- Прости, дядька. Исправлюсь. - Князь с нежностью погладил лук. - Ты тоже хорош, совсем меня распустил. Уж забыл, когда упражнялся.
- С рязанской стены потренируешься.
- Ничего не понимаю, - подъехав к князю, спешился Илья. - Коли у них луки были, отчего стрелять по нам не стали? Выбили бы всех еще до залпа!
- Так они сюда не за славой или победами приходят, а за добычей, - Андрей присел, тщательно вытер бердыш о полу халата убитого татарина. - Нас было десять, их - полсотни. Живыми взять хотели. Вас - на продажу, меня - ради выкупа. Кто же знал, что у нас клыки в пять раз длиннее? Ладно, разговоры потом. Идите Карасика вытащите, да остальных наших соберите. Пахом! Пока верхом, коней лови, дядька. А то разбегутся.
Князь никуда не торопился. Он хорошо знал, что передовой дозор идет впереди армии примерно на день пути, а значит, сегодня основные силы врага их не нагонят. Посему холопы не спеша отловили бесхозных коней, обобрали мертвых татар, вытрясая из сумок жалкое серебро, увязывая в пучки сабли и копья, складывая в чересседельные сумки миски, ножи и пояса, собрали упряжь. Добыча вышла неплохой - двадцать коней, полсотни сабель, два десятка добротных луков с запасом стрел, три мешка прочего барахла, которое князь по обычаю отдал холопам.
Увы, за успех пришлось заплатить большую цену: трое погибших, у Карасика обнаружилась рваная рана вдоль всего бедра; найденный под конскими тушами Вторуша плохо дышал, не приходил в сознание и, возможно, имел серьезные внутренние повреждения. Проводник рязанский и вовсе пропал бесследно.
Привязав погибших и раненых на спины коней, а вьючив скакунов добычей, поредевший отряд попил вдоль Тысьи вверх по течению, незадолго до заката, когда она сузилась до пары саженей, переправился на другой берег, заночевал, с рассветом двинулся дальше, придерживаясь в отсутствие проводника плохо накатанного, но все же заметного тракта, и на четвертый день добрался-таки до садящейся в оборону Рязани. Теперь этот процесс был заметен очень даже хорошо: вокруг города стояло огромное количество телег, двухколесных возков, длинных кибиток и даже дровней; мычало, хрюкало, блеяло и ржало немыслимое количество скота; плакали малые дети, болтали малыши постарше, слонялись с места на место взрослые. Однако за стены кремля никого из пришельцев стража не пускала, и из безалаберной на вид толпы постоянно тянулся ручеек беженцев, уходящих вверх по реке. Куда шли, тоже было видно: за крепостью, на обширном наволоке между Трубежом и Окой многие тысячи черного люда уже успели кое-как обустроиться открытым лагерем. Семьи и небольшие ватаги отгораживали себе повозками участки пространства, натягивали пологи, ставили палатки, | изводили костры.
Однако князя Сакульского никто, разумеется, останавливать не стал. Андрей с холопами благополучно проехал до подворья Басмановых, спешился перед полуоткрытыми воротами, вошел внутрь… Почти тут же послышался истошный визг, через двор метнулась женщина и повисла у него на шее, покрывая лицо поцелуями и умывая слезами:
- Вернулся! Вернулся, соколик мой ясный! Вернулся, солнышко ненаглядное!
- Варя? - Зверев обнял приказчицу, однако, ошарашенный столь бурным проявлением ласки, ответить на нее не решился.
- Князь Андрей Васильевич! - Голос опричника звучал весьма насмешливо. - Сказывали добры люди, нашел-таки ты в степи предсказанных татар.
- Нашел, на копье взял и трофеи привез, - удерживая на себе женщину и совершенно не различая происходящего вокруг, ответил Зверев.
- А я так сразу и сказал: не одолеть жалкой сотне басурманской нашего князя! - Это был уже голос Михайло Воротынского.
- Паршивца на конюшню и драть батогами, пока сам в передовой дозор не попросится! - ответил боярин Басманов, и до Зверева наконец-то начал доходить смысл происходящего.
