- Только не забудьте, непременно напишите, - улыбнулся вождь, а я понял, что аудиенция подошла концу, и мне пора откланиваться. И ещё - упущено что-то важное, то, чего никак нельзя не сказать.
- А можно, высказать одну мысль, которая представляется мне весьма существенной, - я, всё-таки, решился проинструктировать вождя.
- Слушаю вас, Иван Сергеевич.
- Наша страна находится в окружении врагов и вынуждена постоянно держать наготове вооружённые силы. Только выучка войск сильно различается - не вылезающие из приграничных конфликтов бранзулетчики оказали неприятелю весьма серьёзный отпор - ведь вы помянули их, вероятно, потому, что другие части имели несколько меньший успех… - тут я сделал паузу и дождался согласного кивка. - Для того, чтобы чему-то научиться, нужно делать это. Не воевавшие войска обязательно уступят опытным частям, обстрелянным и имеющим историю побед и поражений.
На мой взгляд, японцы оказывают нам неоценимую услугу, устраивая приграничные конфликты, позволяя красноармейцам оттачивать искусство ведения боевых действий.
- Друга своего оправдываете? - вдруг строго поглядел на меня собеседник.
- А разве с комбригом Кобыландыевым что-то не так? - встревожился я.
- Об этом ещё предстоит подумать, - нахмурился Сталин. А я понял, что надо скорее уходить - ляпнул-таки лишнего.
* * *
Ни арестовывать, ни расстреливать меня никто не торопился. Да и доставлять домой тоже не спешили. Вывели за пределы Кремля и сказали: "До свидания". А я побрёл на квартиру друга, перекладывая из руки в руку чемоданчик - Анна успела его основательно нагрузить дорожными харчами. Смотрел на школьников, возвращающихся с занятий, слопал мороженое, газировочки с сиропом опрокинул стаканчик. Не ел я давненько, наверное, от волнения кусок в горло не лез. А тут отпустило, и пустые кишки настойчиво забрякли, напоминая о своих потребностях.
Голова была пуста… Софико, жена моего старого товарища, только что вернулась с работы и "допрашивала" детей о том, как они вели себя в садике - малые у них девчонки, чернявые и симпатичные. Гостили у нас этим летом - так что я знаком с обеими. Глава семьи, как оказалось, всё ещё в командировке на Дальнем Востоке, но, судя по сообщениям газет, бои там уже отгремели - вскорости ждут его. Поезд мой уходит только ночью - было время потолковать о том, о сём.
Софья, поскольку с детства знает иностранные языки, устроилась переводчиком в какое-то военное учреждение - говорит, что достаются ей сплошняком технические тексты, а она частенько затрудняется с терминами. Вот например… - и показывает мне статью про автоматическую пушку "Эрликон" швейцарского производства. Пока мы все слова распутали, до меня дошло - это же как раз то, что я хотел бы установить на свой микроскопический танк - ну просто прекрасно вписывается в концепцию.
Попросил я бумагу, перо, да отписал товарищу Сталину просьбу купить для меня один экземпляр такого орудия и боеприпасы к нему. А что? Обещался ведь, что дам знать, коли понадобится помощь. А самому раздобыть заграничную пушку - это для меня совершенно невозможно.
Конверт купил уже на вокзале, да тут же в почтовый ящик и бросил свою эпистолу.
* * *
С поезда меня сняли в Мичуринске. Парни с малиновыми петлицами на этот раз со мной не церемонились - торопили, чуть не подталкивали. Несколько часов продержали в камере, правда ничего не отняли, даже чемодан оставался при мне, а потом вернули на вокзал. Знакомый вагон с паровозом, проводник, забравший мой костюм, чтобы вычистить и погладить и пара учтивых хлопцев, старающихся лишний раз не мозолить глаза. В Кремле я оказался в многолюдном кабинете, где, за длинным столом кроме Сталина, узнал в лицо Ворошилова, Калинина и, подозреваю, Молотова. Мог бы ещё и Берию опознать - помнил я это лицо ещё по прошлым временам, но не углядел пенснястого.
