Он еще говорил о предках, о традициях народа вообще и их рода в частности, вспоминал своего отца, вспоминал детство сыновей… Короче, ни о чем вроде бы говорил, а психологическая атмосфера на корабле… на Ковчеге… и впрямь смягчилась, Смотритель ощутил это.
Чего не скажешь о физической атмосфере.
Давление начало падать. Что естественно, чего следовало ждать.
Первыми на недомогание пожаловались женщины.
Несмотря на то что по сравнению со Смотрителем самая хрупкая допотопная женщина - сущий богатырь, все же мужчины в этом мире…
(как и в любом)…
были крепче.
Может, что и чувствовали, наверняка чувствовали, но не придавали пока значения чувствам.
А Мара даже расплакалась:
- Как голова болит! Я вся горю…
- Что с тобой? - Хам явно растерялся.
Болезни в допотопном мире, знал Смотритель, были крайней редкостью. И не потому, что люди здесь нестандартно здоровые, а потому, что условия нестандартно тепличные.
(Хотя что считать стандартом? Эпоху самого Смотрителя?.. А может, она-то и нестандартна, вообще - из ряда вон, а стандарты обретались как раз здесь - до Потопа…)
Так что заявление Мары о головной боли повергло Хама, да и не его одного, буквально в заторможенное состояние: что же с этим делать? Если арсенал знаний и умений для лечения, например, травм кое-какой имелся, то такой малопонятный недуг, как "голова болит", явился для всех чем-то зловеще пугающим. Тем более что уже и каждый сам начинал улавливать в себе отголоски похожих симптомов: и сердце бьется как-то не так (слишком заметно), и в голове в самом деле будто ковыряется кто-то. Сначала легонько, иголочкой, а потом все сильнее и сильнее - вот уже толстые гвозди в ход пошли, а вот и зубило, а вот и лом…
Через некоторое время и мужчины, терпевшие доселе, начали жаловаться: каким бы суровым и сильным ты ни был, игнорировать головную боль трудно. Непонятное всегда страшно. А общность проблемы стимулирует оживленное обсуждение.
- Такое ощущение, что голова надута горячим воздухом, - закинул затравку Сим.
- А мне кажется - наоборот: что-то снаружи давит на голову. Как пресс на маслину, - предложил свой вариант Хам.
Иафет мрачно смолчал, а Смотритель-Хранитель-Гай, наименее остро переживавший перемену давления…
(как-никак - возврат к привычным для него значениям атмосферного давления)…
желая поддержать общую "симптоматическую" беседу, почти бодро сказал:
- А у меня однажды уже болела голова, почти так же. После удара о кузов паровика. Дня два болела.
Глупость сказал. Намеренно. И ведь помогло.
- Два дня? Это немного. - Сим повеселел: решил, что и у него через два дня все пройдет.
Не прошло.
Через два дня произошло иное, отвлекшее всех девятерых от недомоганий и в каком-то смысле облегчившее страдания. Корабль всплыл.
До сего момента он покачивался, чуть приподнявшись с каменного ложа, зажатый с одной стороны куском грунта, который не успели срыть до той достопамятной ночи. Вода давно затопила все полости пещеры, где Ной развернул строительство, и постепенно поднималась все выше и выше, к краям бортов, к верхней палубе, заставляя волноваться всех обитателей: а не затопит ли их?
А одним не самым прекрасным утром раздался оглушительный "чмок", и корма корабля, освободившаяся от плена липкой жидкой, колышущейся, как студень, грязи, на которой лежал Ковчег, взметнулась вверх, позволив всему незакрепленному скарбу (и людям заодно) возможность свободно скатиться кубарем к носу. Нос тоже не заставил себя долго ждать. Едва все пришли в себя, поднялись, потирая ушибы и морщась от резко усилившейся (естественно!) головной боли, как полетели назад: с "чмоком", похожим на первый, вырвался из грязевого плена и нос судна.
Это Смотритель понял сразу, что вырвался, а Ною требовалось время, чтобы обрести для себя некое (новое!) понимание.
