Вдруг впереди на дороге показались клубы пыли, и скоро я различил нескольких всадников, усиленно погонявших лошадей. Немного насторожился, но особого значения не придал. Мало ли кто едет… Я монах, божий человек, что с меня взять?..
Через несколько минут четыре латника осадили разгоряченных коней возле меня и, подняв тучу пыли, загородили мне дорогу. Здоровенный усач в хауберке рыкнул с седла:
- Монах?
- Отец Фома, из общины братьев проповедников, - скромно представился я, стараясь отвечать спокойно и благостно, - следую в замок Бюзе, к капеллану отцу Варсонофию с письмом от приора Иакова.
- Тебя-то нам и надо, - обрадовался усач. - Следуй за нами, фра Фома, да не отставай, а то пришпорю твоего мула копьем.
- Куда? - выдавил я из себя вопрос.
На такое развитие событий я совсем не рассчитывал. Похоже, экспромты начинаются с самого начала. Ну, хоть голову не рубят и руки не вяжут, уже хорошо…
- Туда, куда ты и направлялся, монах. В замок. Там тебе все объяснят. Вперед, отче, и поспешай, иначе поедешь кверху задницей, поперек моего седла, - гаркнул усач и, не вдаваясь в долгие объяснения, развернул и пришпорил коня.
М-да… Даже не знаю, что сказать… Воспримем случившееся как данность. Все равно в замок и направляюсь. Вообще-то меня особо никто и не спрашивает…
Четверть часа усиленно погонял мула, стараясь сильно не отставать от латников. Наглотался пыли, полностью отбил себе задницу - мул скакал ужасно тряско, - но успел.
Замок вблизи оказался еще величественнее, но, к моему удивлению, не таким большим, как показался сначала. Не очень разбираюсь в фортификации, но это, скорее всего, изначально был бастион, уже впоследствии перестроенный в замок. Четырехугольной формы, по углам башни. Стены высоченные, с большими машикулями. Перед подъемным мостом - пара башенок барбакана. Такой замок непросто взять даже правильной осадой, не то что с налету.
Подвесной мост оказался опущен, а крепостные ворота открыты. Герсу как раз начали поднимать.
- Шевелись, монах, шевелись… - погонял меня усатый и неожиданно огрел моего мула плетью.
Иоф (я успел назвать своего мула, по примеру Тиля Уленшпигеля, Иофом) жалобно заржал, рванул с места и внес меня в замковый двор, чуть не скинув с седла. Я с трудом остановил бедное животное и спрыгнул на землю, собираясь попросту набить морду наглому латнику, но меня остановил зычный голос:
- Святой отец, не горячитесь. Подойдите ко мне.
Я обернулся и чуть не столкнулся со средних лет рослым кабальеро в золоченой кирасе и щегольском малиновом берете.
- Не тратьте свои усилия попусту, падре. Солдаты грубы по сути своей и недостойны вашего внимания. - Кабальеро слегка поклонился. - Я виконт Гастон дю Леон.
- Отец Фома, из братства отцов проповедников ордена Святого Доминика. - Я сдержанно кивнул, хотя злость продолжала сдавливать горло, и мне все еще очень хотелось прирезать усатого латника. - Потрудитесь объяснить мне, виконт, с какой стати ваши солдаты захватили меня столь бессовестным образом.
- Подождите, святой отец, я вам скоро дам ответы на все ваши вопросы. - И кабальеро отошел к подбежавшему низенькому толстяку в коричневой одежде горожанина.
Я, пользуясь возможностью, прислушался.
- …ничего не могу… ваша милость… - Толстяк разводил руками и тряс головой так, что его массивный красный нос колыхался, как курдюк овцы на бегу. - Кровотечение… часы сочтены…
- Я прикажу тебя повесить на крепостных воротах, собака… - Виконт в ярости вырвал кинжал из ножен. - Ты же клялся…
- …плод… нельзя предусмотреть… - Я улавливал только обрывки фраз, но ясно видел, как толстяк в отчаянии бухнулся на колени и попытался обхватить ботфорты виконта.
Аптекарь одним своим видом вызывал омерзение: остроконечная голова, покрытая редким рыжеватым пушком, тоненькие кривые ножки и как противовес выпирающему брюху - обширный рыхлый бабский зад.
