнца, лицо которого было щедро покрыто россыпью крупных алых прыщей, - мол, добрый конь получится из этого уродца. Вот рассуди ты нас, друг сердечный!
- Доброе утро, воистину - доброе! - важно провозгласил Егор, внимательно рассматривая лица спорщиков.
"Судя по тому, что кузнец обратился по отчеству, я здесь, определённо, в авторитете! - решил про себя Егор. - Поэтому и вести себя надо соответственно. Ну и лица у них: мальчишка весь в прыщах, у кузнеца физиономия разукрашена какими-то ямками и угрями, старик Вьюга и вовсе - одни сплошные оспины и родимые пятна. Видимо, совсем здесь плохо с косметическими препаратами…"
Егор неторопливо обошёл вокруг жеребёнка, присел, с видом знатока ощупал его ноги, нежно пальцем погладил по ноздрям, осторожно помял верхнюю губу, веско высказал своё мнение:
- Ты, Васенька, завсегда слушай старших. Они много чего видали по этой жизни. Никуда не годится этот коняшка-стригунок! Совсем слабый и хилый, чисто первый комар по ранней весне…
- Ну, Данилыч, ты горазд по-умному говорить! Иногда так завернёшь, хоть стой, хоть падай! - восхитился кузнец. - Только ты лучше здесь не ходи, хоронись, поближе жмись к господскому дому…
- Что так? - нарочито небрежно поинтересовался Егор.
- А то сам не знаешь?
- Не, ни сном, ни духом. Вот те крест!
- Да Фома тебя, Санюшка, ищет. Прибить грозится, бугай здоровый, - проинформировал рябой старик Вьюга. - Кто-то ему донёс, что ты его дочку Марфутку… Ну, того самого, сам знаешь, чего…
- Врут всё! - искренне возмутился Егор. - Наговор сплошной! Домогалась эта дура меня, врать не буду. Но отказал я ей, не нравятся мне такие глупые бабы. Где сам Фома-то сейчас?
- У себя, где ж ему быть ещё! - Прыщавый Василий махнул рукой в сторону сенника. - Мастерит чегой-то.
- Покедова вам, люди добрые! - кивнул головой Егор и бодро зашагал в сторону высоченного сарая, где складировали сено на зиму.
- Санюшка, ты уж там сторожись, не лезь сразу на рожон-то! - долетел обеспокоенный голос Вьюги.
У распахнутых настежь дверей сенника на массивной деревянной колоде сидел здоровенный детина средних лет, сноровисто насаживал на новое осиновое древко железные грабли. Большой такой дяденька - семь на восемь, восемь на семь, конкретный. Шикарная русая борода, пудовые кулачища, маленькие злобные глаза-щёлочки.
- Искали меня, дяденька? - вежливо спросил Егор, остановившись в семи шагах. - Так вот он я, пришёл сам!
- Иди ты! - вскинув голову, от души изумился Фома. - Сам пришёл? И не сгорел в огне? Сейчас я тебя казнить буду! Помирать будешь в муках страшных!
- Ничего не получится у тебя, боров грязный! - спокойно сообщил русобородому детине Егор.
- Почему это?
- По кочану это…
Фома резко вскочил на ноги, выпрямился во весь свой двухметровый рост, ткнул в сторону наглеца граблями, целя в лицо.
Егор ловко перехватил сельскохозяйственный инструмент за древко, вырвал из рук Фомы, отшвырнул далеко в сторону.
- Ну, а что дальше?
- Ты так-то? - взревел басом здоровяк и двинулся на ловкача, закатывая рукава своей льняной рубашки, расшитой весёлыми красными и зелёными котятами.
Уловив краем глаза, что к сеннику целенаправленно стягиваются любопытствующие, Егор несколько раз качнулся влево-вправо и, дождавшись, когда противник широко, от всей русской души, размахнётся своей правой рукой, ударил левым крюком Фому в область печени. Тот сразу же согнулся в три погибели, неловко присел на корточки…
Егор примерился и послал сопернику в ухо хук справа. Бить кулаком, правда, не решился, опасаясь нанести противнику серьёзное повреждение. Ударил открытой ладонью. Звон разлетелся - на всю округу, Фома отлетел метра на два в сторону, упал, покатился по земле, тоненько подвывая и отчаянно матерясь.
