- Достойный арбитр, я возражаю.
Сард посмотрела на него.
- Возражаете? - переспросила она, не ожидая услышать такого во время судебного разбирательства. - На каком основании? Болбай просит вскрыть не ваш архив, а Понтера Боддета. И поскольку он пропал, то правом просить об открытии его архива обладает табант его ближайших живых родственников, то есть Даклар Болбай.
Адекор был зол на себя. Сард могла бы отклонить запрос Болбай, если бы он держал свой рот на замке. Но теперь он возбудил в ней любопытство, и она захочет узнать, что же такое Адекору хотелось скрыть.
- Очень хорошо, - сказала Сард, придя к решению. Она оглядела толпу зрителей. - Вы все останетесь здесь, пока я не решу, есть ли там что-то такое, что необходимо продемонстрировать публике. - Она переместила свой взгляд. - Члены семьи учёного Боддета, учёный Халд и тот, кто будет говорить от его имени, могут присоединиться к нам при условии, что никто из них не является эксгибиционистом. - Наконец, её взгляд упёрся в Болбай. - Хорошо, Болбай. Но в ваших интересах, чтобы дело того стоило.
Сард, Болбай, Адекор, Жасмель и Мегамег, которую Жасмель держала за руку, по широкому выстланному мхом коридору прошли в павильон архива алиби. Болбай не смогла удержаться от язвительного замечания по адресу Адекора:
- Что, никто не согласился говорить от твоего имени, а?
Хотя бы в этот раз Адекору хватило ума удержать язык за зубами.
* * *
Не так много ныне живущих людей родилось до внедрения компаньонов: немногочисленные представители 140-го поколения и ещё меньшее число представителей 139-го, которые ещё не умерли. Для всех остальных компаньон был частью их жизни практически с её первых дней, когда вживляется первый младенческий имплант. До тысячемесячного юбилея начала Эры Алиби оставалось совсем немного времени - весь мир готовился к празднествам.
Даже в одном только Салдаке десятки тысяч людей успели родиться и умереть после вживления первого компаньона; самый первый имплант был установлен в запястье его изобретателя, Лонвеса Троба. Огромный павильон архива алиби, расположенный рядом со зданием Серого Совета, был разделён на два крыла. Южное упиралось в древнее скальное обнажение; расширение этого крыла было бы непростым делом, и поэтому здесь хранили активные кубы алиби, принадлежащие ныне живущим людям, число которых оставалось практически постоянным. Северное крыло, хотя в данный момент не превышавшее размером южное, могло достраиваться без ограничений, как того и требовалось. Когда кто-нибудь умирал, его куб алиби отсоединяли от приёмника и переносили сюда.
Интересно, подумал Адекор, в каком крыле сейчас находится куб Понтера. В принципе, арбитру ещё предстояло вынести решение о том, было ли убийство. Он очень надеялся, что куб пока ещё в крыле живых; он опасался, что не сможет сохранять присутствие духа, если придётся просматривать сцены из жизни Понтера на стороне мёртвых.
Раньше Адекору не доводилось бывать в архиве. В северном крыле, крыле мёртвых, для каждого поколения имелось отдельное помещение с ведущим в него сводчатым проходом. Первое из них было крошечным, и в нём хранился единственный куб, принадлежащий Валдеру Шару, единственному в Салдаке представителю 131-го поколения, который ещё был жив на момент внедрения компаньонов. Следующие постепенно становились больше - в них хранились кубы рождённых в 132, 133, 134 и 135 поколениях, каждое на десять лет младше, чем предыдущее. Начиная со 136-го поколения все помещения были одинакового размера, хотя в отведённых для 144-го и более поздних пока находилось всего несколько кубов: почти все его представители были ещё живы.
В южном крыле было единственное помещение с тридцатью тысячами разъёмов для подключения кубов памяти. Хотя поначалу в южном крыле царил порядок и кубы были сгруппированы по поколениям, а внутри поколений - по полам, к настоящему времени большая часть этого порядка оказалась утрачена. Дети рождались в упорядоченной предсказуемой манере, однако умирали люди без всякого порядка, и кубы последующих поколений подключались к освободившимся разъёмам.