Хозяин, а кроме него никто тут меня не знал, скользнул по мне недовольным взглядом, но ничего не сказал. Пришла в голову мысль, что сопровождающие, чего-то напутали и совершенно напрасно меня сюда направили, хотя секретарь, что находился в приёмной, им не препятствовал.
Разговор шёл о тяжёлых танках, к которым тут отнесли и Т-28 с тремя башнями, и Т-35 - с пятью. Когда я прибыл, плакаты уже развесили, так что оставалось только посмотреть на них - и всё стало понятно. Кроме того, присутствовали проекты двухбашенных машин: Т-100 и СМК, на мой взгляд друг от друга ничем не отличающиеся. И рассматривался один-единственный однобашенный вариант - КВ, правда, с двумя орудиями, точащими вперёд, будто двустволка. Наверное, чтобы первый раз пальнуть пристрелочно из малого ствола, а потом врезать как следует из второго, побольше.
Не представляете себе, как тоскливо мне сделалось. Вот знаю я правильный ответ на вопросы, по которым сейчас ведётся дискуссия: одна башня, одна пушка, калибр - максимально возможный. По этому пути и пошло танкостроение, получив опыт, который сейчас… да есть и он, только мнения по нему никак не сойдутся в единую точку. Так что взял я карандашик из стаканчика и бумажку из стопочки рядом, написал свою "формулу", и отправил её Сталину.
Тот взглянул, ухмыльнулся, и спросил:
- Товарищ Котин? А какова самая большая пушка, которая может быть установлена на вашем танке?
- Мы как раз и поставили самую большую из имеющихся в настоящее время пригодных для установки на танк.
- А если формулировать задачу артиллеристам, чтобы они спроектировали специальное орудие для вашего танка, на какое значение их ориентировать? - продолжил настаивать Иосиф Виссарионович.
Пока ничем особо не выделяющийся темноволосый мужчина в форме прикидывал в уме, я снова написал записку и передал её.
- Сто семь миллиметров, - наконец произнёс спрашиваемый.
- А почему товарищ Беспамятный выбрал калибр в сто миллиметров? - теперь взор вождя обратился ко мне.
- Унитарный патрон, - отозвался я. - Он, конечно, длиннее, чем снаряд и гильза по отдельности, что может оказаться неудобным при работе с ним в тесноте башни, но оценить это может только конструктор после проработки компоновки.
Мне показалось, что в глазах Котина мелькнула радостная искра.
- А что ещё хотели бы вы добавить? - вождь снова упёрся в меня взглядом.
- В варианте самоходки это шасси потянет и стопятидесятидвухмиллиметровку, - ляпнул я уверенно.
- Что, предлагаете переставить мотор вперёд? - взвился конструктор. - Как на ваших лоханках? - во как! Оказываются меня знают-таки тут. И в лицо, и по делам.
- Не обязательно, - пожал я плечами. - Ничего страшного, если ствол выставится вперёд…
- …и станет задевать деревья, - ехидно встрял Ворошилов.
- Не получится это без вращающейся башни, не сможет командир из стороны в сторону пушкой размахивать. А если мехвод глуп, то машину он поломает ещё до того, как доедет до леса.
- И для чего может понадобиться мощный шестидюймовый снаряд? - вдруг спросил один из незнакомых мне присутствующих.
- ДОТы, ДЗОТы, другие огневые точки, - пожал я плечами. Укрепления нынче где только не строят. Та же линия Маннергейма чего стоит, - повисла тишина, и я понял, что опять сболтнул лишнего.
Может - поэтому, может - потому, что отродясь не слышал ничего хорошего о многобашенных танках, участия в дальнейшем обсуждении я не принимал. Косил взглядом на почеркушки, которыми занимался Котин, но было далеко и неудобно - ничего не разглядел.
* * *
Когда все разошлись, меня сводили в столовую, а потом опять провели в кабинет, где состоялась первая встреча с вождём.
