- А почему бы и нет? - невозмутимо поинтересовался Мирон. - В этом мире мы добились некоторой определённости и она мне, честно говоря, нравится. Сейчас мы среди друзей, нас здесь уважают. Можно в Кагман переселиться, Йеми только рад будет. Устроим им тут прогресс по меркам двадцатого века, дайте только срок. Чем плохо? А что нас на этой Дороге-Тропе ожидает?
- Домой вернуться, - торопливо ответил Серёжка.
- Если бы, - Нижниченко вздохнул с неожиданной грустью. - Саша же сказал: насчёт возвращения домой нам никто ничего не обещал.
- Но и никто не сказал, что это невозможно, - вмешался Наромарт. - Мирон, я тебя не узнаю. Как можно сдаться, не использовав все возможности? Как можно отказаться от своего шанса?
Мальчишка с надеждой повернулся к тёмному эльфу.
- Я не отказываюсь. Я говорю, что надо всё хорошенько обдумать, а не бросаться, сломя голову, в неизвестность.
- Так обдумывай. То полуночи ещё много времени.
- Кстати, а, почему именно - полночь? - хитро сощурился Женька. - Подозрительно всё это. Полночь - время всякой нежити.
Маленький вампир широко усмехнулся бескровными губами, показав не слишком большие, но всё-таки игольно-острые клыки, однако на казачонка это не произвело ни малейшего впечатления.
- Так прилив же, - пояснил подросток. - Самый большой прилив - в полночь. Океан как бы налетает на сушу и словно сдвигает её немного в сторону… в пространстве и во времени.
- Это кто тебе так объяснял? - заинтересовался Наромарт.
- Да мальчишка один на Тропе.
- Боюсь, что твой друг изрядный фантазёр. Во-первых, на шарообразной планете, а других я не встречал, всегда где-то полночь, а значит и всегда время прилива. Получается, что планета только и делает, что во времени в сторону сдвигается. Во-вторых, отсюда до ближайшего побережья… далековато. Как не велик океан, но здесь, в горах, он ничего и никуда не сдвинет.
- Ну, я не знаю, - недовольно проговорил Сашка. - Кубыть он всё и придумал.
- А хорошо придумал, красиво, - вступилась за неизвестного мальчишку Анна-Селена.
- Так ведь неправда это, сказка, - наслаждался триумфом Женька.
- Красивые сказки людям тоже нужны, - парировала маленькая вампирочка.
- Малышам вроде Серёжки.
- Я вроде не малыш, но от хорошей сказки не откажусь, - возразил Нижниченко.
- И зачем же вам, взрослым, сказка?
Генерал пожал плечами.
- Не знаю зачем. Но нужна - и всё. Считай, что просто так.
- Сказка помогает нам лучше понять самих себя. А это полезно в любом возрасте, - серьёзно сказал Наромарт. - Правда, история с приливом в изложении Саши не сказка, а всего лишь ошибочная гипотеза. Хотя может быть и так, что ошибаюсь как раз, а гипотеза верная. В любом случае, сказку из этого ещё надо вырастить.
Маленький вампир сморщился и попросил:
- Может быть, вместо сказок ты скажешь, возвращаемся мы на Дорогу или нет?
- Я возвращаюсь в любом случае, а остальные как пожелают. Анна-Селена, ты как?
- Я?
Девочка была удивлена до глубины души. В прежней жизни мало кого интересовало, что она думает и чего хочет. К тому, что Наромарт и другие взрослые с ней советуются, девочка привыкнуть уже успела, но чтобы ей доверили решать такой серьёзный вопрос… Конечно, и когда они сходили с Дороги решение принимали тоже вместе, но тогда было видно, что все взрослые заодно, а сейчас между ними разлад. Прав Мирон - неприятно, что кто-то ими командует, туда-сюда дёргает. И прав в том, что здесь к ним все очень хорошо относятся, что у них появилось много друзей… Но остаться - значит навсегда оставить мысль о возвращении домой…
- Я с вами, на Дорогу.
- Вот и хорошо.
