- Выведал я всё у Фогеля! - зачастил Швелька. - Заболел наш Стёпушка, жар у него, сильный кашель. Доктор ему всяких микстур прописал, капель, порошков… Но глаза у герра Фогеля были - при этом его рассказе - очень испуганные, бегали туда-сюда, словно рыжие тараканы по избе. А когда я начал толковать про те глазные капли, так он сразу побелел, засуетился, начал грызть свои ногти… Потом убежал на второй этаж и вернулся назад уже нескоро, - я даже соскучиться успел. Протягивает стеклянный флакон с лекарством, а руки-то - дрожат… Алёшка, где этот пузырёк?
Бровкин бережно достал из-за пазухи маленькую стеклянную бутылочку, протянул Егору:
- Странная она, командир. То есть очень уж холодна: как была ледяной, так ледяной и осталась, не хочет нагреваться от тела…
Егор осторожно потрогал флакон ладонями, оглядел на просвет, недобро усмехнулся, спрятал в карман холщовых штанов, спросил, непонятно к кому обращаясь:
- А вот тот узкий проулок, что у княжеского дома, он куда выходит?
Швелька задумчиво почесал в затылке:
- Это тот, который Варварку пересекает? Ну, в одну сторону, там, где конная тропа, это к Москве-реке, там недалеко проходит Серпуховская дорога. А в другую - это уже к Покровским воротам. Да, ты, Данилыч, просил место подобрать, где до темноты можно пересидеть…
- До полночи! - уточнил Егор.
- Так вот, есть такое место, и отсюда совсем недалеко, через две улицы.
- Что за место? Надёжное?
- Надёжное, очень надёжное! - заверил Алёшка. - Постоялый двор такой, тайный. Там холопья беглые время пережидают, стрельцы-дезертиры, люди лихие, что числятся в розыске. Да мы же с тобой там ночевали как-то, Ляксандра Данилыч, в том году, когда ты сбежал от батяньки своего… Помнишь?
- Было дело, - осторожно кивнул Егор головой. - Только вот само место запамятовал…
Они вышли за ворота тайного "постоялого двора" уже чёрной ночью. Впрочем, полной темноты не было: небо было ясным, в северной части небосклона висела яркая жёлтая луна, многочисленные звёзды подмигивали - лукаво и совершенно по-приятельски…
- Значится так! - громким шёпотом объявил Егор. - Ты, Швелька, езжай прямо сейчас к Покровским воротам. Бляха-то с собой? Если стрельцы пристанут, сразу им в морду пихай бляху-то и посылай куда подальше… Всё понял? А ты, Алёшка, на стрёме постоишь, пока я слажу в гости к нашему князю. Если что, сигнал подашь. Петухом-то умеешь кричать? Вот и прокукарекаешь ежели что. Неосторожно это - ночью вопить петухом, да ладно уж, сойдёт на первый раз…
Они затаились за высокими кустами сирени, что росли на углу нужного проулка и улицы Варварки.
- Чего ждём-то, Данилыч? - жарко зашептал ему в ухо Бровкин.
- Ты, Лёха, привыкай меня называть "командиром"! - так же тихо ответил Егор. - В нашем деле мелочей не бывает! Чего ждём? Ты что, не слышишь, как шумят за забором? Вон и кони всхрапывают…
- Похоже, они лошадей седлают! - неуверенно предположил Алёшка. - Куда это наши молодцы собираются - на ночь глядя?
- Куда, куда… Туда, на дела лихие, на разбой ночной…
Наконец раздался тоненький противный скрип, одностворчатые ворота распахнулись, в переулок начали (в свете одинокого факела) один за другим выезжать едва различимые всадники: шестеро - в тёмных и неприметных одеждах, седьмой - в белом атласном кафтане и в боярской бобровой шапке.
"Подо Льва Кирилловича, любимого царского дядю, кто-то вырядился! - отметил про себя Егор. - Лицедеи, тоже мне! Только вот интересно, кто придумал такую запутку?"
- Ну, с богом, ребятушки! - проскрипел жестяной голос князя Степана. - Делайте всё, как я вам велел!
