Впрочем, не так уж сильно соврать ей пришлось. Как раз в тот день, когда Константин свалился в жару, действительно началась настоящая осень. С полудня полил ситничек, как на Руси зовут мелкий дождик, а к вечеру он сменился на обложной и зарядил на две недели. Гонец-то добрался, но, глядя на его заляпанное грязью лицо - эва докуда грязь из-под конских копыт долетала, а уж про одежду и говорить не приходится, - сразу становилось ясно, что самой Ростиславе, сидючи в возке, шестьдесят верст по такой дороге не проехать.
Гонец, правда, заикнулся про водный путь. Дескать, так хоть и гораздо длиннее, зато не трясет. Но Ростислава, перебив его на полуслове, посоветовала попробовать в такие дни самому осилить хотя бы Плещеево озеро. Мол, по нему и в летнее время, стоит ветру подняться, волны изрядно плещут, не зря ведь его так прозвали, а уж ныне… Это оно с виду не больно широко - верст восемь, но осенью бушует ровно морем себя мнит.
Так он и убыл ни с чем.
Как там говорилось выше: чем лучше, тем хуже? А вот и другая сторона - чем хуже, тем лучше. За окошками ветер завывает, дождик холодный пригоршнями в лицо швыряется, а Ростиславе радостно, ибо пакостная погодка подарила княгине еще почти полмесяца.
Ну а далее все - снега повалили, а спустя три дня новый гонец прибыл. И пришлось ей с тяжким сердцем катить по первопутку в Ростов, оставляя Константина на попечение лекарей и своей верной Вейки, которая на кресте поклялась, что будет неотлучно сидеть подле князя, пока тот на ноги вставать не начнет.
На прощание, склонившись к больному, Ростислава жарко выдохнула ему на ухо:
- Помни, я ведь токмо для тебя жить обещалась. И ежели я для тебя воздух, то ты для меня и вовсе весь мир. Уйдешь - и я следом. - После чего обожгла Константина горячим поцелуем прямо в сухие губы и с горькой улыбкой пояснила: - Это не я - от водяного подарочек передаю. За песенку.
И ушла…
Глава 16
Над границей тучи ходят хмуро
Все возвращается - осень, надежды и страхи,
Все, что уходит, - всего лишь к тому,
Чтобы вновь возрасти из песка…
Над игрушечным миром на панцире Матери-Черепахи
Время свивается в кольца, готовое для броска.Ольга Погодина
Ох и долго же тянулись зимние дни для Константина. Все ему казалось, что настанет весна и что-то обязательно поменяется, да непременно в лучшую сторону. Но изменения произошли гораздо раньше, еще под Рождество, когда князя зашел навестить Вячеслав. Воевода был веселый, румяный, с морозца. И пахло от него так же: свежо и хрустко.
Вначале он бодро отрапортовал, что с нынешнего лета Константин Владимирович, который есть великий князь Рязанский, Владимирский, Ростовский, Суздальский, Муромский, а мелочь в счет не берем, может рассчитывать на двадцать тысяч пешего ополчения, плюс к тому пять тысяч конницы.
Справедливости ради уточнил, что со всем этим воинством, которое пока далеко не воинство, еще возиться и возиться, но главное, что оно имеется в наличии. Хлопцы по большей части крепкие, смышленые, и он, Вячеслав, как верховный воевода, за оставшееся до Калки время обязуется довести их до ума, убрав все недостатки, начиная с головы, ибо пока, если им как следует по ней дать, оттуда ничего хорошего, кроме соплей, не выскочит.
Нет, коль посмотреть на них сбоку, то сверху уже сейчас кажется, что снизу они вполне ничего, но на самом деле пока из них солдаты, как из дерьма снаряды, а их неумение у него в кишках по горло сидит, как будто они ни разу не грамотные. Однако если с ними позаниматься по-настоящему, то уже к следующей весне, то есть через год с небольшим, они будут орать песни так, что мышцы на заднице будут дрожать от напряжения, крутиться как пчелка в колесе и непременно станут похожи на людей со всеми отсюда вытекающими и произрастающими во все стороны последствиями…
Шуточки и прибауточки так и сыпались из него, что означало: воевода и впрямь доволен новым пополнением в частности и жизнью вообще.
