- Знаю, что скажешь, но паки и паки повторюсь - коли мало денег, можно и не спешить строить. Никто же не требует, чтобы ты, плюнув на все, его в один год воздвиг. Ныне у тебя, как у смерда в деревне, - страда самая. Тут и впрямь основную дань пока что телесному отдавать надобно. Да и было бы гривен в достатке - все одно, в таком деле торопиться не след. Эвон, Успенский собор в Москве четыре года возводили, а над Благовещенским с Архангельским - по пяти лет трудились. Ты же хоть десять лет возводи - слова не скажу и тормошить не стану. Но я сейчас речь о самом начале веду, о том, чтоб ты это дело хотя бы затеял, а уж там… - И он махнул рукой. - Да пусть ты его не пять - пятнадцать, двадцать лет строить будешь, но начни, размахнись душой. О том и молить тебя пришел перед отъездом, чтоб душа у меня была спокойна в странствиях дальних. Кстати, если ты думаешь, что лишь я один о том пекусь, то тебе и Вячеслав Михалыч то же самое сказать может.
Константин знал, что это правда. Один из разговоров на эту тему состоялся как раз при воеводе и Миньке. Как ни странно, но голоса "за" и "против" разделились тогда в соотношении не три к одному, как предполагал князь, а поровну.
- Вообще-то наглядную агитацию в армии никто не отменял, - задумчиво произнес Вячеслав, встав на защиту священника.
- Так то же в армии, - буркнул Константин.
- А в народе она что, не нужна, по-твоему? - усмехнулся воевода. - Порою еще сильнее требуется. Решать, конечно, тебе, Костя, но я бы подумал еще раз. Может, и наковыряешь где-нибудь деньжонок.
Ныне ссылка на слова воеводы вкупе с желанием, чтобы отец Николай отправился в путь со спокойной душой, окончательно добили Константина, и он выкинул белый флаг:
- Ну хорошо. Быть по-твоему, отче. Этой осенью не обещаю, а вот весной одновременно со стенами обязуюсь начать рыть котлован и под фундамент будущего храма. Но с самим строительством годик-другой все равно погодим.
Священник издал недовольный вздох, собираясь заново приступить к уговорам, но Константин опередил его.
- Не о том ты подумал, отче, - мягко упрекнул он собеседника. - Не собираюсь я тянуть время. Тут иное. Ты же сам сказал, что будущий храм должен смотреться краше всех прочих, которые уже воздвигнуты в соседних княжествах, а это зависит не от размеров. Вон какие в двадцатом веке небоскребы - ну и что? Ими же никто не восхищается. Если только высотой, да и то поначалу, а через день привыкли, и все. Словом, надо мастеров первоклассных отыскать и, как мне кажется, попробовать сыграть на смешении стилей. Главными, конечно, наши строители будут, но им в помощь непременно нужно дать двух-трех булгар, да еще из Германии или из Италии кого-нибудь пригласить. Получится, что мы в будущий храм помимо православной еще и мусульманскую красоту вбухаем вместе с католической. Ну и ты тоже, будучи в Константинополе, погляди - авось кого и сыщешь. Заодно и Святой Софией полюбуешься, на размеры поглядишь, какие-нибудь особенности подметишь и себе на карандаш.
- Италия, Германия, булгары, Константинополь… Какая-то разношерстная компания соберется. И что у нас тогда за храм получится? - встревожился отец Николай.
- Боишься, что они к заячьим ушам лисий хвост и медвежью морду присобачат? - улыбнулся князь. - Зря. Главными на стройке будут наши мастера, а от остальных - я ведь сказал уже - возьмем самое лучшее, и такое, чтобы оно вписывалось в общую картину, а не маячило в ней, как бельмо в глазу.
- А с канонами церковного строительства эти новшества не войдут в противоречие? - озаботился священник.