Мягкий перестук лошадиных копыт, предусмотрительно обмотанных тряпьём, затих в проулке, коротко проскрипели петли, ворота закрылись, вокруг снова установилась чуткая ночная тишина…
Выждав примерно (по ощущениям) минут сорок, Егор махнул рукой, выбрался из сирени, по нетоптаной траве подошёл к одностворчатым воротам, положил руку на ствол вишнёвого дерева:
- Всё, Алёха, я пошёл! Не зевай тут, при первой же подозрительной ерундовине кричи громко молоденьким петушком…
Он за одну минуту поднялся на четырёхметровую высоту, ловко перебрался с дерева на деревянный приступок, шедший по всему периметру дома и отгораживающий первый этаж от второго, ухватился за распахнутую и закреплённую ставню, осторожно заглянул в распахнутое окно, откуда нестерпимо пованивало грязным постельным бельём и давно не мытыми мужскими ногами.
В просторной комнате тускло горели три свечи, вставленные в гнёзда подсвечника, одиноко стоящего на прямоугольном дубовом столе, украшенном искусной резьбой. В большом удобном кресле сидел, устало подперев голову рукой, странный человечек, в жилах которого, несомненно, добрая половина крови имела татарское происхождение. Выпуклый безбровый лоб, раскосые карие глаза, маленький, слегка кривоватый нос, на безвольном подбородке - несколько тонких и длинных рыжеватых волосин. Одет человечек был в парчовый халат восточного кроя, богато расшитый золотыми и серебряными нитями, на маленькой голове красовалось некое подобие тюбетейки, украшенной разноцветными каменьями, на столе, рядом с татарским господином, лежала пижонская тросточка - тонкой иноземной работы.
"Это и есть Степан Семёнович Одоевский! - решил Егор, вспомнив нужную главу из романа Алексея Толстого. - Действительно - хиляк хиляком, не то что соплёй, обычным плевком запросто можно перешибить. Так перешибить или как? Может, достаточно просто запугать до полусмерти и тщательно допросить?"
Неожиданно со стороны широкой печной трубы, едва видимой в дальнем углу, раздался мужской голос - приятный глубокий баритон, говорящий с едва заметным, мягким иностранным акцентом:
- Уважаемый Степан, свет Семёнович! Всё ещё сомневаетесь? Тысячу ефимок мой казначей отсыпал вам ещё утром. Не так ли? Ещё две тысячи будет вручено по окончательном завершении дела… Надеюсь, ваши обязательства также будут полностью выполнены?
- Выполню, выполню! - заскрипел Стёпка своими жёлтыми и кривыми зубами. - Только одного не могу взять в толк, господин…
- Не надо никаких имён! Мы же договаривались…
- Хорошо, хорошо! Просто никак не могу взять в толк, чем вам царь Пётр так не угодил? Зачем его надо убивать? Обычный мальчишка, глупый, недалёкий, совсем не опасный…
- Э-э, не опасный… - сладко зевнул баритон. - Очень даже опасный! Если вам, мой милый князь, не нужны деньги, то и другие желающие найдутся. Найдутся - непременно! Вы уж поверьте мне…
- Да верю, верю! Это я так просто. Царь, всё же…
- Ну что ж, князь. Тогда разрешите мне откланяться, время уже достаточно позднее, а я с утра уезжаю из России, дела…
Егор решил действовать: очень уж хотелось взглянуть на этого иностранного заказчика Петровой смерти, поболтать с ним - вдумчиво и по душам, пока тот не покинул просторов русских… Ловко оттолкнувшись от бревенчатой стены, Егор влетел в комнату, подскочил к столу, хуком справа послал Стёпку на пол, мгновенно переместился к печной трубе, крутанул обычную "вертушку", крепко приложив пяткой по грудине неизвестного господина, чьё лицо было скрыто чёрной широкополой шляпой. Убедившись, что "чёрная шляпа" отключилась, он вернулся к дубовому столу, поднял с пола безвольное княжеское тело, бережно усадил в кресло, положил указательный палец на сонную артерию, пытаясь нащупать пульс.