- Стрелец вернулся?
- Еще позавчера, - охотно подтвердил князь Михайло. - Драный весь, словно волки рвали, и конь загнан до полусмерти. Сказывал, целая татарская сотня вас на переходе подловила, толпою со всех сторон накинулась, кого копьями поколола, кого арканами повязала, потом копытами топтала и вроде как даже чучела из вас наделала. Он же, ловкач, побил храбро с десяток басурман, да из окружения и вырвался.
Варя всхлипнула еще раз, наконец разжала руки, утерла нос:
- Прости, княже…
- И я по тебе соскучился. - Андрей, поддавшись порыву, привлек ее к себе, крепко поцеловал в губы, отпустил.
Князь, стоя на крыльце боярского дома, захлопал в ладоши:
- Поднесите князю вина доброго с дороги! Бо, вижу, ныне он токмо закусывает.
- И холопам тоже, - распорядился Зверев. - Раненых снять помогите, убитых в храм отнесите. Пусть отпоют.
Он скинул бердыш, передал подбежавшему Андрейке, не спеша поднялся на крыльцо к прочим боярам. Алексей Данилович самолично налил полный кубок, двумя руками подал:
- Не побрезгуй из рук моих, Андрей Васильевич. Супруга в хлопотах, не дозваться.
Зверев отказываться не стал, осушил все до последней капли, занюхал рукавом:
- Хорошо вино рейнское! Как раз то, чего с дороги не хватало.
Дозволь бояр местных тебе представить, княже, - отступил чуть в сторону опричник и указал на незнакомых Звереву воинов в новеньких бахтерцах: - Князь Ерофей Булгаков полста холопов в крепость нам в помощь привел, боярин Афанасий Лавля - еще семерых. Еще князь Пронскийс сотней исполчился, но он ныне в Заречье порядок с холопами наводит и гуляй-город ставит. Ты, мыслю, видел, что там творится?
Сколько людей пришло?
- Тысяч сорок от басурман сбежалось. Копья-пики-рогатины дать - гуляй-город, вестимо, удержат. Чай, не просто так, за живот свой, за баб да детишек драться станут… Но большего от них ждать не след. Пахари, рыбаки да ремесленники всякие там ратного дела не разумеют.
- Ты это к чему сказываешь, Алексей Данилович?
- Выходит у нас, Андрей Васильевич, всего сотня холопов, что для боя выставить можно, - вздохнул боярин. - Остальные с князем Хворостининым ушли. Стрельцы и наряд по постам в крепости распределены до единого, да их еще и подкрепить лишней силой надобно. Вот и прикидываем в кругу служивом: пытаться Трубеж от басурман перекрывать али махнуть рукой, да и пропустить, самим же токмо Рязань и подступы удерживать. Погуляют они, конечно, по усадьбам нашим, попортят, чего смогут, напакостят. Посевы потравят. Но урона сильного не сотворят, все ценное ведь попрятано. Долго веселиться у них не выйдет. Вестники к ратям в Коломну умчались, ныне и с подтверждением послали. Коли поторопятся, через неделю здесь будут, пуганут татар. На сечу крымчаки никогда не решаются. Трусливы, что пескари. Убегут сразу.
- Там же всего три брода, как я помню? - ответил Зверев. - Так отчего не перекрыть? Три десятка щитов с гуляй-города снять, да у переправ поставить. Холопов с пищалями посадить. Даже если не выйдет, отчего не попробовать? Усадьбы разоренные оплакать никогда не поздно. Собьют с бродов силой - тогда уйдем. Отдавать же, меча ни разу не скрестив, зазорно выйдет. Нечто боимся мы татей разбойных?
- Сил маловато все же, Андрей Васильевич… - не очень уверенно возразил опричник и снова наполнил кубок. Вслух он ничего не сказал, по мысль была понятна. Она оставалась все той же - кто будет за старшего? Если действовать общей силой - придется определять местническое старшинство, которое дамокловым мечом повиснет в будущем над сыновьями, внуками и правнуками на веки вечные. Если каждому за себя - расклад выходит больно неравномерный.
