Ну а если бы я - по праву теряющего - взял да и поселил их здесь, а сам внизу (чтобы хотя бы не видеть их ежеминутно и не унижать себя в собственных глазах до такой степени)? Сильно проиграл бы в замысле Великий Драматург: не было бы той пикантности? А ему, судя по всему, небезразличен зрительский интерес. Хотя и зритель-то единственный, он Сам. Неужели не опротивело еще?
Зато психолог он что надо. Поэтому и нашу психологию наперед знал. Как умело внедрял в Нее тревогу: нет, мол, вас и ничего нет, вы всего лишь фантазия, мираж! Чтобы к Третьему подтолкнуть: падая в пустоту, будешь хвататься за все, что под руку попадет! Вдруг Третий - сама реальность? И то, что Она к нему испытывает (будто бы испытывает), - настоящее, правда! А то, что у нас было?..
Боль - лучший критерий, что есть реальность, что есть правда. Тут уж точно никакого обмана. Мираж не испытывает такой боли, какую вот сейчас испытываю я.
Но мне кое-что оставлено от нашего прошлого: мы время от времени встречаемся у водопада. Прямо по той давней, мне известной истории, когда бывшие муж и жена тайком от нового мужа ездили на курорт. Правда, наши встречи если для кого и обидны, то опять-таки лишь для меня, потому что… Ну ладно, ладно, не притворяйся: ты ведь счастлив, что хотя бы такие встречи возможны. Вот и такое бывает счастье! Интересно, и сегодня разговор у нас будет о том же? Что, что скажет Она, что я Ей отвечу?.. Зачем мне эти свидания, можно и не спрашивать, а вот Ей? Зачем они Ей? Молодожены еще в шалаше, а я уже готовлю, проговариваю наш с Ней разговор, и хорошо, что Она его не слышит и не услышит. Потому что, когда вижу Ее, когда Она снова рядом, я делаюсь другим, ну и разговор, конечно, получается совсем не запланированный.
Обычно делаем вид, что встретились случайно. Вот и сегодня. Увидел, что Она направилась по тропинке вверх одна, и бросился, чтобы добежать первому. На площадке перед водопадом заметался, не зная, куда девать себя от волнения. Она случайно пришла, а я случайно тут оказался - вот моюсь, ну а что так стучит, кровь во мне или падающая вода, я сам не различаю. Взглянул на мертвую дверь в скале и подумал, что водопад там слышен - был слышен - девочке, мечтающей о том, как она выйдет и увидит вот эту радугу, стягивающую мир в какой-то праздничный подарок, вдохнет эти прохладные, чистые брызги. Каким счастьем это может быть, могло быть, было, совсем недавно было!..
Радуга, когда смотришь на мир из водопада, не одна, их десятки - прямо карусель радужная, разбрызганное солнце. Сквозь него вижу, как появилась на площадке Она, оглядывается, кого-то нетерпеливо ищет глазами. Выдала себя, выдала, что специально сюда приходит, что Ей необходимо это - увидеть меня. Я вырвался из-под водопада, окликнул.
Вся прямо-таки светится счастьем. При первой нашей встрече здесь я от неожиданности почти принял это на свой счет. Не сразу и сообразил что к чему. Теперь уже понимаю, и как мне ни горько, но все равно не могу не любоваться Ею (на Ней все та же голубая тряпка - его подарок). Господи, как сразу меняются, какими становятся глаза, смех, движения у женщины, когда все в ней (да, в Ней!) кричит, сообщает всему миру: люблю! люблю! И эгоизм бывает прекрасен. Надо только чуть-чуть быть философом. Возьми и убеди себя что повезло еще раз: последняя на Земле любовь, а ты - последний свидетель! Всего лишь свидетель, что ж, все теперь горькое на этой обгоревшей планете.
Да, не я, не сам я причина того, что с такой радостью смотрит на меня эта Женщина, не потому счастлива, что видит меня. А потому, что может рассказать, есть кому рассказать. Ей невмоготу, так хочется, так надо, прямо-таки детское нетерпение: рассказать, какое это счастье - так любить, как Она любит. И вообще - любовь. Извечная убежденность любящего, что ни у кого и никогда такого не было. Ну а я, я "старше", я "мудрый", я "добрый" (все эти похвалы мне были подарены) и я должен "понять". Ну а что мне в жизни так не повезло, мне и всем тем миллиардам "моих женщин" ("Твоих шлюх!"), которые, конечно же, понятия не имели, что значит любить, - что ж, не Ее тут вина!