"Дурак ты, братец! - совершенно невежливо сообщил внутренний голос. - Действительно - перешиб! Однозначный хладный труп…"
Недовольно пожав плечами, Егор достал из кармана флакон с микстурой от доктора Фогеля, осторожно вытащил деревянную пробку, капнул Степану на закрытый глаз (капли-то - глазные!). Сильно зашипело, запузырилось, через десять секунд на княжеском лице зияла чёрным страшным провалом (на месте глаза) пустая глазница…
- Ну, доктор, сука старая! - не стерпел Егор. - Так торопился, что залил в бутылочку чего-то навроде кислоты… Доберусь я до тебя, немецкий недоносок! Хотя, если так торопился, то уже, наверное, и не найти его. Свалил - не иначе…
Он обернулся, чтобы заняться вторым пленным, но - не успел. Всё вокруг неожиданно заполнилось ярким голубым свечением, по ушам больно ударило взрывной волной…
Уже теряя сознание, Егор услышал, как где-то звонко и тревожно прокричал молоденький петушок…
Он открыл глаза, чуть шатаясь, поднялся на ноги, прислушался: где-то внизу надрывались испуганные голоса, слышался громкий топот сапог.
"Ага, это я в обмороке минуты две всего провалялся!" - подумал Егор и мельком огляделся вокруг. Судя по всему, он находился в крестовой палате: многочисленные иконы и образа, стены, обитые тёмно-синим бархатом, на полу - роскошные мягкие ковры, многочисленные сундуки и ларцы, покрытые парчой и шёлком, у окна - напольные часы с медным слоником на верхней башенке.
Понимая, что времени уже - в обрез, он подошёл к печной трубе, где горкой лежали какие-то тёмные тряпки, над которыми поднимались худенькие спирали молочно-желтоватого дыма.
- Куда же подевалось тело нашего загадочного иноземца? - тихонько удивился Егор, поддевая носком лаптя чёрную, в нескольких местах дырявую шляпу. Выяснилось, что под шляпой располагался нарядный тёмно-коричневый камзол, а под камзолом - высокий конус серого пепла…
По лестнице дробно зацокали подковки, прибитые к каблукам чьих-то сапог, Егор метнулся к раскрытому окну, влез на подоконник, перепрыгнул на вишнёвое дерево, разодрав при этом правую щёку, скользнул по стволу вниз.
- Живой, командир! Слава Богу! - облегчённо выдохнул Алёшка. - А я уж подумал…
- После! - недовольно отмахнулся Егор. - Ходу! Давай за мной…
Пробежав по проулку примерно половину расстояния - до Покровских ворот, они остановились.
- Ну, рассказывай, что там произошло… Чего кукарекал-то?
- Сейчас я, сейчас… - всё никак не мог отдышаться Бровкин. - Сейчас, командир…
- Ну, ты даешь! - искренне возмутился Егор. - Пробежали всего ничего, версты полторы, наверное, а он уже и запыхался! С завтрашнего дня бегать у меня будешь по утрам: кроссы по пересечённой местности, так тебя растак…
Через две минуты Алёшка доложил:
- Сперва всё было спокойно. А потом молния - как сверкнёт!
- Откуда взялась молния? Туч-то нет! - Егор ткнул указательным пальцем в безоблачное небо.
- Молния! - настаивал Алёшка. - Только тёмно-голубая, и такая, э-э… Прямая, вот!
"А ведь очень похоже, что это наши "экспериментаторы" проявили себя! - подумалось вдруг. - Видимо, был предусмотрен такой механизм самоуничтожения для "агента", когда он попадает в плен к противнику… Очень дальновидно и эффективно, надо признать! Теперь - что? Нового пришлют? Есть ли у них быстрые каналы для дополнительной переброски? Или это - совсем не быстрый процесс? Ладно, поживём - увидим…"
Без всяких происшествий они добрались до Покровских ворот, сели в повозку, тронулись.
- Открывай! - что есть мочи закричал Швелька на сонных стрельцов, расположившихся у дымного костра, рядом с ночным корявым "шлагбаумом". - Открывай, солдатушки ленивые! Царёв охранитель следует!
Ехали в сторону Преображенского, уже никуда не торопясь, обсуждая вполголоса недавние события, когда окончательно рассвело, остановились на плоской вершине пологого холма.
- Значится так! - давал наставления Егор. - Ты, Швелька, завтра с утра езжай к доктору Фогелю. Свяжешь его, засранца, доставишь во дворец. А ты, Алёшка, побегай по городу, узнай, не пропал ли с концами иноземец какой. Вдруг слуги господина потерявшегося разыскивают…
- Что это? - тревожно вскинул правую руку вверх Алёшка. - Слышите, братцы? Никак копыта стучат?