- А мы, чтобы такого и впрямь не получилось, над всеми мастерами отдельное начальство поставим. Ему и доверим принимать окончательные решения - как, да что, да где, да какое новшество допустить.
- А если само начальство, оно… - начал было священник, продолжая терзаться сомнениями.
- Не оно, а ты, отче, - перебил его князь. - Ты же будешь главою епархии, тебе и карты в руки, точнее сказать, строительство.
- Да я в нем не больно-то силен, - замялся отец Николай.
- Потому я тебя и назначу не строить, а руководить. Разница существенная.
- Ну хорошо, - неуверенно согласился священник. - А посвятить храм кому мыслишь? - деловито осведомился он, пояснив: - Оно ведь сразу знать надобно, чтоб народу объявить прилюдно. Меня же весной еще не будет, вот и вопрошаю ныне.
- Это тоже тебе решать. Если бы не ты, то строительство я еще долго не начал бы. Но я так думаю, - Константин лукаво улыбнулся, - что честнее всего будет его посвятить твоему небесному покровителю, то есть Николаю-угоднику, который и на Руси весьма популярен. Как тебе?
- Святой сей и впрямь почитаем, - задумчиво отозвался отец Николай. - Однако если уж величие помыслов своих выказывать… Ты как о святой Софии мыслишь?
- Так есть же такие храмы, - искренне удивился Константин. - Ты не забыл, что уже в наше время их аж три штуки на Руси имеется: один в Киеве, другой - в Новгороде, а третий в Полоцке. У нас не первый, а четвертый по счету выйдет.
- Это все так, - кивнул священник. - И правда четвертый. А ты его так выстрой, чтоб народ глянул, ахнул и сказал: "По времени он четвертый, но по красоте и величию - первее первых будет".
- Эва куда ты замахнулся, - крякнул Константин и весело засмеялся, шутливо грозя собеседнику пальцем. - Думаешь, не вижу, куда ты гнешь, отче? Если я святой Софии храм посвящу, то мне уж волей-неволей, а сэкономить никак не удастся. Придется во всю ширь размахиваться, чтоб и размеры были - о-го-го, и все остальное им под стать. А уж коль держать в памяти ту Софию, которая в Константинополе, то…
- Да уж, - согласился отец Николай. - Тогда ни сотней гривен, ни тысячей не откупишься. Да и одним десятком тысяч, пожалуй, тоже. Оно и хорошо. Тогда он у тебя на часовенку убогую, кою ты хотел по первости поставить, точно походить не станет. Стало быть, можешь мне спасибо сказать.
- А спасибо за что? - удивился Константин.
- От позора уберег, - пояснил священник. - Часовенки-то ныне на Руси бояре строят да купцы побогаче. А я указал, какое строительство князю к лицу - храм величавый. Это если простой правитель и без помыслов величественных. Такому же, как ты, надлежит неслыханную красоту воздвигать, иначе и затеваться смысла нет.
- Ну и хитер ты, отче, - восхитился Константин.
- Прост я, - возразил священник. - Сам видишь, за пазухой ничего не таю. И не столь я тебя убедил, сколь ты сам уразумел мою правоту.
- А факты подобрать с доводами, слова нужные отыскать? Это же уметь надо, - не согласился князь.
- И тут вся хитрость лишь в том, что слова эти от сердца должны идти. Ежели изрекающий сам в них верит, то и слушающий рано или поздно ими проникнется, - спокойно пояснил отец Николай. - Опять же и того не забывай, что у меня за плечами опыт проповедей. Если их все сосчитать - непременно за тысячу перевалит, а то и не за одну. А что такое проповедь? Речь, предназначенная для того, чтобы убедить слушателей в истинности чего-либо, да не одного человека, а десятки, если не сотни. Труд не из легких, ты уж поверь. Ныне же гораздо проще - и убеждать всего одного понадобилось, и сам он умом не обделен. - И священник вопрошающе уставился на князя.
