- Он в самом деле настолько ужасен? - забеспокоился Гурьев.
- О, нет, - улыбнулась Рэйчел. - Вкус у вас, безусловно, есть. Но вы были в этом же костюме вчера. А это немыслимо, - Рэйчел вздохнула и покачала укоризненно головой. - Вам разве неизвестно, что джентльмен должен переодеваться? И где вы взяли такую моду – носить часы на запястье? Вы что, авиатор? Или шофёр?
Гурьев улыбнулся. На самом деле он страшно обрадовался. Просто обезумел от радости. Потому что Рэйчел ожила и занялась делом. Ну да, ну да. Вот ты какая, подумал, любуясь ею, Гурьев. Вот как у тебя, оказывается, всё получается. Ты просто выкладываешься по-настоящему, дорогая. И меня это радует.
- И где это видано в наше время – ходить с тростью? - продолжила Рэйчел. - Мода на подобные сувениры закончилась лет двадцать назад.
- Я ужасно старомодный тип, Рэйчел.
- Может быть, у вас там спрятана шпага? - Рэйчел сделала страшные глаза.
- Как вы догадались? - притворно испугался Гурьев. - Целых две!
Кажется, он притворился на этот раз на редкость неудачно. Рэйчел прикоснулась пальцами к губам, и в её взгляде плеснулась тревога:
- Нет, в самом деле?!
- Это действительно всего-навсего сувенир, - к Гурьеву окончательно вернулось самообладание, по крайней мере внешне, - и потому эта маленькая ложь прозвучала вполне невинно и правдоподобно. - Не стоит беспокойства, честное слово.
- Я беспокоюсь совсем не о том. Вы умеете с ней обращаться?
- Все мои вещи строго и скучно утилитарны, леди Рэйчел. Такой уж я зануда.
- Зануда, - повторила Рэйчел и рассмеялась. - Боже мой. Если вы – зануда, Джейк…
Господи, да делай, что хочешь, подумала Рэйчел. Только, пожалуйста, не исчезай слишком быстро, хорошо? Мне будет, похоже, тебя не хватать. Боже, о чём это я?!
Они много времени провели вместе на борту "Британника". Так много, что Гурьеву уже начало казаться, будто он знает Рэйчел тысячу лет. Странным образом их разговоры совершенно не походили на принятый между едва знакомыми людьми smalltalk. Да они и не были уже "едва знакомы". Как русские, утешал, уговаривал Гурьев сам себя, понимая, что это – лишь отговорки. Как русские, встретившие друг друга на чужбине, посередине враждебно-безмолвной стихии. В этом всё дело. Ну, она ведь и не совсем англичанка, подумал Гурьев. Она и русская тоже. Пусть наполовину, но русская. Как я… Кто этот кретин, свирепо думал он, кто же этот кретин?! Кому он посмел её предпочесть? Кто та женщина, которая может отодвинуть её?! Таких не бывает. Он просто кретин. И хорошо, Рэйчел. Пускай. Это радует. Меня это радует.
- Как получилось, что вы остались без средств, Рэйчел?
- С чего вы взяли, что я осталась без средств?! - она так вздёрнула подбородок, что у Гурьева внутри всё завизжало и затряслось. Я всех их убью, подумал он. Всех. - Что это вы такое выдумали?! И вообще…
- Рэйчел, - тихо проговорил Гурьев, и она поперхнулась. - Рэйчел. Я русский дикарь, который носит часы на руке, как авиатор или шофёр. Я не понимаю, какого чёрта, собственно, я должен иметь тридцать костюмов, когда мне достаточно двух. Я плохо понимаю разницу между крикетом и крокетом, и мои язык и нёбо не в состоянии отличить бордо урожая двадцать седьмого года от шардоннэ тридцатого. Но вот это я чувствую.
- Почему вы думаете, что я должна рассказать вам это?
- Потому что вам станет легче, Рэйчел.
- Вы действительно так думаете?
- Я знаю.
- Моему мужу было весьма затруднительно подписать нужные бумаги в Непале, Джейк. А остальное уладил банк. Не думаю, что мне доставит большое удовольствие вновь копаться в подробностях. Я была настолько неопытна, что обвести меня вокруг пальца не составляло никакого труда.