- Так зачем вам потребовался "Эрликон"? - почти от порога спросил меня Сталин.
- Самая маленькая пушка для самого маленького танка, - ответил я с улыбкой. - Затраты на проверку идеи невелики, зато мы наверняка узнаем, нужны ли они войскам.
- Намекаете на предстоящий в следующем году конфликт на Халхин-Голе? - теперь улыбнулся уже Иосиф Виссарионович. - Откуда у вас эти сведения?
- Лет восемь тому назад меня сильно стукнули чем-то тяжёлым по голове. С тех пор и случаются у меня разные непонятные предчувствия.
- Что, так и не восстановилась память о прошлом?
- Нет, не восстановилась. Не знаю даже, плохо это или хорошо.
Потом я рассказал о своей задумке размазанного по земле танка и поделился размышлениями о средствах поражения бронетехники - противотанковые ружья частенько попадали в фильмы о войне, так что слово это было мне знакомо. Поэтому, мол, хочу заранее озаботиться калибром побольше, то есть сразу выбираю двадцать миллиметров, чтобы потом не переделывать машину, когда противник увеличит толщину брони.
- Ладно, - заключил Сталин. - Привезут вам "Эрликон". А вы, пожалуйста, не уезжайте из Москвы ещё несколько дней.
После этого меня опять вывели из Кремля и отпустили на все четыре стороны. Было уже поздно, поэтому я взял извозчика, чтобы не плутать, и попросил отвезти меня в недорогую гостиницу - у Кобыландыевых всего две комнаты, только меня там ещё не хватало. Номер нашелся, действительно дешёвый. На шестерых. С удобствами в конце коридора. Первым делом я разыскал почтовое отделение и дал телеграмму домой, что задерживаюсь в столице по делам. И на завод тоже сообщил. Следующий день гулял по городу, дожидаясь пяти часов, когда возвращаются с работы и из детского сада Кобыландыевы - хотел узнать, нет ли вестей от друга.
* * *
Никаких пяти часов я не дождался - "нашли" меня вскоре после полудня - небольшая легковушка подрулила к краю проезжей части улицы и пара "малиновопетличников" бросилась из неё в мою сторону. В это мгновение я с удивлением обнаружил, что прохожие из ближайших окрестностей куда-то испарились.
- Иван Сергеевич Беспамятный? Скорее садитесь, мы уже опаздываем! - завопил один из ребят.
Увидев ответный кивок, второй рванул назад к машине и призывно распахнул передо мной дверцу. Я невольно подыграл им, буквально впрыгнув туда, словно от кого-то убегал. Представляю себе, как это выглядело со стороны!
А потом я снова попал на совещание к Сталину. Меня опять провели в кабинет, где за длинным столом расположилось много незнакомых людей - на этот раз я не узнал никого, кроме Сталина и Ворошилова. Речь шла об истребителях. Основной лейтмотив - наши И-16 проиграли Мессершмитту-109. Значит, нужно скопировать принципы, заложенные в его конструкцию и создать свои образцы. Чтобы не отставали.
Против этой позиции пытался возражать только один человек, к которому обращались по имени-отчеству - Николай Николаевич. С ним и не особенно спорили, если честно, но, едва он умолкал - разговор неизменно возвращался всё в то же русло. Причём толковали о моторах, о их недостаточной мощности, малом ресурсе и задержках со стороны моторостроителей. Создавалось впечатление, что тема обсуждается не впервые, работы уже ведутся и люди собрались подвести промежуточные итоги и наметить дальнейшие шаги.
Сам я в авиации мало понимаю и по существу ничего сказать не могу. Сидел, молчал, вспоминал будущее. Собственно, всего два момента отчётливо предстали перед моим внутренним взором, словно живые. Немцы начали войну на остроносых Мессершмиттах, но потом у них появились Фоке-Вульфы - тупоносые. Считалось, будто эти машины опаснее мессеров.
