- Я понимаю, что всемогущий не разрешает вам пить сок виноградной лозы. Но про мед в священной книге ничего не сказано. Если достопочтенный бек и будущий эмир согласится разделить со мной один-два кубка, то, я думаю, мы легче поймем друг друга.
- Я благодарен тебе, князь Константин Владимирович, за то, что ты, пускай и из вежливости, назвал меня будущим эмиром. Уже из-за одного этого нам стоит опрокинуть кубки. Ты прав: справедливейший и впрямь не запрещает употреблять хмельной сок пчел. Прошу об одном - не называй меня так впредь. У нас в Булгарии с наследниками престолов иной раз случаются очень странные вещи, а судьба не строптивый конь, чтобы ее хлестали плетью.
"Ох уж это мне цветистое восточное пустословие", - вздохнул Константин, но вслух ответил, как и подобает учтивому человеку:
- Желание хозяина - закон для гостя. Скакун времен столь норовист, что надо быть вдвойне осторожным, дабы не вылететь из седла.
- Благодарю тебя, князь, за мудрые слова. Теперь я убедился, что ты столь же умен, сколь и бесстрашен, - тонко намекнул бек на смелый приход Константина в гости.
- Я полагаю, что двум разумным людям нечего делить, но даже если и найдется предмет для спора, то они сумеют сделать это, спрятав мечи вражды в ножны дружбы, - заметил Константин. - Но ты напрасно видишь бесстрашие в моем визите. Ты же не безумец, чтобы устраивать на меня покушение, ибо месть моего войска окажется столь страшна, что овчинка не стоит выделки.
- Ты слишком мудр и силен, - продолжая улыбаться, сказал Абдулла. - Я бы не хотел иметь тебя врагом и очень хотел бы видеть другом.
- Истинность друзей проверяется их делами. Мы с тобой видимся впервые, но ты тоже нравишься мне. К тому же мы соседи, а соседям надлежит жить дружно, - осторожно ответил Константин. - Одинокое дерево и слабый ветер может вывернуть с корнем, лес же устоит и перед бурей.
- Не знаю, правильно ли ты поймешь меня, - замялся Абдулла. - Я хотел предложить хороший и очень выгодный для тебя мир. Ты же слышал, о чем говорили сегодня наши люди?
Константин легонько кивнул.
- Все будет так, как сказали твои, - твердо заявил бек.
- Эмир не будет в обиде? - осведомился Константин.
- Ильгам ибн Салим - очень мудрый правитель. Он уже жалеет, что позволил своему сыну Мультеку учинить набег на город русичей. Но я не хочу, чтобы ты решил, будто мой отец трус, ибо это неправда. Он хочет мира, потому что с тревогой смотрит на полуденные страны. Мой брат не понимает, что теперь не время для вражды между соседями. Однако беда в том, что отец с недавних пор стал гораздо чаще прислушиваться к брату и его людям, а те считают, что раз на Руси иная вера, то нам негоже жить с вами в мире.
- Разве он не знает, как всевышний сказал своему пророку: "Истина - от вашего Господа: кто хочет, пусть верует, а кто не хочет, пусть не верует"?
- Ты знаешь слова священной книги?! - удивился Абдулла и радостно заулыбался. - Я же говорил отцу, что с тобой можно договориться.
- А он?..
- Он ответил, что доказывать свою правоту надлежит на деле. "Езжай и попытайся заключить мир с русичами, если ты считаешь, что он так уж необходим для Булгарии" - вот его подлинные слова. Мультек же в это время улыбался, оттого что был уверен в моей неудаче. Я знаю, он говорил своим людям: "Если мой брат предложит русским мало, то они обидятся и убьют его, если много - их глаза загорятся от алчности и они решат, что надо пойти воевать, чтобы взять все. А нужную грань между малым и большим Абдулла не найдет".
- Получается, какова бы ни была моя выгода от заключенного с тобой мира, для тебя она окажется двойной, - сделал вывод Константин.