- Ну, как твой Дельтаплан? Усыпила младенца? - спрашиваю весело. Что ж, примем все, как Ей видится: я - мудрый старец, они - счастливые дети.
- Да, спит. Смешной такой.
- Я и не подозревал, что в тебе прячется такая послушница.
- Не послушница - раба! Даже не понимала, какое это счастье - не иметь своей воли, во всем зависеть от чьего-то взгляда, интонации и мучительно и… даже не знаю, какое слово тут. Наверно, такой рабой своего ребенка бывает мать.
Все понятно и совсем не ново. Но как Она ухитряется видеть таким, каким стала его видеть, этого веселого солдафона?
- Не обижайся, - Ей надо говорить, говорить, для этого и прибегает, - и я все равно тебе благодарна, все равно!
Нет, сегодня уже смотрит по-другому. Вопросительно и с плохо скрываемой тревогой. Что-то замечает, видимо, опасное для них обоих. Не в разведку ли бегает? Но и не говорить о своем счастье - это выше Ее сил. На мой жалкий намек, что ведь и у нас было "что-то".
- Нет, это совсем, совсем не то! Ну как ты не поймешь? - Даже сердится, как ребенок, которого нарочно не хотят понять. И мне как тупице, которому понять и не дано - Меня нет! Просто нет! Есть лишь мы!
Вот те и на! Прежде именно это и мучило: что Ее нет, что все это не Она. Теперь "нет" - уже счастье. Но, конечно, Она о другом. В том-то и дело, что я понимаю Ее и понимаю, что с Ней случилось, что происходит, а потому и не хочу согласиться окончательно, что это так, именно так.
- Мне ничего больше в мире не надо! Нет, я понимаю, и наши неродившиеся дети, и все, о чем ты мне всегда говорил, что для тебя так важно и вообще… - все это я понимаю. Но на самом деле у меня все это уже есть - вот что такое любить!
Закончила поучающе и прямо-таки с уморительной категоричностью. Любовь бывает разная и у всех по-разному, но ее неотъемлемый признак - именно категоричность. И самая категоричная - первая любовь. Неужто и этого утешения для меня не существует, что Она просто снова полюбила? Не впервые, а снова.
- Ну что в нем такого? Нет, не думай, что я ревную. Хочу понять. Он что, такой…?
Она весело, прямо-таки радостно махнула рукой и засмеялась.
- Нет-нет, постой… - Я что-то уловил и не хочу это терять.
- А разве это имеет какое-то значение? - И добавила - Когда любишь.
- Чем все-таки он тебя околдовал?
- Не знаю. Мне кажется, я всегда любила его. Когда и не знала. Объявился, и я сразу признала.
- Ну, положим, не сразу.
- Да? Может быть, - не очень логично, но согласилась со мной.
Ей уже скучно со мной. Зашла за водопад и стаскивает с себя небесный свой костюм - решила искупаться. Отвернулась, и я ушел в сторону. И если подглядываю, то лишь по одной причине: мне показалось, и я все хочу убедиться - верно ли, что Она как-то округлилась в талии?..
И все вспоминаю, они просто в глазах у меня - два луча, которые увидел в ту электрическую ночь. Трепещущие, как мотылек, пытающийся сесть на пересечение проводов. Да, это из Нее вырвался ищущий луч, он мог упасть на кого угодно, мог и на меня, а затем, к Ней вернувшись, отраженной вспышкой Ее же и ослепить - любовью. Именно так это бывает: ослепляют не чьи-то достоинства, а собственная жажда любить, вдруг вырывающаяся из нас вот таким ищущим лучом. В человеке любовь созревает, как плод, вызревает - в этом я убежден. Может быть, я первый и последний это понял так окончательно. У некоторых единожды за целую жизнь, у других - несколько раз. Бывают и бесплодные. И кто подоспеет к этому моменту, примет луч на себя, пересечется с ним, тому плод и достанется. Подоспел Третий. А мог бы и кто другой. Вот это и обидно. Она убеждена в его "единственности", а я-то знаю, что нет у него тех преимуществ и прав передо мной, какие Она ему вручила.