Он бесстрашно выбрался наружу, чтобы оценить возможный ущерб своему детищу, и вернулся очень скоро весьма возбужденным:
- Мы всплыли! Всплыли!
Было непонятно - рад он или раздосадован.
- Высоко? - лениво спросил Смотритель, которому уже надоело мокнуть под дождем и трудно высыхать, мокнуть и высыхать, и поэтому абсолютно не хотелось выходить наружу.
- На человеческий рост, не меньше.
Значит, метра на два, а то и на два с половиной, принимая во внимание шумерскую рослость. Новое плавучее состояние корабля ощущалось внутри неслабой бортовой качкой…
(пока сидели в жидком студне, качка была килевой и куда менее сильной)…
и скрежещущими звуками - корпус терся о стенки ямы.
Ясно понимая, что всплытие будет только продолжаться, Ной счел необходимым проинспектировать нижние трюмы: не пробило ли где борт, нет ли протечек. Смотритель слегка удивился его фразе, сказанной по-будничному уверенно:
- Нам еще плавать и плавать.
Откуда бы такая уверенность?..
Пятеро мужчин за полдня облазили все трюмы, вымазались в смоле, надышались копоти от ламп и успокоились наконец: корабль не подведет. Ни капли забортной воды не просочилось внутрь.
А дождь все лил и лил. А корабль - Ковчег потихоньку всплывал. А жизнь внутри утрясалась, приобретала даже какие-то черты комфортной. Из вещей, наспех взятых из дому, пригодилось абсолютно все - даже невесть зачем оторванные от стен Хамом и принесенные на корабль корпуса безжизненных электрических ламп. Повалявшись несколько дней в углу простым хламом, они обрели новое предназначение: стали крючками для просушки одежды возвращавшихся снаружи - из дождя. (Термин, названный Смотрителем вместо зыбкого "вода с неба", прижился.) К слову, сушить приходилось не только верхнее одеяние, но практически все, что было матерчатым - влажность воздуха, и так немалая, из-за дождя достигла каких-то поразительных значений, и поэтому на корабле не было ни одной абсолютно сухой вещи. Все влажное. Обычное просушивание помогало мало, вернее сказать, не помогало совсем. Над огнем Ной сушить ничего не разрешал - слишком много смолы кругом, есть риск спалить весь корабль. Грелись сами кое-как над маленькими костерками, разведенными на металлических плитках, служивших некогда подставками для горячей посуды. Их тоже приволок Хам, не разумея, для чего они могут пригодиться. Однажды промокший в очередной раз Смотритель предложил соорудить постоянный, защищенный очаг, с дымоходом, чтобы впредь не бояться огня и не тесниться у костров. Ной молча кивнул и ушел в трюм подыскивать подходящие материалы. Вскорости можно стало не только сушиться, но и полноценно готовить горячую пищу из запасов, собранных также впопыхах, а поэтому весьма однообразных: пшено, рис да бобы, вот и весь ассортимент.
К головной боли постепенно привыкли, научились жить, не замечая ее. Появилась, правда, одышка, а еще небольшая вялость, но и это было воспринято философски: ничто никого уже не удивляло. В принципе. Смотритель, правда, вспомнил, что апатия и потеря интереса к жизни суть побочные явления стресса, который возникает у человека от понижения давления. Но что стоят знания, коли невозможно их применить? Ничего не стоят: давление уже не повысится…
Хотя кое-какие крупицы небезразличного отношения к жизни еще остались.
- А где все люди? Где наши соседи? Где жители Ис-Керима? - однажды спросил Ной.
Ни у кого спросил, просто так, в воздух.
- Прячутся, - неопределенно ответил Смотритель.
Он был единственный, кто слышал Ноя, так что вопрос скорее всего относился к нему. Они с Ноем стояли на палубе под маленьким козырьком палубной надстройки и смотрели на останки разрушенного дождем дома. С привычной уже горечью, к сожалению. Ко всему привыкаешь…
- Где им прятаться? - продолжал Ной. - Если наш дом развалился, то и все остальные вряд ли сохранились. А Ковчег есть только у нас.