- Только не поднимай своей цены, - попросил Абдулла, - иначе плодами мира сызнова воспользуется Мультек.
- Я не гость на торжище. Поднимать не стану. А за то, что ты согласишься с моими условиями, завтра выдвини свои: прочный мир на двадцать лет и военная помощь друг другу, если на чью-либо землю придет враг, - посоветовал князь.
- И ты?!.. - блеснули глаза бека.
- И я соглашусь с ними. Мне кажется, что Ильгам ибн Салим после этого уверится в правоте Абдуллы-бека и останется доволен своим старшим сыном.
Мимолетная радость от услышанного тут же сменилась у Абдуллы неожиданной печалью.
- Старший, - горько усмехнулся он. - Абдулла-бек и впрямь старше Мультек-бека, но он - сын третьей жены эмира. К тому же моя мать из рода сувар, а старшая и любимая жена эмира, родившая Мультека, из барсилов, то есть, говоря по-вашему, из серебряных булгар.
- А это имеет большое значение? - осторожно осведомился недоумевающий Константин - так далеко его познания в истории Булгарии не заходили.
- Это царский род. Все правители выходят только из этого рода. Теперь понимаешь?
- С трудом.
- Получается, что я к этому роду принадлежу лишь по отцу, а Мультек - еще и по матери, - терпеливо пояснил Абдулла. - Да и разница у нас с ним не в годах - в месяцах. Я родился в последний месяц года Дракона, а он - во второй месяц года Змеи.
Константин неторопливо поднес к губам кубок, размышляя, не слишком ли он поспешит, если помимо обычного союза между их странами намекнет ему еще и на личный, предложив поспособствовать возведению бека после смерти отца на его трон. Хотя, учитывая, что Абдулла должен возглавить оборону Булгарии против монголов, это предложение ему ничего не будет стоить - помощь в борьбе за власть беку вряд ли понадобится. Зато тем самым он приобретет в его лице надежного сторонника.
Значит, решено. Константин поставил кубок на скатерть и произнес, пристально глядя в черные глаза Абдуллы:
- Мне не довелось встречаться с Мультеком, а ты находишься рядом, сидишь и откровенно говоришь со мной, желая моей дружбы. Я люблю слушать рассказы купцов. Если кто-то из них в поисках выгодного торга приплывет в стольную Рязань и заодно поведает мне, что дни Ильгама ибн Салима сочтены, то мне, как доброму соседу, непременно захочется разделить скорбь его близких. Я надеюсь, ты не обидишься на меня, если к столице Волжской Булгарии придут пять тысяч русских ратников, чтобы оплакать усопшего и порадоваться за нового эмира, которого будут звать не Мультек, а Абдулла.
- А если Мультек в благодарность за то, что они разделяют его скорбь, прикажет выдать каждому по нескольку гривен и попросит проводить его до ханского трона, потому что у него от безутешного горя подкашиваются ноги? - впился глазами в своего собеседника бек.
- Они проводят его, но до подножия трона, поскольку на нем уже будет сидеть Абдулла-хан, а трон - не лепешка, пополам не ломается.
- Но те, кто будет командовать твоими ратниками, могут перепутать имена, смутившись серебряным звоном.
- Я стараюсь быть милостив к своим людям, но гнев господень за ослушание своего князя неотвратимо падет на их головы. Такого всевышний не прощает, и они это знают. Да и навряд ли у Мультека отыщется столь много серебра, чтобы он заглушил их память.
- Я верю тебе, - вздохнул Абдулла и предупредил: - Но отец болен уже сейчас. Может случиться и так, что купец с новостями догонит вас совсем скоро, на обратной дороге.
- Он поправится, - твердо произнес Константин. - Непременно поправится и будет жить достаточно долго. Во всяком случае, до года Овцы.
- Почему ты так решил? - недоверчиво спросил бек.
- У меня хорошие предсказатели, - слегка замявшись, ответил князь.
