Солнечная Сторона - Сергей Эс 11 стр.


- Там будем не только мы с тобой. Там будут и "другие". Зло вырвется наружу. Преступники воцарятся в обществе, захватят в нем власть. Они выстроят целую систему пробуждения в людях самых низменных и гадких инстинктов, целую систему навязывания пороков. Это будет взрывное буйство пороков: убийства, подлость, предательства, когда все лучшее в людях либо спит, либо парализовано. Это будет Зло без тормозов и не где-то в средних веках, а рядом, в исполнении тех же самых лиц, которые в нормальном мире ведут себя совершенно иначе. Зло сумеет так организоваться, что ни ты, ни я и никто другой не смогут в том мире что-либо сделать. И даже, может быть, кто-то из "нас" не выдержит и перекинется к "ним".

- Ну уж дудки!

- А что ты сделаешь? Пойдешь с гранатой на амбразуру? А где эта амбразура? Была бы она реально, в каком-то конкретном месте - было бы проще всего! Но Зло воцарится во всем - даже в законах и символах.

- Ты даже не представляешь себе, - продолжил он, нахмурившись, - как оно изобретательно. Оно воплотится в красивых, привлекательных вещах. Оно станет неразличимым, оно примет обличие добра и даже справедливости. С ним все свыкнутся, исчезнет иммунитет против него, и, более того, именно оно будет казаться естественным. На фоне его блеска наш более спокойный и не такой праздно-разгульный мир будет видеться отмершим и архаичным. Самая большая трагедия этой антиутопии будет в исчезновении защитной реакции против зла. Оно станет фатально непобедимым.

- Ну, ладно! - сказал он после некоторого раздумья. - Допустим, по сюжету твоему "я" предоставится возможность застрелить оказавшегося у власти бандита. Но что это даст? - он взглянул на меня. - На следующих выборах люди выберут другого. Зло ведь будет и в газетах, и в умах.

- Выборах?! - удивился я. - В мире насилия?!

- Но это же антиутопия!

- Нет, все-таки это слишком неправдоподобно, - сказал я.

Мой приятель усмехнулся.

- Ты почему так серьезно? - спросил он. - Это же фантазии.

- Нехорошие какие-то у тебя фантазии. Накаркаешь ведь!

- Тебе ведь, - добавил я, - о живых людях писать придется. О реальной трагедии. Сможешь ли? Будут гибнуть "параллельные мы", матери терять детей, дети родителей…

- Ну вот! - с наигранной обидой сказал Руслан. - Кажется, не я первый написал о тени Истории.

- А кстати, - спросил я (мне все-таки захотелось выстроить логику его антиутопии), - будут ли твои герои понимать, что живут в историческом тупике?

- Что? - не расслышав, спросил Руслан.

- Не будут ли твои герои под дурманом всеобщего зла, которое будет "и в газетах, и в умах", историческим тупиком называть наш мир? Зло же примет обличие добра и справедливости. Рассудить нас будет некому! Бог всевышний, если он существует, выносит свой вердикт уже в загробном мире, когда изменить ничего не возможно. Что станет индикатором тупика?

- Индикатором? - Руслан вдруг нахмурился, на какое-то время задумавшись.

- Еще в начале девяностых, - сказал он, - какой-то умник назвал нас страной непуганых идиотов. Тогда модно было самоуничижение, и он, видимо, хотел потоптать в грязи своих соотечественников. Однако, он сам, похоже, не понял, какую высочайшую оценку он поставил своему обществу. Нет, слово "идиоты" пусть останется на его совести, но вот насчет "непуганых" сказано предельно точно. Нет лучшего показателя благополучия, чем непуганый народ. Если мы станем пуганными, если начнем ставить в квартирах железные двери, а на окнах решетки - это и станет индикатором того, что именно мы зашли в исторический тупик. И пусть кто-нибудь попробует убедить меня в обратном!

- Но ты оставишь параллельным "нам" хоть какой-нибудь шанс вернуться в нормальную жизнь?