Вдруг очень захотелось, чтобы кабальеро с размаха двинул его сапогом в морду…
- Оставьте его, Гастон… - Во дворе появился новый персонаж.
Еще один кабальеро, только в алой корацине. Худой, с наглым презрительным выражением на лице. Он был уже здорово навеселе и продолжал вливать в себя вино из глиняной бутылки. Кабальеро рыгнул, покачнулся и выдал глумливым тоном:
- Этому ублюдку и подстилке Арманьяков самое место в аду… Так что аптекарь сотворил благое дело, отправив их туда разом.
- Еще одно ваше слово, барон Гийом де Монфокон, и мы скрестим клинки! - Лицо дю Леона исказилось от ярости. - Потрудитесь уйти, я приказываю вам как сенешаль округа.
Барон! Де Монфокон! Рядом! Стоит сделать всего несколько шагов и всадить клинок чуть выше горжета…
Рука сама потянулась под сутану за мизерикордом, и только диким усилием воли я смог ее остановить.
- Ладно, ладно, Гастон… уже ухожу… - миролюбиво забормотал барон, но я заметил, как блеснули ненавистью его глаза. - Право слово, не стоит нам ссориться… одно же дело делаем…
Де Монфокон развернулся и, пошатываясь, скрылся в пристройке к донжону.
- Итак, фра Фома, - кабальеро обернулся ко мне, - насколько я понял из объяснения сержанта, вы сами следовали в замок. С какой целью?
- У меня письмо к отцу Варсонофию, вашему капеллану. - Я достал письмо и показал его дю Леону. - Письмо от приора нашего ордена.
- М-да… Воистину удачнейшее и одновременно нелепейшее совпадение… - Кабальеро озадаченно повел головой.
- Я жду ваших объяснений, виконт, и если их не последует, о случившемся будет извещен генерал нашего ордена, - едва сдерживая себя, сквозь зубы процедил я.
На самом деле по обрывкам разговора я уже примерно понял, что случилось, но все равно гнал свои догадки прочь, боясь, что случилось непоправимое.
- Отец Варсонофий в результате нелепейшего случая умер, - досадливо кривясь, объяснил виконт. - Он, будучи под воздействием горячительных напитков, упал со стены замка. Так что вы не сможете выполнить свою миссию. Однако нам необходимы ваши услуги, святой отец.
- Что вы от меня хотите?
- Вы просто исполните свой долг. Примете исповедь от одной особы и отпустите ей грехи… Увы, к моему величайшему сожалению и не по моей воле, эта особа сейчас при смерти. Если Господь не явит чудо, то вам еще придется совершить погребальный ритуал.
- Ведите… - не стал я тратить время на лишние разговоры.
Не было больше никаких сомнений… Эти твари меня опередили… Видит бог, я отомщу, отомщу так, что содрогнутся небеса…
Поднялись по винтовой лестнице на самый верх башни. Виконт открыл маленькую дверцу и жестом руки приказал удалиться аптекарю, успевшему забежать в комнатку впереди нас и теперь демонстрирующему показное усердие, сидя на скамеечке и щупая пульс у смертельно бледной женщины, лежащей на кровати.
- Контесс, - виконт поклонился, - я выполнил ваше желание и свой долг христианина. Священник со мной.
Женщина… скорее, девушка лежала без движения с закрытыми глазами, разметав по подушке веером золотистые волосы. Она попыталась что-то сказать, едва пошевелив начавшими синеть губами, но не смогла и только чуть кивнула головой.
У меня все поплыло перед глазами…
- Жан… Жан… Жан… - Девушка крепко сжала бедра и, ускоряясь, принялась скакать, как дикая амазонка на необъезженном жеребце, размахивая головой и хлеща меня по лицу спутанной гривой волос. Разогнавшись до невероятного темпа, она вдруг хрипло вскрикнула и, содрогнувшись, упала мне на грудь.
На несколько секунд замерла и откатилась в сторону. Я убрал прядь волос с ее покрытого испариной лба и поцеловал в губы.