- Трое конных нас догоняют! - сообщил Швелька, привстав на месте и усиленно вглядываясь вниз, в молочную утреннюю дымку. - Один из них - в белом кафтане… Может, по наши души?
Глава шестая
Почти спокойная жизнь
Егор, взяв лежащую у Швельки в ногах бухту толстой верёвки (куда же справному ямщику без крепкой верёвки?), проворно соскочил на осеннюю желтоватую траву, щедро покрытую утренней росой, скомандовал:
- Вот что, орлы! Вы сейчас быстро спускайтесь с холма, громко крича при этом, мол, обнаружили погоню и ужасно испугались… А я погуляю здесь немного. Швелька, дай-ка мне твой кистень! Давай-давай, не жадничай…
- А чего кричать-то? - спросил Бровкин, непонимающе округляя свои большие, "коровьи" глаза.
- Чего хотите - то и вопите! Лишь бы погромче да поиспуганней… У самого подножия холма разворачиваетесь и дожидаетесь моего сигнала. Как только прокукарекаю, так и возвращайтесь… Ну, поехали, что ли!
Повозка быстро понеслась вниз с холма.
- Эге-гей! Преображенцы - на помощь! - в два голоса истошно заорали Алёшка и Швелька. - Убивают! Караул! Эге-гей!
Усмехнувшись, Егор спустился с холма метров на пятнадцать, туго натянул верёвку над просёлком - сантиметрах в семидесяти от земли, надёжно закрепив концы к толстым рябинам, росшим по разные стороны от дороги, прошёл ещё немного вперёд, залёг в ближайших густых кустах ракитника.
Через некоторое время послышался громкий конский храп, сопровождаемый азартным гиканьем, на вершину холма выехали три всадника.
- Вон они, подлые вороги! За мной, живо! - мрачно скомандовал "белый кафтан", указывая рукой на удаляющийся возок, истово пришпорил своего коня и устремился в погоню, его спутники послушно последовали следом…
Через несколько секунд, встретившись с туго натянутой верёвкой, кони неуклюже закувыркались по склону холма, подминая всадников… Егор мигом выскочил из своего укрытия, ножом в двух местах чиркнул по натянутой верёвке (пригодится!), подбежал к ближайшему противнику, сразу же вылетевшему из седла, всмотрелся.
- Больно-то как, Господи! Нога, больно, сломал, наверное… - чуть манерно запричитал пострадавший.
"Да это же Мишка Тыртов, пэдораст известный! - непонятно чему обрадовался внутренний голос. - И зачем тебе трое пленных? У этого, тем более, нога сломана. Двойной открытый перелом, сразу видно. Возись с ним, голубым уродцем…"
- И то верно! - пробормотал Егор себе под нос и резко взмахнул кистенем…
Но в последний момент он благородно остановился, сплюнул, брезгливо отбросил кистень в сторону и неторопливо пошёл дальше. Даже вязать-спутывать Тыртова не стал: куда он со своей сломанной ногой сбежит с этой подводной лодки?
Второй невезучий всадник ударился головой о свежий берёзовый пенёк и пребывал, по этому случаю, в полностью бессознательном состоянии. Наскоро связав ему верёвкой руки-ноги, Егор, наконец, подошёл к "белому камзолу", придавленному своим, судя по всему, уже мёртвым конём.
- Помоги, добрый человек, ногу мне придавило, помоги, - жалостливо и тоненько стонал мордатый детина, по чьим пухлым щекам текли крупные слёзы. - Я отблагодарю. - И тут же замолчал, видимо, узнав Егора (то есть - Алексашку).
Егор поднёс ко рту сложенные рупором ладони, звонко и задорно прокукарекал, после чего вежливо спросил, прожигая мордатого совсем даже недобрым взглядом:
- Как зовут тебя, гнида подзаборная? Отвечать!
- Матвеем меня кличут, Шошин я, дворянин столбовой…
- Дерьмо ты прошлогоднее, засохшее, а не дворянин, - незлобиво усмехнулся Егор…
Очередная рабочая планёрка состоялась уже после обеда. Кроме Егора, Петра, Никиты Зотова и генерала фон Зоммера на нём присутствовали ещё Алёшка Бровкин и Швелька, которые страшно смущались, а на грозного царя старались и вовсе не смотреть.