Рассказал Вячеслав и о том, с каким нетерпением поджидает Минька своего родного князя, приготовив ему в качестве рождественского подарка уйму всякой новой всячины, которую юный Эдисон верховному воеводе всего Рязанского княжества показывать отказывается, ибо сюрприз.
Изложил он и общую ситуацию. Тут он был краток: Святослав правит, Хвощ с Коловратом и посольством пока еще не вернулись из Чернигова и Киева, Всевед колдует, Доброгнева лечит, а Зворыка считает серебро. Прочие тоже при делах и трудятся со всем своим усердием. Уже перед самым уходом, стоя в дверях, Вячеслав напоследок вспомнил:
- Да, чуть не забыл. Из Ростова Великого я всех уже отправил, как ты и говорил, в Переяславль-Южный. Неделю назад они уехали. Так что ныне там твои наместники рулят. Народ пока слушается.
- А Ярослава тоже отправил?.. - спросил князь непослушными губами.
- Его я бы еще раньше спровадил, - сердито ответил Вячеслав. - Ну и козел же он. Только-только начал вставать с постели, по стеночке ходит и то еле-еле, а уже козни пытается строить. Нашел пяток бояр из стариков и с ними шу-шу-шу да шу-шу-шу. Я, правда, стукачей из числа их дворни завел, и они мне быстренько своих хозяев заложили. Прямо с потрошками сдали, тепленькими. Да ты что, ты что? - кинулся он к князю, пытаясь удержать его и не дать встать. - Костя, тебе ж лежать надо. Очумел ты, что ли? Все в порядке, ты не думай. Я их всех тем же санным поездом отправил, успокойся - никакой измены, никаких переворотов!
- А Ростислава? - спросил Константин еле слышно.
В голове у него все поплыло, все закружилось. Стены вокруг словно плясали, да и потолок с полом вели себя тоже неадекватно.
- И она, естественно, укатила. В принципе Ростислава, пожалуй, одна нормальная баба там и была, с которой еще хоть как-то можно общаться. А эта, которая вдова Константина, квашня квашней. Какая из нее княгиня - одно название. Знай себе ходит да подвывает. Да и пацаны ее тоже волчатами на меня смотрели - не иначе как и тут работа Ярослава. Зато Ростислава и вежливая, и приветливая, да и сборы в дорогу в основном она организовывала, Агафья только причитала. - Он немного помолчал и с лукавой улыбкой невинно сообщил: - Кстати, она все твоим здоровьем интересовалась.
- Не тарахти, пожалуйста, - сморщился, как от зубной боли, Константин. - Лучше скажи, ее как-то вернуть можно?
- Ее одну? - От удивления глаза Вячеслава даже округлились. - Ты в своем уме, княже?!
- Нет, ну пусть вместе с Ярославом. - Константин заторопился с объяснениями: - Я вот тут подумал и решил, что они… что я… его бы где поближе надо… и нечего ему там, в Переяславском княжестве, делать. Лучше… ну… в Муроме, к примеру. Точно, в Муроме. Там и под боком у нас, и пригляд за тем же Ярославом понадежнее. А то он возьмет и сговорится с черниговцами или переяславцами, пообещав им что-нибудь, и тогда…
Хмуро выслушав друга, Славка задумчиво потер переносицу.
- Теперь уж поздно, - возразил он. - Да и ни к чему ему в Муроме сидеть. Опять же мордва рядом и эти твои - как их там? - волжские булгары. Ты, кстати, в курсе, что эти булгары, пока ты тут прохлаждаться изволил, Великий Устюг захватили и пограбили? Между прочим, теперь это тоже твой город. - И он намекающе протянул: - Я думаю, долг платежом красен. Да и ребятишек новых в деле испытать охота. Опять же зима, санный путь шикарный, а Минька заодно свои первые пушки на них опробует, чтоб знали в другой раз, как по нашим городам шляться.
- Ты погоди с испытаниями, с Устюгом этим, с булгарами. Давай о другом договорим. - Каждое слово давалось Константину все тяжелее и тяжелее, будто то были не слова, а пудовые каменюки. - Я про то, чтобы вернуть.