- Я тебя люблю, Жанна… и всегда любил…
- Я знаю… - Девушка торжествующе улыбнулась и укусила меня за губу. - Ты гораздо лучше, чем твой отец…
- Не говори так…
- Но это правда… - Жанна опять вскарабкалась на меня. - Надо повторить, милый. Я хочу быть уверена, что зачала…
- Жанна! Не усугубляй наш грех…
- Молчи. - Девушка прижала пальчик к моим губам. - Я все делаю правильно. Роду Арманьяк нужен наследник. Мое предназначение - родить Арманьяка, и я его рожу в положенный срок, наперекор всему. А если один Арманьяк должен в этом деле помочь другому Арманьяку, то так решил Господь. Я молилась, и мне было откровение. Но… Жан… я делаю это с удовольствием, так как тоже полюбила тебя…
Сознание внезапно вернулось, и я опять увидел комнатку с ободранными стенами, едва прикрытыми ветхими гобеленами, грубую кровать и Жанну…
Мою Жанну…
- Выйдите все, - взвыл я, стараясь не потерять сознание от всего произошедшего.
- Я не могу их оставить наедине. - В комнатку ввалился де Монфокон. - У меня на этот счет есть совершенно ясные приказы.
- Вы мне мешаете совершать церковное таинство. Вы же прекрасно знаете, что я должен остаться наедине с этой женщиной, и свидетелем исповеди может быть только Господь Бог! - Я чуть не вцепился барону в глотку, наяву почувствовав, как поддаются под моими пальцами его шейные позвонки.
- Хватит блеять, монашек, приступай к делу, иначе эта сука помрет без причастия. Меня вынесут из этой комнаты только мертвым. - Монфокон гнусно рассмеялся и влил в себя еще вина из бутыли.
- Барон, вы недостойны носить золотые шпоры. - Гастон дю Леон сделал шаг вперед и швырнул свою перчатку к ногам де Монфокона. - Имею честь сегодня в час пополудни скрестить с вами клинки.
- Ну что же. Я с удовольствием снесу вам голову, виконт… Нет, скорее всего, я пожалею вас. Голову вам снесет палач за измену. - Лицо барона исказила злобная гримаса, и он зловеще расхохотался. - Но это будет чуть позже. Пока эту суку не исповедуют, я не выйду из этой комнаты.
Я остановил дю Леона, потянувшего из ножен рапиру.
- Да будет так, виконт. Я совершу должное, даже в присутствии этого кабальеро. Вы же с аптекарем должны покинуть нас.
- Не забудь, барон! Ровно в час пополудни, возле замковой часовни! - Виконт круто развернулся и, таща за шиворот аптекаря, скрылся за дверью.
Я подошел к двери и задвинул тяжелый засов, затем вернулся и присел рядом с постелью. Барон как раз отвернулся, собираясь подвинуть стул поближе к нам, и мне без помех удалось достать мизерикорд и спрятать его в широком рукаве сутаны.
Собой в этот момент я не руководил, разумом и телом полностью завладел бастард д’Арманьяк. Почему так произошло? Не знаю… хотя догадываюсь. Да и плевать. Плевать на все. Я сейчас хочу только одного. Вырвать жизнь из этого ублюдка.
Встал и, сделав быстрый шаг к барону, всадил ему клинок туда, куда и намеревался во дворе. Чуть повыше горжета, под самый подбородок.
Легкий хруст…
Выпяченные в недоумении глаза де Монфокона…
Горячая струя крови, ударившая мне в руку…
Удар оказался верным, мизерикорд пробил сонную артерию и трахею. Барон пытался закричать, но синеющие губы извергли только легкое сипение. У него подогнулись ноги, и я, подхватив тело, мягко опустил его на ковер.
Присел возле него и откинул капюшон:
- Знай, собака, тебя убил Божьей милостью конт Жан Шестой д’Арманьяк, отомстив за всю свою семью…
Барон стекленеющими глазами уставился на меня, попытался протянуть руку, что-то прохрипел, но в тот же момент его тело дернулось в страшной конвульсии, и через несколько секунд де Монфокон испустил дух.
- Тварь… - Я плюнул на тело.
- Ты отомстил за меня и за своего сына, Жан… - раздался позади меня зловещий шепот.
Обернулся и увидел, как Жанна де Фуа приподнялась на постели…
- Жанна! - бросился я к ней.
