Восточное графство, как по документам проходили земли, занятые Россией на побережье Тихого океане, за семнадцать лет освоения развилось довольно прилично. Столицей и единственным городом была София - на - Сахалине, в которой проживало около восьми тысяч человек, практически поголовно - переселенцы из России или гости из Соединенных Провинций. Китайцев, айнов и японцев едва ли сотня набирается. Зато с фортами было все хорошо. По островам Сахалину и Южному, северной части Охотского моря, на Камчатке и Курильских островах имеется сорок три стандартных опорных пункта. Причем семь из них - каменные. А суммарная численность переселенцев из Европейской части России с детьми достигла пятидесяти тысяч. Плюс айны, принявших православие и ставшие под руку Петра, насчитывалось порядка двухсот тысяч.
Спустя две недели. Остров Южный (Хоккайдо). Крепость Мацумаэ
Владимир стоял на квартердеке своей шхуны и с интересом наблюдал за шевелением японцев в своей крепости. Весьма примитивной, однако, иной защиты у них не было.
- Федор Матвеевич, - обратился Владимир к контр - адмиралу, - просигналь им, чтобы шевелились быстрее. А то так, глядишь, они вообще притихнут как мышь под веником и постараются переждать.
Бабахнул холостой выстрел, который, видимо ждали. Потому как не прошло и пяти минут, как от берега отошла небольшая лодка и направилась к шхуне, с которой выстрелили. Причем гребли довольно энергично.
Спустя десять минут на борт поднялся воин в средневековых японских доспехах.
- Этот господин говорит, что нам нельзя пристать к берегу, - перевел пожилой японец, что стоял толмачом при эскадре.
- Опрометчиво, - произнес, усмехнувшись, Владимир. После чего кивнул и гостю передали скрученный трубочкой лист бумаги, на котором был зафиксирован ультиматум. - Пусть передаст этот коменданту крепости или кто у них там самый главный.
- Хай! - Ответил гость, и, не прощаясь, полез обратно в лодку.
- Ты думаешь, согласятся?
- Нет, конечно.
- Тогда, может, сразу атакуем?
- И как потом вести переговоры? Нет. Мы должны продемонстрировать японцам, что не только сильны, но и верны своим словам. Если сказали, что открутим голову в три часа пополудни, то именно в это время и учиним расправу. Пускай привыкают.
- Сил у нас маловато.
- Что, думаешь, крепость устоит?
- Нет, что ты? Конечно, нет. Но крепость - это только крепость. Затяжная война с Японией - немного не то, что нам нужно. Ведь так?
- Верно.
- Тогда нужно бить первыми и стараться опережать их. Не давать опомниться.
- Нет. - Покачал головой Владимир. - Отец говорил, что в такой ситуации нужно показывать иное. Мы должны разбить противника, но так, чтобы со стороны это выглядело, словно от мух отмахиваемся. А то еще подумают, что нам повезло случайно…
Спустя пару часов с корабля Владимира в небо взвились четыре сигнальные ракеты и флейты, сопровождавшие боевые шхуны, стали спускать шлюпки, дабы высадить десант. Не в город или крепость, а чуть в стороне.
Прошло три дня.
На рассвете второго июня Владимир взглянул в подзорную трубу на крепость и усмехнулся.
- Даже парламентера с отказом послать не желают.
- Боятся, что убьешь. А им сейчас каждый солдат на вес золота.
- Вряд ли. Скорее так проявляют неуважение. - Усмехнулся Владимир. - Федор Матвеевич, у вас все готово?
- Да, ваша милость.
- Открывайте огонь. - Кивнул Владимир.
И на средневековую крепость обрушился настоящий ад. Новые орудия 'Орхидея', калибром сто миллиметров, заряжались с казны и стреляли тяжелыми четырнадцатикилограммовыми снарядами, начиненными тротилом.
