Это путешествие и все, что с ним было связано, очень хорошо запечатлелось в памяти. Да и на пройденный нами маршрут у меня имелись определенные планы, однако не на сегодня, даже не на ближайшие десять лет. Окончательно система должна была сформироваться и обрести состояние устойчивости лет через двадцать.
Если честно, то очень хотелось выбрать в качестве метрополии Австралию. В комплексе с островами Тасмания и Новая Зеландия там есть абсолютно все материальные ресурсы для создания могущественного сверхсовременного государства. Да и колонизировать ее было бы в сто раз легче. Да чего там легче? Выдавить диких людоедов, пожирателей деликатесных жучков и червячков, можно было вообще без проблем! Это не организованная воинственная цивилизация краснокожих. Но в том-то и беда, что мне требовались воины. Воины! Для решения поставленных задач за довольно ограниченное время придется создать мощную армию, состоящую из трех тридцатитысячных экспедиционных корпусов. А где мне их столько взять? В Австралии точно негде.
Дух воина воспитывается поколениями. По этой причине из крестьянина может получиться только пушечное мясо, разве что потенциального бойца протестировать, отобрать из серой массы и начать готовить с детства. Есть у меня на этот счет определенные мысли, но опять же это дело не сегодняшнего дня, а чтобы этот день наступил, нужно предъявить себя как сильного игрока, с которым захотят иметь дело тот же царь Петр I или окружение будущего испанского короля Филиппа V.
Покорить и привести к присяге индейцев будет непросто. Нет, я не собираюсь подвергать их бездумному геноциду и поголовному уничтожению. Не без того, конечно, но травить ядами, подбрасывать зараженные оспой одеяла, подвергая угрозе одномоментного истребления миллионы людей, как это делали британцы, точно не буду.
Испанцы поступали более разумно. Мизерными силами (колониальные партии часто не превышали полсотни человек), с помощью допотопной аркебузы и Слова Божьего за каких-то сорок лет покорили громадные территории, ассимилировали и привели в лоно Ватикана миллионы аборигенов. При этом треть обитаемого мира стала разговаривать на испанском языке. А разве мы глупее испанских конкистадоров, разве православный священник хуже католического? Нет, не глупее и не хуже. Путь решения проблемы известен, и мы его пройдем так, как надо.
Таким образом, с незанятыми цивилизацией территориями вопросов вообще нет. С материальными ресурсами тоже все в порядке, а вот с человеческими на ближайшие годы – беда. Придется привлекать сагитированных запорожских и донских казаков, скупать на рабских рынках Османской империи всю православную братию, и не только воинов, но и мужиков, потому как нужен и воинский и трудовой контингент. Для организации еще одного постоянного ручейка, по которому станут поступать крестьяне и некоторые бояре, надеюсь договориться со староверами. Эти, конечно, не сразу рванут на новые земли, вначале отправят доверительную партию из числа старших, но годика через два-три, думаю, согласятся. Впрочем, уже говорил, что староверами является большинство казаков и почти все мои офицеры, и никто им на это не пеняет; молитвы читают на одном языке, а то, что крестятся немного по-другому, так за это и раньше из наших храмов не выгоняли. Но было бы лучше, чтобы священники нашли компромисс.
Скольких переселенцев, таким образом, сможем тайно собирать и отправлять на новые земли, не знаю, но надеюсь, что около четырех-пяти тысяч в год. Этого количества тоже крайне мало, поэтому вся надежда на будущее взаимовыгодное сотрудничество с царем Петром. А в том, что он станет моим главным союзником, нисколько не сомневаюсь. Это первый любопытный, разумный и деятельный прогрессор на престоле царства Московского, поэтому от предложений, которые будут способствовать расширению территорий, увеличению могущества и превращению царства в межконтинентальную империю он отказаться не сможет. А предложить есть что.
Более высокотехнологичные средства производства, более совершенные системы вооружения в армии требуют наличия научно-технических специалистов. А их, к сожалению, пока еще нет, и это на сегодняшний день самая серьезная проблема. Придется через компанию "Новый мир" выделять гранды и стипендии университетам Европы, таким образом привлекать заинтересованных выпускников, а здесь уже доучивать и переучивать. Кроме того, заложены основы бесплатного обучения в специальных учебных заведениях, высокой оплаты труда инженеров, техников и мастеровых, и это должно серьезно стимулировать нашу собственную предприимчивую молодежь. Все это, а также обязательное участие частного капитала должно двинуть индустриализацию страны с короткого старта.