У Наромарта словно гора с плеч свалилась. Если честно, то он немного схитрил, сказав, что уходит в любом случае. Одну бы Анну-Селену в этом мире он бы ни за что не бросил. Девочка хоть и доказала, что умеет сама справляться с падающими на неё неприятностями, всё равно нуждалась в помощи и поддержке. Слишком уж серьёзная опасность угрожала маленькой вампирочке.
Но теперь не надо было ломать голову, какие слова найти, если вдруг Женя захочет уйти, а Анна-Селена - остаться. Всё разрешилось само собой. Будь благословенна Элистри!
- Мы уходим, - подвёл итог тёмный эльф. - А вы - как хотите. Только имейте ввиду: я обещал вам помочь вернуться на свои Грани, и я об этом помню.
- Мы в этом ни на мгновение не сомневались, - за всех ответил Мирон, - но всё-таки, нам надо подумать. Серёжа, ты как считаешь?
В широко раскрытых мальчишкиных глазах промелькнула растерянность.
- Я не знаю… Я… как Балис Валдисович. Можно?
Балис ободряюще улыбнулся оробевшему парнишке.
- Конечно можно, почему же нет.
Рия грустно уставилась на Анну-Селену.
- Значит, ты уходишь навсегда.
Маленькая вампирочка кивнула:
- Извини. Я ухожу туда, где мой дом.
- Я всегда знала что вы - боги.
- Мы не боги, Рия. Мы не лучше и не сильнее вас. Просто, мы живём в другом мире.
- Наверное, он прекрасен.
- Каждый любит то, что близко его сердцу, - дипломатично ответила девочка. Солгать вейте у неё бы не хватило сил. А назвать прекрасной свою родную страну, где большинство безындексных людей проживают на положении изгоев, она бы не смогла. Не сильно лучшими были и судьбы бедняков из городских трущоб. Конечно, рабов в Вест-Федерации не было, но что толку сравнивать между собой два зла? Оба хуже.
Хотелось сохранить в памяти не плохое, а хорошее, ведь и его на этой Грани было немало. Запомнить тех, кто так или иначе помог заплутавшим между мирами путникам.
- Я буду помнить тебя долго-долго, до самой смерти, - горячо пообещала Рия.
И тут Анна-Селена отчётливо поняла, что ей нужно сделать.
- Подожди.
Маленькая вампирочка резко взмахнула рукой, и прямо из ничего в её пальцах материализовался большой лист бумаги.
- Возьми. Это - тебе.
- Что это? - Рия недоумённо и очень осторожно взяла из рук подруги незнакомый предмет, глянула на него и издала изумлённое шипение: удивление вейты было столь велико, что вопреки многолетней жестокой дрессировки она осмелилась в присутствии людей заговорить на родном языке. Впрочем, ящерка тут же поняла, что кроме Наромарта этот язык здесь никому неизвестен и перевела вопрос:
- Это - я?
- А ты как думаешь? - хитро улыбнулась Анна-Селена.
- О боги! Я словно гляжу в зеркало!
- Покажи! - не утерпел любопытный Серёжка.
Следом за ним к вейте потянулись и остальные.
Рисунок, пусть и был выполнен на довольно плохонькой бумаге одним лишь серым карандашом, всем показался на удивление хорошим. И дело было даже не только в безупречном на взгляд непрофессионалов портретном сходстве. Маленькая вампирочка сумела передать в изображении характер вейты, по крайней мере, его основную черту: казалось, огромные нарисованные глаза так и излучают любопытство - восторженное и совсем чуть-чуть испуганное.
Зрители один за другим издавали одобрительные возгласы, и это придало девочке смелости. В руке непонятно откуда появился второй лист бумаги.
- А это передай Шипучке, - попросила она Рию.
И снова портрет всем понравился: некрасивое на первый человеческий взгляд морда сауриала явно излучало ум и спокойную, но твёрдую решимость.
- Вот это да, - простонал восхищённый Серёжка. - Аська, а ты их наколдовала или сама нарисовала?
Маленькая вампирочка весело улыбнулась. Ох, и смешной же иногда бывал мальчишка в своей наивности.
- Ага, наколдовала. Только раскрасить забыла.