Дабы снизить нагрузку на набор, артиллерийские офицеры выбрали тактику беглого огня. Так что на Мацумаэ снаряды обрушивались непрерывно, спокойно и размеренно. Ну как размеренно? При выбранном темпе - два выстрела в минуту, двадцать четыре орудия обрушивали на японцев сорок восемь снарядов каждую минуту с примерно одинаковым интервалом. То есть, в районе крепости что‑то взрывалось чуть ли каждую секунду. А полтора килограмма тротила в тяжелой стальной гранате 'угощали' весьма и весьма. Так что, паника среди защитников началась очень быстро. На первых же минутах.
Не прошло и пяти минут, как Владимир приказал прекратить огонь.
- Все. Теперь отдыхать.
- Отдыхать? - Удивился Апраксин.
- Японцы должны отступить и отправить гонца к сегуну. Да такого, чтобы в красках смог описать этот разгром.
- Но…
- Федор Матвеевич, я действую согласно инструкциям, полученным от отца.
- Хорошо, хорошо…
Утром же, ни свет, ни заря, Владимира разбудили.
Оказалось, что остатки японских войск, поддержанные горожанами, решили атаковать лагерь русских на берегу. Но их ждали. Ведь как еще могли бы отреагировать люди, чей город фактически уничтожила горстка белых варваров?
Почти пять тысяч шли нестройной толпой на позиции русского батальона, намереваясь растерзать его и скинуть в море. Ровно до того момента, как в густой массе людей взорвалась первая минометная мина. Потом еще, еще, еще… В общем, батальонная батарея шестидесятимиллиметровых минометов 'Ель' развила скорострельность в пятнадцать выстрелов в минуту на ствол, обрушив на толпу 'гостей' натуральный град.
Взрывы сразу слегка рассеяли японцев, но не сломили их дух, даже несмотря на большие потери. Разве что немного - они перешли с шага на бег, стараясь достигнуть как можно скорее русских. Однако, метров с пятисот бегло заговорили винтовки, добавив к постоянным взрывам еще и весьма внушительный 'свинцовый дождь', ибо никак иначе японцы не могли объяснить такое количество пуль, летящих в них.
Владимир смотрел на это внимательно и спокойно, можно даже сказать, хладнокровно. Да, толпа разъяренных японцев неслась не на него, а на его людей. Однако…
- Федор Матвеевич, - тихо произнес он, - достанете?
- Отчего же не достать? Конечно.
- Так достаньте. Только наших не зацепите. Сумеете?
- Попробуем, - произнес Апраксин, кивнул артиллерийскому офицеру.
И вот, когда до позиций русских оставалось всего шагов двести - двести пятьдесят по бегущим японцам ударили корабельные пушки. Куда более мощные, чем шестидесятимиллиметровые минометы. Это их и добило, окончательно сломив…. Наступающие войска бросились врассыпную. Впрочем, обстрел никто не прекращал, пока японцы не удрали из зоны поражения.
Глава 2
21 сентября 1707 года. Северо - Восточное побережье Хонсю
Пять шхун типа 'Москва' шли в кильватере в семи милях от побережья Хонсю уже вторые сутки.
- Корабли! - Зычно заголосил наблюдатель на марсе. - Корабли юг - юго - запад. Много вымпелов!
- Это они? - Поинтересовался Владимир с легким сомнением.
- Полагаю, что да, ваша милость, - ответил Апраксин.
- Ну и славно. Действуйте.
Федор Матвеевич кивнул и спустя минуту пять крупных шхун, повинуясь цветным сигнальным ракетам, нырнули в сторону противника. Который, впрочем, продолжал их игнорировать. Да оно и не удивительно - пять, пусть и довольно крупных кораблей совсем терялись на фоне той армады, что накатывала с юга. Больше ста пятидесяти вымпелов!