Одна из самых мощных движущих сил – строительство. Даже мне когда-то пришлось неслабо поучаствовать в этом деле. Когда-то я был состоявшимся инженером-механиком, а жизнь распорядилась так, что пришлось заняться строительным бизнесом. И пошел уже в зрелые годы учиться на заочное отделение инженерно-строительного института. Тогда-то и заинтересовался некоторыми работами некоего голландского дворянина Франца де Волана, который в свое время принял российское подданство и стал самым первым инженером Южной армии Александра Васильевича Суворова. Со временем он сделался, не побоюсь этого слова, великим строителем, под его непосредственным руководством было возведено немало фортификационных сооружений и крепостей, он строил города Белгород-Днестровский, Новочеркасск, Николаев, Одессу.
Все его поселения представляли собой компактные военно-административные образования с прямоугольно-сетчатой планировкой, он предусматривал просторные площади, широкие проспекты и зеленые бульвары. Впервые упорядочили размещение государственных учреждений, воинских формирований и жилых районов. Это были города будущего, генеральные планы которых даже в XXI веке исключали возможность создания на улицах глухих транспортных пробок.
Со своими строителями мы раз и навсегда определились именно с такой схемой планировки всех городов княжества. Тем более что строить приходилось не в стесненных условиях замкнутых территорий. Для них, конечно, улицы с зелеными насаждениями посредине шириной в тридцать и пятьдесят метров и площади в сто пятьдесят – триста метров выглядели странно, однако кто заказывает музыку, тот и танцует, поэтому строители особо не возникали. Потом, когда увидели в действии наше оружие, ни о каких крепостях и высоких стенах больше даже не намекали.
Вопросы организации сельского хозяйства меня теперь тоже не беспокоили, землей – исконной мечтой крестьянина, людей обеспечил. Земледельцы получали ее в пожизненное арендное владение с правом передачи одному наследнику. В субаренду землю тоже могли передать, но не менее чем на пять лет, правда, после этого арендатор и его наследник теряли на нее всяческие права, и земля оставалась в пожизненном владении субарендатора. Таким образом, хитрый лентяй или пьяница сразу же превращался в наемного работника – в селе или в городе. Первое время, конечно, будет спасать обилие земельных ресурсов, но это ведь не вечно.
Крестьянских детей, желающих отделиться и завести самостоятельное хозяйство, тоже не обидим, лишь бы они хотели заниматься земледелием. Дадим землю если не в Африке, то в Америке или Океании. Здесь важен другой момент: как они землей распорядятся, как будут ее эксплуатировать.
Понимаю, что тех моих скудных знаний, которые я записал и выпустил агрономической брошюрой, бесконечно мало, ведь я не агроном – написал о многополье, которое нынешние просторы вполне позволяли внедрить, о методах обработки земли, о вопросах механизации, о селекции, об удобрениях, о прививании веток культурных деревьев к дичкам, о каких-то других мелочах. Впрочем, науки о сельском хозяйстве пока еще не существовало, в той жизни ее основы заложили лишь к концу XIX века сами любопытные и заинтересованные энтузиасты-земледельцы, поэтому пускай так будет и в этой жизни. Но что-то подсказывало, что после моих откровений наука начнет развиваться, и в первую очередь – в моей стране.
А вот методы хозяйствования меня интересовать не будут, пускай община сама решает: то ли ей объединяться в группы по интересам, то ли развивать свое частное предприятие с учетом наемного труда. Но, думается, если в сельское хозяйство не вмешиваться и насильственно его не реорганизовывать, то эволюционным путем должны установиться такие производственные отношения, какие и были у южноафриканских буров. То есть на земле должен сидеть заинтересованный хозяин.
В той жизни довелось бывать в гостях у одного крестьянина в районе города Йоханнесбург. Большая усадьба, красивый двухэтажный хозяйский особняк, обширный вишневый сад, на другом берегу искусственного пруда – вполне нормальный четырехквартирный жилой дом для наемных работников, там проживали четыре негритянских семьи. Еще один работник, белокожий старик Вальтер, обитал на первом этаже.
Немного в стороне стоял ангар с инвентарем и техникой: двумя тракторами, зерноуборочным и кукурузоуборочным комбайнами, машиной-молоковозкой и двумя прицепами. А за ангаром виднелся коровник голов на пятьдесят. Никаких зернохранилищ и амбаров на территории не было, предприятие-заказчик во время уборки вывозило все до последнего зерна, а специально обработанными семенами тоже обеспечивало полностью. И это не какое-то передовое богатое хозяйство, а самое обычное рядовое. Так вот, если мои крестьяне станут жить точно так же, то буду просто счастлив.
Но не все было радужным в делах наших, не все шло так, как хотелось. Оглядываясь на путь, пройденный с переселенцами по Южной Африке, хочу с сожалением сказать, что без неприятностей и конфликтов тоже не обошлось. Ничего не поделаешь, шесть с половиной тысяч людей, столько же разных уровней воспитания, столько же характеров.