Серёжка виновато потупился. Умей девчонка так колдовать, она бы наверняка смогла вырваться из каравана работорговцев, да и его с собой вытащить. Эх, вечно у него слова вперёд мыслей вылетают…
- Эх, красиво, - одобрил Сашка и с лёгкой завистью добавил: - Меня бы кто так нарисовал.
- А вдруг тебе мой рисунок бы не понравился?
- С чего бы это? Ты хорошо рисуешь.
Анна-Селена на мгновение зажмурилась для храбрости, а потом решительно протянула казачонку листок с портретом:
- Держи.
Отчаянно-весёлый Сашка во весь рот улыбался с рисунка. Но где-то в глубине его глаз проглядывала тщательно скрываемая грусть.
- Анна-Селена, похоже, ты рисовала нас всех? - предположил Наромарт.
Вампирочка молча кивнула.
- А когда? - не утерпел Серёжка. - Я тебя никогда с карандашом не видел.
- Ночами, - просто ответила Анна-Селена. - Ты же знаешь, что мне не нужно спать. И свет мне тоже не нужен, я вижу иначе, чем люди.
Мальчишка молчал, не в силах справиться с охватившим его удивлением.
- Что ж, доставай остальные портреты, - предложил чёрный эльф. - Посмотрим, какими мы получились.
Девочка кивнула и робко попросила:
- Только вы не очень ругайте, если не понравится.
- Не знаю, кому как, а мне очень понравилось, - заявил Сашка.
- Саша прав, - поддержал подростка Наромарт. - Три рисунка и все отличные. Можешь мне поверить, я всё-таки эльф, а эльфы считаются самыми строгими и знающими ценителями живописи.
Анна-Селена снова кивнула и протянула ему целую пачку листов.
- Вот.
Сверху оказался портрет Балиса. Если до этого на рисунках были только лица, то морпеха девочка нарисовала сидящим возле костра с виуэлой в руках.
- Балис Валдисович, Вы на гитаре играете? - изумился Серёжка. Аналога к слову "гитара" в морритском мальчишка не обнаружил, поэтому в концовке предложения он перешел на русский.
- Это не гитара, а виуэла, по-здешнему называется олинта. Я действительно умею на ней играть.
- И поёте?
- И пою. А что?
- А здесь такой у Вас нет? - вместо ответа снова спросил мальчишка.
- Есть. Где бы ещё меня Анна-Селена с ней увидела.
- Тогда почему Вы ни разу на ней не играли?
Серёжка был прав: после побега из Толы Балис музыкальный инструмент в руки ни разу не брал. То времени не было, то настроения.
- Как-то всё не складывалось. Хочешь, сегодня небольшой концерт устроим? По случаю… Сашиного неожиданного возвращения
- Ага, - Серёжка расплылся в довольной улыбке.
Следующим шел портрет Наромарта. Девочка снова изобразила только лицо, ничуть не преуменьшая уродства, но эльф на потрете совсем не казался страшным. Через искаженные черты на портрете, как и в жизни, проступали доброта и мудрость целителя.
- Спасибо, малышка, - растроганно произнёс Наромарт. - Я не мог на такое и надеяться.
- Это намного меньше того, что ты сделал для меня… и для Жени, - возразила маленькая вампирочка.
- Как знать, Анна-Селена, как знать, - покачал головой чёрный эльф, но развивать тему не стал.
В глубине души Нижниченко опасался, что неудачным окажется именно его портрет. Конечно, девчушка талантлива, но слишком мала, а потому просто обречена на нестабильность. Мало опыта, не огранённый талант, не набитая рука. Пять на редкость удачных рисунков подряд - уже чудо. Вряд ли шестой будет таким же.
Но и шестой оказался ничуть не хуже. На первой взгляд мрачное и унылое лицо на портрете скрывало в себе ум, хитринку и глубоко спрятанный юмор. Похожий портрет Мирон вместе со своими сокурсниками по "одесской школе" подарили после её окончания горячо любимому руководителю, генерал-лейтенанту Семёну Абрамовичу Цевелёву. Так и рисовал его профессиональный художник и коренной одессит, а не десятилетняя девочка.
"А вообще-то, если посторонний человек видит меня таким, значит, я добился, чего хотел", - усмехнулся Мирон. Каждый безопасник из "одесской школы" мечтал быть похожим на её создателя и бессменного шефа. Мечта сбылась…
- Аня, мне тоже очень нравится. Наверное, ты много занималась рисованием дома?