- Шанс? - мой приятель вдруг стал очень серьезен, он надолго задумался. Видно было, как напряженно заработали его мысли.

- Спасибо за подсказку насчет шанса, - сказал, наконец, он. - С тобой продуктивно получается общаться. Хотя они и в тени Истории, но и у них должен быть просвет в сплошной тьме. Шанс - это хорошая идея. Шанс должен быть. Это придаст хоть какой-то смысл их существованию. Но он будет одним из миллиардов. Если параллельные "мы" его не отыщут, они сгинут в Небытие.

Он на какое-то время задумался.

- Ты даже не представляешь себе, - продолжил он, - как здорово ты придумал! Быть в тупиковой ветви и иметь шанс! Ну, теперь я точно сяду за эту повесть. Описывать Агонию и оставлять героям шанс - это не просто ново, это потрясающе!

- Я пока не знаю, каков он будет, - говорил он, рассуждая вслух, - но вижу точно одно: люди смогут найти дорогу к этому шансу, лишь осознав свои пороки. Нет, не просто осознав, - он двинул рукой по столу, - а одолев их, сумев превозмочь возведенную из этих пороков систему. Ведь отправной точкой и детонатором расщепления времени станут именно пороки. А если пороки будут отторгнуты, они лишатся своих носителей - наших душ.

- Тогда исчезнет, - продолжал он задумчиво, - разница между ветвями расщепленного времени. Они вновь сольются, и люди, попавшие в параллельный мир, вернутся в нормальную колею истории. Представляешь себе: однажды утром параллельные "мы" проснутся и… - Руслан долгим взглядом посмотрел в окно на убегающие вдаль улицы Грозного, - вновь увидят цветущие, не разрушенные города, простые, открытые лица людей, не знающие вакханалии зла и насилия…

- Встретятся с близкими, - дополнил я, - которых там потеряли…

"Непараллельные" мы замолчали. Я оглянулся по сторонам и вдруг начал испытывать жутковатое чувство. Я поймал себя на том, что сам против своей воли думал о мифической агонизирующей параллели на полном серьезе. Будто она и впрямь где-то рядом существовала, будто и впрямь где-то рядом, в цветущем Грозном, дымились развалины, будто где-то рядом шла стрельба, последний "Мир" покоился на дне океана, люди умирали от вернувшихся из прошлого болезней, оплеванные старики загибались в нищете, а беспризорники рылись в отходах…

- А мы сами не можем оказаться там? - спросил я. - Наш мир тоже не идеален. Не ждет ли нас самих еще одно расщепление и попадание в новую тупиковую параллель?

Приятель быстро взглянул на меня. Я понял, что он тоже думал об этом.

- Если всерьез, то это было бы страшно! - ответил он. - Хотя в твоей повести есть намек и на это.

- Но этого не может случиться, - сказал он, еще немного подумав, - потому что этого случиться не может…

А я, действительно, не смог в своей повести удержаться от намека. Хотя сделал это не нарочно.

X

Тень! Тень! Тень! - пульсировала в голове мысль. - Вот откуда все эти странные звуки! Вот откуда все видения другого мира, странные звуки взрывов и стрельбы! Эхо другого, параллельного мира. Неведомым путем его отголоски пробиваются к нему, овладевают его сновидениями и слышатся наяву.

Дар! Там исчез Дар!

Ощущения и даже целые видения из другого мира…

Борис присел на оказавшуюся рядом скамейку.

Все! Дальше ум отказывался что-либо понимать.

В голове больше не было никаких мыслей. Он уже ни о чем не думал. Он просто сидел и невидящим взглядом смотрел в землю.

Мимо него проходили люди, бегали дети, где-то рядом грохотала техника, но Борис ничего не видел и не слышал. В странное состояние он был погружен. Он словно отсутствовал в этом мире. Да и не только в этом. Его словно не было нигде - ни его самого, ни его мыслей, ни его ощущений.

…День уже катился к концу, когда Борис, наконец, поднял голову. Он оглянулся, осматриваясь.