Банк, удивился Гурьев. С каких это пор банки принимают такое активное участие в жизни вдов и сирот? Каким образом? Ох, как интересно. Что-то произошло с тех пор, как я… Что-то определённо произошло. Всё не просто так.
- И что же? Не нашлось никого, кто захотел вам помочь? Никто даже не попытался?
- Это случилось уже после смерти отца, Джейк. Если бы не Тэдди, - она улыбнулась печально, - я, вероятно, не выжила бы. Я должна была заменить ему родителей.
- А кроме мальчика?
- Зачем вам это, Джейк?
- Я хочу удостовериться в том, что мир на самом деле именно таков, как я о нём думаю.
- Вероятно, не совсем, - теперь её улыбка изменилась. - Этот человек… Сотрудник банка… Это очень, очень запутанная история, Джейк. И очень старая. И очень глупая, разумеется – как и все такие истории.
- Я люблю истории. А главное, я совсем не боюсь историй. Вот совершенно. Он был влюблён в вас?
- Что?! Ах, нет! А, впрочем… Можно сказать и так. Он хотел что-то сделать такое с бумагами – или найти какие-то записи, или ещё что-то. Я не очень вникала в это тогда. Я только знала, что, сделай он это, его карьере – да и не только карьере, самой возможности заниматься любимым делом – пришёл бы конец. Я не воспользовалась его… великодушием. Кроме того, за великодушие приходится, так или иначе, всегда расплачиваться. Он женат, у него тогда был совсем крошечный ребёнок. Я сочла невозможным рисковать жизнью его семьи. Если бы в банке узнали, они просто стёрли бы его в порошок. С этими людьми… с ними невозможно воевать, Джейк, поверьте.
Ну, это мы как раз поглядим, решил Гурьев.
- А потом?
- Он всё равно ушёл из банка, - Рэйчел рассеянно щёлкнула замком яркой, модной сумочки-ридикюля. Она модница, подумал Гурьев. Графиня Дэйнборо. Леди Рэйчел. - Я не знаю. Почему-то он решил, что не сможет больше там работать. Уверена, его карьера не сильно выиграла от этого… Он несколько раз помогал мне с бухгалтерией. Оскар – человек, которому можно доверять.
Да мы просто тонем в океане историй, в бешенстве подумал Гурьев. Просто немыслимо, как вы изволите выражаться, леди Рэйчел. Господи. Рэйчел. Что стоило тебе использовать безнадёжно и без памяти влюблённого в тебя клерка, готового послать ко всем чертям свою жизнь ради тебя?! А ты не стала. Ну, ничего, ничего, леди Рэйчел. Зато это сделаю я. Ты даже не представляешь, с каким удовольствием я это сделаю. Рэйчел. Рэйчел. Вот ты какая, леди Рэйчел.
Он не мог остановиться. Он даже не вполне понимал, что такое с ним происходит. То есть, понимал, разумеется, понимал. Как это могло случиться со мной, думал он. Как это вообще случается с людьми? Что за сила сидит в нас, которая выстреливает вдруг, распрямляется, как пружина арбалета, посылая нам в мозг даже не стрелу, - молнию: это она! Она! Она. Стоит только увидеть её. Одну из тысяч и тысяч. Не единственную, возможно, не единственную на свете, но из тысяч и тысяч – обязательно одну. Или всё-таки – единственную?! А как же люди, которые за всю свою жизнь и сотню человек не встречают? Это я такой – сколько лет мотаюсь уже по свету, какая вереница лиц и типажей прошла перед моими глазами… И вот, вдруг – здесь и сейчас. Как же это?! Что же это такое?! У тебя есть дело, прикрикнул он на себя. Тебе нужно найти кольцо. Это проклятое кольцо… Мама погибла из-за него. Из-за кусочка золота со сверкающими камушками. Которых у меня целый мешок. Понимаешь, Рэйчел?! Кольцо?! Зачем мне это проклятое кольцо, если я никогда не смогу надеть его на твою руку, Рэйчел?! На твой палец с крошечным шрамиком на средней фаланге, едва-едва заметным, и с тоненькой голубой жилкой на сгибе, - зачем?!
- Почему вы не замужем, Рэйчел?