Поэтому найти нужный куб среди более чем 25000 - население Салдака - было бы невозможно без каталога. Поэтому арбитр Сард предстала перед Хранителем Алиби, грузной женщиной 143-го поколения.
- Здравый день, арбитр, - сказала она, сидя на седлокресле за столом причудливо выгнутой формы, напоминающей почку.
- Здравый день, - ответила Сард. - Я хочу получить доступ к архиву алиби Понтера Боддета, физика 145-го поколения.
Женщина кивнула и заговорила, обращаясь к компьютеру. На квадратном экране появилась серия цифр.
- Следуйте за мной, - сказала она.
Для своих размеров двигалась она на удивление проворно. Она провела их через череду коридоров, стены которых были испещрены рядами ниш, содержащими кубы памяти - блоки реструктурированного гранита размером с человеческую голову.
- Вот он, - сказала женщина. - Разъём номер 16321: Понтер Боддет.
Арбитр кивнула, потом повернула своё морщинистое запястье так, чтобы её компаньон был направлен на горящий синий глаз алиби-куба.
- Я, Комел Сард, арбитр, сим приказываю разблокировать хранилище алиби номер 16321 для справедливого и обоснованного судебного разбирательства. Дата, время.
Глазок на алиби-кубе из синего стал жёлтым. Арбитр отошла в сторону, и архивист предъявила свой компаньон.
- Я, Мабла Дабдалб, Хранитель Алиби, сим подтверждаю разблокирование хранилища алиби номер 16321 для справедливого и обоснованного судебного разбирательства. Дата, время. - Глазок стал красным, и прозвучал звуковой сигнал.
- Готово, арбитр. Вы можете воспользоваться проектором в двенадцатой комнате.
- Спасибо, - сказала Сард, и все вернулись обратно к входу. Дабдалб указала им проекционную комнату, которую зарезервировала для них, и Сард, Болбай, Адекор, Жасмель и Мегамег вошли в неё.
Комната была большая и квадратная, с рядом седлокресел вдоль одной из стен. Все, кроме Болбай, уселись, она же подошла к вмонтированной в стену консоли управления. Архивы алиби можно было просматривать только внутри этого здания; чтобы защитить их от несанкционированного доступа здания архивов были полностью изолированы от планетарной информационной сети и не имели внешних линий связи. Хотя необходимость лично являться в здание архива для просмотра записей часто создавала неудобства, изоляция считалась необходимой и полезной мерой.
Болбай оглядела сидящих перед ней людей.
- Ну, хорошо, - сказала она. - Я собираюсь обратиться к событиям 146/128/11.
Адекор обречённо кивнул. Он не был уверен, что то был именно одиннадцатый день, но 128-я луна со дня рождения 146-го поколения звучала правдоподобно.
В комнате потемнело, и перед ними появилась почти невидимая сфера, напоминающая мыльный пузырь. Болбай, похоже, считала, что стандартный размер не способен передать драматизма демонстрируемых событий: Адекор услышал щёлканье управляющих штырьков, и сфера начала увеличиваться, пока не достигла сажени в диаметре. Потом она снова повозилась с консолью, и внутри сферы появились три меньшие, окрашенные в немного различающиеся цвета. Потом в этих сферах также появилось по три меньшие, и в них тоже, снова и снова, словно на ускоренной видеосъёмке клеточного митоза. По мере того, как сферы постепенно становились всё меньше и меньше, они раскрашивались во всё большее и большее количество цветов, и наконец, когда процесс завершился, сферу заполнило изображение молодого человека в камере размышлений Научной Академии - помещении с повышенным давлением. Он выглядел, словно статуя, слепленная из мелких бусинок.
Адекор кивнул; запись была сделана довольно давно, до появления современных технологий высокой чёткости. Но смотреть вполне можно.