Он сидел на скамейке недалеко от своего дома. Не было желания что-либо вспомнить, он просто осматривался. Он будто вернулся из какого-то черного и холодного небытия, вернулся абсолютно пустым. Он осматривал знакомый ему мир каким-то новым, странным взглядом, будто вновь изучая его.

Микрорайон, в котором он поселился, был новостройкой и еще не успел нормально обустроиться. Лишь недавно (как обычно, с немалым опозданием) отсюда убрали строительный мусор. Однако сразу же была сооружена детская площадка. В центре двора был установлен домик, напоминающий избушку на курьих ножках. Борис посмотрел на играющих детей. Они играли в какие-то странные игры. Борису тут же вспомнилось, что в его детстве на площадке перед его домом стоял деревянный макет ракеты. И игры были другими… и еще более странными.

Борис перевел взгляд дальше. Там, на заборах, уже висели агитплакаты. Как странны ему сейчас стали эти полотна! Он не принимал и не понимал их никогда, но как нелепо ему вдруг увиделось запечатленное на них помешательство на строительстве светлого будущего! Борис никогда не понимал, почему идеалом справедливого общества должно стать всеобщее равенство? С какой стати всё должно быть доступным всем? Почему такие же равные права на общественные блага, как и он, Борис, должен иметь кто-то - непонятно кто? Он не понимал, почему он, Борис, должен работать на кого-то - непонятно кого?

Все это уже давно и часто им обдумывалось, но теперь все это увиделось совершенно, крайне, абсурдно нелепым. Самым нелепым и даже мерзким было то, что он, Борис, тоже был причастен ко всем этим плакатам, он тоже должен был превозносить все эти невыносимые для него ценности.

Да, это было мерзко и отвратительно. Он ведь хорошо, он отлично понимал значение всех этих плакатов, газетных публикаций и телепередач. Он понимал, что пока всё кругом зовет строить светлое будущее, все будут строить светлое будущее, но заговори завтра по телеящику о трудовом энтузиазме как о проявлении тупой стадности, и все моментально отрекутся от него. Люди начнут стыдиться его, начнут плевать на то, перед чем преклонялись, и назовут свое перевернувшееся мнение прозрением. Уж он-то хорошо знал эту сторону человеческой натуры. Кому-кому, а ему было ясно, что стоит только заговорить отовсюду об этом, стоит только дорваться до телевидения, и сознание людей перевернется. Люди только думают, что их сознание - это их сознание. На самом деле, все, что сидит в башке у каждого, - не более чем дрянной суррогат общественного мнения. (Борис снова почувствовал, как в нем вскипает злость). Сделай великой национальной мечтой не светлое будущее, а личный достаток, и все кинутся наживаться. А пока людям навязывается, программируется "доброта, человечность и коллективность", все будут тупо ходить на субботники. Даже его, Бориса, его самого, вопреки его убеждениям, сделали винтиком этой системы. Даже ему, Борису, даже ему самому вменили "сеять доброе и вечное". Однако, довольно!!!

Нараставшая с утра беспричинная злоба вдруг выкристаллизовалась в твердое, хотя до конца еще не ясное намерение.

Есть и другой мир - мир, где торжествует совсем иные ценности. Пусть тот мир кажется выдуманным, пусть он параллелен, но он существует. Он всегда ощущал его, он слышал его звуки, реально слышал эхо его войны.

Борис еще раз холодным взглядом пробежал по окружающим его домам.

Все! Сегодня он созрел совершить что-нибудь жуткое, очень жуткое. Будь у него возможность взорвать весь мир, он сделал бы именно это.

Если до сих пор он был винтиком системы, сеющей добро, то теперь - все! Он - гренадер другой армии. Черный Дух, приснившийся ему во сне, уже прочно утвердился в нем.

Борис встал и пошел домой.

Ему вспомнилась баллада, прочтенная Даром. Там бестелесные гиганты Добра и Зла вели свои бои руками смертных тварей. Теперь он - одна из таких тварей, бесповоротно вставшая на одну из сторон.