- Данилыч, сзади! Берегись! - громко прокричал кузнец.
Егор обернулся - прямо на него нёсся ещё один двухметровый амбал, украшенный холёной русой бородой, разве что помоложе Фомы лет на десять-двенадцать.
"Младший брат, наверное", - подумал Егор, ловко принял здоровяка на обычную "мельницу" и, пользуясь инерцией, отправил далеко вперёд. Покувыркавшись по траве, "младший брат" смачно приложился головой о деревянную колоду и затих, по его щеке потекла узенькая струйка крови.
- Убили, убили Федьку-конюха! - громко запричитала простоволосая растрёпанная бабища бомжеватого вида с фиолетовым фингалом под глазом.
- Цыц, ведьма! Умолкни! - гаркнул на бабу Егор, подошёл к неподвижно лежащему конюху, нагнулся, приложил указательный палец к жиле на шее, вслушался, после чего выпрямился и доходчиво объяснил зрителям:
- Живой он! Скоро придёт в себя. Вы ему, убогому, водички полейте на голову… А мне недосуг точить здесь с вами лясы. Прощевайте, братцы! - упруго зашагал в сторону кирпичного господского дома.
Подойдя к задней стене дома вплотную, Егор обнаружил, что дом был вовсе и не кирпичный - обычный бревенчатый сруб, аккуратно обшитый гладко струганными досками, которые, в свою очередь, были старательно выкрашены "под кирпич".
- Санька! Санька! - надрывался мужской голос с мягким иностранным акцентом. - Где ты, исчадье ада?
- У Алексея Толстого все называли Меньшикова в юности сугубо "Алексашкой", а здесь - кто во что горазд! - недовольно проворчал Егор и громко прокричал:
- Здесь я, бегу уже! - запихал за щеку войлочную полоску, предварительно скатанную в шарик.
По песчаной дорожке он обежал коттедж, оказавшись на стороне парадного входа: круглые и прямоугольные цветочные клумбы, неизвестные, обильно цветущие деревца в кадках, крошечный пруд с золотистыми рыбками, посередине пруда - весёлый звонкий фонтанчик, скамейка-качели под навесом, низенький забор из штакетника, выкрашенного в голубой цвет, высокие двухстворчатые ворота. На резном высоком крылечке рядом с входной дверью, украшенной цветными стеклянными витражами, стоял худенький мужчинка средних лет в длинном бархатном халате, лысоватый, остроносый, в его правое ухо была вставлена крохотная золотая серёжка - с красным рубином.
- Тебе надоело служить у меня, оглоед? - строго спросил мужчинка, и золотая серьга в его ухе гневно задрожала. - Хочешь опять торговать вонючими пирогами? Ночевать под мостом, рядом с повешенными татями?
- Виноват, господин Лефорт, виноват! - слёзно заканючил Егор, тыкая пальцем в свою "распухшую" щёку. - Зубы заболели, проклятые! Всю ночь мучился напролёт, не спал совсем! Флюс вскочил, видите?
- Флюс? - смягчился Лефорт. - Это есть очень плохо! Зачем же терпел? Ты же неглупый человек! Надо было сразу же идти к доктору Фогелю. Он больных принимает в любое время, лишь бы платили деньги… Ладно, сходишь потом. Сейчас одежду мне приготовь. Парик расчеши, начисть туфли. Потом заседлай коня. Пусть сегодня это будет Карий. Как подашь к крыльцу, мне сообщи…
Денщик из Егора был так себе, всего-то четыре дня и обучали его этому высокому и непростому искусству. Но справился - в общих чертах, даже нюхательный табак сменил в серебряной табакерке господина Лефорта, по собственной инициативе, добросовестно вычистил две курительные фарфоровые трубки.
Покончив с домашними делами, Егор отправился на конюшню.
Фёдор, голова которого была замотана белой льняной тряпкой, хмуро расчёсывал гриву каурому голенастому жеребцу.
- Как здоровье драгоценное? - вежливо поинтересовался Егор.
