- Джентльмены, - на хорошем испанском обратился к собравшимся посол США - нескладный и долговязый человек, - разумеется, наша страна намерена сохранить в отношении Маньяды политику дружбы и сотрудничества. А также оказывать всестороннюю поддержку демократическим преобразованиям… осуществляемым (я подчеркиваю) легитимным правительством страны.
В этой связи считаю своим долгом напомнить уважаемым членам Совета Национального Возрождения, что их мандат (и, соответственно, легитимность) истекают так же через месяц. И за это время я настоятельно рекомендую провести в стране президентские выборы. На которых, что важно, я не рекомендую баллотироваться ни дель Гадо, ни кому-либо из видных членов Совета. Учитывая отношение к вам населения Маньяды…
Недовольный гул заглушил дальнейшие его слова.
- Да что вы знаете об "отношении населения"? - недовольно, и забыв о дипломатическом такте, вопросил дель Гадо.
- Более чем достаточно, - невозмутимо ответил посол, - в народе, например, становится модным плохих и неприятных людей называть "дель Гадо". Был, скажем, Хуан Лопес - и станет Хуаном дель Гадо. Особенно часто это прозвище применяется в отношении преступников и изменников. А также тех, кто работает на иностранцев.
- Допустим, - молвил с места один из членов Совета, - выборы - так выборы. И кого же вы видите в качестве подходящей кандидатуры?
- Глорию Агилар, министра финансов, - ни секунды не колеблясь ответил посол.
В ответ участники совещания одобрительно закивали. Было от чего - ведь сеньора Агилар и впрямь казалась им оптимальным решением. Зарекомендовав себя как воплощение дисциплины и исполнительности еще при Валадесе, она не особенно колеблясь, перешла в правительство дель Гадо. И хотя в состав Совета ее не включили, Глория Агилар была единственным членом прежнего кабинета, кому после переворота сохранили не только жизнь, но и должность.
Беспринципность Агилар в сочетании с ее деловыми качествами делали сеньору министра идеальной марионеткой. Формальное же ее отсутствие в составе Совета из минуса превращалось в плюс - потому как давало новоиспеченному кандидату основания открещиваться от любых деяний дель Гадо и его приспешников. Вдобавок, Глория Агилар была единственной женщиной в правительстве - что также могло дать ей дополнительные очки на выборах.
Впрочем, на все вышеперечисленное, Пако Торресу было глубоко наплевать. Он не собирался допускать этих выборов - и аргумент имел довольно весомый… а также точный и крупнокалиберный. Первый выстрел из него Пако сделал лишь в потолок - дабы привлечь к себе внимание. И уж после этого перешел к исполнению задуманного.
Загремели выстрелы; Глория Агилар была убита одной из первых. Затем, один за другим замертво попадали министры и члены Совета. Кто-то из них встретил смерть не сходя со своего места - однако нашлись и такие, кто пробовал уползти или спрятаться под стол.
Генерал-полковник Эдвардс получил свою порцию свинца, сохранив молчаливое спокойствие. Не было со стороны старого вояки ни попыток бегства, ни столь же бессмысленных потуг на сопротивление - равно как и пустых угроз или мольбы о пощаде.
Зато уж господин посол отличился на славу. Он и руками замахал, и завопил - напомнив дипломатической неприкосновенности, и, разумеется, о стране, которую он представлял. Пако нарочно не спешил жать на курок - давая этому паяцу отыграть свою роль до конца.
А вот Хорхе дель Гадо он оставил "на десерт" - решив убить председателя Совета в последнюю очередь. Тот не возражал… и не предпринимал никаких действий, чтобы спастись. Напротив - с завидным спокойствием дель Гадо сидел на своем месте и, скрестив руки на груди, наблюдал за бойней. Когда же упал последний из участников совещания, он осмотрел заваленный трупами зал и… зааплодировал - медленно, будто смакуя.
- Благодарю за оказанную услугу, - произнес дель Гадо неторопливо и с расстановкой, - не знаю, кто вы… но можете быть свободны. Вы помогли мне избавиться от этих типов - коварных, завистливых и вороватых; доставших меня своим нытьем и бесполезными советами. А посему - адьёз; я дам команду гвардейцам, чтобы вас пропустили.
- Я уйду, - прохрипел в ответ Пако, - но когда… закончу. А я не закончил!
И с этими словами он выстрелил в дель Гадо - прямо в грудь, в упор. Но на белой рубахе председателя Совета не проступило даже крохотного кровавого пятнышка.