С другой стороны - у нас лучшим истребителем периода войны называли Як-3. Остроносый. Но в послевоенное время были разработаны Ла-9 и Ла-11, тупоносые. Да и о их прототипах Ла-5 с Ла-7 отзывались положительно. Это я помню по книжке "Самолёты Страны Советов" и воспоминаниям Кожедуба. Логика подсказывает, что тупоносые машины должны оказаться лучше, тем более, что про Ла-9 и Ла-11 было сказано, что добиться лучшего от самолётов с пропеллерной тягой невозможно в принципе - что-то вроде теоретического предела для винтовой авиации.
Итак, передо мной большая группа "остроконечников" и один единственный "тупоконечник" - Николай Николаевич. Этот боец-одиночка несомненно прав. Но, почему-то не способен одержать в споре верх. Позиция Сталина для присутствующих не ясна - он слушает и спрашивает. Что требуется от меня? Иду на второй круг анализа.
Итак, мне известно, что наилучший истребитель создан Лавочкиным. И, что истребитель этот - тупоносый. Задача - способствовать тому, чтобы данное событие произошло как можно скорее. Почему скорее? А потому, что любая машина требует кропотливой доводки, которая невозможна без опыта эксплуатации. И всё это необходимо проделать до середины сорок первого года. Времени не то, что в обрез, но и раскачиваться некогда. Самолёт он, знаете ли, не лоханка - куда сложнее техника. И доводить её до ума - дело куда как более трудоёмкое.
Как добиться того, чтобы это поручили Лавочкину прямо сейчас? Ума не приложу. Я и половины-то тех слов не знаю, которыми сыплют присутствующие. Вчера с танками было значительно проще - я их много разных собственными руками перещупал. Понятно, со своей способностью аргументировать ни до кого я здесь не достучусь.
Написал на бумажке для памяти всего два слова: "Тупоносый" и "Лавочкин", да и засунул её в нагрудный карман пиджака - на всякий случай, вдруг у меня прямо спросят, как сделать самый-самый лучший истребитель. Чем завершилось совещание, так и не понял - целую кучу резолюций надиктовали грозными голосами: номера заводов, аббревиатуры с наименованиями моторов, сплавов, сроками - не моё это. Потом все разошлись, и я разошёлся, только не очень далеко - жрать хотелось ужасно, вот и искал дорогу к столовой, где давеча перекусывал.
Поел как следует за скромную денежку, и стал соображать, как отсюда мимо охраны выбираться. Потому что провожатые меня позабыли-позабросили. Наверно сегодня у них был приказ только насчёт доставить. А про выставить им никто не сказал.
Решил вернуться в приемную - там дядька сидит за столом, а я, когда заходил, с ним поздоровался. То есть мы как бы знакомы. Вот к нему и обращусь за помощью - наверняка он не станет ко мне цепляться и выяснять, откуда я здесь взялся.
Действительно, не стал, а позвал помощника и велел меня вывести. И ещё бумажку выписал, отдать на проходной - пропуск, стало быть. Так что вышел я из Кремля и отправился в гостиницу. Недалеко ушел, метров полтораста всего, как слышу сзади громкий топот. Оглянулся - несётся пара молодых военных, только что пистолетами не размахивают и не вопят: "Стой". Подождал я их, хотя, думаю, мог бы и удрать - бегаю я лучше, чем эти парни. Они заметно запыхались, потому что неслись сломя голову.
Передний прямо на бегу выдохнул: "Отдайте записку", - и на нагрудный карман показал. Разве мог я не отдать? Второй как раз тормозил, скрежеща подковками по брусчатке. Он на вираже тоже не смолчал - сказал "Спасибо". Представляю себе, как это выглядело со стороны! Посреди Красной-то Площади. Больше этот вечер никаких сюрпризов мне не преподнёс. Было время поразмышлять над поведением вождя. Вот понимаю, что не сдуру он меня вытаскивал на эти разговоры - есть в этом какой-то резон. И что будет происходить дальше? Меня что, заставят выслушивать беседы руководителей высокого ранга, чтобы преодолеть ту самую мою политическую близорукость? Вряд ли.