- Знаю, чего ждешь, - хмыкнул Константин. - Слово тебе даю: скупиться не стану. Вплоть до того, что, если казна пустая будет, в долги к купчишкам влезу, но отгрохаю все в лучшем виде и именно так, как ты скажешь. Жалко, конечно, гривенок, что уж тут говорить, да и к церкви я равнодушен. По-моему, человеку для общения с богом посредники не нужны. Но тут дело скорее не церковное, а политическое, значит, и впрямь глупо над серебром трястись. Ну, доволен? - спросил он с улыбкой.
- Вполне, - сдержанно склонил голову отец Николай, стараясь не выказывать откровенной радости, что сумел он наконец-то дожать, додавить неуступчивого упрямца. - Разве что про посредников ты не совсем верно сказал. Когда человек умен или вовсе мудр - одно. Тут, может, наша помощь ему и не нужна. Да ведь мы же и не навязываемся. А крестьянину простому, ремесленнику, купцу, да и многим князьям сподручнее все-таки в церкви молитву вознести.
- Насчет того, что не навязываемся, - вопрос спорный, - начал было Константин, но передумал. - Ладно. Это дискуссия долгая, а у меня самого к тебе дельце имеется. Долг-то платежом красен, отец Николай. Я тебе слово свое дал, что храм начну строить и мелочиться не стану, теперь пришла пора и меня выслушать. Знаешь ли ты, что не только на поставление в сан в путь-дорожку собрался, но одновременно еще и посольство мое возглавишь?
- То есть как? - опешил священник и энергично запротестовал: - Э нет. Так мы не договаривались. Или ты киевского митрополита имеешь в виду?
- Да нет, бери выше. Ты, отче, мой чрезвычайный и полномочный посол к патриарху Константинопольскому, а также к императору Феодору Ласкарису. К нему даже в первую очередь. Пусть он сам своего патриарха убалтывает, так-то оно понадежнее будет.
- Да ты в своем уме, Костя?!
- Не помешал? - осторожно спросил появившийся в дверях Вячеслав.
- Заходи, Слава. Ты как раз вовремя. А то тут отец Николай вздумал отказываться от посольства.
- Правильно делает, что отказывается, - неожиданно для Константина поддержал священника воевода, подходя к столу и с тоской оглядывая его скудное убранство. - Кто же под квас с хлебом человека уговаривает? Между прочим, посол - это новая должность, и ее непременно надо обмыть. Ты, отче, держись до конца и не соглашайся, пока наш князь не проставится.
Константин хмыкнул и неспешно направился к высокому шкафу.
- И при чем тут твоя документация? - осведомился Вячеслав.
- У меня тут помимо ящичков с бумагами еще и полочки имеются, - пояснил князь, так же неторопливо выбирая что-то.
К столу он вернулся со здоровой бутылью, наполненной под горлышко.
- Совсем другое дело, - оживленно потер руки Вячеслав, усаживаясь и по-хозяйски пододвигая к себе блюдо с румяными яблоками. - Сейчас остограммимся, и ты, отец Николай, дашь свое добро. Но не продешеви. Если медовуха придется не по душе, требуй налить из другой бутыли. Хотя, честно говоря, я бы на твоем месте согласился без раздумий. Это же загранкомандировка сроком на год, не меньше, да еще с прекрасными суточными и обслуживающим персоналом.
- Вот сам и езжай, - огрызнулся священник. - Лик у тебя благообразен, нахальства хоть отбавляй. Тебя-то точно и император примет, и патриарх. А не примут, так ты сам к ним пролезешь. Да и чин у тебя подходящий - верховный воевода всего княжеского войска. А я-то кто такой, чтобы сам император беседовать со мной согласился? Какой-то русский священнослужитель, приехавший на поставление в сан простого епископа. Да меня до него и не допустят. Знаешь, княже, какой у императоров сложный церемониал?