- Да пошёл ты! - отмахнулся Федька. Егор тяжело вздохнул:
- Да не обижайся ты, чудак, право! Ну, получилось так. Бывает. Скажи лучше, как Карий нынче?
- Сам что ли не видишь? - кивнул Фёдор головой на каурого коня. - Хорошо всё. Его, что ль, седлать велено?
- Его самого.
- Вот и седлай, раз велено! - Конюх в сердцах сплюнул себе под ноги и отошёл в сторону, бормоча себе под нос неразборчивые ругательства.
Егор подошёл к жеребцу. Тот недоверчиво покосился на человека злым лиловым глазом, испуганно заржал, гневно всхрапнул, сильно ударил несколько раз подкованными копытами задних ног по доскам стойла.
"Распознал, гад такой, подмену! - понял Егор. - Это человека можно обмануть, а с животными - оно гораздо сложней будет…"
А время поджимало, следовало поторопиться, пока господин Лефорт не разгневался по-настоящему.
- Федь! - позвал Егор. - Запряги вместо меня. А то руки дрожат после вчерашнего, перепил малость…
- Да пошёл ты! - Лексикон конюха разнообразием не отличался.
- Не кочевряжься ты, дурик. Я тебе алтын заплачу. Мало? Хорошо, два.
- Сказал нет, значит - нет!
Оттолкнувшись от горизонтальной перекладины, Егор ловко перепрыгнул на другую сторону - относительно конского стойла, одним широким прыжком преодолел расстояние, отделяющее его от упрямца.
- Ты что удумал, злыдень? - Федька неуверенно потянулся за вилами, прислонёнными к досчатой стене.
Егор несильно ткнул указательным пальцем конюху в солнечное сплетение. Мужик громко охнул и сложился напополам.
- Запрягай, Федя! Седлай, родной! - ласково попросил Егор. - Я очень не люблю дважды повторять свои скромные просьбы…
Взяв запряжённого и осёдланного коня под уздцы, Егор обернулся к конюху, бросил ему под ноги два медяка.
- Заработал - получи! Я хоть и строгий, но - справедливый!
Он несильно постучал костяшками пальцев в оконное стекло.
- Господин Лефорт, ваш благородный Буцефал подан! Ехать извольте!
Через несколько минут на крыльце появился Франц Лефорт - весь из себя напудренный и напомаженный, в нарядном камзоле, украшенном пышными лиловыми и сиреневыми кружевами, в кудрявом длинном парике благородного пепельного цвета - с отдельными платиновыми прядками.
- Герр Франц, вы - само совершенство! - льстиво заверил хозяина Егор.
- Благодарю, Александр, благодарю! - довольно улыбнулся Лефорт. - Кстати, мой друг, откуда тебе известно про коня Буцефала?
- Бродячий старец третьего дня рассказывал на Варварке, - не моргнув глазом, браво соврал Егор, а про себя подумал: "Осторожней надо быть, не стоит козырять своими знаниями. Ведь Алексашка Меньшиков - юноша пока неграмотный, дремучий…"
Неловко забравшись на жеребца, Франц Лефорт внимательно посмотрел на Егора.
- Если зубы перестали болеть - поешь обязательно. У Лукерьи на кухне сегодня зайчатина и рябчики. Очень вкусно. К полудню сходишь к фройляйн Анхен Монс, она даст тебе одно небольшое поручение, - многозначительно и весело подмигнул. - Она всё расскажет, что надо сделать. А нынче вечером у нас гость, сам русский царь Пётр. Готовься, будешь много плясать, петь песни.
Смотри, не напейся раньше времени! О, я смотрю, мои старые сапоги налезли на твои огромные ноги. А ты всё говорил: "Малы, мол, малы!"
- Это я просто с вечера не пил жидкости, вот опухоль и сошла с ног, сапоги и пришлись впору…
- Ха-ха-ха! - трескуче рассмеялся Лефорт. - Какая смешная шутка. Браво! Два литра Мозельского - это называется - "ничего не пил с вечера"! Ха-ха-ха!
Закрыв за Лефортом ворота, Егор отправился на поиски кухни, - в животе уже громко и противно урчало.