Смысл сказанного молнией пронзил мое сознание.
- Ты пришел за нами, Жан, я верила… - Девушка обмякла в моих руках. - Они убили нашего мальчика. Заставили меня выпить зелье, и случился выкидыш. Это он, он заставил меня выпить… - Жанна указала тонким пальчиком на тело Монфокона.
- Он уже в аду… - постарался я ее успокоить.
- Мальчик… был мальчик, совсем уже большой… Я должна была родить тебе сына… Я ухожу к нему, Жан… - Лицо Жанны исказилось в предсмертных судорогах. - Я ни о чем не жалею, любимый… Прости…
Девушка сильно дернулась и обмякла.
- Отпускаю тебе все грехи, сестра моя, покойся с миром… - Я перекрестил ее тело и закрыл покрывалом лицо.
Потом прочитал молитву, которую откуда-то знал. Чувствовал себя полностью опустошенным, по лицу лились слезы, но мысли были четкими и ясными.
Как же так?
Почему меня заполняет щемящая тоска, а из глаз сами по себе катятся слезы?..
Я же не имею к этой несчастной женщине и ее ребенку никакого отношения…
И зачем я обрек себя на смерть? Из замка живым мне уже не выбраться…
- Да потому, что я и бастард - теперь одно целое и его горе автоматически становится моим… - прошептал я сам себе и решительно встал.
От кого-то я слышал отличное выражение. Умирая - убивай…
Оттащил тело барона в угол, затем на деревянных ногах подошел к двери и отодвинул засов.
- Мне нужен аптекарь. Заходите, мэтр, она умирает, и я могу не успеть, - сказал я толстяку и втащил его в комнату, захлопнув дверь перед носом дю Леона.
Очень хотелось вырвать у него признание о том, кто приказал отравить Жанну, но вместо этого молча вонзил ему клинок под лопатку.
Аптекарь приглушенно вскрикнул и ничком повалился на пол.
Все… Пока все…
Рывком распахнул дверь.
- Заходите, виконт, я сделал свое дело…
Дю Леон шагнул в комнату и, увидев валяющиеся на полу тела, выхватил рапиру.
- Именем его величества Луи Одиннадцатого, ты арестован, монах… - Виконт вдруг запнулся и тряхнул головой. - Это ты, бастард?
- Да, это я. И я счел своим долгом отправить в ад этих мерзавцев. Я в своем праве, виконт, не так ли? А теперь делай, что должен, - сказал и скрестил руки на груди.
Убить виконта вполне реально, но из башни я не выйду в любом случае. В ней десятка два латников в полном вооружении и еще человек пятьдесят, если не больше, - во дворе и на стенах, и что-то мне подсказывает, что сейчас я поступаю правильно.
- Ты действительно в своем праве, бастард. Этим ублюдкам давно приготовили место в аду… - Дю Леон задумался, на его лице отразились какие-то внутренние сомнения, и наконец, тяжело вздохнув, с видом человека, принимающего тяжелое, но верное решение, он произнес: - Уходи. Я не поступлюсь своей честью кабальеро, отпустив тебя… Я лишь немного нарушу клятву верности своему сеньору. Он вассал Паука. Но Паук - не мой сеньор. Сам знаешь, бастард: вассал моего вассала - не мой вассал. Так что в данном случае я могу поступить по совести, потому что сеньор моего сеньора - не мой сеньор. Но знай, бастард, через половину часа после твоего отъезда я подниму тревогу и вышлю погоню. Большего времени я тебе дать не могу. Идем, я проведу тебя, только сначала оботри от крови свои руки…
Не веря в случившееся, я покорно пошел за виконтом. Воистину чудеса чудесатые. Ни на что большее, чем кандалы и свидание с палачом, я не рассчитывал.
Спустились вниз. На молчаливый вопрошающий взгляд того самого усатого сержанта, стоявшего на посту возле выхода из донжона, дю Леон со смешком сказал:
- Монах свое дело сделал. Там сейчас аптекарь и де Монфокон. Аптекарь оживляет контессу, а барон опять вгоняет ее в гроб…
- Ха… - хохотнул сержант, обдав нас густым чесночным перегаром, зачем-то подмигнул мне, и мы беспрепятственно прошли во двор.