Пётр в этот раз был в одних несвежих подштанниках до колен и в рваной на спине льняной рубахе, от царских немытых ног явственно попахивало диким зверёнышем.
Егор, впрочем, за время своего недолгого пребывания в семнадцатом веке уже успешно притерпелся и "принюхался" - к самым разным запахам и ароматам…
- Ну, и где эта старая гадина Фогель? - строго спросил Зотов, невзначай поигрывая японской метательной звёздочкой, изготовленной самим Петром (большим охотником возиться с разным железом) по чертежу Егора. - Что, упустили, голодранцы?
- Упустили, Никита Моисеевич! - сознался Швелька, красный, как хорошо проваренный речной рак. - Виноват. С утра приехали к нему домой, а нет его, улетела наша птичка! Я тут же прислугу допросил, жёстко…, - боязливо покосился на Егора. - Оказалось, что наш доктор ещё со вчерашнего вечера уехал - весь, без остатка. Передал мне эти ядовитые глазные капли и тут же начал собираться в дальнюю дорогу… Уехал на самом закате, по направлению к Пскову. Я уже послал в погоню десяток семёновцев, на лошадях, конечно же, бляху свою дал капралу…
- Что?! - тут же весенним голодным медведем взревел фон Зоммер. - Что ты сейчас сказал, смерд? Ты послал десять семёновцев? Во главе с капралом? Ты? Даже не он? - Генерал ткнул пальцем в Егора. - Застрелю, сукина сына…
- Молчать! - Пётр стукнул своим кулачищем по столу. - Потом разберётесь, кто у вас главный! Что там ещё раскопали? - вопросительно посмотрел на Егора. - Что ещё за голубая молния такая?
Егор неопределённо пожал плечами:
- Сам пребываю в полном недоумении, государь, поверь! Уже даже и не знаю, чего думать-то… Не слышал никогда о таком…
- Божья рука это! - принялся истово креститься Зотов. - Божья рука покарала этого злодея бесстыжего! Провидение это, ей-ей…
- Успокойся, Зотыч! - недоверчиво усмехнулся Пётр и строго посмотрел на Бровкина: - А что у нас с пропавшими иноземцами?
Алёшка тут же смутился, его широкое лицо покрылось овальными розовыми пятнами и мелкими бисеринками пота, но ответил он достаточно внятно и доходчиво:
- Никак не могут найти кавалера Монтиньи! Его слуга уже обегал полгорода. Говорит, что сегодня утром они с господином должны были выехать на Варшаву. А Монтиньи, он непонятно откуда и появился. Думали, что из иезуитов. Проверили - так и нет… Слуга его говорит, что появился тот Монтиньи в Варшаве из ниоткуда.
Кто он, чего? Неизвестно… Вот, возжелал проехаться в Россию. Проехался…
- Ладно, Бог с этим Монтиньи! - строго вымолвил Егор. - Всё равно ничего непонятно! Кстати, смерть Одоевского мы спишем на мерзавца Фогеля: мол, подсунул, сукин кот, вместо глазных капель какую-то богомерзкую отраву. Слухи уже распускаем… Распускаем слухи? - строго посмотрел на Швельку.
- Конечно, командир! - торопливо закивал тот головой. - Рыбные ряды только об этом и говорят без устали, целовальники в кружалах о Фогеле-злодее сказки страшные рассказывают…
- А ну-ка помолчите, оглоеды! - сердито велел царь и очень внимательно посмотрел на Егора. - Объясни-ка мне, охранитель, а чем это я так насолил - всяким и разным кавалерам Монтиньи?
Егор задумчиво почесал правую бровь, нахмурился, неопределённо покачал головой, закашлялся…
- Отвечай, холоп, коль я велю! - тут же вскипел Пётр. - Запорю до самой смерти! Сгною в сибирском остроге!
- Боятся они, суки, то бишь политики европейские, тебя до полного безумия, государь, надо предполагать! - очень вдумчиво и значительно поведал Егор.
- Меня боятся? С чего бы это вдруг?
- Упрям ты больно! Если решил чего, так никто и не остановит… А вдруг тебе придёт в голову сделать из России великую державу? К морям выйти? Флот построить знатный? Торговлю наладить серьёзную, всякое иное? А?
- Захочу - так и сделаю!