- Конечно. Я уже второй год специализируюсь на дизайнера. Мой проект даже прошёл в финал на… государственном конкурсе.
Слова "федеральный" в местном языке не нашлось.
- Это серьёзно, - одобрительно кивнул Нижниченко.
На последнем листе оказалось изображение Женьки. Губы на портрете было плотно сжаты, так, что опознать в нём вампира было невозможно, а само лицо имело насторожено-агрессивное выражение. Словно подросток опасался, что кто-то прямо сейчас его заденет и заранее готовился к отпору.
- Похоже, - усмехнулся Сашка.
Женька независимо хмыкнул и забрал рисунок. Что бы там не говорили, но ведь и вправду получилось очень похоже.
- А меня разве нет? - растеряно спросил Серёжка. У мальчишки от обиды даже губы задрожали.
Анна-Селена виновато моргнула.
- А твой портрет я нарисовать не успела. На Дороге я никого не рисовала, в караване, сам знаешь, не могла. Потом тебя долго не было. А дальше - ну, ты понимаешь…
- Шипучка тоже появился "дальше", - недовольно пробурчал мальчишка.
- Он очень колоритный, его рисовать было интересно, - беспомощно пояснила девочка.
"А меня, значит, не интересно?" - хотел ядовито спросить паренёк, но передумал. Подружка выглядела такой огорчённой, что совсем не хотелось её добивать. И потом, если разобраться, то никого рисовать она не обязана. Другое дело, что обидно: всех нарисовала, а его - нет.
- Серёжа, ну не обижайся, - попросила маленькая вампирочка. - Я обязательно тебя нарисую. Или хочешь, я тебе один рисунок дам, когда я его рисовала, то про тебя думала.
Женька хмыкнул. "Про тебя думала…" Уси-пуси, у малышни, кажется, любовь. Да знают ли они куда и как? И чем, небось, ещё не отросло. Сам Женька, правда, ещё никого не любил, но историй про это наслушался, а так же насмотрелся картинок и таких специальных фильмов.
- Какой рисунок?
- Вот.
Из пустоты возник ещё один листок бумаги. На нём была изображена палуба плывущего по морю корабля. Вдали из воды поднимался краешек солнца. А у борта стоял мальчишка. Тонкий, узкоплечий, с разлохмаченными ветром волосами, он, казалось, был устремлён вперёд, навстречу восходящему светилу. И хоть обращенного к восходу лица не было видно, никаких сомнений не оставалось: это был именно Серёжка.
- Классно, - на русском довольно воскликнул мальчишка. Вся обида растаяла в один момент, словно кусочек льда из размораживаемого холодильника под струёй горячей воды. Переходя на понятный Анне-Селене местный язык, он попросил: - Можно, я тоже возьму его себе?
- Бери, конечно. А портрет я ещё обязательно нарисую.
- Ну, если хочешь, - мальчишка немного смутился. Минуту назад он был недоволен недостатком внимания к своей персоне, а сейчас уже страдал от её избытка.
- Хочу, хочу, - заверила девочка.
- Так, молодёжь, доедаем ужин у кого осталось и перебираемся на полянку, - скомандовал Мирон. - Дак хоть и задерживается, но прилетит обязательно. Да и темнеет уже во всю.
- А пока они перебираются, мы с тобой сходим за олинтой и заодно обсудим наши дальнейшие планы, - предложил Гаяускас.
- Можно.
Когда друзья оказались в глубине дома, Балис, перейдя на всякий случай на русский язык, поинтересовался:
- Ты это серьёзно насчёт остаться?
- Вполне серьёзно рассматриваю такой вариант. А ты - нет?
- Пока ты не сказал - даже и не думал об этом. Нет, имел ввиду, конечно, что может придётся в этом мире долго жить. Год, два, сколько нужно. Но всегда держал в уме, что как только у нас появится возможность вернуться - сразу вернёмся.
- Почему?
- Почему? - задумчиво переспросил морпех. - Знаешь, я об этом даже и не думал, вопрос такой и не возникал.
- Теперь вот возник.
