Я посидел немного, осмысливая увиденное. И моя вина тут есть. Двери на ночь запирать надо. Хотя сроду не запирался в остроге – двор огорожен, у ворот караульные, чужих нет – все свои. Да и брать у меня особо нечего в избе. Основные деньги в Вологде, а здесь – только на текущие расходы. А вот поди ж ты, чуть не поплатился за свою неосторожность. То, что ратник позарился на деньги – это понятно и объяснимо, но почему он меня убить хотел? Вроде бы раньше наши пути-дороги не пересекались, да и, будучи ратником в моей дружине, притеснений от меня он не видел.
В дверь постучали.
– Князь, позволь войти, это я, Федор, – услышал я голос полусотника.
Я отодвинул задвижку двери.
– Макар смотр проводит, а мы все обшарили – ничего! Да не печалуйся так, княже, сыщем!
– Полагаю, я уже знаю, кто украл деньги.
– Князь, только скажи – кто! Сам негодяя порешу!
– Из макаровских он, в прошлом году приняли в дружину.
– И-и-и… Так о прошлом годе многих приняли.
– Недосмотрели, выходит. А Глеб где?
– Обещал сейчас подойти.
– Ну что же, пойдем к ратникам. Надо мерзавца наказать.
Мы с Федором подошли к строю ратников. Макар, как мы и договаривались, добросовестно выполнял мое поручение, отвлекая воинов и давая нам возможность обыскать избы. Он не спеша осматривал пищали, сабли – даже ножи. Нет ли ржавчины? Почищены ли пищали? Остра ли сабля? Потом обувь принялся осматривать. Ведь сапоги для воина важнее, чем одежда. Ратник в пешем строю передвигаться должен, и не всегда по ровному. А ногами приходится бить при случае – босиком же какой удар? И по стерне не больно побегаешь, коль обувь худая.
– Макар, подойди.
Я шепнул ему на ухо:
– Это один из твоих, которого мы в прошлом году взяли новобранцем.
Макар только глаза зло сощурил.
Я медленно пошел вдоль строя. Вот и тот, кого я видел в своем видении. Я остановился перед ратником, глядя ему в глаза:
– Назовись!
– Илья.
Видно, увидел что-то в моих глазах Илья, насторожился, выхватил боевой нож из ножен и кинулся на меня. Федор выручил, ударил своим, неизвестно откуда появившимся ножом ратника в живот. Илья схватился за живот и упал.
Остальные ратники отодвинулись, сломав строй, и смотрели на происходящее с удивлением и страхом.
Я взглянул на свою руку. Илья лишь распорол мне рукав кафтана, оставив на коже царапину.
– Хорошо я нож в рукаве держал, – сказал Федор, убирая нож в ножны.
Лежавший Илья прижимал руки к животу, пытаясь зажать рану и остановить струившуюся кровь. Я наклонился к раненому:
– Зачем убить меня хотел?
– Я тиун никифоровский, за хозяина отомстить хотел.
– Хозяин твой уж далеко. А коль мстить пришел, чего же передумал? Чего не убил? Я ведь спал.
– Опозорить сперва хотел, как деньги увидел.
Слова давались ему с трудом. Лицо его на глазах бледнело. Похоже, минуты его жизни сочтены.
– Еще на войне тебя убить хотел, да близко подойти не удавалось.
– Деньги где?
– Найди… – Лицо его скривилось в ухмылке, и он испустил дух.
Я выпрямился:
– Этот негодяй на ваших глазах покушался на мою жизнь. А сегодня ночью он из моей избы украл мешок государевых денег. Смотр прекращаю. Труп сей скинуть с холма, погребать запрещаю – слишком много будет чести татю. И еще. Кто хочет, может принять участие в поисках мешка с монетами. Нашедшему – призовой рубль.
Я повернулся и пошел в свою избу. Горько было на душе. Вроде и наказал вора и несостоявшегося убийцу, а на душе муторно. Будто бы грязью вымазался.
Ратники кинулись искать злополучный мешок. Несколько человек перерыли все в избе, где жил Илья. Те, кто сообразил, что вор не будет прятать мешок в избе, стали обыскивать хозяйственные постройки.