Болбай снова что-то сделала с консолью, и пузырь повернулся так, чтобы всем стало видно лицо изображённого на голограмме человека. Адекор уже и забыл, как выглядел молодой Понтер. Он взглянул на сидящую рядом Жасмель. Она смотрела, как зачарованная. Она наверняка понимала, что здесь отцу столько же лет, сколько ей сейчас; когда делалась эта запись, Класт уже была беременна ею.
- Это, конечно же, Понтер Боддет, - сказала Болбай. - Здесь ему вдвое меньше, чем сейчас - чем было бы сейчас, будь он жив. - Она торопливо продолжила, пока арбитр не сделала её замечание. - Итак, сейчас я включаю ускоренное воспроизведение…
Изображение Понтера пошло, село, встало, послонялось по комнате, сверилось с планшетом, потёрлось о чесательный столб - двигаясь при этом неестественно быстро. А потом дверь комнаты открылась - повышенное давление не давало проникать в комнату феромонам других людей, которые отвлекали от учёбы - и в неё вошёл Адекор Халд.
- Стоп, - произнесла арбитр Сард. Болбай остановила изображение. - Учёный Халд, вы подтверждаете, что это в самом деле вы?
Адекор на мгновение похолодел, увидев своё лицо; он и забыл, что как раз тогда начал было брить бороду. Ах, если бы то было единственным безумством юности, что зафиксировал этот куб…
- Да, арбитр, - тихо сказал Адекор. - Это я.
- Всё в порядке, - сказала Сард. - Продолжайте.
Изображение в пузыре снова задвигалось в ускоренном темпе. Адекор перемещался по комнате, как и Понтер, хотя изображение Понтера всегда оставалось в центре сферы, а перемещалось его окружение.
Адекор и Понтер, по-видимому, дружески беседовали…
Потом беседа приняла менее дружеский характер…
Болбай переключила воспроизведение на нормальную скорость.
К этому моменту Понтер и Адекор жарко спорили.
И потом…
Потом…
Адекору хотелось закрыть глаза. Он и так отлично помнил эту сцену. Но он никогда не смотрел на неё снаружи, никогда не видел, какое у него было при этом лицо…
Так что он смотрел.
Смотрел, как он сжимает пальцы…
Как отводит руку назад, как вздувается бицепс…
Как рука летит вперёд…
Как именно в этот момент Понтер приподнимает голову…
Как его кулак встречается с челюстью Понтера…
Как челюсть ломается наискось…
Как Понтера отбрасывает назад, изо рта хлещет кровь…
Как Понтер выплёвывает зубы.
Болбай снова остановила картинку. Да, на лице молодого Адекора теперь застыло выражение шока и раскаяния. Да, он нагнулся, чтобы помочь Понтеру. Да, он явно сожалел о том, что сделал, потому как он, конечно же, был…
…был на волосок от того, чтобы убить Понтера Боддета, со всей силы ударив его кулаком в лицо.
Мегамег плакала. Жасмель ёрзала на своём кресле, отодвигаясь от Адекора. Арбитр Сард в изумлении медленно раскачивала головой. А Болбай…
Болбай просто стояла, скрестив руки на груди.
- Ну так что, Адекор, - сказала она, - мне проиграть всю сцену снова, на этот раз со звуком, или вы сэкономите нам время и сами расскажете, о чём у вас с Понтером вышел спор?
Адекора мутило.
- Это несправедливо, - тихо произнёс он. - Несправедливо. Я прошёл курс лечения по контролю над гневом - корректировку уровня нейротрансмиттеров; мой скульптор личности это подтвердит. Я в жизни никого не ударил ни до, ни после этого случая.
- Вы не ответили на мой вопрос, - сказала Болбай. - О чём вы ругались с Понтером?
Адекор молчал, сокрушённо качая головой.
- Учёный Халд? - требовательно напомнила о себе арбитр.