- Может, в пещерах? Их много в округе.
- Там орки. Туда никто не пойдет.
Смотритель смолчал. Не рассказывать же, что он сам довольно долго жил в пещере и ему не приходилось ее ни с кем делить. Но вопрос Ноя уместен: в самом деле - где люди? Если не в пещерах, то где? Какому количеству пострадавших от наводнения и дождя вышла боком эта странная шумерская незаинтересованность ни в чем? Сколько людей могли бы найти спасение на корабле Ноя? Едва ли не весь город, да еще и Оракул со своим раздутым штатом охраны. Может быть, и для животных место нашлось…
Смотритель в очередной раз запнулся в своих рассуждениях. Отсутствие людей соответствует Мифу. А отсутствие животных на борту - никак!..
Судно всплывает. До начала дрейфа осталось не так много времени, а мысль о спасении зверей Ноя никак не посещает. Посетит ли? Или нарушение канона…
(присутствие в Ковчеге несанкционированного - девятого! - пассажира)…
разломало весь ход Истории? Если так, то пора задумываться о самых нелюбимых Смотрителем издержках профессии - о хирургическом вмешательстве в события. О ментокоррекции, например. О направленном ведении персонажей Мифа - по Мифу и ведения.
На эти меры Смотритель идти не любил, старался все решать простыми, человеческими, естественными путями. Получалось, правда, не всегда…
И потом - что внушать Ною? Любовь к животным? Сострадание к боли живого существа?..
Куда легче и логичнее внушить ему заинтересованность в судьбах соседей по Ис-Кериму. Но логичней для чего? Для Ноя? Да. Но не для Мифа…
Или мысль о том, что мясо животных можно употреблять в пищу?..
Вряд ли. Шумерам никогда не приходило в голову, что плоть животных можно поедать, эта мысль для семьи будет отвратительной.
Впрочем, полагал Смотритель, до поры отвратительной. А придет пора, столкнутся шумеры в новой жизни с белковой недостаточностью…
(из-за слишком, по сравнению с привычным, разреженного воздуха)…
так легко предположить, к каким "низостям" приведет их желание жить. И ведь приведет. История земных цивилизаций после Потопа не знает народов, массово придерживающихся вегетарианства…
Но вот еще вопрос - как отыскать "каждой твари по паре", если на берег сойти невозможно: не на чем - раз, и два - берег размыт так, что вряд ли на нем сохранились какие-то "твари". Разве - где-то в глубине. Но как туда добраться?..
- Гай, взгляни. - Ной легонько толкнул ушедшего в раз мышления Смотрителя. - Вон там…
Вон там имел место ответ на вопрос Смотрителя про животных.
В руины дома и двора, прямым курсом к кораблю, вплыло бревно, на котором, съежившись и прижавшись друг к другу боками, боясь пошевелиться, чтобы бревно не повернулось, сидели две обезьяны. Если в выражении их морд искать человеческие эмоции…
(во все времена люди любили делать именно это, очеловечивая животных)…
то обезьяны были явно в отчаянии.
- Бедняги… - сочувственно произнес Ной, заставив Смотрителя напрячься: а ну как не придется прибегать к "экстренным методам"? А ну как само все состыкуется?
Пока стыковалось.
- Как бы их отловить? - Ной оглядывался, ища что-нибудь, чем можно было бы подтащить бревно к корпусу корабля.
- Само плывет, смотри. Прямо сюда.
Бревно, влекомое неведомым "внутридворовым" течением, направлялось прямо к ним. Обезьяны с надеждой и без опаски смотрели на людей.
- Гай, принеси-ка веревку.
Крепкий льняной канат спустили к причалившему уже бревну, и обезьяны резво взобрались наверх. Стремглав промчавшись мимо Смотрителя и Ноя, они прошмыгнули в полуоткрытый дверной проем. Через миг оттуда послышался женский визг.
