* * *
Поговорить со мной комкор не забыл.
- Так какой такой кровавой гэбне вы мне давеча толковали, Иван Сергеевич?
Вот она, моя несдержанность, довела-таки до необходимости отвечать за распущенный язык. Я заметно сник и замешкался, отчего собеседник набычился и ударил кулаком по столу:
- Не стройте мне глазки, красноармеец Беспамятный. Отвечайте чётко и внятно.
- Так, это, не могу знать, вашество! - я вскочил и вытянулся во фрунт, смахнув с головы будёновку и положив её на локоть левой руки, приподнятой к груди. Меня как в двадцать девятом по голове вдарили, былое запамятовал, а только мысли разные в голову ни с того ни с сего приходят и слова непонятные всплывают.
Комкор тоже вскочил и вытянулся - кажется это в нём проснулся старый рефлекс ещё от дореволюционных времён - не иначе, с Империалистической.
- Слова, говоришь! Ну-ка, назови ещё какие-то другие. Непонятные.
- Геймер, Интернет, чифанить, блютус, юэсби.
- Чего же непонятного! Английские слова. Игрок, вход в сеть, третье действительно непонятное, синий зуб и аббревиатура опять же английская, судя по произнесению названий букв. Ты что, до удара по голове знал этот язык?
- Не помню, товарищ комкор.
- А почему ко мне обратился по форме ещё той армии?
- Не знаю. Думаю, от волнения. Непонятные мысли и побуждения возникают у меня, когда волнуюсь. Вот как на друга моего начали вы наезжать, так я сильно перенервничал. Но на людей не бросаюсь - тихий я. Однако чую - полезут японцы на Монголию в тридцать девятом. А чем чую - не пойму.
- Тогда что это за такую за годину испытаний ты предрёк? Ну-ка, напрягись, сообрази. Это может быть важно, - комкор совершенно изменил тон. Теперь он беседует со мной, словно врач с пациентом.
- Думаю, это про то, что германец на нас обязательно полезет. А противник он сурьёзный и биться с ним будет тяжко.
- Хм, здравая мысль. А теперь напрягись и ещё про гэбню доложи. Чем она плоха?
- Так кровавая потому что. Много людей поубивает. В том числе - командиров.
- Ладно, красноармеец, можете быть свободны, - оборвал мои рассусоливания комкор. Но потом добавил совершенно иным тоном: - Ступайте, голубчик.
Глава 6
Первая самоходка
Работа над самоходкой прошла относительно быстро и принесла неожиданный сюрприз - немного увеличив ширину корпуса, удалось сохранить за машиной способность плавать. И всё это, благодаря тому, что по пути с Дальнего Востока я удачно заглянул в Горький.
Признаюсь сразу - это была не моя идея, а комкора. Он и бумаги мне выдал соответствующие, и телеграмму отправил - так что встретились мы с конструктором Грабиным без всякой волокиты. Посмеялись над нашей попыткой поставить на лёгкую машину дивизионную пушку для использования против близких целей, поспорили об эффективности применения полковой короткостволки, а потом довольно быстро прикинули, чем вооружить планирующуюся машину - за время, проведённое в поезде я многое успел набросать. Главное же - договорились о компоновке боевого отделения и расположении силовых элементов конструкции.
Знаете, когда обо всём позаботишься заранее - потом получается куда проще. Опять же дизели под новые машины пришли стодвадцатипятисильные, да заказ сверху спустили, да деньги выделили. А когда мы с инженером Федотовым новую лоханку вычертили и прикинули развесовку - вот тут плавучесть и вылезла. А вскоре и пушка подоспела из Горького.
Мотор у нас снова переехал в самый перёд, отчего водительское место отъехало назад. - развесовка продиктовала это решение. Баки для горючего ушли под пол в промежутки между торсионами, да и сам пол приподнялся. Это продиктовала забота о просторе для экипажа - им ведь в бою работать нужно, а не плечами толкаться. С брезентовой крышей тоже не сразу нашли удобный вариант.