- Это была ерунда, - сказал Адекор, глядя в устланный мхом пол. - Это… - Он сделал глубокий вдох, потом медленно выдохнул. - Это была философская идея, связанная с квантовой физикой. Существует много интерпретация квантовых явлений, но Понтер был сторонником модели, об ошибочности которой был прекрасно осведомлён. Я… Я знал, что он просто дразнит меня, но…
- Но вы не выдержали, - сказала Болбай. - И простая научная - научная! - дискуссия вышла из-под контроля, и вы вспылили настолько, что это стоило бы Понтеру жизни, ударь вы его на два пальца выше.
- Это несправедливо, - повторил Адекор, теперь глядя на арбитра. - Понтер меня простил. Он не выдвинул обвинения; если нет обвинения со стороны жертвы, то по определению нет и преступления. - Его голос стал почти умоляющим. - Это закон.
- Сегодня утром в зале Совета мы имели возможность наблюдать, насколько успешно Адекор Халд контролирует свой гнев, - сказала Болбай. - А теперь вы увидели, что однажды он уже пытался убить Понтера Боддета. В тот раз у него не получилось, но, по моему мнению, у нас достаточно оснований полагать, что новая попытка, совершённая в лаборатории квантовых вычислений глубоко под землёй, была успешнее. - Болбай замолчала и взглянула на Сард. - Я думаю, - сказала она довольным голосом, - что установленных фактов достаточно для передачи дела в полный трибунал.
Глава 25
Мэри подошла к окну, выходящему на улицу, и выглянула в него. Хотя уже больше шести вечера, в это время года будет светло ещё пару часов, и…
О Господи! Продюсер с канала "Дискавери" был не единственным, кто догадался, где их нужно искать. Она увидела два телевизионных фургона с микроволновыми антеннами на крышах, три легковушки, украшенные логотипами радиостанций, и потрёпанную "хонду" с крылом чуть иного цвета, чем остальной автомобиль; она, должно быть, принадлежала какому-нибудь газетчику. Похоже, сообщение о том, что она подтвердила подлинность ДНК Понтера, заставило всех и каждого отнестись к этой совершенно невероятной истории всерьёз.
Рубен, наконец, положил трубку. Мэри повернулась к нему.
- Я не планировал, что вы останетесь на ночь, - сказал он, - но…
- Что? - удивлённо переспросила Луиза.
Но Мэри уже всё поняла.
- Никто никуда не едет, да? - спросила она.
Рубен покачал головой.
- ЛЦКЗ наложил на дом карантин. Никто не входит и не выходит.
- Как долго? - спросила Луиза, распахивая свои карие глаза.
- Это решит правительство, - ответил Рубен. - По меньшей мере несколько дней.
- Дней! - воскликнула Луиза. - Но… но…
Рубен развёл руками.
- Прошу прощения, но никто не знает, что плавает у Понтера в крови.
- А от какой болезни вымирали ацтеки? - спросила Мэри.
- Большей частью от оспы, - ответил Рубен.
- Но от оспы… - сказала Луиза. - Если б это была оспа, то были бы язвы на лице?
- Они появляются через два дня после начала лихорадки, - сказал Рубен.
- Но оспу ведь уничтожили, - сказала Луиза.
- В этой вселенной, да, - сказала Мэри. - Поэтому от неё больше не прививают. Но возможно, что…
Луиза кивнула, догадавшись.
- Возможно, что в его вселенной её не уничтожили.
- Именно, - сказал Рубен. - Но в любом случае есть масса патогенов, которые эволюционировали в его мире и от которых у нас не может быть иммунитета.
Луиза глубоко вдохнула, по-видимому, пытаясь успокоиться.
- Но я чувствую себя хорошо, - сказала она.
- Я тоже, - ответил Рубен. - Мэри?
- Со мной всё в порядке.
Рубен покачал головой.
- Но рисковать всё равно нельзя. В Сент-Джозефе брали кровь Понтера на анализ; женщина из ЛЦКЗ, с которой я говорил, сказала, что она позвонит тамошнему заведующему патологией, и они сделают мазки на всё, на что можно.
- У нас достаточно еды? - спросила Луиза.