Заспешила, засобиралась уходить, тонкое трико на Ней пятнистое от влаги, и чувствуется, как Ей хорошо, прохладно, - уносит себя такую туда, вниз, к нему.
- Он называет меня Мари-а! - вдруг вспомнила, засмеялась.
- Почему - Мария?
- Это тебе было безразлично, кто с тобой. Как ты меня еще не окрестил Матушкой Природой? А что, хорошее для женщины имя!
- Кстати, а тебе известно, что означает его фамилия Смит?
- А что означает?
- Этимологически очень простое: кузнец. Но если тебе это интересно - по-арабски оно означает Каин.
- Зачем ты? - Глянула враждебно, с вызовом. - Думаешь, я не вижу, не замечаю, как ты сверху следишь за нами?
- Неужто тебе, вам до того? Вот не думал.
- Я тебя прошу! О господи, как вас просить? Чем остановить?..
13
Боги припадали к Земле, как собаки, жались у стен. Иштар надрывалась от крика, как женщина в родовых муках; царица богов обливалась слезами и восклицала своим дивным голосом: "Да обратится в прах тот день, когда я в собрании богов накликала горе! Увы, это я накликала горе в собрании богов! Это я накликала смерть для уничтожения моих людей! Где они теперь - те, которых я призвала к жизни? Как рыбьей икрой кишит ими море".
"Сказание о Гильгамеше".
Какой гад, какой я гад - и это прекрасно! Увидеть неуверенность, тревогу, страх в глазах, тебя унизивших и предавших, - что ж, оказывается, и это счастье. Пусть темное, черное, но счастье. Кому что, каждому свое! Будто лодка после многих часов удушья вновь обрела ход: двигаться значит жить, не важно уже, куда двигаться. Лишь бы не висеть беспомощно.
Я теперь живу от встречи до встречи, и всякий раз после каждого свидания тревога в Ней делается все сильнее, укореняется, Она уже и дважды на дню готова прибежать к водопаду, чтобы только убедиться, точно убедиться, что я не задумал плохого, не затеваю ничего. А я этим пользуюсь, вырываю у Нее новые встречи-свидания. Наловчился терзать, мучить Ее их счастьем, сея тревогу и неуверенность, боязнь потерять.
Нет, внешне все, как и прежде.
- Привет!
- О, ты здесь?
- Другого острова на этой Земле не осталось. Ладно. Ну как, еще не разлюбила?
- Нет.
- И он - нет?
- И он - нет. Зачем ты так? Я хотела, чтобы ты понял и не обижался. Это сильнее меня. Мне даже дети перестали сниться. Я хочу любви и ничего больше. А там пусть будет как будет! Ну нарожали бы еще одно племя таких же. Чем бы кончилось, если не тем же? Так пусть кончится один раз, но любовью. Если бы ты мог знать, что это такое, ты бы меня не упрекал.
- Где уж нам уж! - Господи, какая шелуха, нелепость все наши недавние обычные слова, фразы, все!
- Прости, но это - совсем, совсем другое! Не знаю, как сказать, объяснить.
- А то, что у нас было?
- Это было прекрасно! Я правду говорю. И я так благодарна. Но тут совсем, совсем другое!
- Хоть объясни нам, непосвященным.
- Даже не смогу. Ну вот: я хочу, больше всего на свете хочу ребеночка! Жить не могу без надежды, что он будет. Но я готова и не жить, а то, что во мне сейчас, не променяю… - Глянула умоляюще. - Можно? Я хочу тебя попросить.
- О чем?
- Ты следишь за каждым нашим шагом, я вижу. Помню об этом даже ночью.
- Можно без подробностей?
- Ну вот - какие у тебя сразу глаза стали! Прошу тебя, не делай ничего. Его-то я остановлю.
- А что я собираюсь делать? - удивился весело и фальшиво.
- Не знаю, но я все время жду чего-то.