Впрочем, имея очень серьезное превосходство по скорости и маневренности, шхуны чувствовали себя уверенно. Да, наблюдатели на марсе смогли насчитать свыше сотни орудийных портов, однако там стояли старые пушки. Что‑то вроде голландских орудий XVI века, которые ни скорострельностью, ни точностью не отличались и были страшны, пожалуй, только на дистанциях в один - два кабельтовых. Так что Апраксин смело сошелся на шесть кабельтовых и отдал приказ об открытии беглого огня - точно такого же, что и возле крепости Мацумаэ. Мерного и вдумчивого, насколько эту возможность могли дать сорок пушек, бьющих одна за другой.
Спрашивается, почему беглый, а не залпами? Ведь сначала нужно было пристреляться, а потом работать над накрытиями. Да, теоретически так. Только вот японские корабли шли такой плотной армадой, что, в сущности, особенно пристреливаться было и не нужно. Бей в ту сторону и нормально.
И русские пушки били.
Японцы очень быстро сориентировались, поняв какой угрозой им грозит игнорирование этих 'мошек' и по команде своего адмирала, стали разворачивать все разом на шхуны. Устремившись к ним. Что только усилило эффективность от огня, так как эллипс рассеивания теперь полностью был забит противником. И даже те снаряды, что падали в воду, тоже приносили пользу. Ведь взрыватели, сделанные специально чувствительными, позволяли им взрываться, при ударе о воду, осыпая все вокруг брызгами и осколками, собирая свою обильную жатву.
Владимир со смесью легкого ужаса и возбуждения смотрел на то, что творят снаряды с японскими кораблями. Крупные артиллерийские корабли получая такую 'плюху' в корпус просто начинали оседать на нос, корму или борт… с последующим утоплением. Редко кому требовалась добавка. Но уходили они степенно, позволяя экипажу попытаться спастись. Все‑таки сказывалось водоизмещение - требовалось время, чтобы его затопить даже через те ужасные проломы, что оставались после взрыва. А вот легкие корабли вроде кобая, просто исчезали во вспышке взрыва, оставляя после себя только груду обломков, плавающих по воде.
Но японцы, несмотря на чудовищный по своей губительности огонь, продолжали рваться к шхунам. И чем дальше - тем сильнее. Видимо понимая свою обреченность. И с яростью крыс, загнанных в угол, стремились добраться до своего противника.
Апраксин же словно дразнил их, лавируя в четырех - пяти кабельтовых перед ощутимо редеющей колонной. Очень помогало то, что все команды давались не только сигнальными флажками, но и разноцветными сигнальными ракетами, которые взмывали довольно высоко и отчетливо наблюдались даже в пылу сражения.
Несколько раз шхуны инициировали шашки, устанавливая дымовую завесу, и занимали более удачное положение, обходя колонну. Тяжелый дым стелился по воде и приводил к многочисленным столкновениям. Да и вообще, дразнил еще больше. Ведь кильватер шхун, банящих орудия, проходил совсем рядом к противнику. Однако, когда дым развеивался, все начиналось заново.
Эта жуткая игра в кошки - мышки продолжалась до самой ночи, измотав как японцев, что шли не только под парусами, но и на веслах, так и русских. Да, конечно, многочисленные лебедки и механизмы, которыми шхуны типа 'Москва' были напичканы, сильно помогали, как и сама организация парусов. Но все одно - весь день напряжения и беготни сказался самым негативным образом. Поэтому, улучив момент, Апраксин вновь приказал ставить дымовую завесу уже в сумерках, под прикрытием которой отошел мористей. И уже оттуда отметил, что японцы зажигают фонари и разворачиваются к берегу. Бой закончился. По крайней мере, на сегодня.
- Пушки такого издевательства долго не выдержат, - сухо отметил Федор Матвеевич.
- Отец обещал последним караваном отправить смену. К весне придет.
- Человек предполагает, а Бог располагает.
- Все так, - устало кивнул Владимир. - Но и эти пока выдерживают.