- Так сказал же я - неделю назад уехали. Где я тебе их возьму?! Они уж, поди, в Чернигове или Новгороде-Северском.
- Обоз, дети… Они не могли так быстро двигаться. Надо догнать. Это… мне… надо… Очень надо… иначе… - с огромным усилием выдавил из себя Константин, но договорить не смог, вновь потеряв сознание.
Когда он открыл глаза, Вячеслав продолжал сидеть возле его постели, но был какой-то мрачный, помятый, а левую руку держал на перевязи, у груди. Странно, но краем глаза Константин заметил Доброгневу, которая хлопотала у поставца с лекарствами. Она-то здесь откуда взялась?
- Ты когда пораниться успел? - прошептал Константин и попытался сострить: - Я что, буянил тут, когда вырубился?
- Лучше бы буянил, - хмуро буркнул Вячеслав. - Я уже второй день здесь сижу. Все жду, когда ты наконец очнешься.
- А за ними так и не ездил?
- Вернулся уже. Сам за Доброгневой в Рязань гонял. Ее сюда отправил, а попутно, дай, думаю, попробую догнать. Блин, послушал тебя на свою голову! - не выдержав, заорал Вячеслав.
- И неча тут горланить, - подала голос лекарка и тут же приступила к обвинениям. Первому досталось воеводе: - Князю лежать и помалкивать надобно - слабый совсем, а ты тут глотку надсаживаешь…
Возмущалась она недолго, но следом за Вячеславом пришел черед Константина, на которого она не замедлила напуститься:
- Тебе что дедушко Всевед сказывал - змеевик не трожь. Даже в баньку с ним хаживай, а ты… Хорошо, что он сыскался быстро, Любим сохранил, а то бы…
Константин недоуменно скосил глаза на грудь. Медальон с женской головой горгоны Медузы, а может, и не Медузы, а какой-нибудь из ее двух бессмертных сестер, по-прежнему находился на его груди. Странно, кто и когда снял с него оберег? Ах ну да, он же сам перед встречей с водяным передал его парню. А впрочем, какое сейчас это имеет значение? Ему гораздо важнее иное…
Однако остановить разбушевавшуюся Доброгневу нечего было и думать. Пришлось терпеливо выслушивать попреки и укоры, пить что-то горькое, затем ложечку чего-то кислого, далее… Угомонилась лекарка спустя полчаса. Правда, вместе с собой она попыталась увести и Вячеслава, уверяя, что больной князь сильнее всего нуждается в покое, да и самому воеводе пора поменять повязку, но тот уперся, заверив ее, что задержится совсем ненадолго, и она, досадливо махнув рукой, неохотно вышла.
- Так ты ездил за ними? - упрямо повторил князь свой вопрос.
- Это видел? - показал Вячеслав забинтованную руку и пояснил: - Краткий итог моей поездки. Говорил тебе, что поздно уже, а ты заладил одно…
- А если поподробнее? - попросил Константин, недоумевающе глядя на друга.
- Можно и поподробнее, - вздохнул тот. - Догнал я их уже на чужих землях, верстах в пятидесяти от Дона. Еще на подъезде недоброе почуял - уж больно у них эскорт увеличился. Одних воев человек с полсотни, не меньше. Видать, черниговцы встретили, потому что, когда отсюда выезжали, у них человек пять дружинников и было.
- Почему так мало? - удивился Константин. - А если бы в дороге что-то случилось? Вина-то на нас бы легла.
- Наших два десятка я в счет не беру, - буркнул Вячеслав, продолжая ласково, словно малыша, баюкать перевязанную руку. - Но они их до границы проводили и сразу назад повернули. Короче говоря, не поняли меня ребятки из этого эскорта. Едва увидели, как припустились наутек. Я за ними. Ору: "Стойте, поговорить надо!" - а они… Уж не знаю, чего они там себе подумали, но явно что-то нехорошее, отстреливаться стали. Со мной и было всего тридцать человек - те двадцать, которых я обратно завернул, да свой десяток - куда там бой принимать. Главное, слушать ничего не хотят. Знай себе пуляют, гады.
- А ты? - насторожился Константин.