- Если возник… Если вопрос возник, то я так скажу: чужые мы здесь, Мирон, понимаешь? У них свой мир, своя жизнь. Мы тут с нашими знаниями и умениями таких дров наломать можем. Думаешь, нам за это скажут "спасибо"?
- Понятно, - кивнул Мирон, а затем, старательно и очень похоже имитируя эстонский акцент продекламировал: - Суверенная Эстония сама решает, какую политику проводить в отношении мигрантов, оказавшихся на её территории в период Советской оккупации, и никому не позволит вмешиваться в свои внутренние дела.
Балис нахмурился.
- Неостроумно. И смеяться тут не над чем.
- А я и не смеюсь, я вспоминаю. Девяносто третий год, Тарту, госпожа Снежана… Нет, не Снежана… Как же её звали? А, точно: Каролина… Каролина… Чёрт, совершенно забыл фамилию. Старость - не радость.
- Ну, до старости тебе далеко, - Балис вполне натурально усмехнулся, но в душе, наоборот, почувствовал себя скверно. Прибалтийский сепаратизм был для бывшего советского офицера не просто болезненно, а кровоточащей темой. Не стоило Мирону касаться старой раны, ох, не стоило.
- И всё-таки забыл. Я ж в Эстонии был всего два раза. В первый раз - как раз в девяносто третьем, попал под руку начальству сопроводить культурную делегацию. Ну, понимаешь, Тарту, университет, великий Лотман, всё такое…
- Прямо-таки великий? Никогда не слышал.
- Не интересовался, значит, семиотикой?
- Да я как-то всё больше тем, что стреляет и плавает, - развёл руками Балис, не очень понимая, шутит Мирон или говорит серьёзно.
- Жаль, - Нижниченко вздохнул, и Гаяускас понял, что друг предельно серьёзен. - В своём деле Лотман действительно велик. Как Колошенко в своём. Просто - профессии у них разные… Так вот делегация наша тогда и попробовала поднять вопрос предоставления гражданства Эстонии этническим украинцам. Вот и услышали от мадам Каролины такую отповедь.
- И к чему ты это мне рассказываешь?
- А вот к чему. Представь, весна девяносто девятого, то же Тарту. Фестиваль славянской культуры. Делегация Юго-Западной Федерации на уровне министра. То же самое от соседей. И вот эта же мадам Каролина… нет, ну ты подумай, не вспоминается фамилия, да и всё тут…
- Да фиг с ней, с фамилией…
- Тоже верно. В общем, эта же госпожа Каролина сначала приветствует каждую делегацию на своём национальном языке, а переговоры о дальнейшем развитии и укреплении культурных связей проходили по большей части на русском. Всё-таки у нас он второй государственный.
- Что, убеждения поменялись? - скорее из вежливости, чем из интереса спросил Балис.
- Господи, да какие там убеждения… Откуда бы им взяться… Место в голове для них нет, всё одним занято: с кем бы ночь переспать. Синдром пятикурсницы.
- Синдром кого? - изумился Гаяускас.
- Пятикурсницы. Неужели не слышал в курсантские годы?
- Не приходилось.
- Дикий народ - военные, - констатировал Нижниченко. - Бородатейшей же анекдот. В общем так. Первокурсница: "Никому! Никому! Никому!". Второкурсница: "Только ему! Только ему! Только ему!". Третьекурсница: "Только своим! Только своим! Только своим!". Четверокурсница: "Всем! Всем! Всем!". Ну, и пятикурсница: "Кому?! Кому?! Кому?!"
Отставной капитан хмыкнул.
- Вышла бы замуж…
- Да была она замужем, - махнул рукой Мирон. - Это состояние души, а не тела. Из тех дамочек, что за ночь секса продадут Родину, друзей и мужа без размышлений. Детей и родителей - возможны варианты. Это надо уже изучать глубже и конкретнее.
- Ты её что, вербовал? - изумился Балис.
- Очень надо. Средней руки чиновница из Министерства Культуры. Что от неё зависит, что она знает? Разве что агентом влияния для массовки, так зачем нам такие агенты в Эстонии? Настолько серьёзных интересов там у нас нет.
- Да? А как же предоставление гражданства этническим украинцам?