- Я боялся, что взорвутся уже сегодня. Банили‑то сколько раз. Слишком тяжелая нагрузка на них. Сам видел, сколько ошметков ведущих поясков выковыривали. Каждый выстрел могла случиться трагедия.
- Не переживай Федор Матвеевич. Думаю, больше так стрелять в этом году не придется.
- Считаешь, что это весь их флот? - С едва заметной усмешкой поинтересовался Апраксин.
- Нет, что ты. Конечно, нет. Кораблей у них еще изрядно осталось. Тут дело в другом. Ведь разгромили мы их совершенно. Даже не столько сражались, сколько издевались. А еще добавь к этому эпизод с крепостью и последующей полевой битвой. Понимаешь? Нет? Мы показали, что даже многократно меньшими силами может бить их. Сегун, я уверен, уже знает в деталях все события. Для того и приказал не преследовать отступающих. Отец говорил, что, продемонстрировав силу, нужно дать время, дабы испугались. Поэтому, чем больше разбитых войск вернется домой, тем меньше шанс серьезного сопротивления.
- Но ваш отец также говорил о том, что разбит только тот враг, что уничтожен.
- Тоже верно, - охотно согласился Владимир. - Но не в этом случае. У нас разве есть силы их уничтожить? Нет. А если и были бы, то зачем нам это? Что даст? Поэтому, великодушно отпустив разбитых противников домой, мы не только подорвем их боевой дух, но и снизим накал страстей. Сегун не сможет использовать фактор страха, дескать, мы пришли их всех вырезать. Это ведь не будет биться с реальностью. Очень маловероятно, что тот, кто пришел вырезать людей, позволит им уйти.
- Хм… - задумчиво произнес Апраксин. - В этом что‑то есть…
- Именно поэтому, завтра утром, если японцы не решатся нападать на нас, мы пошлем шлюпку и предложим им помощь. Наверняка среди них много раненых, в том числе и офицеров. Ну и поздравим их с мужеством.
Утром так и поступили.
Скученные сорок три корабля, преимущественно малых, жались к единственному уцелевшему крупному судно. И зализывали раны, после чудовищного дня и не менее страшной ночи. Ведь им приходилось заниматься спасением своих моряков, что плавали в великом множестве на обломках. А потому сил для борьбы у них уже не было. Так что, когда эскадра из пяти шхун пошла на сближение, японцы лишь смотрели на нее с обреченной ненавистью и ужасом. Понимая, что никаких шансов на спасение у них нет. Поэтому, когда от шхун, занявших удобную позицию в четырех кабельтовых, отвалила шлюпка, многие вздохнули с облегчением.
Капитан - лейтенант Ибрагимов Александр Прохорович с трудом сдерживая волнение. Все‑таки враг. Однако, внешне это никак не проявлялось. Поднялся. Едва заметно поклонился, вышедшему вперед лидеру, и, дождавшись толмача, начал переговоры:
- Владимир Петрович, сын моего Государя и командующий его войсками в этих землях шлет вам свое восхищение, - спокойно произнес Александр, делая паузу и давая толмачу перевести. - И спрашивает, нуждаетесь ли вы в помощи? Мы готовы прислать наших медиков и лекарства. После того как толмач завершил эту фразу, на палубе зависла тишина. Никто, включая адмирала не могли поверить в услышанное. Понимая, что нельзя ее затягивать, Ибрагимов продолжил.
- Он считает, что сражение свершилось и нет смысла дальше проливать кровь. Но уважение к воинам, что так доблестно и самоотверженно сражались, не позволяет ему уйти просто так, не оказав вам помощь и поддержку. - После чего поклонился уже чуть сильнее, впрочем, не нарушая нормы японского этикета….