Потом, как обычно, косяки, недодумки, перекомпоновка носовой части и, наконец, грозная государственная комиссия.
- А почему так тихо ездит?
- А нельзя ли сделать то же самое, но в колёсно-гусеничном варианте, чтобы мчалась быстрее ветра?
- А почему так медленно плавает?
- А давайте проверим, выдержит ли она снаряд тридцатисемимиллиметровой противотанковой пушки?
Спорили до хрипоты. Что любопытно - к пушке тоже придрались за то, что у неё маленькие углы возвышения, отчего её нельзя использовать для стрельбы по самолётам. А то, что машина переплывает реки и продирается через любые неудобья - это вроде как ничего удивительного. Федотов сильно нервничал - он у нас начальник заводского КБ, так ему и переживания достаются и работа с бумагами, чего я не очень люблю. Зато и плюшки ему достаются самые большие. Вот он и объяснял, что по доступным материалам лучше сделать никак невозможно. А я возил комиссию по разным неудобным дорогам… и зря они на скорость бочку покатили - сороковник мы вытягиваем.
Помаленьку как-то всё успокоилось, и нам "спустили" заказ на опытную партию из двенадцати таких самоходок. Типа - отправят на войсковые испытания, а уж по их результатам и примут решение. Куда бы, вы думали, их увезли? На Дальний Восток. То есть наши "конвойные" батальоны быстренько прибрали новодел к рукам. А вообще-то в действиях комкора, возглавлявшего комиссию, ощущалась нервозность и торопливость. Защищал он нашу самоходку, как лев, но доверительной беседой меня в этот раз не удостоил. И чего, спрашивается, так нервничать?! Впереди тридцать восьмой год, а в нём, как я помню, ничего примечательного в военном плане не произойдёт.
Зато у нас с Анной старший пошел в школу, через два года - второй подрастёт. А там и третий за ним следом. Одни парни. Супруга же меня стала часто привлекать к исполнению супружеского долга, причём действуя изобретательно и разнообразно. Я как-то предложил ей по старинке на верстачке встретиться, но она ответила, что таким способом одни мальчишки получаются, а ей хочется девочку хоть на старости лет.
Насмешила, честное слово. Ей всего двадцать семь - до старости ещё, как до луны пешком.
* * *
После самоходки на той же, возросшей до пяти метров базе мы сделали и штабной фургончик - убрали толстые листы с самого носа перед водительской кабиной и со лба боевого отделения, зато приладили кунг с широкими подоконниками над гусеницами. Ну и дверь в корме сделали полноразмерную. Увы, сто-двадцатипятисильных двигателей под это нам никто не дал, а с маломощным сорокапятисильным они двигались вовсе не так шустро - опять где-то с десяточку выходила средняя скорость. Но это и неплохо - заметно более лёгкий движок уравновешивался кабиной - то есть балансировка машины не нарушалась.
А потом наступил удивительный период затишья для меня, и всплеск суеты на заводе. Дело в том, что до сего момента я старался делать машины максимально низкими - просто в силу того, что приплюснутый к земле силуэт вдохновителя и примера всех моих затей МТ-ЛБ именно таким и был. Вот я подсознательно его и копировал. Но после самоходки с её заметной надстройкой в корме и штабного транспортёра с ещё более выразительной пассажирской кабиной в том же самом месте, на завод поступили заказы на технику высокой проходимости самого разного назначения. Их принялись заказывать для ремонтных мастерских, санитарных эвакуационных машин, под мощные радиостанции. Геологи заинтересовались, но с ними уже директор завода отношения налаживал, без военной приёмки. Буровую установочку размещали. Небольшую такую, не глубинную.
По сути, это были просто очевидные вариации, к прорисовке которых меня не привлекали. К этому времени КБ под руководством Федотова набралось опыта и вполне организационно оформилось. Я же числился сварщиком опытного участка - мне часто руками быстрее понятно, чем на чертежах.