- Виконт, вы только что приобрели себе друга и брата. - Я внимательно посмотрел в глаза дю Леону.
Честный взгляд… Вот даже не знаю, как пояснить, по каким признакам я его охарактеризовал как честный, но это так. Резкие волевые черты лица… Чем-то дю Леон напоминал мне Шарля Ожье де Батца, де Кастельмора, графа д’Артаньяна, генерал-лейтенанта Франции, прообраза знаменитого героя романов Дюма, с его средневековой гравюры.
- Оставьте, бастард. Я поступил по велению своего сердца и ни о чем не жалею. Но вы мой должник. Барона де Монфокона должен был убить именно я. И я вам этот долг еще вспомню, - рассмеялся виконт.
- Как барон оказался здесь?
- Приехал вчера, рассказал, что убил вас в честном сражении. Меня немного насторожило то, что он прибыл один, без свиты и своего отряда. Но, к сожалению, я не обратил особого внимания на это. Как раз прибыли сеньор де Кастельно де Бретену с аптекарем мэтром Гернадоном и предъявили мне приказ руа допустить их к контессе. Барон присоединился к ним, и… В общем, вы уже знаете, чем это закончилось. Я протестовал, но они уверили меня, что не нанесут ей вреда.
- Я действительно сражался с отрядом барона. Я и мой эскудеро уничтожили его полностью.
- Как? Весь? - изумился виконт.
- Да, около двадцати человек. Но не стоит удивляться. С нами был Бог, так как мы сражались за правое дело. Де Монфокон перед этим вырезал приют для паломников ордена доминиканцев и лично подвергнул пыткам их приора, отца Иакова. Так что Господь вложил меч мщения в мои руки. Но… после того как погиб весь его отряд, даже его пажи, которых он заставил сражаться, де Монфокон не принял бой, а позорно сбежал…
- Святая дароносица!.. - воскликнул виконт. - Как он мог… Эта собака недостойна носить золотые шпоры.
- Именно так, но уже не стоит об этом разговаривать. Он получил свое. Виконт, у меня есть время задать вам еще один вопрос?
- Задавайте. Я подниму тревогу именно в тот момент, когда обнаружу, что барон и аптекарь закололи друг друга. Вас же буду искать только как свидетеля, способного пролить свет на это загадочное событие, - ухмыльнулся виконт.
- Как Жанна попала сюда и какую роль вы в этом сыграли?
- Я сумел во время резни в Лектуре спасти контессу и ее свиту. Солдатню уже никто не контролировал. Вы уже знаете, что случилось с вашим батюшкой?
- Да, виконт. Не будем на этом останавливаться.
- Хорошо… Хоть он и был номинально моим врагом, я все равно преклоняюсь пред его смелостью и доблестью. Упокой Господь душу этого мудрого и храброго человека… - Виконт перекрестился. - Так вот. Его преосвященство кардинал Жоффруа приказал мне сопроводить контессу в этот замок и содержать ее тут до распоряжений Луи. Остальное вы уже знаете… Но, Жан… вам пора.
- Еще раз, виконт: вы мне теперь друг и брат, - я снял с пальца перстень, доставшийся мне от де Граммона, который я, к счастью, забыл снять перед отправкой в замок. - Примите этот перстень в дар как залог нашей дружбы.
- Воистину щедрый подарок… - Виконт рассмотрел перстень и сразу надел его на палец. - Я принимаю вашу дружбу, Жан. Не переживайте, контесса будет погребена достойно своего положения и по христианскому обычаю. А теперь - вперед. Помните, у вас всего половина часа…
Как только я пересек крепостной ров, спало наваждение, которое и руководило всеми моими поступками в замке. Я опять стал Александром Лемешевым и одновременно с этим на меня напал холодящий кровь ужас.
Твою же мать… Как? Как я умудрился совершить столько глупостей? Воистину совсем ума лишился. Такое только в страшном сне может присниться. Заколол двух человек в замке, полном солдат, и благополучно свалил… положительно у меня с мозгами не в порядке.
Бастард… Бастард! Это не я. Черт… Я даже не говорил во время этого ужаса своим языком. Одна возвышенная благородно-куртуазная хрень. Фу… Мама дорогая… Пронесло…