А удача улыбнулась самому глазастому и догадливому ратнику. И это был, конечно же, Демьян. Наблюдательный охотник обратил внимание, что Федор с Глебом уже обходили избы, баню, конюшню, сараи, и потому время даром терять не стал. Он осмотрел землю, тын и углядел-таки что-то темнеющее на дереве.
Демьян влез на осину и увидел мешок, который Илья привязал среди веток. Нес мешок торжественно, на вытянутой руке.
Завидев счастливчика, остальные аж взвыли от досады.
Молодец Демьян. Под деревьями все ходили, однако ж разглядеть смог он один. А так – висел бы мешок до осени, пока листва не облетела.
Я похвалил Демьяна прилюдно, достал из мешка рубль призовой медяками и вручил ему:
– За верную службу и зоркий глаз!
Заулыбался Демьян, и мне стало легче на душе, спокойнее. Все-таки нашли и покарали подонка, и деньги государевы сыскали.
Конечно, я бы хотел судить его княжьим судом, право на который мне даровал государь с княжеским званием, но уж как получилось… А может, так оно и к лучшему. Илья умер, как воин – от раны, а не в петле, как тать.
Теперь и второй мешок отправился в подпол, в место по соседству с мешком серебра. Жалко – ящика железного с замком прочным нет. А надо бы иметь в виду, нужная вещь в моем положении. Может, при оказии немцам заказать? Они мастера в этом деле, видел я у Кучецкого такой ящик. С виду – как сундук, и открывается хитро: не ключом, а кнопочками да рычажками потаенными. Похоже, пришла пора и мне таким обзавестись. Ратникам я раньше верил без оглядки. А как без веры в побратимов по оружию в бой идти? Только вот Илья веру ту поколебал. Горький осадок от происшествия остался.
Следующим днем я при всех торжественно назначил Глеба воеводой своего острога и других деревенек своего удела. Ратники обеих дружин – Федора и Макара – подчинялись теперь ему. Да и не только ратники: управляющий Василий и все холопы – тоже. Фактически он теперь – мой заместитель, или, как тогда говорили, товарищ.
Поклонился Глеб прилюдно, поблагодарил за доверие высокое.
Я его подозвал после сбора дружины:
– Глеб, ты потихоньку к людям присматривайся. Полагаю, как в Коломне дела наладятся, крепость поставят, так и тебя к себе возьму – с повышением, конечно. Не век же тебе в Охлопкове сидеть. Ты исподволь, не спеша присматривайся к людям, замену себе подыскивай, может быть, того же Макара, он – не холоп, а из боярских детей. В общем, передаю бразды правления в твои руки и полностью на тебя полагаюсь. Казну, что в Москве получили, временно здесь оставляю. В караул, на охрану денег, только доверенных людей ставь.
Поклонился Глеб еще раз:
– Не беспокойся, князь, не подведу.
Я спустился в подвал, отсыпал из мешков в калиту немного серебра да меди. Не тащить же мне мешки в Ко-ломну!
Взяв двух ратников для охраны, я выехал в город, где мне поручено воеводствовать.
Город начал отстраиваться. Горожане возводили бревенчатые избы, а люди зажиточные, наученные горьким опытом, полученным после пожаров, ставили каменные дома. Благо известняка в Подмосковье хватало. Это не кирпич, конечно, и не гранит, но все же лучше дерева, прочнее и долговечнее, а главное – огня не боится.
Приехали и итальянцы. Они ходили по пепелищу, холопы по их указаниям шурфы рыли. Похоже, государь взялся за Коломну всерьез.
Наместника пока не было, и из городского начальства я оказался в одиночестве. Вот и шли ко мне люди.
Кто – за разрешением лес рубить, а кто – торговлю открыть. Работники ко мне подтянулись – бывшие столоначальники, писари, мытари. Избу бревенчатую плотники срубили на государевы деньги. Там я воеводствовал, выделив себе большую комнату, там и ночевал.