Тем не менее, моё положение в цехе было весьма независимым. Официально я по-прежнему оставался обычным рабочим, но реально мог кому хочешь что угодно приказать, кроме начальника цеха и инженера Федотова, полагавших меня своей правой рукой. Вот тут и заработала у меня фантазия. Захотелось, честно говоря, забэцать нечто необычайное, неординарное. Почуял я в себе способность на то, чтобы сказать новое слово в технике.
Понимаете, в каком-то старом журнале в далёком будущем видел я рисунок танка чьей-то мечты с уникально низким силуэтом, где корпус состоял из двух частей, соединённых гибкой сцепкой. Мехвод там располагался лёжа возле двигателя, а башнёр в прицепе находился ниже расплюснутой башни, в которой не было решительно ничего, кроме казённой части орудия. По замыслу конструктора это сооружение должно было стелиться над самой землёй, оставаясь невидимым с мало-мальски приличного расстояния. То есть - в боевом отношения подобное решение выглядело крайне привлекательным: сам всех лупишь, а по тебе почти невозможно попасть, потому что практически не видно. Хе-хе. Даже в средней высоты траве, а не той, что по пояс.
Вот мне и захотелось соорудить нечто крошечное, низенькое, но кусачее.
Уложить мехвода - это, в принципе, решаемо. Нужно только посоображать, каким образом обеспечить ему достойный обзор. Размеры меньшего из применяемых у нас нынче дизелей позволяют затолкать его в полуметровый просвет - то есть высота корпуса получится небольшой. И этот вариант способен обеспечить мощность почти в полсотни лошадиных сил - не так уж мало для компактной машины. Остается сообразить, чем это создание вооружить.
Ну так, чисто теоретически, знаю - чем больше калибр снаряда или пули, тем более толстую броню она способна пробить. Широко известен факт, что на начальном этапе Отечественной у нас в войска в больших количествах поступали противотанковые ружья. Если поступали - следовательно со своей задачей они справлялись. Зато в фильмах о конце войны этот вид оружия не упоминался - то есть или хватало пушек, или, что важнее, этими пушками научились эти самые вражеские танки эффективно поражать издали, не доводя дело до применения ручного противотанкового оружия.
Точно - в кадрах хроники той поры чаще всего мелькали самоходки, очень похожие на наши - то есть мы правильно угадали с трёхдюймовкой, поставленной на плавающее шасси. Это, конечно, радует. Однако, нужно придумать, чем вооружить задуманный мною крошечный танк. То есть, несомненно, пушкой. Самого маленького из существующих калибров, причём - автоматической, потому что это позволит обойтись без заряжающего.
Идеально маленькая машина должна иметь экипаж вообще из одного человека, но непонятно, сможет ли он и движением управлять, и вести прицельный огонь. В моё время при том уровне развития компьютерных технологий, наверное, подобную задачу можно было бы решить, но у нас сейчас даже танковые башни поворачивают плечевым упором, а для управления движением постоянно недостаёт одной конечности, потому что для поворота нужно использовать два рычага, занимающие обе руки, а ноги давят на газ и сцепление - то есть ни почесаться, ни скорости переключить, не бросая чего-нибудь, не получается.
Нет, не подумайте будто ситуация непроходима - есть варианты для преодоления этих проблем. Я толкую о том, что и рулить, и выбирать цели, и вести огонь в одиночку не получится. А ведь ещё необходимо осматриваться, наблюдая окрестности - иначе мигом вляпаешься. И тут требуются действия не менее, чем трёх человек. Лучше - четырёх. Это я сосчитал радиста, который должен, ни на что не отвлекаясь, "держать" волну. А четверых в совсем уж маленькую коробчонку не запихнёшь. И на всё это накладывается неопределённость с пушкой - не слыхивал я ни о чём таком у нас в это время. Ни нынче не слышал, ни в будущем не читал.
Помаялся я немного, да и отписал Кобыланды. Поделился с другом "озарением" и всей кучей возникших по его поводу сомнений. Сам же клеил из тонкого картона макетики разных вариантов компоновки - искал шедевральную конструкцию.