- Чего там думать, Алексей Данилович? - взял у него вино Зверев, с нескрываемым удовольствием отпил. - Три брода на Трубеже, три князя и городе. Каждый по одному перекроет, вот и весь сказ.
- Вижу, слухи про тебя верные ходят, Андрей Васильевич, - подал голос князь Булгаков. - Храбр и чуден. Людей-то у тебя много после дозора уцелело?
- Трое еще есть. Как-нибудь отобьемся. На родной земле каждый колосок и каждый кустик воину помочь готов.
- Колосок хорошо, - кивнул князь, - та токмо и рогатины числом хоть в сотню тоже не помешали бы.
- Я чего-нибудь придумаю, - пообещал Зверев. - Пищали и порох у меня есть с запасом, гуляй-город есть-пить не просит, сам себя держит.
Коли татары не к Коломне, а сюда идут, то, стало быть, это Девлет-Гирей к нам собрался. У него под рукой татар тысяч шестьдесят будет, не менее, - предупредил боярин Басманов. - Коли слабину почует, всей силой на тебя обрушится.
- Всей силой он обрушится на тебя, - покачал головой Андрей. - На саму Рязань. Ибо где добыча вся собралась, издалече видно. У тебя, за рекой. Броды же он разве из интереса прощупает. Сотен десять-двадцать пошлет, не более. Неделю как-нибудь отобьюсь, не впервой.
- Палев брод тогда я займу, - вдруг решился князь Ерофей. - Коли уж Андрей Васильевич тремя холопами тыщу остановить намерен, то и нам грех не попробовать. Мечи татарской кровью напоим, а там как бог даст. Молебен закажем, дабы не оставил Господь нас своею милостью, образа святые возьмем. От меня до дальнего брода недалече будет, и до ближнего. Коли понадобится, князю Сакульскому подсоблю. А надо будет, то и Михайло Ивановичу. У меня ведь дружина самая большая выходит? Мне, стало быть, по центру и вставать.
Князья Сакульский и Воротынский переглянулись. По общему обычаю, в походах центральный, головной полк самым главным считался. А стало быть, и воевода в нем над прочими воеводами старшим. Это место самому знатному надлежало занимать. Но с другой стороны - они ведь не в подчинение друг к другу попадают. Каждый по своей воле свободен действовать. Не по приказу. Хочет - помогает, не хочет - нет.
- Я самый дальний перекрою, - первым согласился Андрей. - Авось, вообще до меня не доберутся.
- Боярин Афанасий тебе в помощь пойдет, - распорядился опричник.
Лавля молча кивнул. Его княжеские споры не касались. Он, как ни крути, равняться с ними в местничестве не мог.
- Ближний брод я на себя возьму, - подвел итог князь Воротынский. - И да пребудет с нами Божья милость.
- Божья милость, это, конечно, хорошо, - поставил кубок на стол князь Сакульский. - Но к ней не помешает еще и кое-какое снаряжение. Заказ я пушкарю здешнему оставил. Как его найти?
- Мыслю, в лавке своей на Затинной улице сидит, - ответил опричник. - Пока стрелять не в кого, старик на стены не пойдет. Упрямый. Зато и найти его в одном месте завсегда проще.
Боярин Басманов оказался прав - старший пушкарского наряда, на этот раз наряженный в толстый свитер грубой вязки, дремал за разложениеhiна полках посудой, время от времени сладко причмокивая толстыми губами.
- Вставай, сова, медведь пришел, - разбудил его Андрей неведомой в здешних временах детской присказкой.
- Княже? - вскинул он голову. - Княже! А я сделал. Ровно как ты просил. Пятнадцать аршин! Копейка в копейку потратил, можешь и не считать.
Пушкарь нырнул под прилавок и поднялся с толстым мотком веревки в большой палец толщиной.
- Закрывай торговлю, - приказал Зверев. - На двор боярина Басманова шнур привезешь, там заберешь три куба перегонных и порохом набьешь полностью, под завязку. И давай не медли. Думаю, татары завтра уже здесь будут. Стало быть, и снаряжение все мне понадобится завтра.