Худо было пока с жильем в Коломне, но я тешил себя надеждой на то, что со временем построят мне большой и просторный дом – в будущей каменной крепости. Воевода обычно в крепости жил или рядом с ней. А уж резиденция воеводы, Воинский приказ – те всегда в крепости были, рядом с управой городской.
Населения прибавлялось – возвращались беженцы, строились, осваивали ремесла. Город медленно входил в привычную колею мирной жизни, и я понял – зря опасался, что управление Коломной будет мне не по плечу. В городе заботы те же, что и в Охлопкове, только масштабы больше. Однако же в чем-то и легче было: писари есть – за делами следить, купцы – торговлю ладить. Этим только разрешение дай. Люди разворотливые, при деньгах. Сами лавки построят и товары привезут. Никого подталкивать не надо.
Под стены крепости холопы под руководством зодчих вырыли траншеи. Когда я увидел их, то очень удивился – глубиной метров восемь и шириной столько же. Зодчие пояснили – так надо, стены будут широкие да высокие. Чтобы стояли прочно, да подкопы сделать было трудней, фундамент должен быть основательным. И несколько месяцев мобилизованные на работы крестьяне со многих волостей возили булыжники для фундамента.
Ну, и самому пришлось заняться градостроительством. Нет, не избы возводить, понятное дело. Проезжая по будущим улицам, заметил – где уже кое-где избы стояли, что улицы кривы, порядка нет. Собрал через писарей старших с улиц.
– Бывали в Первопрестольной, уважаемые?
– А как же!
– Тогда не могли не приметить – в центре кремль московский стоит, а уж от него улицы расходятся, как лучики от солнышка. Вот и у нас, в Коломне, так следует сделать. Фундамент под крепость уж готов почти, вот от него и пляшите. Улицы – чтобы ровные были да прямые. Ехал вчера – то поворот, то изгиб. Крепость каменную сделаем, убоятся татары нападать. Потому и улицы делать ровные, чтобы на века, чтобы дети ваши и внуки благодарны вам были. Понятно?
– Понятно, барин. Только вот строились мы по старым местам, где ранее избы стояли, потому оно и получается криво.
– А вы лучше делайте, чтобы и глазу приятно, и проехать на повозке свободно можно было, не застрять меж домами на перекрестке.
Озадаченные уличные старшины ушли.
Следуя установившимся обычаям, мастеровые одной профессии ставили свои избы на одной улице. Так и было: улица кожемяк, улица кузнецов, улица плотников. Не без исключений, конечно, поскольку купцы и служивые строились там, где считали удобным.
Я уже свыкся с мыслью, что мне приходится совмещать и гражданскую, и военную власть в городе. Хотя город – не поместье, где боярин сам хозяин. В городе обычно бывает наместник – ставленник государя, правящий городом от его имени. Это – гражданская власть. Должен быть и воевода, также назначаемый государем. В его подчинении все дружины, он – военная власть. Друг другу наместник и воевода не подчиняются, они равны в правах.
Но бывают и редкие исключения, когда государь назначает одно лицо и наместником и воеводой.
Так вот, как-то мне сообщили: в город приехал наместник, боярин Шклядин. Должен сказать, что он мне сразу не понравился. Боярин – не девица красная на выданье, мужчину оценивают по поступкам и делам. А вот первые его дела мне как раз и не понравились.
Началось с того, что он прислал за мной слугу, передав пожелание, чтобы я к нему явился. Но мы равны, я в Коломне уже не один месяц управляюсь, а коли ты новичок, так не грех и самому первому явиться для знакомства. Похоже, гордыня боярина обуяла. Обычно так ведут себя бояре из придворных. Интересно, Коломна для него опала или карьерное повышение? Говорят, из дворца наместниками в города не попадают. Это для меня, служивого, быть воеводой в Коломне – повышение по службе. Я и передал слуге ответ, что князю негоже ломать шапку перед боярином, и коли он хочет, пусть сам приезжает для знакомства. Мол, приму!
Дня через три боярин все-таки подъехал к моей избе. Толстый, пыхтевший в теплынь под тяжестью громоздкой московской шубы, да в бобровой шапке – это летом-то! Зашел, отдуваясь: двое слуг под руки поддерживают. Ну – все атрибуты удавшейся жизни. Боярин был уже немолод – значительно старше меня. Лицо одутловатое, глазки маленькие, прямо поросячьи какие-то, поблескивают остро. Борода умащена маслами и гладко расчесана. Точно, из придворных шаркунов. Я уж видел таких при дворе.