Ну не говорить же ему, что все его знания происходят из книг по истории, в одной из которых как раз и рассказывалось о хане, возглавившем успешную войну с Субудеем, когда тот после Калки по пути в зауральские степи завернет в Волжскую Булгарию.
- А сердце отца может стать еще ближе к Абдулле, если в то время, когда все прочие будут красться к трону, его старший сын и наследник не сделает ничего для этого, а все дни напролет станет просить всемогущего, чтобы великий эмир выздоровел, - добавил он, уходя от щекотливой темы с предсказателями.
- Те, кто предрек это, не могут ошибаться?
- Разве громкие молитвы сына и наследника трона, обращенные к милостивому и милосердному, помешают путешествию одинокого купца со свежими новостями? - задал Константин встречный вопрос.
- Друг, в тяжелый час поспешивший первым разделить с тобой скорбь, заслуживает щедрой награды.
- Ты ошибся, - отрицательно покачал головой Константин. - Награждают слуг за усердие, платят врагам за то, чтобы они опустили меч, занесенный над головой. А другу за помощь говорят спасибо. Иногда же не говорят и этого, ибо друзья разговаривают сердцем. Если, конечно, это настоящие друзья. Однако уже за полночь, а завтра поутру нам придется вновь сидеть в шатре и весь день выслушивать пустые речи.
- Они будут скучны вдвойне, ибо мы-то знаем, что все давно решено, - подхватил Абдулла-бек, немного смущенный последними словами князя, сказанными с легкой долей укоризны.
- Не все, - возразил Константин. - Я думаю, что завтра, после того как мы подпишем мирный договор, нам надо, не стесняясь, показать на веселом пиру, как хорошо мы подружились. Кто-то искренне порадуется, глядя на то, как быстро старший сын почтенного отца приобретает новых друзей, а кто-то призадумается.
- Воистину твоя отвага уступает лишь твоему уму, - восхитился наследник престола.
Свое слово Абдулла-бек сдержал. К неудовольствию Керима, где-то в середине дня он встал со своего кресла и гордо заявил, что тот, кто собирается быть дружен с соседями, не должен трястись над своей сокровищницей, как ревнивый муж над красавицей женой. Однако дружба должна стать прочной на долгие годы, а не порхать бабочкой-однодневкой. А посему он, Абдулла-бек, согласен со всеми предложениями князя Константина, но при условии, что они ныне заключат не перемирие, а договор на двадцать лет и пообещают, как и подобает дружным соседям, приходить на помощь друг другу в трудный час, когда на земли кого-нибудь из них покусится враг.
Керим остолбенел. Он искренне жаждал мира, точно так же, как и Абдулла, горячо поддерживая наследника престола и в этом, и во многих других вопросах. Но он уже более десятка лет правил посольство и знал, что так дела не делаются. Посол должен быть как змея: ползти медленно и неслышно к одному ему видимой цели, при этом все аккуратно прощупывать своим раздвоенным языком, который и не позволяет себе чрезмерной лжи, но и не говорит все напрямую.
Понятно, что бек молод и не знает, как надо себя вести в таких случаях. В то же время Абдулле очень хочется добиться успеха в порученном деле. Но он мог хотя бы предварительно посоветоваться с ним, Керимом, прежде чем ставить его в столь неловкое положение.
И еще одно. Столько, сколько затребовали русские, отдать было бы можно, хоть и жалко, но выплатить такую сумму, которую они запросят сейчас за военную помощь, - не хватит никакой казны. Это при условии, что они вообще согласятся помогать. Вон как заулыбался в предвкушении богатой поживы их хитрющий боярин Евпатий Коловрат. И что тогда делать ему, Кериму? Факих с немым упреком воззрился на Абдуллу-бека, и в подтверждение его грустных мыслей в наступившей тишине раздался звучный голос самого русского князя:
- Русские воины стоят очень дорого, ибо они стойкие и бесстрашные, умелые и крепкие. Не думаю, что всей сокровищницы достопочтенного Ильгама ибн Салима хватит, чтобы выдать им достойную плату.