- Знаю. Но он был, когда они в самом Константинополе сидели и свысока на всех поглядывали. А едва они в Никею переехали, спеси у них поубавилось, и слушать он тебя обязательно станет, а едва ты заикнешься, что разговор касается возврата ему Константинополя…
- Возврата?! Константинополя?!
- Или Царьграда, как его сейчас на Руси называют, - невозмутимо уточнил Константин. - А ты чего так удивился-то, отче? Не в следующем году, разумеется, а через два-три, не раньше. Нашему Славе тоже надо время, чтобы как следует к его взятию подготовиться.
- Да-а, Константинополь - дело не шуточное, - протянул воевода. - Его без пары стаканов… - И, не договорив, сноровисто разлил содержимое бутыли. Подняв кубок, он торжественно произнес: - Ну, за взятие.
Священник мрачно посмотрел на воеводу, прикоснулся губами к самому краешку своего кубка и с тяжким вздохом отодвинул его в сторону. Ну как им объяснить, что политика - такое тонкое, а главное, грязное дело, что он всегда, сколько себя помнит, шарахался от нее, как… Нет, "как черт от ладана" вроде неправильно - священнослужитель все-таки. Словом, чурался и избегал всячески. Ну не его это дело. Если бы только что, буквально пару-тройку минут назад, князь не согласился начать строительство храма, пообещав отдать на него все свои деньги и даже занять, коли не хватит имеющихся, ему было бы легче. Тогда бы он попросту решительно отказался, и все. Да и сам Константин о чем думает? Неужто не понимает, что по причине своей неопытности и простоты отец Николай загубит все дело на корню?
- А почему я? - как-то по-детски наивно спросил он.
- А кто, отче, если не ты? - невнятно промычал Вячеслав.
Говорить нормально он не мог, мешала закуска во рту. Константин спокойно разъяснил:
- Говорю же, что тебе придется обращаться не только к императору, но и к патриарху, который сидит в Никее. А кому сподручнее это сделать, как не тебе, православному священнослужителю? Да ты не тушуйся, - ободрил он приунывшего священника. - Хитрить, ловчить и жульничать тебя никто не заставляет. Действуй по-простому, в лоб. Мы им Царьград, а они нам греческий огонь и… митру патриарха.
- Зачем? - опешил отец Николай.
- Э-э, дорогой! Скоро к нам из степей горячие гости приедут, горячий прием им нужно организовать, чтоб надолго запомнили, - зачастил Вячеслав. - Мед пить будем, шашлык кушать будем. А как шашлык без огня пожарить? Никак.
- И свой тут не годится - импортный нужен, - подхватил Константин. - А что касается митры патриарха, так тут вообще все ясно. Хочу, чтобы церковь на Руси была полностью независима от ромеев. И наденут они эту шапку на того, кого мы им сами укажем, ибо нам грек без надобности. Своего, русского поставим.
- И никакой дипломатии, - усмехнулся Вячеслав. - А если начнут юлить и выкручиваться, скажешь, что торг здесь неуместен. Либо да, либо нет - все остальное от лукавого. Я правильно процитировал? - осведомился он.
- Правильно, - уныло вздохнул отец Николай, пытаясь заставить себя примириться с мыслью о том, что вести посольство придется и никуда ему от него не деться.
- Вот и славно, что ты все понял, - обрадовался Константин. - А для надежности, чтоб ваше с Феодором свидание железно состоялось и чтобы он к тебе прислушался, действуй через его зятя.
- А не через сына? - уточнил священник.
- Нет, через зятя. Сыновей у него нет - одни дочки. Муж старшей из них - Иоанн Дука Ватацис. Кстати, именно он через пару лет и станет императором после смерти Феодора.
- И как ты все это помнишь? - изумился в очередной раз Вячеслав. - И даты, и имена, и фамилии, и даже характеры. Вот я бы нипочем.
- Ты же всех своих солдат в батальоне помнил? - усмехнулся Константин.