Гурьев видел – она в бешенстве от его вопроса, и едва удерживает себя от желания завизжать и отхлестать его по физиономии – голыми руками, без перчаток. Но на этот раз он совершенно не собирался жалеть её. Ты не нуждаешься в жалости, Рэйчел, подумал Гурьев. В чём угодно – но только не в жалости. Докажи мне это, Рэйчел.
- Прекрасные и благородные герцоги, жаждущие спасать молоденьких идиоток от нищеты и бесчестья, существуют лишь в воображении авторов любовных романов для этих самых идиоток, - Рэйчел рассмеялась, и, понимая, чего ей это стоило, Гурьев, восхитившись её самообладанием, почувствовал укол совести. - Должна вам заметить, что…
- Я знаю, - оборвал её Гурьев. - Мои манеры возмутительны, и вам предстоит приложить немало усилий, чтобы их как следует обтесать. А это непременно должен быть герцог?
- Если вы хотели меня разозлить, можете считать – вам это превосходно удалось, - Рэйчел смотрела на него тёмными от гнева глазами, и на высоких скулах полыхал почти лихорадочный румянец. - А теперь потрудитесь объяснить, для чего вам это потребовалось.
- Легко, - Гурьев усмехнулся. Рэйчел обмерла, мгновенно – не столько поняв, сколько почувствовав: в сравнении с выдержанной, словно хороший французский коньяк, яростью этого мужчины день Страшного суда покажется милой забавой отнюдь не только ей одной. - Мне любопытно, насколько вы тщеславны.
- И меркантильна?
- О, нет, - Гурьев чуть повёл головой из стороны в сторону, и серебряное пламя в его глазах убавило накал. - Не трудитесь даже притворяться.
- Вам необходимы очки-светофильтры. А мне, похоже, придётся обзавестись зонтиком от солнца, хотя в британском климате и то, и другое выглядит довольно нелепо.
- Когда вы сердитесь, ваши шутки от этого только выигрывают.
- И что это значит?!
- Это значит, что в минуту опасности вы не теряете головы. Наполеон любил повторять: страх заставляет одних краснеть, а других – бледнеть, и набирал в свою гвардию только первых.
- Вы испытываете меня?! - Гурьев с удовольствием увидел, как гнев в глазах Рэйчел сменяется недоумением и любопытством. - Ну, знаете ли!
Знаю, подумал Гурьев. Я очень хорошо знаю: бывает и так – бледнеют даже те, кто обычно краснеет. Уж в этом-то я разбираюсь.
- Вы совершенно правы, Рэйчел, - Гурьев покаянно вздохнул и опустил плечи. - Раз уж вы согласились мне помогать, мой долг – предупредить вас о том, что наши приключения могут быть отнюдь не только забавны. Как и убедиться в ваших способностях не впадать в панику при самых неожиданных сюрпризах. Надеюсь, вы когда-нибудь простите меня за несколько экстравагантную форму исполнения.
- Не исключено, - пробормотала Рэйчел, отворачиваясь слишком поспешно для того, чтобы Гурьев не догадался: она пытается не позволить ему увидеть свою улыбку.
- Как называется этот банк, Рэйчел?
- Какой? - она, кажется, даже не поняла в первое мгновение, что он имеет ввиду. - Ах, это… Зачем это вам, Джейк?
- Для полноты картины.
- Собираетесь его ограбить? - она снисходительно улыбнулась.
- Думаете, не получится? - улыбнулся в ответ Гурьев.
Рэйчел некоторое время его пристально разглядывала. Потом кивнула:
- Я думаю, вы из тех, у кого получается многое из того, что хочется… Если не всё.
- Итак?
- "Бристольский кредит"… Что?
- Ничего.
Неужели она что-то заметила, подумал Гурьев. Нет. Не может быть. "Бристольский кредит". Вот, значит, как. Ладно. Я, конечно, не герцог, но мне всё-таки придётся, видимо, задержаться.
Ливерпуль – Лондон. Март 1934 г
- Я поселю вас в пансионе "Гарнелл", - сказала Рэйчел, когда они сели в купе первого класса в экспрессе, который должен был домчать их из Ливерпуля, где пришвартовался "Британник", до Юстонского вокзала в Лондоне за рекордные четыре с половиной часа. - Это недалеко от нашего дома, и…
- Я не могу жить в пансионе, - вздохнул Гурьев. - Мне нужно жильё, моё собственное. Какой-нибудь чердак, неважно, какой, но мой. По целому ряду соображений. Вы поможете мне снять что-нибудь?