– Ну, здрав буди, князь! – отдышался он.
– И тебе долгих лет, боярин.
– Давай знакомиться. Шклядин Гаврила, боярин московский, государем назначен наместником во славный город Коломну.
– Князь Георгий Михайлов, боярин вологодский, государевым соизволением назначен воеводой сего города, – ответил я.
– Ты что же, служивый, к наместнику явиться не соизволишь? – укорил меня боярин, выделив голосом слово "служивый" и попытавшись уколоть этим. Неужель в самом деле из столбовых дворян? Что-то спеси в нем многовато.
– А разве мы не равны, боярин? – выделил я голосом слово "боярин" – ответная шпилька с моей стороны. Княжеское звание выше боярского.
Лицо боярина скривилось, как будто он лимон раскусил. Однако тут же взял себя в руки.
– Нам дружить надо, князь. В одной упряжке мы ноне.
– То верно.
– Ну вот, хорошо, что понимаешь, а в мою епархию вмешиваешься.
Я удивился:
– Это когда же я успел? Ты третий день как появился.
– А кто старшинам уличным приказал улицы спрямить? Ответствуй!
– Так стройка-то идет, а наместника нет. Когда построим, поздно будет исправлять.
Он что, с глузду съехал? Я и за себя, и за него трудился, а теперь он мне это еще и в вину ставит.
– Я ведь и государю при случае доложить о твоем самоуправстве могу, – попытался слегка припугнуть меня новоявленный наместник.
– Так ведь и я ко государю вхож, могу ответить тем же, – парировал я.
Как-то нехорошо у нас знакомство начинается. Еще не работали вместе, а Гаврила уже укоряет да под себя подмять пытается. Только не выйдет у него ничего – не на того напал. И посильнее я противников видал – да хоть тех же татарских мурз, уж не чета этому жирному борову. И ничего, не сломался. Конечно, если враждовать, для города это однозначно плохо. Потому пусть будет хотя бы плохой мир.
Боярин, как заслышал мои слова, оторопел слегка. Не ожидал, что я отвечу тем же. Развернулся круто, едва шуба с плеч не слетела, буркнул: "Прощай, князь" – и вышел вон.
М-да, вот повезло так повезло. И хоть не подчиненный я ему, по службе встречаться все равно придется. А не хочется что-то. Наверняка интриги плести будет, государю жалобы на меня строчить. Ну, это мы еще посмотрим, кто кого. Надо бы у Кучецкого разузнать, что за птица этот спесивый боярин?
С одной стороны, мне полегчало – отпали гражданские заботы, и я всецело отдался воинскому делу. Набирал ратников, назначал десятников, руководил обучением. Но жил в тревоге за безопасность города, город едва начал подниматься – даже стены защитной вокруг него пока нет, рать малочисленна и не обучена, посадского люда мало и, случись нападение – даже тех же казанцев, город можно будет взять едва ли не голыми руками. И пушек нет, как и огненного припаса, пушкарей нет тем более. Вот этим я и решил заняться. Даже пара пушек с умелыми пушкарями может нанести серьезный урон врагу. И я бы предпочел иметь пару пушек крупного калибра, чем два десятка ратников.
И я поехал в Москву. Дьяк Пушечного приказа встретил меня неприветливо.
– Ишь чего захотел, воевода. Пушки, вишь, ему подавай, – разошелся дьяк в ответ на мою просьбу. – Вот скажи, крепость в Коломне имеется ли?
– Нет еще, строится только.
– Вот! – Дьяк назидательно поднял указательный палец. – Крепости нет, а пушки ему дай!
– Так потому и прошу, что крепости нет – даже тына вокруг города пока нет. Там и город-то – одно пепелище, люди избы только ставить начали. Случись нападение – голыми руками ведь город возьмут. У меня только полсотни ратников в дружине, и те – необученные.
Дьяк засмеялся.