Конечно, японцы отказались от помощи, но сам поступок запомнили, чего Владимир и добивался. Да и новость о том, что русские их не будут добивать, сильно взбодрила людей. Вдохнула надежду и подарив облегчение. Ведь теперь, встав на якорях, можно было немного передохнуть. После чего с чистой совестью возвращаться в море Эдо. Их миссия провалилась. Но видит Аматэрасу Оомиками - против такого врага они были бессильны.
Глава 3
29 декабря 1707 года. Сахалин. София - на - Сахалине
После чудовищного разгрома японского флота к востоку от Хонсю война продолжалась. Японцы готовились отражать десант, а русские громили все, что плавало, не давая возможности произвести десант даже теоретически. Разумеется, цивилизованно. Ведь война должна приносить доход. А потому торговые и транспортные суда захватывали и отводили в Софию, где сгружали товары на весьма просторные склады для реализации. Экипажи же после столь нелегкого путешествия высаживали на северной оконечности Хонсю с документом, подтверждающим реквизицию товара и корабля.
Понятное дело, что пяти шхун для таких задач было недостаточно, поэтому Владимир привлек все флейты, что имелись в наличии. И голландцы охотно шли навстречу, ведь они получали долю конфискованного товара, а значит могли привезти домой очень неплохой куш.
Рыбаков же просто топили, позволяя лишь спустить шлюпку, если она была в наличии.
Классическая крейсерская война, с которой была совсем незнакома Япония. А потому не могла ничего противопоставить. Да, пару неприятных эпизодов произошло, когда голландские флейты захватывали японцы ночью, с лодок. Но в основном шло избиение младенцев. Что чудовищно ударило по ее экономике.
Надо сказать, что войну с Японией Петр начал очень вовремя - в самый разгар экономического и политического кризиса. 'Собачий сегун' Цунаеси Токугава смог благодаря своим религиозным убеждениям довести страну до ручки. Что и говорить, если жизнь простого крестьянина стоила меньше жизни бродячей собаки, которых развелось великое множество. А за попытку отбиться от них устанавливались суровые наказания, вплоть до смертной казни. Иными слова эталонный защитник животных, готовый на любое сумасшествие ради своих безумных идей.
Но это было бы полбеды, если бы Цунаеси только крестьян бездомным собакам скармливал. Нет. У этого 'одаренного' человека кроме всего прочего прорезалась страсть к роскоши, которую он не только лично демонстрировал, но и поощрял у своих придворных. Как следствие, и так не радужная обстановка в стране была доведена до ручки чудовищным ростом взятничества и откровенного воровства. Так что крейсерская война стала весьма болезненным ударом по коллапсирующей экономике Японии, уверенно стремящейся к банкротству.
Поэтому уже в конце декабря правительство сегуна под давлением общественности было вынуждено направить в Софию - на - Сахалине посольство для заключения мира.
- … Я понимаю, - кивнул Владимир. - Японии нужен мир, чтобы сохранить единство и не погрузиться в пучину гражданской войны.
- Вы дадите нам его? - Совершенно невозмутимо поинтересовался Иэнобу Токугава, князь Кофу и наследник сегуна.
- Только в том случае, если вы согласитесь подписать его на наших условиях, - улыбнулся Владимир.
- И что вы хотите?
- У нас много интересов. Начнем с территорий. Все острова, севернее южного берега Сангарского пролива отходят моему Государю в вечное пользование. И вы это официально признаете.
- Но…
- Или мы продолжаем войну. Поверьте, нам не стоит особых усилий завоевать всю Японию.
- И что же вас удерживает? - Едва заметно скривился Токугава.
- Отсутствие в этом необходимости. Острова Эдзо вполне достаточно для решения наших задач.
- Какие же это задачи? - Улыбнулся Иэнобу.
- Скоро узнаете, - вернул улыбку Владимир. - Если мы заключим мир.
- Что еще вы хотите? - После небольшой паузы тихо поинтересовался Токугава…
Как несложно предположить, первый раунд переговоров не удался. Слишком многого хотели русские.