Это был явный отказ. Керим обреченно вздохнул. Все. Можно сворачивать дальнейшие переговоры. Эх, Абдулла, Абдулла…
- Но, уважая ханские седины и желая порадовать сердце больного правителя, чтобы он как можно быстрее выздоровел, а также будучи в восхищении от прямоты и искренности достойного наследника его престола, я согласен на все то, что предложил Абдулла-бек. Дружбу, особенно поначалу, всегда надо испытать на прочность именно делами. Во всяком случае, до тех пор, пока она не окрепла. Через годы и так всем будет ясно, какова ее цена, - сейчас же иное. И я готов протянуть руку дружбы этому смелому и чистому душой беку, ибо мое сердце отныне открыто перед ним.
С этими словами рязанский князь встал со своего места, и они с Абдуллой обнялись прямо посреди шатра.
Керим не верил своим ушам, не верил глазам, но был в восторге. Впрочем, возможно, он ликовал слишком рано, ибо к Константину незамедлительно устремился Евпатий Коловрат и быстро шепнул на ухо:
- Княже, давай прервемся на сегодня, чтоб обговорить сказанное как следует? Ты истинно сказал, что такая помощь стоит дорогого. Так отчего бы не увеличить их выплаты на три-четыре тысячи гривенок, а?
- Прямо сейчас вписывай как сказано, боярин, - упрямо тряхнул головой князь.
- Потеряем много, - вздохнул Коловрат.
- Зато приобретем дружбу, а она, как ни крути, стоит дороже, - ответил Константин. - А если уж тебе так обидно, что мы дополнительно ничего не получим сверх назначенного, то ты добавь в договор, где говорится о гривнах, одно словечко - рязанских. Какой князь, такие и гривны.
- Так это же!.. - чуть не ахнул Евпатий, но осекся, испуганно покосившись на Керима, и шепотом заверил: - Все сделаем.
С давних времен, когда еще земли на Руси были подвластны одному лишь киевскому князю, во всех договорах указывалось число гривен именно его чекана. Их можно было заменить серебром, равным по весу нужному количеству киевских гривен из расчета по сто шестьдесят граммов за каждую. С годами слово "киевских" употреблять перестали - оно и так было само собой разумеющимся. Сейчас, за счет включения в пункт договора упоминания о конкретной, а не абстрактной русской гривне, Константин приобретал дополнительно свыше полутонны серебра. Ведь изготавливаемые в Ожске рязанские монеты по своему весу, согласно княжескому указу, равнялись более тяжелой новгородской гривне, весившей двести четыре грамма, чтобы их покупательная способность не уступала "северной сестре".
Получалось, что Константин и достоинство соблюдал, отказавшись торговаться о дополнительной оплате выгодного для булгар мирного договора, и в то же время все равно увеличил цену - если исходить из веса киевской гривны - почти на две с половиной тысячи.
Послы Волжской Булгарии деньги считать умели хорошо, и почти каждый видел необычную монету, появившуюся на Руси полгода назад. Но Константин был уверен в том, что возражать те не станут.
Во-первых, уж больно много выгод сулили новые условия договора, по сравнению с которыми возросшая всего на двадцать процентов сумма дани - незначительный пустяк. Во-вторых, они тоже сохраняли "лицо", ведь количество гривен и впрямь не увеличилось. Следовательно, оставалась в неприкосновенности и честь эмира Булгарии.
Более того, Константин сам приказал вычеркнуть из договора все слова о дани, а выплачиваемые гривны были названы подарком, призванным подтвердить мирное хорошее отношение Волжской Булгарии к своей западной соседке. Получалось, что Ильгам ибн Салим выступает равноправным партнером, а не данником Руси.
Самому Абдулле Константин уже этим вечером сделал еще один щедрый подарок. Произошло это ближе к середине веселого пира, организованного радостными булгарами по случаю подписания договора. К тому времени было уже изрядно выпито и съедено. Рязанский князь продолжал украдкой окунать свой перстень с алым камнем в каждый из кубков, что ему наливали, но делал это больше по привычке, чем из недоверия.