Ной и Смотритель рванулись вслед.
Прямо у выхода стояла Руфь - самая молоденькая в семье - и, тяжело дыша, держалась за сердце.
- Это… это что было? Что-то пробежало…
- Это обезьяны, Руфь, всего лишь обезьяны. Они тебя не укусили, не оцарапали?
- Обезьяны… они просто убежали… куда-то.
В тамбуре было достаточно темно, что объясняло испуг женщины.
- И где их теперь искать? - Ной с сомнением смотрел в темноту.
- А зачем их искать? - спросил Смотритель. - Сами найдутся, если захотят.
- А ну как еще кого напугают?
- Могут. Предупредим всех. А испуганное личико Руфи предъявим как доказательство… - Смотритель не выдержал и рассмеялся. - Ной, они же тоже хотят спастись.
- Да я и не собираюсь их выгонять. Просто надо бы им помещение какое-то отвести. Чтобы не носились где ни попадя. Ворочать будут, вещи портить… Я этих тварей знаю!
Так возникло первое за минувшие грустные дни развлечение для девятерых человек, волею стихий (или Мифа) заточенных в чреве деревянного гиганта.
На поиск и отлов обезьян были мобилизованы все. Каждый вооружен одеялом или пледом - для безопасной транспортировки пойманного животного в специальную комнату, обозначенную Ноем как "зверинец".
Несмотря на большие размеры судна, прочесать все помещения удалось довольно быстро, и обезьян нашли мирно спящими на куче опилок в самом крайнем - носовом - трюме.
Иафет и Смотритель перенесли обмякших и вялых зверей в названное Ноем помещение. Обезьяны были до странности сонливы. Как тряпичные куклы. Ной прокомментировал это по-своему, но с научной точки зрения верно:
- У нас головы болят, а их в сон клонит. Представляешь, сколько они ждали, пока смогли слезть со своего бревна. На нем ведь не заснешь…
Появление обезьян заставило Смотрителя еще сильнее задуматься о людях, которым нигде не удалось укрыться и спастись от стихии. О тех, кто принял мученическую смерть, захлебнувшись под обломками своих домов, о тех, кто стал жертвой нападения диких зверей, о тех, кто наверняка пытался отвоевать у орков их пещеры или хотя бы разделить с ними этот нехитрый кров. Сколько людей еще остаются живыми сейчас? И сколько останется к завершению дождя? Где еще есть незатопленные возвышенности и неразрешенные дома? Сколько у этой катастрофы нелепых жертв и сколько счастливых спасений?
Смотритель за свою карьеру наблюдал множество смертей - массовых и индивидуальных, осознанных и нечаянных, кровавых и спокойных… Он в общем-то благодарен судьбе за то, что она его сейчас избавила от необходимости быть бесстрастным и ни к чему не причастным…
(увы, но это - составляющие профессии Смотрителя)…
и самая грандиозная катастрофа в истории человечества предстает его глазам обычным дождем…
А если бы ее не случилось?
Если бы современные Смотрителю ученые, рассчитав траекторию полета злополучного космического булыжника, сбили бы его с пути "истинного" и он пролетел бы мимо "теплицы" - Земли? Что за цивилизация населяла бы эту планету спустя пять тысяч лет? Не насквозь больные, уставшие от жизни, вечно испуганные всем человеки со средним сроком существования в шестьдесят лет, а красивые, сильные, мудрые долгожители, знающие и умеющие столько, сколько цивилизации-мутанту, полномочным представителем которой является Смотритель, не постичь и за три жизни.
Или орки? Мощнотелые, недалекие дикари, живущие по простым законам силы и естественного отбора…
Неведомо.
В любом случае эти ученые…
(и все предшествующие им поколения землян - за пять минувших после Потопа лет)…
не родились бы, не жили бы, а значит, и не могли бы остановить космическое шальное тело.
Парадокс.