* * *
Шел тридцать восьмой год, время от времени появлялись тревожные вести с Дальнего Востока, наш цех продолжал выпускать вездеходы, но чего-либо примечательного, выдающегося не происходило. Постучали в наш дом в ночь на первое сентября - точно помню, как еле угомонили сынов. Старший, гордый тем, что он завтра идёт во второй класс, задрал младших братьев. Нет, они не расплакались и не раскапризничались - просто подрались. И наш первенец понесёт завтра в школу не только букетик "майоров", но и лёгкую синеву под глазом. Анна довольна - дети растут воинами. Хе-хе. Они вчера за сарем лудили соседский самовар. Я, когда ночью тайком переделывал, остался доволен их стараниями - почти ничего не испортили. Мастерами они у нас растут.
Так вот, угомонили мы отпрысков и доделывали во дворе обычные мелкие дела, как вдруг постучали в калитку.
- Вань, тут к тебе какие-то военные, - Анне видно вход во двор от того места, где она протирает тарелки. Но почему в голосе любимой звучат тревожные нотки?
- Нехай заходят, - отвечаю. - Я тут под лампочкой. Пускай идут на огонёк, - никакой тревоги в моей душе не возникло - тридцать седьмой-то год уже тю-тю, закончился. А люди в форме бывают на заводе нередко - нечего их бояться.
- Иван Сергеевич Беспамятный? - подошедшие явственно принадлежат к "органам". Тем самым. Потому что петлицы у них малиновые, что мне кажется тревожным симптомом. Тем не менее, согласно киваю и пересыпаю гайки с бумажки обратно в баночку.
Не дождавшись от меня вопросов, парни немного помолчали, невольно следя за тем, как я убираю инструменты и вытираю руки тряпицей, смоченной в уайт спирите.
- Вас вызывают в Москву, - наконец открыл рот первый, повыше ростом.
- Приглашают, - поправил его второй.
По всему видно, что они стараются вести себя вежливо, вот только выходит это у них угловато и неестественно.
- Выезжать прямо сейчас, - интересуюсь.
- Да, товарищ Беспамятный.
- Пойду, переоденусь, присаживайтесь, это недолго.
В доме, куда я вошел, уже горит свет. Анна собирает мне на дорогу снеди, а на столе - сидор с бельишком, свежей рубашкой и мыльно-рыльными причиндалами. Одеваюсь по городскому - есть у меня приличный костюм. И вещи перекладываю в чемоданчик средних размеров. Как-никак - в столицу еду.
- Сёмке скажи - будет кляксы ставить - я ему ухи повыкручиваю, - говорю на прощание супруге, чтобы хоть как-то рассеять тревогу в её глазах. Знаю - если попросту пообещаю вернуться, она только сильнее забеспокоится.
Никакая машина на улице нас не ждала - да я бы услыхал шум мотора, а его не было. Прошли мы до железнодорожной линии, а тут стоит вагон с паровозом и железнодорожник с фонарём. Нормальный вагон, их в эту пору называют "мягкими" - то есть по два места в купе. Проводник весь из себя в форме сразу предложил чаю, а за окном уже мелькают фермы моста через Мурню да колёса постукивают.
В купе я ехал один и кроме проводника ни с кем не встречался до самого Сталинграда - мы быстро докатили, задолго до наступления утра. А тут, пока осмотр вагона, пока смена локомотива, прогулялся. Гляжу - ребята, что приходили за мной, тоже перетаптываются неподалеку.
Потом за окном - то леса, то поля. Других пассажиров нет, один проводник в конце вагона хлопочет. Бежим быстро, напористо. Да уж, сообразить бы, куда и зачем меня таким фон-бароном доставляют. Оно, вроде, и спросить не стыдно, однако, какая-то опаска в душе ворошится. Поэтому делаю морду ящиком и, кроме как насчёт чая, никого ничем не беспокою. Словом - держу фасон и демонстрирую полный фатализм.