- А что я, - пожал плечами Вячеслав. - Пришлось ответить. С десяток положил, пока они не угомонились, так что попомнят меня, козлы, а забудут, я быстро память освежу, - угрожающе пообещал он. - Пусть знают, что у нас для них всегда найдутся и порох в пороховницах, и ягоды в ягодицах.
- Ты с ума сошел?! - охнул Константин. - Теперь они невесть чего подумают.
- А что мне еще оставалось делать?! - искренне удивился Вячеслав. - Я ж поначалу как культурный человек себя вел, а если им не понравилась моя речь, пусть слушают более другую, а то много себя ведут. И пусть запишут себе на ус, что…
- Нашел время балагурить, - перебил его Константин.
Вячеслав посерьезнел и недовольно засопел. Продолжая бережно баюкать раненую руку, он пожаловался:
- В кость попали. Теперь еще с неделю, а то и две болеть будет.
- Извини, - вздохнул Константин.
- Из твоих извинений шубу не сошьешь, - хмуро заметил воевода.
- Ты чего, гривен хочешь? - удивился князь.
- Дурак ты, Костя, хоть и князь, вот что я тебе скажу! - возмутился Вячеслав. - У меня там три человека полегли из-за твоей дури. Еще двое - куда ни шло, раны заживут, а одному стрела в легкое угодила. Даже Доброгнева сказала, что не знает, выживет или нет. Тебе блажь княжеская в башку запала, а у меня народ погиб. Вот вывести бы тебя в чистое поле, поставить лицом к стенке и пустить пулю в лоб, чтоб на всю жизнь запомнил.
- Прости.
- Прости не простыня - на стене не повесишь, на кровати не постелешь, - недовольно отозвался воевода. - А вместо того чтобы с больной головы на здоровую задницу перекладывать, лучше о себе подумай. Как отмазываться станешь? Они же все обязательно решат, что ты меня за ними послал, чтобы прикончить по дороге. Потому и за пределы своего княжества выпустил - след заметал. Одна беда - твои люди все плохо рассчитали, вот и сорвалось. - И он досадливо протянул: - И чего я тебя вообще послушался?!
Вячеславу хотелось поговорить с другом еще о многом, но он, справедливо полагая, что князь еще слаб для серьезных разговоров, решил на время от них воздержаться. Константин же, погруженный в себя от известия о том, на какое расстояние удалилась от него Ростислава, совсем заскучал.
- Ну ладно, - прервал воевода затянувшуюся паузу. Он встал, легонько похлопал Константина по плечу здоровой правой рукой и успокоительно заявил: - Доброгнева сказала, что через неделю ты у нее вставать начнешь, а через две, от силы три, я за тобой приеду и в Рязань заберу. Говорю же, тебя Минька в Ожске заждался. Вот и помаракуем втроем, как да что насчет булгар. Не нравится мне что-то их поведение.
Свое обещание лекарка сдержала. Через неделю Константин действительно стал вставать, а через две вовсю ходил по терему, хотя и недолго - не больше чем по полчаса. Доброгнева к тому времени давно укатила в Рязань, на прощание еще раз напомнив об обереге.
К своему отъезду Константин чувствовал себя совсем здоровым, разве что к вечеру все-таки немного уставал, но это, как он считал, были уже мелочи.
Вячеслав его встречал в Муроме - до Рязани оставался всего день, от силы - два дня пути.
- Как отдыхалось, бездельник ты наш драгоценный? - осведомился Вячеслав, едва они отъехали от Мурома.
- И не бездельник я вовсе, - обиженно проворчал Константин и толкнул ногой небольшой сундучок, аккуратно стоящий в его ногах. - Вон сколько трудов накатал - чуть ли не доверху его набил.
- А что там? - полюбопытствовал воевода, откупоривая фляжку и с аппетитом прикладываясь к ней.
- Половина сундука - история, - ответил князь. - Она вся в отдельной шкатулке, перевязана ленточкой, и вверху надпись: "После моей смерти отдать воеводе Вячеславу Михайловичу, отцу Николаю или Михаилу Юрьевичу".
Воевода Вячеслав Михайлович от таких слов поперхнулся и долго откашливался.
- В глаз тебе дать надо, вот что! - грозно рявкнул он и передразнил: - "После моей смерти!" Ты про это и думать не моги. После твоей смерти Руси настанет хана, карачун и капут вместе взятые.