- Нет, - ответил Рубен, - но нам привезут, и…
Динь-дон!
- О, ч-чёрт! - зарычал Рубен.
- Кто-то звонит в дверь! - объявила Луиза, выглядывая сквозь входную дверь.
- Репортёр, - определила Мэри, увидев звонящего.
Рубен бросился наверх. Мэри подумала было, что он вернётся с дробовиком, но потом услышала, как он кричит из окна верхнего этажа:
- Уходите! Этот дом на карантине!
Мэри видела, как репортёр отступил от двери на несколько шагов и поднял голову, глядя на Рубена.
- Я хотел бы задать вам несколько вопросов, доктор Монтего, - крикнул он.
- Уходите! - крикнул Рубен в ответ. - Неандерталец болен, и минздрав наложил на этот дом карантин.
Мэри услышала, как по просёлку приближаются ещё несколько автомобилей; в окнах стали видны красно-жёлтые сполохи мигалок.
- Да ладно, доктор, - не сдавался репортёр. - Всего пара вопросов.
- Я серьёзно, - крикнул Рубен. - У нас здесь инфекционное заболевание.
- Я так понимаю, профессор Воган с вами? - крикнул репортёр. - Она может прокомментировать анализ неандертальской ДНК?
- Да уходите же! Ради Бога, человече, бегите отсюда!
- Профессор Воган, вы здесь? Стэн Тинберген, "Садбери Стар". Я бы хотел…
- Mon dieu! - воскликнула Луиза, указывая на улицу. - У него ружьё!
Мэри посмотрела туда, куда показывала Луиза. Метрах в тридцати от дома действительно кто-то целился в их сторону из длинного ружья. Секундой позже стоящий рядом человек поднял ко рту мегафон:
- Это RCMP, - произнёс его усиленный мегафоном раскатистый голос. - Отойдите от дома.
Тинберген обернулся.
- Это частная собственность! - крикнул он. - Здесь не было совершено преступление, и…
- ОТОЙТИ ОТ ДОМА! - взревел федерал. Он был одет в гражданское, но на их белой машине действительно виднелись буквы RCMP и их французский эквивалент, GRC.
- Если доктор Монтего или профессор Воган ответят на пару вопросов, - сказал Тинберген, - я тут же…
- Последнее предупреждение! - сказал федерал в мегафон. - Мой напарник постарается только ранить вас, но…
Тинберген, по-видимому, очень хотел свою статью.
- Я имею право задать вопросы!
- Пять секунд, - прогремел голос федерала.
Тинберген не сдавался.
- Четыре.
- Общество имеет право знать! - крикнул репортёр.
- Три!
Тинберген снова повернулся к дому, по-видимому, настроенный любой ценой получить хотя бы один ответ.
- Доктор Монтего, - крикнул он, подняв голову к окну верхнего этажа, - насколько опасна эта болезнь?
- Два!
- Я отвечу на все ваши вопросы, - крикнул в ответ Рубен. - Но не вот так вот. Отойдите от дома.
- ОДИН!
Тинберген резко развернулся и поднял руки на уровень плеч.
- Ну хорошо, хорошо! - проворчал он и медленно пошёл прочь от дома.
Не успел репортёр дойти до противоположной стороны улицы, как в доме зазвонил телефон. Мэри подошла к столу и взяла трубку, но Рубен, похоже, уже ответил на звонок с аппарата наверху.
- Доктор Монтего, - произнёс в трубке мужской голос, - это инспектор Мэттьюз, RCMP.
В обычных обстоятельствах Мэри положила бы трубку, но она умирала от любопытства.
- Здравствуйте, инспектор, - ответил голос Рубена.
- Доктор, минздрав попросил нас оказать вам любую помощь, какая потребуется. - Голос инспектора звучал слабо; должно быть, он звонил с сотового телефона. Она вытянула шею, чтобы посмотреть в окно; человек, говоривший в мегафон, теперь действительно стоял возле своей белой машины и держал у уха телефон. - Сколько людей в доме?