Служба Времени не может допустить временного парадокса, поэтому Смотритель - здесь. Только - он. Он один. А ученые отдыхают.
* * *
А матушка-Земля, между прочим, сама потихоньку возвращает себя в исходное состояние "парникового эффекта", неясными, подспудными силами возвращает, заставляя малоразумных детишек своих сочинять все новые и новые машины и агрегаты, лишь побочным производством которых становятся "социально значимые товары и услуги", а основное, конечно, выработка тепла. И нагревают атмосферу в разных точках планеты заводы, электростанции, ядерные устройства, взрывы бомб…
Что это? Возврат к естеству? Или экологический СПИД Земли?
Неведомо.
Так или иначе, но Смотрителю по долгу службы довелось пронаблюдать некий мир, отличный от того, к которому он привык, а истинный он или ошибочный, этот мир допотопной Земли, - не его забота.
К сороковому дню дождя корабль всплыл окончательно.
Вода скрыла все напоминания о существовании города Ис-Керим и его ближайших окрестностей. Девять человек - последние, кто помнил, что здесь еще недавно находился благополучный город, - уже успели привыкнуть и к дождю, и к головной боли, и к своей исключительной судьбе, и к двум беспробудно спящим в трюме обезьянам.
А тут дождь возьми да прекратись.
Проснулись ночью все разом. Проснулись от тишины. От отсутствия привычного "барабанно-шелестящего" звукового фона. Не сговариваясь, вышли наружу. Стояли, смотрели, молчали. Все то же самое, только без шума дождя. Оказалось - есть тихий плеск воды, есть поскрипывание досок под ногами, есть крики птиц, невидимых в ночном мраке…
До рассвета не засыпали. Каждый думал о своем варианте развития дальнейших событий. И лишь Смотритель точно знал, что им предстоит.
Утро прояснило многое. Кое-что - в буквальном смысле:
- Голубое! - заорал Сим, первым вышедший наружу - справить нужду.
- Что там у него голубое? - ернически поинтересовался Иафет. - Неужто бобы?
- Оно голубое! - продолжал орать Сим.
В голосе - страх и удивление.
Обеспокоенные криками родственника, члены команды вышли наружу, и каждый из них при выходе столбенел и произносил одинаковое:
- И вправду голубое!
Шумеры впервые увидели настоящий цвет неба.
Природа сменила гнев на милость, и после сорокадневного дождя соизволила порадовать людей сказочно хорошей погодой: чистый до самого горизонта небосвод, картинно кудрявые немногочисленные облака, безветрие и незлое поутру, желтое солнце.
Весь день был посвящен изучению мира без традиционной маскировочной пелены дождя, высказыванию наперебой предположений о цвете неба, о природе загадочных белых образований, парящих в воздухе без опоры, о таком ярком, что невозможно смотреть, солнце. Смотритель тоже участвовал в этих наивных разговорах, своими "гипотезами" стараясь преподать Ною и его семье более-менее правильное знание, но без ухода в глубокие умствования о физике атмосферы.
А ведь впереди еще была ночь и звездное небо. То-то потрясение будет.
Вода, однако, закрыла не всю близлежащую землю. Вдалеке виднелась та самая гора, в одной из пещер которой жил Смотритель - до прихода в Ис-Керим. Подзорной трубы на корабле не нашлось (забыли впопыхах), и поэтому разглядеть, выжил ли кто на этой частичке суши, не представлялось возможным.
На мутной глади новообразованного моря качалось великое изобилие всевозможного плавучего хлама: деревянная мебель и ее обломки, какие-то ящики, доски, щепки… Всплывшие деревья образовали несколько больших зеленых островов, на которых нашли спасение многие животные: взъерошенный мокрый тигр, обнявший толстый ствол лапами, дикая козочка, запутавшаяся своими длинными ногами в ветках, еще несколько обезьян, манул, и еще коза, и еще кто-то, и еще, и еще…
Оставив семью по-ребячьи удивляться ярким краскам нового мира, Ной отвел Смотрителя в сторону и серьезно сказал: