Утром мы набиваемся в два-шесть, словно селёдки в бочку. Роту, как обещано, мне не дали. Только тех, кто смог поместиться в отсек вертолёта. Грузоподъёмности машины хватает на семьдесят человек, точнее, не грузоподъёмности, а грузовместимости. Транспортник раскручивает винты, вздымая облака пыли, тяжело взмывает в небо. Лететь нам четыре часа, так что неудобства переполненного отсека как-нибудь перетерпим… Шум двигателя ощутимо давит на уши. Но всё искупает мелькающая за окном панорама. Проскакивают мимо нас бескрайние степи, блестящие полосы рек и пятна озёр, неровные бугры лесов. В стороне остаются синие вершины горного хребта. Вот бы где полазить нашим геологам! Через некоторое время яркая вспышка бьёт по глазам, это солнечные лучи отражаются от идеально ровной глади моря. Или океана. Толком мы пока ничего не знаем о планете, кроме того глобуса, что был у Серёги ещё на Земле. Трещит наушник, это пилоты.
– Брум, мы на подходе. Десять минут.
– Понял. Принято.
Поднимаю вверх ладонь, привлекая общее внимание, два раза сжимаю и разжимаю растопыренные пальцы. Мой вещмешок со всем необходимым в ногах, автомат на груди, всё остальное на своих местах. Скорость снижается. Причём ощутимо. А вскоре мы замираем. Машина плавно снижается, толчок, открывается аппарель, и меня обдаёт солёным густым воздухом. Бескрайняя синева воды испятнана кучей останков катастроф и пропаж… Против ожидания, я не ощущаю того гнетущего состояния, которое давит на психику в местах гибели людей. Застываю на месте, напрягая все свои ощущала… Да. Непонятная уверенность растёт во мне с каждым мгновением. Все эти корабли, самолёты и прочее попало сюда без людей. Костя удивлённо смотрит на меня, а я наклоняюсь, подбираю горсть белоснежного песка, пропускаю его сквозь пальцы. Песчинки вытекают из ладони тонкими струйками.
– Ты чего?
– Да… – машу рукой. – Если я не ошибаюсь, на скелеты или живых мы здесь точно наткнуться не сможем. Кажется мне так. Почему-то…
Инженер смотрит на меня странным взглядом, но тут вмешивается сержант Куприн, командующий взводом. Он из "стариков" и знает меня уже года три.
– Брум дело говорит. Его чуйка нас раз пять от укропов спасала. Так что верь. Что дальше?
– Если мне память не изменяет, там за дюнами есть родник. Вроде был обозначен на кроках. Разбейте пока лагерь, а мы осмотримся оттуда, – показываю на ближайший песчаный холм, густо поросший высокой травой, и иду к нему.
Ноги вязнут в песке, он осыпается под подошвами привычных берцев, которые на мне, несмотря на тёплую погоду, и подъём даётся с трудом. Да ещё плотно уложенный вещевой мешок за спиной по неискоренимой привычке наёмника не бросать имущество где попало… Словом, когда я одолеваю кручу, то спина хэбэ мокрая, а на груди выступили соляные пятна. Делаю жадный, но короткий глоток из фляги, полощу рот, выплёвываю воду на песок. Достаю из кармашка бинокль, подношу к глазам. Линзы приближают бухту, и мне вновь становится не по себе. Корпуса, корпуса, обломки самолётов… Страшно, честно говоря. Танкеры, сухогрузы, углевозы, новенький контейнеровоз под либерийским флагом, вся верхняя палуба которого плотно забита синими одинаковыми ящиками… Громадный танкер, как бы не двухсоттысячник… Пресловутый "боинг". А чуть поодаль от него я узнаю ударный американский "апач". И кажется, в довольно приличном состоянии. А это что? Мать честная! Настоящий "тандер-болт", прошитый от хвоста до носа аккуратными дырками. Из песка высовывается нос подводной лодки времён Второй мировой. Я не знаток, но кажется, это немец. Как бы не океанская "девятка". Впрочем, вытащим – узнаем. Похоже, тут целая куча всего, разных эпох и народов. Застывший в последнем усилии кнорр и римская либурна, наш, славянский насад и то ли каррака, то ли неф. Не могу понять. А там – клипер…
Внезапно вертолёт с грохотом запускает турбину и словно прыгает в воздух, на ходу закрывая аппарель. Бойцы машут пилотам вслед кулаками, орут, кто-то сдёргивает с плеча автомат, но горячего парня резко остужают более опытные товарищи. Рация трещит, а машина, накренившись, набирает скорость. Хвала богам, я не выключил связь!