Приоткрыв входную дверь, он уверенно вошёл внутрь коттеджа, принюхался: съестным пахло из правого крыла. Короткий коридор упёрся в запертую тёмную дверь, Егор подёргал за ручку, нетерпеливо постучал.
- Кто там? - спросил за дверью высокий женский голос. - Ты что ли, Алексашка?
- Я, конечно, кто же ещё, открывай!
- Не открою, ты опять будешь приставать, охальник! - непреклонно и чуть дразняще сообщила женщина.
"Вы, мон шер, судя по всему, слывёте здесь записным кобелём, большим любителем женского пола!" - глумливо шепнул внутренний голос.
- Открывай, Луша, открывай! Не буду я приставать к тебе! - пообещал Егор. - Поем и пойду к фройляйн Анхен.
- К Монсихе, что ли?
- К ней самой. Так что открывай, не трону! Клянусь всеми Святыми Угодниками!
Только минут через шесть-семь, после усердных уговоров и страшных клятв, дверь широко распахнулась, пропуская Егора на кухню. Узкая и длинная дровяная плита, широкий стол, стеллажи, заставленные жестяными банками, глиняными горшками, берестяными корзинками, холщовыми и льняными мешками и мешочками.
Он сел на низкую деревянную скамью. Лукерья - полная женщина лет тридцати пяти, с добрым конопатым лицом, поставила на стол перед ним две круглые глиняные миски: первая была до самых краёв заполнена жирным сметанным соусом, в котором плавали большие куски тёмного мяса, во второй находились жареные птичьи ножки и крылышки. Рядом с мисками стряпуха положила большую деревянную ложку и серебряную двузубую вилку, придвинула дощечку с крупно нарезанными кусками серого хлеба - с ярко выраженным запахом отрубей.
Егор, никуда не торопясь, ел, раздумывая о всяком разном, в первую очередь - о предстоящем вечере. Зайчатина и рябчики были недурны, Лефорт не обманул.
- А попить дашь что? - спросил у поварихи.
- Квасу хочешь? А то господин Франц не велели тебе давать хмельного…
- Можно и кваса. Почему нет?
- Ладно, - непонятно вздохнула Лукерья, - так и быть, нацежу наливки, Бог с тобой…
Она подошла к большому дубовому бочонку, стоявшему на толстенном берёзовом полене, открыла краник, наполнила на три четверти высокую оловянную кружку, поставила её рядом с хлебной дощечкой, посмотрела на Егора - странно так, тревожно.
- Выпей, что ли! Странный ты какой-то сегодня, на себя не похожий. Всё молчишь, не пристаёшь, не щиплешься… Заболел никак?
Егор молча пожал плечами, отпил из кружки. Напиток оказался классической вишнёвой наливкой - очень ароматной, лёгкой, десять-двенадцать алкогольных градусов.
- Знаешь что, - смущённо проговорила Лукерья, глядя на Егора глазами верной дворовой собаки. - Ты приходи ночью, когда закончится эта пирушка. Я тебе, так и быть уж, открою дверь…
"Попробуй пойми этих женщин!" - пафосно воскликнул внутренний голос.
- Приду, если будет время, - вслух ответил Егор, про себя точно зная, что не придёт. Хотя с женским полом у него уже с полгода и не наблюдалось плотных контактов, но Егор не был ещё готов к близким отношениям с местными барышнями, элементарно опасаясь заразиться какой-нибудь гадостью. Тут предварительно надо было разобраться тщательно - как и что, чтобы без всяких негативных последствий…
Из ранее изученных архивных материалов Егор знал, что дом виноторговца Иоганна Монса находится недалеко от коттеджа Лефорта, под металлическим флюгером в виде чёрного лебедя. А вот сведения о самой девице - по имени Анна Монс - серьёзно расходились. Одни источники утверждали, что Анна была дочерью Иоганна, девицей благонравной и в 1687 году абсолютно непорочной и целомудренной. Согласно другим свидетельствам, Анна была виноторговцу совсем даже и не дочерью, а жизнь вела беспутную, беря с мужчин деньги за свои разнообразные услуги. Обычной проституткой, по их словам, она была, если говорить прямо, безо всяких дипломатических увёрток.