* * *
До утра всё было тихо и благостно, как я люблю. А вот на следующий день, стоило выйти за порог гостиницы, чтобы не сидеть сиднем до вечера, до момента, когда Софико возвращается с работы, вижу - машина ждёт и знакомые хлопцы в форме. Дверцу распахнули - всё понятно. Опять к Сталину.
Я и не спрашивал ничего, и головой по сторонам не крутил, а только даже близко к Кремлю мы не подъехали. Промчались мимо Речного Вокзала, а вскоре остановились у какого-то учреждения с проходной. Мои провожатые потолковали с вахтёром, а потом пришлось ждать минут сорок, пока не появился давешний Николай Николаевич.
- Чем обязан? - спросил он меня, поздоровавшись.
- Ума не приложу, - ответил я смущённо. - Посадили в машину, привезли… я ведь признаться, даже фамилии вашей не знаю.
- Посадить - это они могут, - кивнул мужчина на моих сопровождающих. - И привезти тоже способны. А фамилия моя Поликарпов.
- Тот самый! - не удержался я от восторженного восклицания. - Конструктор знаменитого ночного бомбардировщика У-2.
- Это учебная машина, - нахмурился мой собеседник. А я понял, что ляпнул лишнего, и прикусил язык. - Так вот, - продолжил Поликарпов. Мне сказали, будто я должен вам всё показать и рассказать, однако в настоящий момент решительно не располагаю временем, - наверное на моём лице нарисовалось огорчение, отчего он изменил тон и добавил: - И не имею ни малейшего представления от том, что это такое "всё". Может быть послезавтра?
А мне и правда стало обидно, что с таким человеком не получилось пообщаться - расположил он меня к себе своей какой-то ершистостью, что ли. Мне почудилось, что за насмешливым взглядом скрывается уязвлённое чувство собственного достоинства. Ну и помню я его борьбу одного против всех - уважаю таких крепких духом.
На перенос встречи я сразу согласился, тем более, что послезавтра выходной. Мои провожатые, а они так и торчали рядом, обещали доставить к оговоренному времени прямо от гостиницы. На этом визит и завершился. Вечером забежал к Софико и узнал последние новости о Кобыланды - он уже выехал с Дальнего Востока и где-то на днях должен появиться. Хм, оттуда неделя пути, не меньше, так что стоит запастись терпением.
Следующий день я провёл в зоопарке и совершенно ни о чём не думал. Поглядывал по сторонам и легко убедился в наличии при мне сопровождающих. Они, впрочем, даже не пытались прятаться, отвечали на приветливые кивки и никак не влияли на мои свободы. Не то, чтобы охрана, но присматривают. Впрочем, возможно, с одной единственной целью - не начинать неведомо где меня разыскивать, если понадоблюсь.
Ну а потом - встретились с Поликарповым. На этот раз вахтёр меня и моих спутников беспрепятственно пропустил, потом мы поднялись на второй этаж, прошли по переходу и спустились вниз - началась экскурсия по цехам авиазавода, по помещениям конструкторского бюро… я глазел и слушал скупые комментарии Николая Николаевича. Ну а что вы думали? Меня послал на всё это посмотреть, а его попросил всё это показать первый человек страны - разумеется мы дружно делали порученную работу, потому что люди оба взрослые и ответственные. Заодно я выяснил почему считается, будто хорошее крыло должно быть длинным.
- А может быть вам объяснить, отчего крыло делается сверху выпуклым, - ехидно полюбопытствовал мой провожатый - ему явно было скучно водить повсюду не пойми кого и не пойми что ему показывать.
- Про это знаю, - понимающе улыбнулся я. - И про угол атаки. А вот отчего бывает флаттер и штопор - ума не приложу. Но вы, пожалуйста, не утруждайтесь это мне объяснять - на сегодня новых познаний достаточно. А картинки самолётов у вас тоже есть?