* * *
В Москве прибыли мы вовсе ни на какой не на вокзал, а встали в тупичок. Кругом пакгаузы, охрана на вышках, и всё сплошь асфальтировано. Легковушка подъехала прямо "к трапу". Не "Эмка", а заметно крупнее. В салоне просторно, как в лимузине. Движок же спереди кабины стоит поперёк, словно сундук позади колёс. Этакое чудо незнакомое.
Парни, что меня сопровождали, перекинулись словечком с встречавшим нас офицером, да и пошли своей дорогой. Надо понимать - передали сопровождаемого по инстанции. Пока ехали, новый "нянь" разглядывал мою физиономию безо всякого стеснения, но ни вслух, ни мимикой ничего не выразил. Вид он имел самый безоблачный. То обстоятельство, что зарулили мы не куда-нибудь, а прямиком в Кремль, заставило меня только сильнее напрячься:
"Это что? Уж не к самому ли Сталину меня доставили? Судя по оперативности и слаженности действий - не иначе", - трепыхнулась в голове тревожная мысль.
Пока шли коридорами, я лихорадочно соображал, какими откровениями смогу поделиться с вождём, в отношении которого слышал в своё время столько противоречивых мнений. Поэтому не слишком многое разглядел в приёмной, откуда меня сразу направили в кабинет. Собственно, про убранство кабинета могу определённо сказать только то, что там стоял стол - волновался, уж извините.
- Здравствуйте. Как доехали, Иван Сергеевич? - обратился ко мне хозяин кабинета.
- Здравствуйте, Иосиф Виссарионович! Быстро доехал, удобно.
Я ни секунды не сомневался с кем разговариваю - сразу узнал это лицо, и, сохраняя невозмутимый вид, уселся на предложенный мне стул, ожидая вопроса - понимаю ведь, что нельзя начальству что-то втолковывать, если оно само не проявило к этому интереса. И, чем выше начальник, тем шибче нельзя.
- Специалисты автобронетанкового управления дали отрицательную оценку так называемым "бранзулеткам", изготовленным на основании выдвинутых вами идей, - не стал томить меня длинной паузой вождь. - У них слабое бронирование и низкая скорость. Что вы на это скажете?
- Правда ваша, - кивнул я, - совсем не боевые машины. Их назначение - доставлять грузы через бездорожье. Можно и людей… - я остановился, чтобы не городить банальностей, забалтывая собеседника. Понятно же, что никто не запретит посадить в транспортёры пассажиров. Что уж греха таить - боялся я ляпнуть лишнего. У меня ведь семья, детей надо поднимать. Так что нарываться на неприятности совершенно не хотелось.
- Я поверил бы и вам, и автобронетанковому управлению, если бы войска, посаженные на эти жестянки, нынче летом не устроили нашим японским соседям сущее светопреставление на озере Хасан. Надеюсь, вы в курсе событий?
Сказать по правде - не очень. Слово такое слыхивал в разговорах на заводе но, поскольку газет читать не люблю - не вникал в ход развития этих событий. Мало ли что там на Дальнем Востоке происходит? Японцы, как я помню, вообще не прекращали щипать наших то там, то тут. Поэтому, ответил честно:
- Не в курсе, товарищ Сталин. Потому, что политически близорук и дальше своих служебных обязанностей ничего не вижу.
Долго он на меня смотрел. Я уж подумал, что сейчас непременно начнётся набивание знаменитой трубки, но не дождался.
- Очень хорошо, товарищ Беспамятный, что вы осознаёте этот печальный факт, и не занимаете руководящих постов, - вдруг прервал паузу мой собеседник. - Тем не менее, другие факты не позволяют мне относится к вам, как к рядовому работнику. Скажите, не нуждаетесь ли вы в чем-то? Не нужна ли помощь, поддержка?
Теперь настала моя очередь призадуматься:
- Знаете, Иосиф Виссарионович! - ответил я неуверенно, - если возникнет надобность, обязательно напишу вам об этом.