* * *
Князь Сакульский угадал в точности. Передовые дозоры крымского войска появились ввиду Рязани утром следующего дня. Правда, держались в отдалении - опасались, что служивые люди из города совершат вылазку. Однако всем стало ясно, что уже через считанные часы под стенами вместо отдельных полусотен появится многотысячная армия. Поэтому последние из задержавшихся на этом берегу беженцев торопливо погоняли скот и лошадей, торопясь скрыться от басурман за Трубежем. Наряд наконец-то вытянул на земляной вал длинноствольные чугунные пищали, поставив рядом бочонки с новенькими, глянцевыми пудовыми ядрами и жребием, набранным из всякого мусора, начиная от ломаных ржавых скоб и заканчивая обычной речной галькой. Бояре тоже покинули Рязань, направляясь в назначенные для обороны места.
Отряд князя Сакульского добрался до дальнего брода около полудня. Холопы стали разбирать возки, расставляя толстые щиты гуляй-города, сбитые из сосновых бревен в половину локтя толщиной. Река здесь представляла собой протоку всего шагов двадцать шириной - но зато противоположный берег возвышался над водой крутым обрывом в полтора человеческих роста. С такого на коне прыгать - все ноги переломаешь. Таким образом, защищать от врага следовало лишь ложбину шириной в полсотни саженей - единственное место на том берегу, где противник мог спуститься к воде. Дополнительным плюсом было и то, что оба берега по сторонам от брода густо заросли ольхой и высокими ивами. Что, впрочем, было вполне естественно - в непроходимом месте никто не вытаптывал молодую поросль.
- Ерунда, отобьемся, - вслух решил Зверев. - Одних пищалей двенадцать штук, да лучников… Твои холопы луком пользоваться обучены? - повернулся он к боярину Афанасию Лавле.
- У троих неплохо получается.
- Значит, лучников шестеро, - подвел он итог. - Десять холопов да нас двое. Ну, всех крымчаков не побьем, а с тысячей-другой справимся. Каковы места выше по течению, тебе ведомо? Татары поверху не обойдут?
- Лес недалече, в нем вдоль реки засека. Коли не оборонять, то пробраться можно… Но долго и муторно. Чтобы конницу провести, дорогу не одну неделю прорубать придется. Проще нас стоптать.
Нас не стопчешь, мы кусачие. Плохо, что низу вверх обзор никудышный. Непонятно, что в той стороне происходит. Поеду, осмотрюсь…
Зверев тронул пятками коня. Тот, медленно ступая, вошел в воду. На самой стремнине князю пришлось подтянуть ноги, чтобы не намочить сапоги, но этим все и кончилось - река даже до брюха лошадиного не достала. Увиденное на высоком берегу заставило его улыбнуться: широкая поляна до глины истоптанная копытами самого разного размера. Похоже, сюда гоняли на водопой скот со всех окрестных хозяйств. Хоть паровоз закопать можно - никто ничего не заподозрит.
Главной проблемой было то, что его забитые Шорохом винокуренные котлы - в отличие от настоящих мин - взрывателей нажимного действия, равно как и каких-либо иных, не имели. Подорвать их можно, только подведя огонь к заряду. Вроде как дождаться, пока татары окружат - да свечку к запалу и поднести. Однако становиться камикадзе Звереву не хотелось, и холопов к этому принуждать он не собирался. Потому и шнур огнепроводный у мастера заказал. Гореть те три куска, на которые он порезал "бикфордов шнур" должны где-то минут десять. Удрать от места взрыва времени хватало вполне. Оставалось придумать, как убедить остаться на месте взрыва незваных пришельцев.
Издалека один за другим послышались четыре звонких, оглушительных выстрела. Следом - несколько хлопков чуть потише.
"Похоже, Пахом Ильич татар отгонять взялся", - понял Андрей. Это означало, что к Рязани подошли основные силы крымчаков. Следовало торопиться. Князь перебрался обратно через реку:
- Бросайте лагерь, служивые. Потом обустроитесь. Полель, Илья! Телегу с котлами и лопатами в ложбину перекатите. Остальные: щиты гуляй-города обратно на телеги кидайте и за мной везите. Хотя нет, пожалуй… Не все! Четыре на этом берегу оставьте, остальные восемь сюда, полукругом перед бродом ставьте. По эту сторону первый бой дадим.