- Этим я ещё не занималась, - улыбнулась Рэйчел. - У моих клиентов никогда не было подобных капризов. Могу помочь вам снять дом, если хотите.
- Дом?! - испугался Гурьев. - Что делать одному человеку в пустом доме?!
- Ну, почему же непременно пустом, - пожала плечами Рэйчел. - Наймите прислугу, камердинера.
- Вы с ума сошли, дорогая, - усмехнулся Гурьев. - Самое большое, на что я могу согласиться – это повар-японец. Мне не нужна прислуга, я всё делаю сам.
- Это чепуха, - отмахнулась Рэйчел. - В жизни, которую вам предстоит вести, джентльмен не может делать сам ничего, кроме как развлекаться, играть в бридж, гольф, крикет и поло, и…
- Рэйчел, дорогая, - мягко перебил её Гурьев. - Вы определённо решили заниматься со мной, как со своим обычным… подопечным, - ну, не нравилось ему слово "клиент", было в этом слове что-то подлое. - А это не так. У меня совсем другая цель.
- Я помню, - возразила она. - Как вы собираетесь её добиться, не получив положения в обществе?
- Не знаю, - Гурьев посмотрел в окно вагона. - А что, получив положение, её можно добиться? Ладно. Давайте вернёмся к вопросу о жилье чуть позже. Вы уже думали о моей легенде?
- Разумеется, - торжествующе улыбнулась Рэйчел. - И даже придумала кое-что.
- Замечательно, - Гурьев откинулся на спинку кушетки и заложил ногу за ногу. - Сгораю от нетерпения услышать и подвергнуть критическому разгрому.
Рэйчел слегка поджала губы:
- Это очень развязный жест, Джейкоб. Несмотря на охватившую все слои современного общества развязность, в свете подобный жест всё ещё считается недостаточно приличным. Я также попрошу вас на людях, особенно при слугах, называть меня "леди Рэйчел". Если это не слишком вас затруднит.
- Простите, - склонил голову в полупоклоне Гурьев. - Клятвенно обещаю исправиться. А вас я попрошу называть меня не полным именем, которое режет мне слух, а просто Джейк. Так сказать, в соответствии с принятой в Америке всеобщей фамильярностью. Пожалуйста. Леди Рэйчел.
- Хорошо. И с вашей интонацией тоже предстоит немало работы. Вы слишком правильно говорите по-английски, это не принято.
- Вот как?
- Некоторое подобие косноязычия и восточный выговор – неотъемлемые признаки аристократического происхождения и подобающего воспитания.
- Какой убогий снобизм.
- Перестаньте.
- Уже.
- Кстати, ваш браслет и хронометр придётся снять, потому что…
- Ни за что.
Он увидел, как у Рэйчел на скулах проступил румянец, и улыбнулся. Леди Рэйчел, подумал он. Я не знаю, на что готов, лишь бы не видеть никогда больше этого выражения на твоём лице. Но командовать у тебя не получится. И лучше тебе понять это сразу же. Прямо сейчас.
- Мне будет трудно выполнить мою работу, если вы не станете меня слушаться, - она в упор посмотрела на Гурьева. - Почему вы настаиваете?
- Потому что есть вещи, которые я не делаю ни при каких обстоятельствах. И если обстоятельства таковы, - что ж, тем хуже для обстоятельств. Давайте отступим от схемы "учительница и ученик", леди Рэйчел. И перейдём к схеме партнёрства. Потому что мне это нравится куда больше.
- Это обойдётся вам значительно дороже, - ядовито улыбнулась Рэйчел.
- Пустяки.
- Если бы я не дала слово помочь вам, - Рэйчел покачала головой.
О, подумал Гурьев, если бы дело было только в твоём слове, Рэйчел. О, если бы. Но он улыбнулся примирительно и кивнул:
- Я очень надеюсь на вашу помощь, леди Рэйчел. Очень. Правда.
Это подействовало. Рэйчел тоже улыбнулась в ответ:
- И тем не менее – никаких компромиссов?