Пусть он разрушитель! Пусть его сторона именуется Злом, но он должен положить конец миру, который ему невыносим. Он - боец! И у него есть свое оружие! Сегодня он вынет его из ножен.

Борис еще раз оглянулся на дворик, и ему представилось (словно наяву увиделось), как этот маленький дворик Грозного утюжат танки…

Он - Зло!

Подъезд, показавшийся после солнечной улицы очень темным, напомнил Борису его сон. Будто в темноте лестничного пролета ему вдруг увиделся знакомый жуткий взгляд. От этого воспоминания в нем колыхнулся холодок мистического страха. Однако это не испугало его. Напротив, он ощутил от него какое-то странное дубящее наслаждение. Это было новым чувством.

"Наверное, так на наркомана действует наркотик, - подумал Борис, - после первого приема рвота, а затем - кайф, кайф и только кайф!"

Ну, ничего! Это даже очень хорошо! Это самое подходящее подкрепление перед решающей схваткой. А схватка будет! Она уже очень близка. Борис чувствовал, что до нее остались буквально секунды - ровно столько, сколько ему потребуется, чтобы подняться по ступенькам и войти в свою квартиру. Там у него в компьютере, в его черновых записях - бомба. Нет, это нечто - гораздо сильнее бомбы… Он поднимет все, что писал "в стол". Его оружие - самое сокрушительное, его оружие - то, что детонирует эти самые бомбы, то, что движет целыми армиями, то, что однажды темной ненастной ночью породило самого Черного Духа… Его оружие - Слово.

XI

Поднявшись на лестничную площадку, Борис вдруг оторопело остановился у двери своей квартиры.

Она была открыта.

С Бориса словно слетела какая-то пелена. Его мгновенно вернуло в реальность. Вся мистика, все мысли о книге, о снах, о схватке добра и зла моментально выветрились из головы. Он думал только об открытой двери. В первую секунду его охватило смятение, но он тут же вспомнил, что, выбегая из квартиры, он просто не закрыл ее. Значит, все это время, пока он был в библиотеке и сидел на скамейке, она оставалась распахнутой.

Борис осторожно взялся за дверную ручку. За время его отсутствия здесь могло произойти все что угодно. Мысли о схватке снова вернулись к нему. Ему вдруг пришла в голову мысль, нет, даже не мысль, а какая-то подспудная уверенность в том, что здесь побывал его неведомый противник. Если он, Борис, по недосмотру оставил свою крепость открытой, то в нее не мог не войти его враг, самый лютый враг.

Борис заглянул в коридор. Верхняя одежда и обувь в прихожей были на месте. Тихо ступая по полу, он прошел дальше. Дверь в комнату была тоже открыта. Он заглянул в нее.

То, что он увидел в комнате, заставило его остолбенеть.

Комната была прибрана. Его холостяцкая комната сверкала чистотой и порядком. Вещи, обычно разбросанные где попало, были аккуратно развешаны на плечиках в шкафу, либо уложены в ящички. Он увидел их там через приоткрытую дверцу шкафа. Мусор, всегда лежавший повсюду, исчез. Пол был вымыт. Только теперь Борис обратил внимание, что и в коридоре пол был чист, а у дверей была аккуратно сложена влажная тряпочка.

Борис подошел к столу. Тот тоже был чист. Стерта пыль со всех предметов. Борис обернулся к телевизору. Его экран блестел непривычной чистотой.

Раньше на нем был толстый слой пыли. С некоторых пор Борис перестал его включать. Ему уже давно опротивели сплошные фильмы и передачи о героике, любви и труде. На пыльном экране он нарисовал черта. Теперь не было и его.

Борис оглянулся.

Кто бы это мог быть? В квартире явно похозяйничала женская рука.