– Брум, срочный вызов! Нападение на город!
– Что?!
Костя смотрит на меня расширенными глазами:
– Что случилось?
– На город напали!
– Как?! Кто?
– Я знаю не больше твоего! Только это и сказали!
– Мать! – Он опускается на песок, затем вскакивает и садится.
От группы бойцов, увязая в песке, к нам спешит кто-то из солдат, но мы уже скатываемся вниз. Обгоняя нас, струи белого песка, как ручьи, торопятся к подножию.
– Советник! Что за…
– На город напали! Больше ничего сказать не могу.
– Так какого х… он нас оставил?!
– Не знаю.
Тяжело дыша, взмыленные, мы добираемся до всех остальных. Куприн встречает меня отборным матом, но взмах руки заставляет его заткнуться.
– Тихо!
Постепенно все умолкают, и я напрягаю горло:
– Перед стартом пилоты передали, что на город совершено нападение и они срочно вылетают. Это всё, что мне известно!
Бойцы взрываются гомоном, криками, руганью, но я выпускаю короткую, на два патрона очередь в небо. Все замолкают, а я командую:
– Рация у меня слабенькая, но здесь этого добра навалом! Найдите что-нибудь рабочее!
Тотчас люди устремляются к кладбищу, а я скидываю мешок с плеч, опускаюсь на песок. Снова достаю флягу, делаю глоток. Теперь можно не экономить. Родник мерно журчит совсем рядом. Ещё глоток. И вдруг меня словно ударяют ножом под дых. Охаю, пытаюсь набрать воздух и вдруг леденею. В голове стучит одна мысль: "Кто?!" Потому что такое со мной происходит, лишь когда кто-то из членов моей семьи покидает этот мир… Можете не верить, но это так. Шестое чувство.
Глава 8
Пожарища на месте сгоревших домов. Забитая корова посреди поля с вырезанными кусками мяса. Разбросанные тряпки. И… угли на месте моего дома. От них тошнотворно несёт палёным мясом и жжёной пластмассой. Везде пятна крови. Рядом стоит Владыка Войны с перевязанной бинтом головой и бормочет:
– Понимаешь, никто даже подумать не мог. Сонные, апатичные. Мы их даже за людей нормальных не считали по большому счёту. Безобидными казались. И вдруг – на тебе.
Я молчу, а он продолжает бубнить:
– Придут, посмотрят, уйдут. Всегда молчат. Мы их не трогали, не обижали. Вчера пришли, как всегда. Только больше их было, чем обычно. Смотрели половину дня. А потому вдруг завыли – и началось… Ножи. Палки. Копья…
– Много ещё?
Я с трудом выдавливаю из себя эти слова, но В В понимает, что я хочу спросить. Машет рукой:
– Да нет… Сто десять человек. Так что, можно сказать, отделались лёгким испугом… Слишком внезапно всё, вот поначалу и растерялись. Все потери на первые минуты пришлись…
Соображает, что сморозил, бледнеет, когда я рывком разворачиваюсь к нему и, схватив за грудь, ору:
– Лёгким испугом?! Я жену потерял! Сын в госпитале лежит! У дочери рация не отвечает!!! Лёгким испугом?! – Отшвыриваю его со всей силы, а она у меня не маленькая.
Мужчина отлетает в сторону, хочет что-то сказать, но понимает, что сейчас лучше промолчать и меня вообще не трогать. Снова машет рукой, уходит вверх по улице, а я опускаюсь на лавочку, которую сделал своими руками и на которой мы со Светланой любили сидеть последнее время.
Вроде бы уже сами не дети, своих двое взрослых, а тут эта клубника… Словом, будто впервые встретились. Я вспоминал, как у нас всё началось…
В первый раз в жизни решил познакомиться с девушкой в кино. Что же мы тогда смотрели? "Золотое путешествие Синбада". Потом вышли вместе, решили погулять. Она приехала к двоюродному брату. И как-то так вышло, что я пригласил её в гости. К себе. В деревню. Девушка не чинилась, согласилась. Только не сразу, а спустя некоторое время, когда дадут новый отпуск. Год мы переписывались, потом я ездил встречать её в аэропорт. Но, увы, она не прилетела. Оказалось, банально перепутала даты и пропустила рейс. Села на поезд, сама добралась до нас. А я ушёл на работу. Вернулся уже за полночь, потому что работали в три смены, а она мирно дремала возле двери квартиры… Пробыла у меня трое суток. Мы гуляли, я показывал окрестности, познакомил со своими друзьями. Потом она вернулась к себе. Ну а я не выдержал и спустя два месяца в свою очередь приехал к ней. И больше мы не расставались. Сначала дочь. Потом – сын. Было всякое. И ругались, и ссорились, и даже хотели развестись. Но вовремя одумались. А потом… Словом, я знал одно: что бы со мной или с ней ни случилось, мы друг друга не бросим. Никогда. И всегда будем вместе. Если… И это случилось… Теперь я смотрю на пожарище, ставшее ей могилой, и кляну себя, что пошёл у Светы на поводу. Она очень не хотела пользоваться оружием, несмотря на приказ – всем. Упёрлась, как могла только она, насмерть. А сумей жена нажать на курок своего штатного пистолета… может, и выжила бы. Не знаю…
От сидения на пепелище меня отвлёк Вовка. Приковылял на костылях, сел рядом, тяжело вздохнул:
– Я не успел, пап. Когда прибежал, дом уже горел. Но никто не ушёл! Никто! – Он выкрикивает последнюю фразу, а я прижимаю его к себе.
– Не вини себя. Я тоже виноват. Ведь чувствовал сразу, что с местными что-то не то.
Снова сдавливает горло. Сын утыкается мне в плечо, сопит, а плечи вздрагивают. Плачет. Он, в сущности, совсем пацан. Мне уже под тридцать было. И Светлане столько же. Ровесники мы с ней. Жена с ним всю беременность на сохранении лежала, потому что перед тем двоих потеряли, как я её ни берёг…
– Выдержим, Вовка. Надо. Выдержать.
– Я отомщу! Клянусь, отомщу! Всем им!
– Заткнись! – Меня охватывает бешенство. – Куда ты собрался?! Щенок! – Никогда ещё я не был так зол. Мстить он собрался, телёнок ходячий! – Ты даже стрелять не умеешь, а хочешь мстить! Ты здесь всё разгреби! А месть – моя. Понял?!
– Пап!
– Что "пап"?! Ты ни по джунглям ходить не можешь, ни стрелять толком, так что не лезь. Придёт твоё время. Обещаю. Оставь пока всё мне.
– А ты что, лучше меня?! Старик!
– Ага. Старик. Только этот старик уже четыре года на-ёмничает. И перед этим в армии при Советском Союзе служил. Не в линейных частях, а в… – Машу рукой. Что ему объяснять. – У тебя сестра куда лучше воюет, чем ты. Так что не обессудь. Не хватало мне ещё тебя по дурости потерять.
– Ну как ты не понимаешь!..
– Всё я понимаю, Вовка. Всё. И куда больше, чем ты думаешь. Отец ведь, как-никак.
Парень рывком поднимает голову, зло вытирает кулаком по очереди красные глаза.
– Обещаешь?!
– Слово. – Этого достаточно. Он знает, что я не лгу.
– Брум!
Поворачиваемся оба на голос Серого. Он стоит с виноватым видом перед нами.
– Прости…
– Это наше дело, – синхронно произносим мы, зло глядя на него. Что толку в словах, когда мы потеряли самого близкого нам человека?
– Можете переночевать в здании совета. Там есть пара коек для гостей.
Киваю. Потому что согласен. Так как утром у меня есть дело… Точнее, начнётся…
Душ. Ужин, несмотря на то что кусок не лезет в горло. Но я заставляю себя есть. Потому что мне нужны силы для задуманного. Сын косится на меня, но следует моему примеру. Молча едим, пока не приходит очередь чая для него и кофе для меня.
– Твоя задача, пока меня не будет, построить дом. Для нас. Новый. Серый поможет. Затем найдёшь Петра Большого, он командует второй ротой, скажешь, что мой сын. Пусть тебя подучит.
Сын сопит, потом выдавливает:
– Ты надолго?
– Пока не знаю. Как управлюсь…
Похоже, я слабо себя контролирую, потому что парень отшатывается от меня, но справляется с эмоциями. Мне многие говорили, что улыбка у меня жуткая… Похоже, именно она сейчас играет на моих губах.
– Всё. Спать. Я ухожу утром. Мать похоронишь сам.
Он кивает. Я аккуратно складываю новенький камуфляж в зелёно-коричневых тонах на табуретку. Вытягиваюсь на койке. Вставать мне очень рано…
На улице ещё темно, но я уже в полной сбруе у крыльца. Гранаты. Взрывчатка. Патроны. Ножи. Трос. Пара мин. Больше не надо, потому что стану неповоротлив. Меня окликают часовые. Говорю отзыв. Всё в порядке. Личность я среди народа известная, так что проблем не возникает. Миную город. Действительно, пострадало поселение мало. По сравнению с тем, что могло быть. А повоевали наши хорошо! Крови на земле полно. Воронки от гранат, мин, НУРСов, выпущенных с вертолётов… Остро воняет мертвечиной, гарью, железом и кровью, несмотря на прошедшие двое суток после случившегося.
Вот и лес. Делаю глубокий вздох и ныряю под его сень. Сразу становится темно, хоть ноктовизор доставай. Обойдусь. Мой шаг упруг и лёгок. Спасибо великанской клубнике. Действительно, помолодел. Чувствую себя едва ли не ровесником сыну. Бесшумно скольжу среди деревьев и кустарника, просачиваюсь между лианами. Недалеко от нас была деревенька. Вряд ли там кто остался, но, по крайней мере, можно поискать тропы, по которым пришли нападавшие. По словам тех, кто дрался, аборигенов заявилось тысяч пятнадцать, если не больше… Мало кто ушёл. Если ушёл вообще… Потому что крошили их без всякой жалости. Танки до сих пор отмывают. От мяса и крови…
Деревня в самом деле пуста. Абсолютно. Ни одной живой души. Даже детей нет. Куда они делись? Начинаю обходить строения по большому кругу, и в одном месте натыкаюсь на утоптанную тропу. По ней пришли или ушли? Мне без разницы. Важно, что она куда-то ведёт, и я иду по ней. Лёгкие кроссовки военного образца помогают двигаться бесшумно. Все чувства в высшей степени напряжения. Время летит незаметно, и, судя по пробивающимся между широких листьев солнечным лучам, уже близко к полудню. Я бегу волчьим шагом, благо тропа достаточно широка, время от времени делая глоток из своей фляги, перекусывая на ходу шоколадом или грызя пеммикан из пайка. Темнеет, надо думать о ночлеге. Выбираю, пока ещё видно, дерево побольше, забрасываю трос на ветку, взбираюсь и мастерю себе гнездо. Не замёрзну, хотя ночью довольно прохладно. В полудрёме провожу ночь, и снова бег по лесу, по тропе.
Так проходит три дня. На четвёртый я замечаю новые следы, говорящие о том, что люди близко. Попадаются тряпки, куски рисовых шариков. Такое впечатление, что здесь прошли беженцы. Потому что нахожу даже нож. Грубый, самодельный. Но тем не менее. Ощущение, что беглецы уходили в панике. Внезапно деревья расступаются, и я по инерции вываливаюсь на пологий скат холма. И останавливаюсь как вкопанный… Передо мной – огромная поляна. Но не она заставляет меня остановиться, а то, что находится на ней. Посередине – величественные стены древнего строения без крыши. Только скелет купола из почерневшего от времени дерева. Вокруг же здания – словно тряпочные холмики, плотно уложенные рядами. Это мертвецы. Ни звука, ни шороха. Гнетущее состояние, испытанное мной не раз после визитов на поля сражений. Эманация неживых. Всё бы ничего, на покойников в своё время я насмотрелся досыта. Но тут… Дети. Всех возрастов. Обоих полов. Ещё – древние старики и старухи. Словом, те, кто не смог взять в руки оружие.
Я осматриваю уже распухшие тела, прикрывая себе нос платком, щедро смоченным бензином из зажигалки, иначе дышать невозможно. Приторный запах быстро разлагающейся на жаре мертвечины отбивает всё и пропитывает моё тело и одежду. Похоже, что мстить мне некому. Совершенно. Потому что все оставшиеся аборигены здесь. Коллективное самоубийство? Или… убийство? Хотя, скорее всего, самоубийство. Как у японцев в Отечественную. Меня это не волнует. Главное, что те, кто поднял на нас руку, кто убил мою жену, мертвы. Все. Без исключения.
После нескольких часов осмотра добираюсь до здания. Смотреть на ряды мертвецов, аккуратно, ровными кругами лежащих вокруг строения, с потёками крови из перекошенных ртов уже надоело. Распахиваю массивную, но неожиданно лёгкую створку ворот. Внутри – статуя. Шестирукая тварь непонятного вида, чем-то напоминающая танцующего индусского Шиву. Только вместо головы – змеиная морда. Их бог? Масса высеченных на стенах значков. Выложенный ровными каменными плитами пол. Больше ничего. Кроме… Я обхожу статую по кругу. Мне не показалось. Концентрический круг плит украшен барельефами, изображающими миры. Планеты. Настоящие атласы. Сколько их тут? Насчитываю двадцать четыре. И одна из высеченных в камне картин изображает Землю… Мою Землю. Больше тут делать нечего. Надо возвращаться.
Обратный путь занял у меня больше времени. Неделю. Хотя паёк, прихваченный с собой закончился, я не голодал. Пара пустых деревень, попавшихся мне по дороге, снабдила меня достаточным количеством пищи. Заодно лишний раз убедился, что аборигенов больше на материке нет. Во всяком случае, в пределах нашей досягаемости. Почему они решили совершить такое, непонятно. Может, когда-нибудь учёные решат эту загадку, но скорее всего, это из-за чего-то, связанного с их верованиями. Тем проще будет нам в будущем. Девственная земля, хранящая в себе сокровища и множество тайн, ждущих своих исследователей.
Понемногу боль от потери уходила, заставляя меня постепенно приходить в себя, и в город я явился уже в более-менее уравновешенном и спокойном состоянии. При приближении к поселению меня несколько раз окликали секреты. Хвала богам, хоть не начали стрелять! Впрочем, перепутать мою фигуру и снаряжение с аборигенами нереально.
Первым делом нашёл сына. Он обитал на пепелище нашего бывшего дома. Работы там шли полным ходом. К моему возвращению после десятидневного отсутствия угли были убраны. Фундамент заменён. Поблёскивающие пино-тексом брусья уже составили стены. Строители приступили к возведению стропил. Сын сидел под уцелевшим от пожара деревом за столиком, терзая компьютер. Костылей, на которых он приковылял ко мне после ранения, уже не было. При моём появлении Владимир вскочил, крепко обнял.
– Как? – Единственный вопрос плескался в его глазах.
Я не стал отводить глаза:
– Они все убили себя. До последнего.
– И…
– Там древний храм какого-то их божества. Оставшиеся лежат у его стен. Все. Дети, старики. Так что прости, мстить оказалось некому.
Неожиданно он улыбнулся с явным облегчением.
– Я тут тоже подумал…
Я сбросил с плеч свой мешок, отстегнул оружие, всё аккуратно сложил на стол, бесцеремонно отодвинув в сторону ноутбук. Осмотрелся по сторонам.
– Как тут?
Он оживился:
– Наверное, сам видел. Строят доты, роют окопы по периметру города, выставлены секреты. Отправлены разведывательные партии везде, куда можно. Город восстанавливают усиленными темпами. Наш дом обещают завтра окончить…
– А Ира?
– Сестра здорова. Всё в порядке. Они уже возвращаются.
– Чего тогда молчали?!
– Рация у них сдохла. Хорошо, вертолётчики сообщили. Кстати… Они тоже подтвердили, что все деревни местных, попавшиеся им по дороге, пусты…
– А… мама?
Он мгновенно помрачнел, потом глухо ответил, отвернувшись:
– Там, – показал под дерево, где я только сейчас увидел аккуратный холмик. – Всё, что нашли…
– Спасибо. Глупость я сделал. Надо было сначала похоронить её. Потом идти.
– Па… – Он сглотнул ком в горле. – Думаю, она поняла бы…
Нехотя я вскинул свой калаш на плечо.
– Пойду доложусь. Думаю, мои новости будут интересны всем.