Уже через десять минут холопы вовсю работали лопатами. Два котла Андрей указал закопать в пяти шагах от берега, разнеся как можно дальше, третий, самый большой - в пятнадцати. Огнепроводный шнур через открытые краны протолкнул глубоко в порох, отверстия Зверев самолично густо залил воском со свечи. Затем навощенную веревку уложили в канавки глубиной в половину локтя, выведя кончики всех трех на середину прогалины и прикрыв торчащий пучок медным котелком. Под него и рядом Андрей велел насыпать золу и углей со старых кострищ, оставшихся то ли от привала пастухов, то ли от стоянки дозора, прикрывавшего этот брод в предыдущие набеги. Брать свежую золу и свежие угли он по понятным причинам опасался. Дымок, идущий от старого кострища, подозрения вызвать не должен. Недогоревший костер на месте стоянки сбежавшего врага дело обыденное. Кто там проверять станет, холодные уже угли или горячие? Сами дымят или под ними дырка в земле?
- Тебе это дело поручаю, Илья! - передал полусотнику свечу Андрей. - Как татары нападать начнут, зажигай свечу и рядом сиди. Когда крикну, али увидишь, что мы полегли и басурмане за щиты заступили, - поджигай, кидай сверху охапку головешек и на тот берег тикай. Половина пищалей, уже заряженные, там останутся. Только хватай да пали и татям из-за гуляй-города. Все понял?
- Дозволь с тобой оборону держать, княже! - взмолился холоп. - Нечто я стрелять не умею? Со свечой в кустах любого рязанского хлюпика, вон, посади.
- И думать не смей! - прикрикнул Зверев. - Тебе самое ответственное дело поручаю, потому и доверия достоин. Так что не дури. Ныне мне не отвага, а хладнокровие и разум твой нужны. Рано подожжешь - мы погибнем. Поздно - смысла не будет. Понял? По моему сигналу! Ежели убьют, тогда сам смотри… Но я, - подмигнул он, - помирать пока не намерен.
Расставив полукругом щиты гуляй-города, приготовив к бою пищали, развязав пучки со стрелами и проверив луки, служивые наконец смогли пообедать, после чего, оставив трех дозорных, позволили себе вытянуться над обрывом на травке и позагорать на теплом, совершенно летнем солнышке. Андрей даже закемарил, когда вдруг раздался крик:
- Тата-а-а-ары!!!
Князь вскочил, метнулся за щит, выглянул через бойницу. Ниже по реке, чуть выше соседнего брода, неспешно скакал в их сторону сторожевой разъезд из десятка всадников.
- Чего орешь? - цыкнул Зверев на боярского холопа. - Шуму много, татар мало. Мог бы и сам отогнать.
Он не спеша накрутил на палец кольцо, поднял трофейный, но уже ставший знакомым лук, прорезью кольца зацепил тетиву, поверх наложил стрелу, вскинул оружие. Крякнув от натуги, натянул, тут же отпустил. Белая палочка взмыла ввысь, на миг замерла и, разгоняясь все быстрее, стремительным штрихом опустилась почти перед самым разъездом. Татары, даже не попытавшись ответить, отвернули влево, обходя незамысловатое укрепление по широкому полукругу.
- Приглядываются, проверяют. - Боярин Лавля, тоже успевший приготовиться к бою, вскинул свой лук, пустил стрелу. Она упала за самым хвостом замыкающего вражеского коня. Воин разочарованно вздохнул: - Слишком далеко. Однако же теперь они знают, как нас здесь мало. Надобно ночью костров поболе развести. Пусть думают, подкрепление подошло.
- Не нужно, - покачал головой князь. - Если везде будет гореть множество костров, а здесь только один, басурмане почуют неладное и подумают, что их заманивают в ловушку.
- А коли глупы слишком окажутся для таких мыслей?
- Тогда в нее и попадутся, - улыбнулся Зверев.
Рязанский боярин только вздохнул. Но перечить князю не посмел.