Очередной тост провозглашал фатих Керим. Он предложил в знак нерушимой дружбы, которой отныне связаны обе державы, обменяться всем булгарам и русичам своими кубками и оставить их у себя на вечную память об этой встрече. Абдулла-бек, сидящий рядом с Константином, охотно протянул свой кубок князю. Тот в ответ отдал свой и вновь больше по привычке, чем из какого-либо подозрения, тихонько коснулся камнем перстня медовухи. Коснулся - и глазам не поверил, когда красный цвет немедленно сменился на голубой, синий, фиолетовый, а потом чуть ли не почернел.
Немного поразмыслив, он протянул кубок обратно беку:
- Извини, Абдулла, но я как-то привык из своего. Давай мы выпьем, а уж потом обменяемся пустыми чарами.
- Как скажешь, - охотно согласился Абдулла и, не колеблясь, поднес к губам взятый у князя кубок.
Сомневаться не приходилось - ханский сын ни при чем.
- Не пей, - быстро шепнул ему Константин на ухо, изображая пьяную улыбку и гадая, кто же сумел подсыпать яд наследнику трона. Тот непонимающе обернулся, в глазах стояло искреннее недоумение. - Кто-то подложил тебе отраву в кубок, - пояснил Константин, не переставая улыбаться. - Ты отдал кубок мне, а я, перед тем как пить, проверил. Извини, друг, я поначалу подумал на тебя, вот и вернул его обратно.
- Но кто это сделал? - побледнел Абдулла.
- Во всяком случае, не Керим, иначе яд достался бы тебе. Да улыбайся же ты, чтобы никто ничего не заподозрил, - прошипел Константин.
Абдулла с усилием растянул в улыбке побледневшие губы.
- Вот так уже лучше, - ободрил князь. - А что касается яда, то ты о том не думай, - хлопнул он по плечу приунывшего наследника булгарского престола. - Знай себе гуляй и жизни радуйся. Говорят, кто раз от смерти ушел, к тому она потом долго не заглядывает.
- Но кто на это решился?
- Скоро узнаем, - пообещал Константин, подзывая к себе Любима.
Впрочем, тот уже и сам спешил к князю. Лицо его было озабоченным, даже перепуганным.
- Радуйся, Любим. Радуйся и улыбайся, - вполголоса сказал князь дружиннику, подавая пример.
Тот непонимающе захлопал глазами, через пару секунд сообразил, фальшиво улыбнулся и зашептал:
- Тревожно мне что-то, княже. Вон у того крючконосого слова чудные в голове гуляют. Все бубнит: "Выпьет - не выпьет, выпьет - не выпьет". Вот мне и помыслилось нехорошее. Думаю…
- Это который в зеленой чалме? - перебил его Константин.
- Он самый, - подтвердил Любим.
- А еще у кого чего нехорошее в голове имеется? Да улыбайся же ты!
- Тот, кто вино сейчас разливал, - снова раздвинул в улыбке непослушные губы дружинник. - Токмо там страха больше.
- Еще, - потребовал князь.
- Через одного от боярина ихнего с чалмой. Сейчас как раз улыбается и на нас глядит.
- У него что?
- Никак дождаться не может, когда бек пить станет. Остальные о разном думают, но больше о веселом, да еще о наградах, которыми их всех хан наделит.
- Ладно, - махнул рукой Константин. - Спасибо, Любим. Иди на свое место и по-прежнему оставайся настороже, понял?
- Ежели что, так я мигом примчусь, - заверил дружинник.
- Стало быть, так, Абдулла-бек, - повернулся князь к наследнику Булгарии. - Двое их у тебя на пиру сидят. Один в зеленой чалме, а другой…
- Не может такого быть, - горячо перебил его бек. - Усман-ходжа - человек большой святости. Всего два года назад он совершил хадж в Мекку. Это не он. Твой человек ошибся.