– Дружинники, говоришь, не обучены? А пушкари у тебя есть?
– Нету, – откровенно сознался я. – Надеюсь, ты дашь.
– Откель я их тебе возьму, ежели приказ сам немецких пушкарей на чужбине нанимает? Вот что, князь! Ищи пушкарей. Найдешь – пойду навстречу, дам пару пушек и огненных припасов выделю. А ранее – и не проси.
– Так все равно ведь в крепости пушки нужны будут!
– Вот когда кремль стоять будет, тогда и указ государев выйдет. После выхода оного – милости просим. Найдутся пушки. А пушкарей сам ищи или учи.
– Помилуй бог, как же мне их учить, коли пушек нет?
– В других крепостях есть, – резонно заметил дьяк. – Найди служилых людей при наряде, договорись с пищальниками казенными али пушкарями – да хоть в той же Рязани али Серпухове, и пусть на обучение возьмут. Вот тогда и приходи.
Вышел я из Пушечного приказа разочарованный. А может, в чем-то прав дьяк? Коли пушкарей нет, пушки – не более чем тяжелые железяки. К тому же для хранения пороха погреба нужны сухие, а где они в теперешней Коломне?
В удрученном состоянии я направился к Кучецкому, благо вечер близился, и стряпчий уже дома должен быть. Так оно и оказалось.
Федор пребывал в хорошем настроении.
После взаимных приветствий я поинтересовался:
– Ты чего сияешь, как медный пятак?
– Есть с чего, – широко улыбался Федор, потирая руки. – Вот послушай. Государь с Литвою переговоры о мире ведет. Послы Сигизмундовы в Москве уже давно приживаются. Все выжидал государь, чем набег крымских татар обернется. Теперь, похоже, сговорятся. Главное для нас было – Смоленск отстоять, чтобы по договору к Василию отошел. Королевские послы – Иван Горностай да Петр Станиславович – уж куда как рядились, а только границей уговорились Днепр-реку считать. Вольность торговую установили. Однако же Сигизмунд уперся – пленников московитских нам не возвращает.
– И за выкуп?
– И за выкуп не согласны, и обмена не хотят. Что-то мудрит Сигизмунд, фигу в кармане держит. Хуже того, союзник наш ревностный, но слабый уже – орден Немецкий, приказал долго жить. Сигизмунд признал правителя его, Альбрехта, своим вассалом и дал Пруссии герб черного орла. А орден Ливонский, три столетия сопряженный с орденом Немецким, теперь между Московией и Польшей оказался, как между молотом и наковальней. Глава ихних рыцарей – Плеттенберг – мирный договор с нами возобновил, но, думаю, и его Польша под себя скоро подомнет.
– Любопытно! Непросто, вижу, тебе за европейцами углядеть, интерес государя отстоять! – посочувствовал я стряпчему.
– А то! Крепчает Польша, сильный враг на западе взрастает. Как будто мало нам крымчаков и Казани. – А ты чего приехал-то? – спохватился Федор. – А то я о своем все, наболевшем.
– За пушками в Пушечный приказ приезжал, да от дьяка отворот получил. Дескать, крепости нет еще в Коломне да пушкарей обученных.
– Так учи!
– Тоже так думаю. Еще скажи, Федор. Ты тут, при дворе, обретаешься, все знаешь. Наместника в Коломну государь прислал, некоего боярина Шклядина Гаврилу. Что-то не нравится он мне, заносчив больно да спесив.
– Как же, знаю! Мерзостный человечишка, однако заступника сильного имеет. Слышал когда-нибудь о князе Иване Телепневе-Оболенском?
Я аж присвистнул:
– Не только слышал и видел, но даже одно время в дружине его служил.
– Вот это – сродственничек его дальний. Но оба друг друга стоят. Однако же Телепнев государю нашему Василию Иоанновичу немалые услуги оказывает. Сам понимаешь, не всегда все можно в открытую делать, многое тайно вершится. Вот в таких делах Телепневу равных нет. Потому и привечает его государь. Не связывался бы ты с боярином, обходил его подальше.
– В одном городе живем, по службе приходится встречаться.