- Бронежилет? - не понял Пако, отказываясь верить во внезапную догадку.
И выстрелил в противнику в лоб. Тот лишь мотнул головой и усмехнулся.
- Дорогой террорист, - молвил дель Гадо, - бронежилеты - детские шалости. Это ты видел?
И он извлек из-под рубахи золотую цепь, увенчанную большим, опять же золотым, крестом.
- Он освещен в Ватикане… в Соборе Святого Петра. Уберегает меня от свинца. Или, думаешь, ты первый, кто надеялся меня убрать? Ну и напрасно. Впрочем, черт с тобой. Раз уж ты не принял моего предложения, раз уж настолько туп и жаждешь моей смерти - что ж, придется… принять меры.
И с этими словами дель Гадо выстрелил - из маленького изящного пистолета, незаметно как оказавшегося в его руке. Первая пуля попала в голову Пако, другая - в живот, а третья угодила в руку. Дель Гадо стрелял без промаха - вот только пули не могли причинить вреда его противнику.
Что крайне обескуражило председателя погибшего Совета.
- Коллега, - не спросил, а уточнил он с немалым удивлением, - что ж, против факта нет аргумента. Не знаю, откуда у тебя такая же штука… но, впрочем, мне это и неинтересно. А интересует меня другое: ты по-прежнему хочешь… взять мою жизнь?
Пако кивнул, опуская бесполезную уже винтовку.
- Тогда у меня деловое предложение, - не без энтузиазма начал дель Гадо, - знаешь ли, крест уберегает от пуль… но только не от благородных клинков. Твой единственный шанс - поединок. А уж оружием я тебя не обижу. На это ты согласен?
- Не вижу других вариантов, - со вздохом ответил Пако.
А Хорхе дель Гадо в ответ улыбнулся - торжествующей улыбкой победителя или олимпийского чемпиона. Улыбнулся так, будто был на сто процентов уверен в исходе поединка.
* * *
- Итак, сеньор! - торжественно изрек он уже в своем кабинете - подальше от трупов "коллег" и штатовских патронов, - вы готовы скрестить шпаги?
- Сеньор, - в ответ хмыкнул Пако, - как мило… Давно меня никто не называл "сеньор".
- Ничего личного, - дель Гадо поспешил внести ясность, - я сделал комплимент скорее… себе. Дабы не унижаться дуэлью со всяким отребьем.
Эти уничижительные и даже оскорбительные слова председатель Совета Национального Возрождения произносил ровным и спокойным тоном, совершенно не срываясь на крики и грубость. Произносил он их так, как будто вел разговор о погоде или о какой-нибудь громкой премьере. Словно давал понять своему собеседнику: "я не оскорбляю тебя - я лишь констатирую тот факт, что ты дерьмо. Я же - соль земли, и само твое присутствие меня унижает".
"Аристократы, - подумал Пако злобно, - только и умеют, что за чужой счет красоваться".
- Скрестим же шпаги! - тон этой реплики у дель Гадо получился все же повышенным.
Видимо, так ему не терпелось начать поединок.
Кстати говоря, шпаги, которыми пришлось сражаться Пако и дель Гадо, не имели ничего общего с легонькими металлическими прутиками, коими машутся спортсмены-фехтовальщики. Эти, по-настоящему боевые, шпаги представляли собой стальные пики - почти полутораметровые и довольно-таки тяжелые.
И, конечно, опасные: прямой удар такой пикой мог пронзить человека насквозь. Другое дело, что нанести такой удар было весьма и весьма затруднительно. Даже для опытного бойца - а что уж говорить о шахтере-простолюдине?
Пако орудовал своей шпагой словно обычной палкой - бестолково отмахиваясь, либо более-менее успешно прикрываясь от ударов соперника. Дель Гадо же, напротив, фехтовал умело и с удовольствием. С первого взгляда было ясно, что данный поединок забавлял и даже развлекал его.
Дель Гадо и развлекался - оттесняя соперника то к одной, то к другой стене кабинета, ловко парируя его неуклюжие удары, а, в виде исключения - еще и давая ложную надежду. В последнем случае он делал вид, будто подставляется под атаки Пако… однако, дождавшись оных, с легкостью их отбивал.
Пару раз дель Гадо смог даже попасть в своего соперника - но не придал этому значения. Во-первых, он считал, что и Пако неуязвим лишь для пуль - но не против холодного оружия. А во-вторых председатель Совета Национального Возрождения чересчур увлекся поединком. Увлекся, как увлекаются дети, получившие в свое распоряжение забавную игрушку.
Пако и был забавной игрушкой для этого аристократа - надменного, однако не лишенного чувства юмора. Дель Гадо играл с ним, как кошка играет с мышью: нарочно растягивая удовольствие. Хотя наверняка мог убить своего соперника с первого же удара… вернее мог бы - если б не талисман покойного Колдуна.
Но со временем надоедает даже самая увлекательная игра. Надоела она и участникам того поединка, причем, надоела обоюдно. И обе стороны решили прекратить эту игру - не сговариваясь и по-своему. Дель Гадо одним ловким движением все-таки достал и хорошенько ткнул своего соперника в живот; ну а соперник… соперник решил притвориться. Ибо счел излишним продолжать играть по правилам, навязанным врагом.
Уронив шпагу, Пако Торрес схватился за живот, на котором уже проступало темно-красное пятно. Лицо у Пако в тот момент сделалось почти взаправду мученическим - даром, что бывший шахтер отродясь не играл даже в школьных спектаклях. И с вот таким мученическим лицом Пако медленно опускался на колени.
- Итак, сеньор, я полагаю: поединок завершен, - провозгласил дель Гадо таким тоном, будто обращался к залу, полному зрителей - а вовсе не к одинокому сопернику.
И опустил шпагу, не забыв явить свою надменно-торжествующую улыбку.
Это и нужно было Пако. Резким и почти незаметным движением он извлек из ботинка боевой нож - и пырнул им прямиком в ногу дель Гадо. Лицо того побледнело от ужаса и боли - настоящей, непритворной.
Председатель вскричал и выронил шпагу.
- Ну что ж, аристократишко, - произнес Пако, поднимаясь и чувствуя прилив сил, по мере того, как затягивалась рана на животе, - а теперь поиграем по моим правилам.
- Но… как?.. - только и мог сказать дель Гадо. Хваленая аристократическая невозмутимость покинула его, уступив место страху, боли и удивлению.
Следующим ударом Пако намеревался перерезать сопернику горло…
Вот только этому поединку так и не суждено было завершиться по всем правилам - с победой и поражением одной из сторон. По стечению обстоятельств в нем вовсе не оказалось победителей.
* * *
То ли посредством спутникового наблюдения, то ли через прослушивающие устройства - но янки узнали о бойне, произошедшей в Президентском Дворце. Узнали в подробностях; после чего сделали выводы и приняли соответствующее решение.
Перво-наперво с палубы эсминца "Бейнбридж" было выпущено две ракеты "томагавк". И как раз в тот момент, когда Пако намеревался добить дель Гадо, эти ракеты достигли цели.
Взрыв, последовавший за их попаданием в Президентский Дворец, разрушил не только это здание; от него пострадали также и расположенные поблизости казармы Национальной гвардии, ее арсенал и склад боеприпасов. Детонация последних вызвала новый взрыв - окончательно пробудивший встревоженных жителей Сан-Теодореса.
Страшное слово "война", от которого столица Маньяды худо-бедно отгораживалась почти год, теперь стало реальностью и для нее.
Ракетный удар по Президентскому Дворцу не оставил находящимся внутри него людям ни малейшего шанса. Не стали исключением даже Пако Торрес и Хорхе дель Гадо. Даже если бы золотой крест и амулет Колдуна не дали бы им погибнуть в первое же мгновение, выбраться из-под развалин ни Пако, ни его соперник все равно бы не смогли. И были обречены на смерть от голода или жажды.
Несколько часов спустя командование Второго Флота ВМС США приняло решение о начале эвакуации контингента сухопутных войск - который остался без своего командующего Эдвардса. Эвакуация началась досрочно - за месяц до официального прекращения операции "Свобода Маньяде".
Впрочем, подобная расторопность отнюдь не грозила командованию Второго Флота ничем плохим. Более того, учитывая расстановку сил в Конгрессе после недавних выборов, расторопность эта могла пойти и кое-кому на пользу. Атака же на Президентский Дворец в этом свете тоже смотрелась почти что в порядке вещей - как громкий хлопок дверью перед уходом.
В то же самое время из Маньяды начался вывоз персонала корпораций США - понесших в этой стране убытки и приступивших к их подсчету.
А наутро граждане Республики Маньяда не сразу и осознали случившиеся. Вновь не осознали, что в их жизни, второй раз за неполный год, наступила новая веха. И тот факт, что отныне они предоставлены сами себе, точно дети-беспризорники, маньядцам еще только предстояло понять.
А также прочувствовать это на собственной шкуре.
13 марта - 13 июня 2011 г.