Вдруг взглянула как-то даже заискивающе, жалко. Спросила, а лучше бы не спрашивала:
- Ты совсем разлюбил меня?
- Не я поменял шалаш.
- Знаешь, страшно, когда все-все - в чем-то одном. В ком-то одном. Потерял, отняли - и мир рухнул. Вы так легко жертвовали оттого, что не любили. Да, да, не любили.
- Что ж, дай бог тебе сохранить.
- Ты нехорошо это сказал.
- А было бы хорошо, если бы прямо на глазах у тебя - да вон туда, головой со скалы?
- Ты еще убедишься, что и я не такая и он совсем не такой, как ты думаешь. У нас совсем не те отношения, не заблуждайся!
О последнем Она оповестила с уморительной серьезностью.
- Вот чего уж не рассказывай, тем более бывшему любовнику!
- Ну конечно, у тебя одно на уме!
- А у него что - ни-ни? Он что?.. На самом деле?
Вгляделся в Нее и вдруг все понял. Вот тебе и Дельтаплан! С мужиками это случается: под боком всякие излучающие игрушки, а у него плюс еще близкий Космос. И вообще примеров немало - именно среди таких вот плечистых и мужественных на вид. Все это я не выговорил вслух, но, торжествующий гад, такой крик (пусть неслышный) издал, что Она даже вроде бы расслышала, вся съежилась, даже покраснела. Вот когда ко мне вернулась уверенность, я уже не говорю - громыхаю:
- Да вы что? Ладно он, но как ты можешь?
- А ты считал, что самка убежала к другому самцу? Это для вас невыносимее всего. Так вот успокойся!
- Наоборот, теперь-то и невозможно успокоиться. Она не слышит, Она о своем:
- Он ребенок, хотя с виду… Стесняется, будто мне это важно. Забрала бы в себя и носила, как кенгуренка!
- Я думал, он только меня вытеснил. А этот гад (вот кто истинно гад!), а он - и детей! Кенгуренок! Пристроился! Да вы оба враги человечества! И поступать с вами соответственно! А ты - ты просто Медея! Вот кто ты!
- Пусть, пусть Медея! Да только кому меня судить? Я тебе объяснила бы, если бы ты способен был услышать хоть одно слово. Я и сама этого не знала, не подозревала, как важно - выбрать самой и вообще выбрать. Мне этого не было оставлено. И вдруг!.. Наверно, то же самое, что родить. Все - твое, все - из тебя, и уже нет тебя без этого! Даже не понимаешь, как могла жить…
- Нет, я не могу опомниться! Думал: ну ладно, природе так угодно - испытать еще один шанс, еще вариант. Ей не до сантиментов, тем более теперь. А тут как раз наоборот. Не от меня ты сбежала. От природы-матери. Ни детей, ни матери тебе не жалко, а жалко Каина-импотента. Это - любовь?..
Это я прокричал вслед Ей, уже невидимой за скалами, такой несчастный и торжествующе-злой, каким никогда не был. Проводил Ее взглядом (когда сверху снова увидел Ее, почти бегущую вниз, к шалашу, к нему) уже совсем не тот человек, каким я был час, полчаса назад. Теперь на моей стороне не одна лишь обида и не личная правота, а историческая - да, как это ни громко звучит. О, это совсем особенное самочувствие, и оно снимает, отменяет многие запреты тем, что возлагает огромные обязательства. Самочувствие, больше позволяющее, чем воспрещающее. Зато отнимает право на жизнь бездумную, безответственную. На моих плечах будущее. Значит, и за Нее я в ответе, за Ее поступки. И вина будет не Ее, а моя, если я позволю последней капельке живой жизни саму себя иссушить.
Теперь я знал твердо: пойду на все, имею право на все, но верну Ее, верну Земле материнство. (Какие-то громкие все слова, сами такие просятся!) Даже если кровь прольется, что ж, вчера арифметика была в делах таких всему на погибель, а тут, попробуйте тут с нею поспорить: пять литров бесплодной или океаны живой? Быть или не быть нам на Земле - ценой этих пяти? Неужто космическому евнуху оставить, отдать в руки ключи от самой жизни, загодя зная, что это всему и навсегда конец?