- Ну еще бы. Вот, помнится, был у меня такой славный парнишка. Русский, из Пензы. Серегой звали. А фамилия чудная - Идт. Так я его Итд прозвал. А еще…
- Вот и я тоже своих королей, императоров и князей помню, - перебил его князь. - Они для меня те же солдаты. Солдаты истории. Так же воюют, убивают, побеждают или проигрывают. Всего понемногу.
- Сравнил, - протянул воевода. - У меня живые люди были, а у тебя…
- Понимаешь, Слава, во все времена историю делают личности. Именно от них не меньше чем на две трети зависит, куда и как повернется судьба того или иного государства. А иной раз, как, например, в случае с Литвой, и чуть ли не на девяносто процентов. Так как же мне не знать движителей истории. Да и не все я помню, - сознался он, простодушно улыбаясь. - Например, имени дочки этого Ласкариса, которая замужем за будущим императором, я тебе, хоть убей, не скажу. Так что на твердую пятерку мои знания по истории никак не тянут.
- А может, потом как-нибудь? Ну после Калки, - предложил отец Николай.
- А гостей чем мне встречать? - напомнил Вячеслав. - Как я тогда шашлык-машлык из степняков буду готовить? На чем мне их жарить прикажешь, отче? - И он с укоризной уставился на священника.
- Да ты не переживай, - успокоил отца Николая Константин. - Насколько я помню по разным хроникам, Иоанн правил очень долго, больше тридцати лет, и все время спал и видел себя в Константинополе. Такая вот идея фикс у него была. Так что за наше предложение он руками и ногами ухватится. Да ему и делать-то ничего не надо. Сказать "да", подождать нашего гонца из уже захваченного Царьграда и въехать в город, склонив голову перед очередным русским щитом, который Вячеслав лично присобачит к их воротам. Для памяти.
- Обязательно, - заверил воевода. - Сотню гвоздей не пожалею для такого дела. Чтоб если оторвать попытаются, так он вместе с воротами отвалился. - И он восхитился: - Вот здорово получится - на одних воротах щит князя Олега, а на других мой, личный. Эх, жаль, что в мире пока еще сварка неизвестна. Я б его вообще намертво приварил.
- Известна, только не у нас, а в Волжской Булгарии. Но я специально для тебя найду умельца.
- Ты, Костя, заканчивай шутить, а лучше скажи, что будешь делать, если они обманут? Пообещают, а потом слова своего не сдержат, - сердито спросил священник, хмуро глядя на князя.
Было с чего сердиться. Ну прямо как дети, честное слово. Тут о таких важных вещах речь идет, а Вячеславу хоть бы хны. Что Царьград взять, что к теще на блины съездить - все едино. Да и второй недалеко от него ушел, даром что князь.
- Не обманут, - усмехнулся Константин. - Первым туда должен въехать император в сопровождении двух патриархов - Константинопольского и всея Руси, а у последнего в кармане должна лежать инструкция по изготовлению греческого огня. При невыполнении одного из этих условий передача города в руки Иоанна не состоится - Царьград и нам самим сгодится.
- Ты так говоришь, словно на все сто процентов уверен, что мы непременно возьмем город, - упрекнул князя отец Николай.
Вячеслав от такого сомнения в его способностях возмущенно крякнул.
- Вот, отче, даже вино из-за тебя разлил. Как ты меня унизил, как унизил, - запричитал он. - А я-то тебя всегда считал своим лучшим другом.
- Я в Славе и его людях уверен даже не на сто, а на сто один процент, - твердо отверг все сомнения отца Николая Константин.
- Я бы прослезился, но носовой платок позабыл, - притворно всхлипнул воевода, однако было заметно, что он и в самом деле польщен, едва сдерживая довольную ухмылку.
- Разумеется, возьмет он его не сразу, а после соответствующей подготовки, - пояснил Константин.