Нет, среди соратников идиотов не было, человек воинского сословия, с детства умеющий держать в руках меч, привык нести ответственность за каждое сказанное слово, и в кругу себе подобных, как правило, люди относились друг к другу корректно. А о том, чтобы ослушаться в походе слова старшего, вообще понятия не имели. Да и наши крестьяне вели себя вполне прилично, спины некоторых из них еще помнили вкус кнутов, которых отведали за мелкие косяки на Ла Пальме. Но громадная толпа бывших рабов доставила немало забот. Иногда у них случались мордобои и ссоры, которые происходили из-за человеческих алчности и подлости, но чаще всего вспыхивали из-за женщин. Однако эти трения не выходили за рамки условностей, при которых требовалось постороннее вмешательство.
Однажды один из бывших пиратов с "голландца" на привале сделал казачке, муж которой был отправлен в наряд в боковое охранение, неприличное предложение. Получив пощечину, этот смерд посмел поднять на женщину руку, но казаки сие действо быстро пресекли, зарубили его на месте. Двух его подельников тоже порубили на куски как соучастников.
Казаки в походе шли своей группой, считай, станицей, поэтому с человеком подлого сословия, который пытался нагадить в их доме, расправиться имели полное право. Вот и наступила расплата, немедленно, без суда и следствия, зато публично и в строгом соответствии с нашими законами. Нужно сказать, что этот инцидент имел огромное воспитательное значение, происшествие здорово подтянуло дисциплину.
Были и другие неприятности. Следует вспомнить, как тяжело искоренялась антисанитария, с какими сложностями внедрялись в быт нормы гигиены. Если наши… то есть не так, они сейчас уже все мои. Так вот, выходцам из Украины и Дона несколько месяцев подряд под тяжелым прессингом моих воинов кнутом и добрым словом на уровне рефлексов вбивалось понятие чистоплотности. Лично отозвал некоторых девчонок и натурально приказал освоить шитье обыкновенных трусов, подвязку подгузников и использование хлопка-сырца. В результате от людей, особенно от женщин, перестали идти неприятные запахи. Пятна на платьях некоторых казачек и крестьянок, которые возникали по причине отсутствия нижнего белья, в один прекрасный день исчезли. Народ стал постоянно мыться, и руки начали мыть перед каждым приемом пищи.
С появлением бывших рабов все то же самое пришлось натурально вбивать в их задницы и спины. В этом вопросе здорово помогли отцы. Несмотря на то что многие переселенцы были католиками или протестантами, подозревая безысходность, к мнению наших православных священников прислушивались. Они подтянулись и, глядя на уже более-менее воспитанных соседей, стали перенимать их навыки.
Считаю, что главнейшим результатом жестких, а часто жестоких методов внедрения гигиены стало то, что за время длительного путешествия никто из переселенцев серьезно не заболел.
Анализируя все, сделанное за прошедшие годы, и вспоминая месяцы, прошедшие с начала путешествия, долго не мог уснуть. Только услышав удары в рынду, извещающие об окончании собачьей вахты, а потом скрип лебедок, поднимающих якоря, и топот марсовых матросов, заставил себя отключиться. Ведь через два часа нас ожидали подъем и начало очередного, нового дня. Жизнь продолжалась.
Глава 2
Пролив Дрейка, который отделял самую южную часть континента – Огненную Землю – от Антарктики, мы для прохода даже не рассматривали. И не потому, что пришлось бы огибать значительные расстояния, а потому, что там встречаются холодные и теплые течения, что является причиной почти круглогодичных сильных штормов. Высота волн достигает пятнадцати метров. Это, конечно, не тайфун, но все равно, избави нас Бог от подобных испытаний.
Наш путь лежал ко входу в Магелланов пролив, довольно точно обозначенный на моих лоциях. В Южном полушарии это был наиболее безопасный путь, соединяющий Атлантику и Тихий океан. В том мире он даже после окончания строительства Панамского канала имел важное значение для мировой торговли. Особенно для перевалки грузов между юго-западным побережьем южно-американского материка и югом Африки, а также регионом Индокитая.
В полдень ярко светило солнце, вход в пролив с высокими скалистыми берегами был виден отчетливо. Мы взяли левее и прошли ближе к остро выступающему в изумительно-синее море мысу Каталина. Расстояние между берегами насчитывало около десяти миль и встречных судов не наблюдалось. Но, вспоминая лекции в морской школе, в том числе и об этом проливе, где в узких местах, укрытых скалами, могут встретиться всякие шутники, выбросил вымпел "Боевая готовность".
Дело в том, что с момента открытия пролива Магелланом было несколько попыток колонизации и взятия этих мест под контроль. По указанию короля Испании для устройства крепостей и строительства двух городов – города Иисуса и города Филиппа – было направлено триста поселенцев. Но через три года какой-то британский пират забрел сюда и нашел вместо города какие-то развалины и единственного выжившего "Робинсона". Оказывается, все остальные умерли от голода и отсутствия пресной воды. С тех пор и до середины XIX века, пока его не оседлало государство Чили, освободившееся от колониальной испанской зависимости, пролив оставался бесхозным, а развалины бывшего города так и назывались: Puerto Hambre – Порт Голода.
В лоциях было указано, что здесь часто меняются течения и ветры, поэтому, когда пролив стал резко сужаться до ширины в две мили, а солнце спряталось за отвесными скалами, решил не рисковать и на ночь глядя в узкое горло не входить. Организовал стоянку немного левее прохода, но боевую готовность не отменил, пока высланная на шлюпке к скалам партия наблюдателей не осмотрела и не взяла под контроль дальние подходы.
Ночь прошла спокойно, и когда верхушки скал ярко вспыхнули от утреннего солнца, а у входа в пролив было еще пасмурно, с наблюдательного поста вернулись караульные. Они доложили, что узкое горло имеет ширину в две мили, а дальше пролив опять расширяется миль до восьми-девяти, и по всей видимой части водной поверхности других посторонних судов не наблюдалось.
В лоциях было указано, что длина всего пролива – триста десять миль, и довольно широкий, прямой участок в сто миль мы надеялись пройти за световой день. Оно так и получилось, миновав рано утром развалины Порта Голода, к завершению третьей вахты мы подходили к резкому повороту на северо-запад, к самому узкому и ответственному участку пути протяженностью сто пятьдесят миль.
Солнце уже скрылось за вершиной горы, но и плановую дистанцию дневного перехода мы прошли, поэтому милях в четырех от пересекающих путь каменных берегов, которые скрадывали поворот пролива, отдал команду рифить паруса. "Алекто" по инерции еще резала волну, как вдруг из-за поворота, наглухо закрытого от обзора высокими скалами, сначала вынырнул бушприт с кливерами, а затем стал неумолимо выползать нос самого настоящего боевого фрегата четвертого ранга с двумя орудийными палубами. Его пушечные порты, как и у нас, были открыты и готовы к бою, но дистанция для выстрела оказалась запредельной, около двух с половиной миль.
– Рулевой! – с трехсекундной задержкой заорал во всю глотку. – Курс двадцать четыре румба! Сигнальщик! Вымпел "Всем поворот влево".
– Есть курс вест! Есть вымпел "Поворот влево", – закричали вахтенные матросы, а правая палуба при резком повороте стала заваливаться вниз.
– Марсовые! Гафель к смене галса! Опердек, готовность?!
– Оба борта готовы! – услышал из люка голос командира пушечной палубы сержанта Новикова. И в это время из-за скал сорокашестипушечный фрегат вынырнул полностью. Увидев развевающийся на корме флаг Испанской империи, с облегчением вздохнул – точно такие же флаги были подняты и на наших судах.
– Сигнальщик, спустить вымпел "Боевая готовность"! Опердек! Закрыть пушечные порты! Марсовые, убрать паруса! – Мой голос стал хриплым, а пальцы рук, вцепившиеся в ограждение квартердека, начали слегка подрагивать, пошел адреналиновый откат. Уж очень быстро пришлось реагировать на вероятную угрозу. Если бы это были англичане или голландцы, которые ни в военное время, ни в мирное, особенно находясь на краю земли, добрым отношением к испанскому флагу не страдали, нам бы мало не показалось.
Я узнал этот фрегат. Это был тот самый "Святой Себастьян", на котором мы курсантами проходили практику и плавали к берегам Америки. Именно на нем в должности старпома должен был служить Луис. Следом из-за скал стали появляться две двухмачтовые стремительные бригантины и три толстых шхуны. Взглянув в подзорную трубу, отчетливо увидел стоящую на шканцах с поднятыми подзорными трубами группу офицеров, а среди них Луиса и своего бывшего капитана дона Переса.
В это время капитан фрегата что-то крикнул, и носовая мортирка глухо бахнула холостым выстрелом, предлагая встречным судам остановиться и лечь в дрейф. Мы и так планировали здесь остаться на ночь, поэтому приказал отдать якоря.
– Фомка! – позвал слугу, который после ужина всегда ошивался поблизости. И точно, его курчавая голова пряталась за ступеньками шкафута. – Приготовь зеленый хубон, шляпу, ботфорты.