- Да я это так просто. Мало ли, - смущенно пожал плечами Константин.
- Мало ли, - проворчал воевода, остывая. - Никаких "мало ли". Должен жить, и точка. Обо мне-то небось и не подумал?! А о Миньке, об отце Николае? Да если всю толпу собрать - знаешь, сколько людей на тебе одном завязаны? Тьма. На-ка лучше, накати малость, авось дурь и растворится.
Константин послушно взял фляжку и сделал пару глотков. Мед был отличный, вишневый, с легкой горчинкой и хорошо выдержанный. Словом, вкуснота. Такого можно и еще пару глотков… и еще. В голове зашумело.
- Отдай продукт, - заволновался Вячеслав, отнимая у него фляжку, но не забыв похвалиться: - Лично нашел в княжеских погребах во Владимире. - И он туманно пояснил: - Я там место для обороны подыскивал на случай внезапной вражеской атаки, ну и заодно уж…
Пока друзья говорили, сани успели углубиться в девственный дремучий лес, застывший в ожидании момента, когда же наконец над ним поднимется тяжелое и величественное зимнее солнце, раскрасневшееся от морозца. Высокие разлапистые ели, плотно закутанные в густой январский снег, медленно проплывали по обеим сторонам уже накатанной неширокой санной дороги.
"Интересно, как они тут разъезжаются-то, если навстречу друг другу?" - поневоле подумал Константин при виде огромных сугробов, возвышавшихся по бокам неширокой колеи.
Кругом царило торжественное безмолвие, изредка нарушаемое беззаботными птицами. В основном это были снегири, которые веселыми стайками вспархивали с деревьев, слегка тревожась от близости проезжающих мимо людей, и тогда с ветвей слетали маленькие пуховые горсточки искристого снега, устраивая что-то вроде миниатюрного снегопада.
Один раз Константин даже приметил рыжую мордочку лисички с любопытным черным носом, которая с интересом поглядывала из своего укрытия на пяток саней и два десятка конных дружинников, проезжавших мимо нее. Если бы с ними были ее извечные недруги-собаки, лисичка, конечно, не была бы такой нахальной, но острое чутье, которое никогда не подводило свою хитрую хозяйку, ничего не говорило ей о четвероногих врагах, и она осмелела.
Воздух был прозрачен и душист. Пахло сочным ядреным морозцем, свежей хвоей и еще чем-то таким, что присуще лишь одному зимнему русскому лесу, который взирал на проезжающих путников с вершин могучих деревьев.
- Да, крепкий медок, - похвалил Константин, с удивлением чувствуя, что язык как бы еще слушается своего хозяина, но вместе с тем норовит выказать первые легкие попытки неповиновения.
Вячеслав внимательно посмотрел на князя и утвердительно кивнул:
- Сам вижу, что крепкий. Ну тогда ответь мне как на духу, только без вранья, у тебя к Ростиславе как, серьезно или так себе, увлеченность пополам с влюбчивостью?
- Жена моего лютого врага… - высокопарно начал Константин, но воевода досадливо оборвал его:
- Я же просил без вранья. Не хочешь сказать правду, ничего не говори - пойму и не обижусь. Не забывай, мне в двадцатом веке почти тридцатник стукнул - не сопляк, чай. И не из-за праздного любопытства вопрос задаю - для дела надо.
- А что, с ней что-то случилось?! - резко повернулся к Вячеславу Константин.
Пожалуй, даже чересчур резко. Настолько, что чуть не выпал из саней, но был вовремя ухвачен за воротник бдительным воеводой.
- Нарезались вы, ваше благородие. Это я виноват, недоглядел, - бормотал он, усаживая Константина поудобнее и заботливо кутая в медвежью полость. - Думал подпоить тебя да все выведать, - вздохнул он. - А вот не рассчитал маленько. В порядке твоя Ростислава - не боись.
Константин медленно и очень осторожно снял с мизинца правой руки маленький перстенек и молча протянул его другу.
- Это что? - не понял воевода.
- Она подарила, перед тем как… ну тонула. Там на внутренней стороне надпись выгравирована - прочти и все поймешь.