Может, это была соседка - старая чеченка, которая иногда, встречая Бориса на лестничной площадке, заговаривала с ним, коря его за то, что он живет один и никак не может обзавестись семьей. Может быть, это была какая-то другая женщина, которая, увидев открытую дверь, заглянула сюда, и у нее затосковали руки по уходу за одиноким мужчиной…

Борис вернулся в коридор, чтобы закрыть входную дверь, и на минуту остановился перед ней. Его поразила еще одна мысль: неизвестная женщина, уходя, оставила дверь так же открытой, совершенно не опасаясь, что кто-то может войти сюда с дурными намерениями.

Борис коснулся рукой двери, и вдруг сильная боль пронзила его грудь. Это была та самая боль, которая преследовала его и Бэрба в кошмарах. Свет померк в его глазах. Чистота в комнате вдруг стала ему ненавистной, а с темного экрана телевизора на него взглянуло страшное лохматое чудовище.

"Зачем?! - простонал Борис. - Зачем надо было убираться в комнате? Не надо трогать мою жизнь?!"

Спустя минуту боль прошла, но Борис продолжал стоять, навалившись на стену.

Ему вдруг пришла в голову мысль, что он чувствовал бы себя гораздо легче и комфортнее, если бы его квартиру обокрали.

Нет! Не в том мире он живет! Ну почему он не попал в ту параллель, туда, где стреляют, где убивают, где грабят, обманывают, где нет этого приторного человеколюбия?! Где эта параллель? Где эта тень истории? Бежит где-то рядом и приходит к нему в виде галлюцинаций. Ему надо жить там, надо обманывать, хитрить, наживаться, топить конкурентов, упиваться картинами насилия, наслаждаться душераздирающими сценами…

Борис сполз по стенке на пол.

Ему вспомнилось, что всего несколько минут назад он шел сюда с затвердевшей душей, что он был одержим мыслью совершить сегодня что-нибудь злое и страшное, что он ощущал себя воином Зла. Но теперь он был полностью смят, ничего этого в нем не было. Точнее говоря, все это было будто разбито и повержено. Будто сидевший в нем солдат только что был сражен каким-то противником - тем самым противником, который ему померещился на лестнице. Он шел сюда, чтобы вступить в схватку, но получил неожиданный сокрушительный удар.

"Ну надо же! И кто этот противник?"

Он побит, он повержен. Он понял, что уже не в состоянии совершить хотя бы мизерную долю того зла, на которое был настроен всего несколько минут назад.

"Кто? Кто этот воин Добра?!"

Борис невидящим взглядом посмотрел в проем незакрытой входной двери.

"Неужели неизвестная женщина и есть тот самый воин! Неужели это она его так сразила?!"

Горло першило от невыносимой горечи. Боли в груди не ощущалось, но она продолжала давить на спутавшиеся мысли.

"Как же так?!"

Он готов был взорвать целый мир, он, как воин Зла, шел на большую битву, но поражен… и как? Где это эпохальное сражение? Он готов был вознести к небесам смертоносный меч, чтобы низвергнуть его вниз со страшной силой, а получил сокрушительный удар… и чем? Каким-то непонятным, совершенно несимметричным оружием. Что за оружие у противника, поразившее его в какое-то незащищенное уязвимое место?

Знает ли эта женщина, ведает ли она, что она только что сотворила? У нее просто затосковала душа по уходу за одиноким мужчиной, но она и понятия не имеет, какую битву благодаря своему глубокому древнему женскому инстинкту она выиграла…

…Пальцы вдруг ощутили длинные спутанные волосы. Глаза защипало, словно от едкого дыма. На миг он увидел себя маленьким мальчиком из кошмарного сна о прошлом, цепляющимся за волосы матери и пытающимся найти у нее защиту от невыносимой боли. Его душу уносил Черный Бай. Он уволакивал его в страшную тьму.

С большим трудом Борис оторвался от неведомого наваждения и с таким же невероятным усилием перевел взгляд на свои руки. Они были пусты. Они были пусты, но явственно ощущали стягивающие их волосы…

И вдруг ему послышался голос поющей женщины, той самой женщины из далекой каменной пещеры.

"Бай-Бай!"

Назад Дальше