Он нашёл нужный дом быстро: тщательно оштукатуренные стены, выкрашенные в кремовый цвет, узкие окошки, бордовая черепичная крыша, над которой медленно вращался чёрный флюгер-лебедь. Егор откинул крючок, открыл калитку, поднялся на крыльцо, вежливо постучался в узкую дубовую дверь, снова запихал за щеку войлочный катышек.
- Фройляйн Монс! Антвортен! Дас ист ихь! Алексашка Меньшиков, червь недостойный!
- Входи, червь, вползай, не заперто! - ответил ему приятный, с лёгкой пикантной хрипинкой, голосок.
Через прихожую Егор прошёл в большую квадратную комнату, служившую, судя по всему, столовой. Комната была плотно заставлена различной мебелью, на поверхности которой располагались многочисленные безделушки: фарфоровые мопсы и кошечки, деревянные фигурки слонов, японские веера, шкатулки, щедро украшенные перламутровыми вставками. На стенах столовой висели чёрно-белые гравюры с видами Баварских Альп, портреты каких-то мрачных мужчин и чопорных женщин.
- Ты что, уснул там, мой маленький озорник? - позвал голосок из приоткрытой правой двери напротив. - Забыл, где мой будуар?
Егор, слегка робея, вошёл в будуар фройляйн Анхен.
Будуар как будуар: широкая кровать под красным пологом, платяной шкаф, китайская ширма, прикроватный столик, трёхстворчатое зеркальное трюмо напротив которого и сидела на элегантном стуле с изогнутыми позолоченными ножками означенная фройляйн.
На первый взгляд - лет девятнадцать-двадцать, белокурые волосы до плеч, нос-кнопка, голубые глаза, на щеках - милые ямочки и лёгкая угревая сыпь. Ничего особенного, короче говоря. Одета девушка была в скромное домашнее платье с оголёнными плечами, на стройных ногах были надеты мягкие бархатные туфли без задников. Голубые глаза Анхен, отражённые зеркалом трюмо, были умными и лукавыми, с лёгкой развратинкой.
- Ну, что стоишь столбом? - удивилась милая барышня, она говорила по-русски достаточно правильно и почти без акцента, только немного замедленно, короткими усечёнными предложениями. - Иди ко мне. Увалень деревенский. Целуй! - указала пальчиком на свою лебединую шею.
Делать было нечего, Егор подошёл к девице, старательно изобразил страстный поцелуй.
- Ой, щекотно! - громко завизжала Анхен, отстранилась и посмотрела внимательно на своего кавалера: - Какой-то ты сегодня другой, Алексашка. Словно замороженный. Может, приболел?
- Я, я. Их бин кранк! - подтвердил Егор, указывая пальцем на свою щёку с войлочным шариком. - Зубы, проклятые, ноют. Флюс вскочил…
- Бедненький ты мой! - всплеснула девушка руками. - Тогда сегодня целоваться мы не будем. У тебя же, наверное, воняет изо рта. Впрочем, ты мне уже прилично надоел. Я не из тех женщин, которые долго спят с одним и тем же ухажёром. Особенно - без денег. Кстати, - подозрительно прищурилась, - ты стал говорить по-немецки совсем по-другому. Грамотно. Вот даже артикль "бин" употребил. С чего это вдруг?
- Стараюсь, моя прекрасная наяда! - влюбленно глядя на фройляйн Монс, горячо заверил Егор. - Обещаю, что непременно освою германскую речь. Вот и стараюсь…
- Молодец, хороший мальчик! - одобрила Анхен, ласково потрепала его по щеке и тут же стала серьёзной. - Раз на сегодня любовные утехи отменяются, сразу же перейдём к делам. Возьмёшь мою коляску. Ту, с откидывающимся верхом. Иван запряжёт, я прикажу. Поедешь на Разгуляй. Найдёшь там мастерскую чулочных дел мастера Шварца. Он твой тёзка. Скажешь, что от меня. Заберёшь пакет. Потом посетишь аптеку месье Жабо. Там для меня должны приготовить микстуру от кашля. После этого заедешь в Рыбные ряды. Купи чёрной и красной икры. Только смотри, свежей! Осетрового балыка - большой кусок. Две средних стерлядки. Как это будет по-русски? Копчёных, вот! Возьми деньги, - небрежно протянула несколько серебряных монет. - Сдачу потом отдашь. Пересчитаю!
- Это всё, моя нежная госпожа? - склонился Егор в шутовском поклоне.
- Не паясничай, мужик! - гневно прикрикнула молодая женщина и даже гневно топнула ножкой. - Главное будет вечером. Сегодня к герру Лефорту приезжает царь Петер. Гадкий, противный молокосос. Я его буду очаровывать. Говорят, он до сих пор ещё не знает женщин. Это очень хороший шанс. Мы с Францем решили, что пришло время. Буду приручать этого дикаря. Понимаешь? Вот и хорошо. Я его очарую. Как? Так, что он потеряет голову. Навсегда. Я очарую и исчезну. Петер начнёт искать меня. Ты его проводишь. Утром отвезёшь мальчишку во дворец, в Преображенское…
- Провожу, отвезу. - Егор покладисто кивнул головой.
Анхен Монс неожиданно превратилась в разъярённую фурию:
- Ты что усмехаешься, русский недоносок? Не сметь улыбаться, дурак сиволапый! Если не приведёшь ко мне царя, сотру в порошок! Лично отрежу твой любимый отросток! Отсеку топором!
Глава третья
Знакомство с Петром, первое покушение
Коляска, в которую была запряжена смирная гнедая лошадка, чуть заметно переваливаясь с боку на бок, плавно катилась по пыльному российскому просёлку. Светило ласковое июльское солнце, в голубом бездонном небе весело щебетали еле видимые жаворонки, тёплый ветерок нежно шевелил волосы на голове. Но Егору было не до любований красотами русской природы, он усиленно размышлял:
"А может быть, эта Анхен и "заменена" экспериментаторами на своего "агента"? Почему бы и нет? Теоретически - вполне даже возможно. Хотя, рановато, честное слово. По идее, они должны дождаться, когда начнутся реальные Петровские реформы. Когда эти реформы и прочие нововведения серьёзно навязнут в зубах у бояр, плешь у них протрут. Тогда и ответная реакция на неожиданную смерть Петра будет сильнее, Россия с удвоенной скоростью понесётся обратно, в убогую патриархальную старину. Так-то оно так, но надо все варианты просчитывать…"
В конце концов, Егор решил ограничиться только подменой пузырька с микстурой от кашля. Вполне логично если предположить, что там коварно подмешан яд - для неожиданно закашлявшего царя…
Показались знаменитые Покровские ворота.
Нет, всё было совсем даже и не так: сперва в ноздри ударил сильный трупный запах (уж в этом-то Егор разбирался - служил, всё-таки, не в стройбате!), поднял глаза - вот они, Покровские ворота. Смешные такие - деревянные, слегка помпезные. Несколько стрельцов уныло бродили рядом с воротами - в красных (клюквенных?) и зелёных кафтанах, горели костры - невесёлые, дымные, тоскливые. Но противно пахло вовсе не от костров: в обе стороны от ворот шёл полуразрушенный неглубокий ров, а по городской стороне рва стояли виселицы, визуально - несколько сотен.
"Ничего не понимаю! - брезгливо заявил внутренний голос. - Ну, повесили гада, какие вопросы? Заслужил - получи! Это как раз и понятно. Повесили - сняли и закопали. Нет же, всё должно висеть - в назидание другим… Вон - скелет висит в обносках… Да, бывает. Но как же - воняет, так его! Ладно - перетерпим…"
А ещё рядом с дорогой, метрах в десяти, стояла толстая дубовая колода, возле которой горкой лежало с пару десятков отрубленных, уже почерневших воровских рук, над этим холмиком настырно кружили, хищно жужжа, разноцветные жирные мухи…
Егор спокойно проехал через ворота.
Все эти поручения по чулкам-микстурам - дело плёвое: гаркнул пару раз, что шкуру снимет, бросил вожжи, вошёл, забрал посылки, дальше поехал. Правда, около аптеки какие-то серые личности явно намеревались увести повозку, но - успел, по ходу дела сорвал с аптечного фасада плоскую вывеску, метнул. Попал, конечно, будут, уроды, знать в следующий раз, с кем связались…
А вот с Рыбными рядами - это да! Блин, это был реальный 1995 год, самые что ни на есть натуральные и тёмные бандитские времена. Подъехал - лучше бы не подъезжал: вонюче, людно, нищих и калек - несчитано, такое впечатление, что раза в два больше, чем обычных людей - покупателей и продавцов вместе взятых…
- О, кукуйский хват пожаловал! - известил тоненький наглый голосок. - Чечаз мы его смешаем в солянку польскую! Гы-гы-гы!
Подошедший паренёк был низкорослый и худенький, лет восемнадцать-девятнадцать, но по глазам было сразу видно, что парнишка тёртый, скользкий и смышлёный. К ногам юнца преданно жался здоровый тёмно-серый волкодав.
- Ты сторожишь, Швелька! - с усмешкой посоветовал пареньку безногий калека, скромно стоящий у обшарпанной стены двухэтажного дома. - Данилыч-то у нас нынче обитает при знатных чужеземных господах. Пожалуется на тебя немчуре, а те ребята страшные, вмиг задерут - как дикого кабана, ха-ха, - засмеялся невесело, словно бы через силу.
- Ну, чего тебе надо, вьюноша шустрый? - дружелюбно спросил Егор. Сперва-то он хотел по-простому заехать наглецу в зубы, но потом присмотрелся: за худосочной спиной Швельки маячило несколько хмурых личностей - полных отморозков, по внешнему виду. Да и у волкодава глаза посвёркивали очень уж недобро. Опять же следовало и приятелей здесь заиметь, к которым можно было бы обращаться с разными вопросами.
- Да ты совсем забурел, морда кукуйская! - неожиданно возмутился парнишка. - Всего-то и старше меня на один годок, а обзывается "вьюношей"!
Егор нахмурился слегка:
- Ты по делу говори, земеля, нет у меня времени точить лясы с тобой!
- Можно и по делу. Одна копейка с тебя - возок постеречь. И ещё две - за прошлый раз.
- Какой ещё такой - прошлый раз?
- А неделю назад, запамятовал? Кто уехал, а за охрану так и не заплатил, мол, очень торопился к зазнобе?
- Ну, было такое дело, - легкомысленно пожал Егор плечами. - Бывает. А почему две деньги, когда полагается одна?
- Одна - за честный пригляд, другая - честный штраф, чтобы не забывал в другой раз. Так-то вот, если по правде!
Бросив вымогателю три копейки-чешуйки, Егор прошёлся по рядам. Рыбное изобилие откровенно поражало: каких рыбин тут только не было, всевозможных видов и размеров! Рыба свежая и вяленая, копчёная и солёная - в больших бочках. Один из осетров явно весил больше ста пятидесяти килограммов, гигантский сом был длиной больше трёх метров… И всё это было безумно и непривычно дёшево: за пару-тройку копеек можно было купить приличный по размерам бочонок с солёной воблой или полновесный килограмм (на глазок) свежайшей чёрной икры.
Быстро сделав покупки, Егор подошёл к возку, уверенным барственным жестом подозвал к себе Швельку.
- Чего тебе ещё? - недовольно скривился паренёк, провожая жадным взглядом дородную боярыню в собольем капоре (и это летом!). - Говори быстрее, а то у меня ещё дел невпроворот!
Волкодав солидно гавкнул, словно соглашаясь со своим хозяином.
- Ты уважаешь хлебное вино?
- А кто же его не уважает? Ты знаешь такого человека?
- Тогда давай через следующий первый день недельный встретимся в царском кружале, в том, что на Разгуляе. Посидим, покалякаем с тобой за жизнь нашу скорбную…
- Дело намечается какое? - Глаза Швельки заблестели заинтересованно.
- Может, и дело! Там видно будет…
- Тогда я с собой ещё прихвачу Алёшу Бровкина. Помнишь, вы с ним пирогами тухлыми торговали вместе?
- Помню, прихвати, конечно! - согласно кивнул Егор головой, а про себя подумал: "А Толстой-то свой роман писал - со знанием дела, глубоко копал, видимо…"
Он доставил все покупки в скромный домик Монсов, предварительно подменив флакончик с микстурой от кашля на аналогичный, купленный в другой аптеке, отчитался, отдал сдачу.
- Как пообедаешь, так сразу же иди к Лефортовой дворне! Старик Вьюга уже спрашивал о тебе, - сообщила Анхен, поправляя на своей голове многочисленные бигуди. - Да смотри, не забудь про Петера! Как только, так сразу веди его ко мне. Да и на вино с наливками не налегай, молодой пропойца…
На обед Лукерья предложила постные щи с репой и капустой, совершенно невкусные и несолёные, а вот белый пшеничный хлеб был что надо - мягкий, ароматный, духовитый, с аппетитной коричневой корочкой. Запив всё это пенным забористым квасом, Егор отправился на задний двор - искать Вьюгу.
За сенником проходила самая настоящая репетиция ансамбля русских народных песен и танцев: старик Вьюга являлся художественным руководителем этого самобытного коллектива и главным режиссером - в одном лице.
- Ты, Санюшка, сегодня сам на себя не похож! - недовольно сетовал старик, мотая седой бородой. - Варёный какой-то, прямо. Твой выход - на восьмом коленце, - кивнул головой в сторону ложечников, возглавляемых хмурым Фомой, одно ухо которого было гораздо больше другого. - Восьмого! Считать разучился? И рука… Кто так при поклоне машет рукой? Ты же не дрова рубишь, в конце концов!
- Ну, извини, старинушка! - оправдывался Егор, пальцем показывая на свою щёку, за которой снова находился войлочный катышек. - Зубы с утра ноют, проклятые! Спасу никакого нет…
Через два часа за сенник пожаловал сам Франц Лефорт. Опираясь на массивную трость, послушал некоторое время, достал из кармана камзола часы в круглом позолоченном корпусе, щёлкнул крышкой, замахал рукой:
- Всё, завершайтесь! Через час царь Петер будет здесь! Переодевайтесь, живо, живо! Всем надеть синие порты и лазоревые рубахи. Те, что петушками расшиты… Живо, живо! И никаких лаптей мне! Всем надеть сапоги! Высокие кожаные. В батоги всех, неучи!
Стемнело, в доме зажгли длинные и толстые свечи, на улицах ярко загорелись масляные фонари - под стеклянными колпаками.
Возле высоких Лефортовых ворот послышались громкие крики, смех, звонкий разбойничий посвист.
- Стоять! Стоять, кому говорено! Стоять! - раздался басовитый юношеский голос, тут же, впрочем, сорвавшийся на звонкий фальцет. - Открывайте ворота, лентяи! Быстрее! Принимайте великого посла от еллинского бога Бахуса!
Егор и Вьюга бросились к воротам, мгновенно развели створки в разные стороны.
Во двор въехала низенькая позолоченная карета на резных колёсах, в которую была запряжена четвёрка здоровущих чёрно-белых свиней. Из окошка высовывалась чья-то красная испитая физиономия с мочалом (вместо парика) на голове. Рядом с каретой с вожжами в руках, вышагивал рослый юноша в немецком платье и пышном рыжеватом парике на голове, с редкими "кошачьими" усишками над верхней губой. Юноша выглядел каким-то неловким: непропорционально длинные, "журавлиные" ноги, длиннющие руки, узкие плечи. Сразу было видно, что зеленоватый кафтан с чёрными отворотами его обладателю откровенно мал, а рыжеватый парик, небрежно сбившийся на сторону, - так же откровенно велик. Юнец явно смущался, напуская при этом на себя бесшабашный и весёлый вид. Петру можно было смело дать лет двадцать с небольшим, хотя Егор точно знал, что царю совсем ещё недавно исполнилось только пятнадцать.
Пётр открыл дверцу кареты, за воротник заячьего тулупа вытащил наружу пожилого, благообразного и низенького человечка, сильно толкнул его в спину, отчего человечек, пьяный до изумления, тут же повалился на колени. "Никита Зотов! - узнал Егор. - Царёв воспитатель, пёс верный, человек правильный!"
Многочисленные обитатели Кукуйской слободы, собравшиеся перед парадной дверью коттеджа Франца Лефорта, подбадривающе захлопали в ладоши.
- Это очень весёлая шутка, мои добрые господа! - громко заверил всех присутствующих Лефорт. - Царь Петер - очень умелый шутник!
- Мейн либер генерал, я привез тебе великого посла с великим виватом - от эллинского бога Бахуса! - чуть заикаясь и бешено вращая круглыми глазами, заявил юноша. - Мит херцлихен грус… Сиречь, бьет челом… Свиней и карету шлет в подарок…
Лефорт, подняв высоко вверх руки, громко захлопал в ладоши, залился веселым и беззаботным смехом:
- Какая замечательная и весёлая шутка! Мы, глупцы, думали поучить его забавным шуткам, но он ещё сам поучит нас шутить… Эй, музыканты, марш в честь бахусова посла!
За кустами жасмина слаженно ударили барабаны и литавры, громко заиграли трубы.
Пётр облегчённо вздохнул и довольно засмеялся… Лефорт взял царя под руку:
- Прошу проследовать в мой скромный домик! Откушать, что Бог послал, как вы, русские, любите говорить! А потом будут танцы до упада! Позвольте, герр Петер, познакомить вас с очаровательной и прелестной Анной Монс, дочерью почтенного виноторговца Ивана Монса. Анна - самая красивая девушка нашей слободы!
Анхен склонилась в почтительном полупоклоне, демонстрируя свои оголённые белоснежные плечи и великолепную полную грудь - в очень откровенном декольте…
Лефорт взмахнул рукой, грянула русская плясовая, Егор пошёл вприсядку, отбивая подковами каблуков звонкую дробь, - с переворотами и подлётами, завертелся юлой…
Гости прошли внутрь дома, расселись за заранее накрытыми столами.
- На улице будь! - краешком рта строго приказал Егору Лефорт. - Стой у открытого окна, посматривай и не зевай… Жди нужного момента!
Оркестр без устали наигрывал плясовые мелодии: русские, немецкие, совершенно непонятного происхождения. Пары кружились в плавных менуэтах, скакали в весёлых ритмах удалой польки. Над столами клубился табачный дым, спиртное лилось нескончаемой рекой…
Егор, наблюдая, не отходил от раскрытого окна. Пётр явно захмелел, глупо и смущённо улыбался, сильно прижимаясь своей длинной ногой к крутому бедру Анхен. Девушка громко и заливисто смеялась, многозначительно и развратно подмигивая царю. Процесс развивался в соответствии с тщательно разработанным планом…
Наконец на крыльце забелела пышная юбочка Анхен.
- Алексашка, ты здесь? - раздался громкий шёпот.
- Здесь!
- Я пошла к себе. Не зевай! Жду тебя с этим малолеткой… До чего же противный типус! Он, похоже, даже зубов никогда не чистит! Доннер веттер!
Петр выбрался на свежий воздух минут через двадцать пять, недоверчиво огляделся, пошатываясь, подошёл к высокому кусту сирени, помочился, пробормотал себе под нос:
- Где же теперь искать эту чертовку сисястую? А? Сбежала, ну надо же…
- Я провожу, государь, если хочешь! - подал Егор голос, выходя на свет, падающий из открытого окна. - Она недалеко тут живёт, да и папенька ейный у герра Франца пьянствовать изволит, так что - не помешает…
- Ты кто таков будешь?
- Алексашка я, Меньшиков, денщик Лефортов!
- А, плясун! Лихо это у тебя получается. Молодцом, одобряю! Ну, тогда веди, плясун, веди!
У входной двери дома Монсов Пётр неожиданно остановился и нерешительно замялся:
- А вот с женщинами - как оно? Что делать-то надобно?
- Что делать с женщинами? - негромко и удивлённо присвистнул Егор. - Тут, государь, в двух словах не расскажешь! Внимательно слушай, твоё Величество…
Минут пятнадцать Егор излагал некоторые прописные истины. Пётр заинтересованно слушал, удивлённо вертел головой, иногда нервно переспрашивал… В конце этого просветительского повествования царь-подросток строго погрозил Егору пальцем:
- Поверю тебе, Алексашка, на слово… Но смотри, если всё это - дурацкие шутки, головы тебе не сносить!
- Да что ты, государь! - Егор молитвенно сложил ладони своих рук перед грудью. - Как же я могу - шутить над самим тобой? Ты же - надёжа наша! Общее русское сердце! Мин херц - то бишь… Ты уж иди, государь, не сомневайся! Я пока двуколку запрягу, к рассвету отвезу тебя в Преображенское, во дворец. Всё будет в лучшем виде, не переживай! Иди, ужо, к барышне, резвись…
- Ладно, посмотрим, что к чему! Порезвимся! - Пётр трижды сплюнул через левое плечо, постучал костяшками пальцев по деревянным перилам, взялся за дверную ручку, широко распахнул дверь…