Ну-ну, порассуждайте, посентиментальничайте над пятью литрами, наплевав на океаны! Если я не сделаю всего, что мыслимо и немыслимо, допустимо и недопустимо, я окажусь соучастником убийства, какого еще не бывало.
Сижу на ночных скалах, там, внизу где-то, их счастливый шалашик - пристанище самых страшных заговорщиков против жизни, он еле заметен, прячется, жмется к земле, прижимается к морю. Я, видимо, очень похож сейчас на старого грифа, высматривающего добычу, ну и пусть, пусть я в их глазах таким и буду: отвратительный хищник! Важно, каким я покажусь из будущего, может быть, Прометеем, сберегшим огонь, почти богом?
Остров наш за последние недели прямо-таки пожелтел - столько теперь этих цветов. Будто и те, которые Она прежде видела, а теперь не замечает (пробегает по желтым тропинкам абсолютно безбоязненно), все теснятся вокруг одного меня, лезут мне на глаза. Я прямо слышу, как в сумраке они мягко ползут из расщелин.
Все, все пронаблюдал: предзакатное купанье "святого семейства", сидение и ужин у костра, сборы на ночь. Зайдя за шалаш (не от меня ли прячется?), начала стаскивать трико с себя, забросила на шалаш (вывесила ооновский флаг!). Но нет, они не собираются прятаться. Совсем обнаглели! Он приволок еще водорослей; вытащил и те, что в шалаше, - прямо на глазах у меня расстилает, разравнивает руками и коленями. Снял и "флаг", Ее костюм, бросил на постель.
Но я уже способен увидеть в этом во всем и какой-то вызов. Разыгрываемые для кого-то "сценки". (Для кого же? Кроме меня да еще Великого Драматурга, зрителей здесь нет!) Я ведь с Нею еще раз встречался, словно для того и прибегала на этот раз, чтобы "проговориться". О том, какой он, Третий, на самом деле и что мне просто захотелось неправильно Ее понять, а его в своих глазах унизить, чтобы заявить свои права если не на Нее, так на "будущее"… Разговор об этом начала не Она (и на том спасибо!), но Она вызывала на него, просто-таки провоцировала и откровенно обрадовалась потом моим дурацким шуточкам на тему об утомленных глазах ("Издали думал, очки черные завела") - засмеялась подтверждающе-цинично и жалко.
Прибегала, хотела обезоружить мою решимость, опередить мои планы "восстановления последней справедливости среди последних людей" (слова Ее, если не от него заимствованные, выспрашивающе-ироничные). Так им хотелось убедить меня, что все это элементарная мужская ревность к более счастливому (и, конечно, более достойному) сопернику, и тем самым побить мой главный козырь. Отнять уверенность в том, что правота моя не только личного порядка.
Но интересно, что о карточке астронавта я будто и не помнил (там ведь все было сказано, и почему надо думать, что не всерьез, а дурачась это написали?). Забыл, наверное, стыдясь, что все-таки обыскал "мундир врага", - с памятью это бывает. Но главное не это и не то, что я им сказал или не сказал, а то, что сам знаю твердо.
А последние ночи светит, объявилась над нами Луна, Селена. Я видел, как Женщина плясала от радости, когда впервые пролился с неба нежный и ровный свет от внезапно выплывшего из глубины неба торжественного диска. И трижды обворованным себя чувствовал - не мне адресована Ее радость.
Но что же получается? Можно и так думать: моя к Ней любовь породила несуразные эти цветы, в них материализовалась, а их любовь - в этом трепетном и тревожном, будоражащем лунном свете?
Да нет же, нет! Хорошо известно, как умеет зло себя разукрасить. Нельзя поддаваться обману.
Так или иначе, но Селена теперь каждую ночь висит над нашим островом, серебрит и раскаляет водную гладь, площадки и скосы скал, блики ее - на зарослях моих несчастных уродцев цветов.
Чувство Луны всегда тревожно-радостное: есть кто-то еще, кто ее видит, смотрит на нее одновременно с тобой и тоже думает - не о тебе конкретно, но вроде бы и о тебе. Взойдет Луна, и сразу глохнут голоса ночи (сколько их было на непустой Земле!): я здесь, а ты? нет, раньше ты отзовись!