- Я сниму хронометр.
- Браво. У вас просто талант. А знаете что? - Рэйчел вдруг просияла. - Вам не придётся снимать ваш дурацкий хронометр.
- Почему?!
- Потому что мы сделаем это модой, - она выпрямилась, и глаза её сверкнули так, что Гурьев зажмурился.
- Вы ведь шутите.
- Нисколько, - она повела плечами. - Это даже не будет выходить за рамки вашей легенды.
- Да-да, - подбодрил её Гурьев. - Это именно то, что мы собирались обсудить.
- Вы, Джейкоб Гур, - богатый молодой золотопромышленник с Западного побережья Соединённых Штатов. У вас есть какое-нибудь хобби? Лучше всего, если оно будет достаточно… Эксцентричным.
- Например?
- Начинающий неопытный коллекционер.
- Чего?
- Всего, - небрежно махнула рукой Рэйчел, и Гурьеву пришлось сделать над собой чудовищное усилие, чтобы не перехватить эту руку в воздухе и не прижаться к ней губами. За что он мысленно наградил себя орденом Подвязки. - Это на самом деле не так важно, Джейк. Именно всего. Поверьте, чтобы произвести впечатление на неопытного собирателя, многие салоны откроют для вас свои двери, в надежде не только покорить ваше неискушённое воображение, но и сбыть заодно какие-нибудь надоевшие или не особенно ценные безделушки.
- Насколько я понимаю, хобби – это именно то, в чём настоящий джентльмен должен достичь истинного профессионализма, в противовес тому, что почитается основным занятием. Я прав?
- Абсолютно, - кивнула Рэйчел, и в её взгляде вспыхнули удивление и – опять! - интерес. - А вы, однако, далеко не такой дикарь, каким хотите притвориться!
- Обещаю держать это в тайне от всех, кроме вас, леди Рэйчел, - Гурьев посмотрел на стремительно проносящиеся за окном пейзажи, словно сошедшие с полотен Гейнсборо, которого так любила мама. - С хобби не будет никаких хлопот. Это хобби – кузнечное дело, и, как следствие, коллекционирование холодного оружия.
- Ах да. Я должна была догадаться. Вы действительно разбираетесь в этом?
- Почти так же хорошо, как в лошадях. Впрочем, в вашей конструкции мне не нравятся в две вещи, леди Рэйчел. Америка и золото.
- Да? А что вы предлагаете?
- Венесуэлу и алмазы. Счастливчик, вычерпавший до дна кимберлитовую трубку и теперь буквально не знающий, что ему делать со всем этим невероятным богатством.
- Аргументируйте, - нахмурилась Рэйчел, понимая, что вариант Гурьева более предпочтителен, но всё ещё не желая сдаваться.
Ещё раз ты так нахмуришься, и я начну тебя целовать, подумал Гурьев. Да что же это такое?!
- Ну, во-первых, я знаю о золоте и способах его добычи и обогащения ещё меньше, чем, вероятно, вы сами, - Гурьев вздохнул. Он лукавил, конечно же. Ну, совсем чуть-чуть. - А во-вторых, должен же я как-нибудь объяснить вот это.
Он вынул из нагрудного кармана пиджака нечто, напоминающее футляр для сигары, только очень короткий, вытряхнул из него на ладонь октаэдрический кристалл и протянул его Рэйчел. Это был необработанный, но очень хорошей, правильной формы алмаз, голубоватого оттенка и чистой воды, довольно большой, более десяти карат весом. Один из тех, что отдал ему Накадзима. Гурьев знал: из такого камня хорошему мастеру под силу изготовить потрясающий бриллиант на четыре, а если повезёт, то и на пять карат. Несколько секунд Рэйчел смотрела, - нет, не на алмаз, на Гурьева. Потом взяла камень и близко поднесла его к глазам. И, вернув ему кристалл, снова подняла на Гурьева взгляд:
- Это настоящий? - И, словно извиняясь, пожала плечами и улыбнулась чуть смущённо: – Я всё-таки не ювелир.
Он внимательно наблюдал за ней. Буквально затаив дыхание. И, встретившись с ней глазами, понял, что всё пропало. Во взгляде Рэйчел не было ни тени алчности – только безграничное любопытство. Ну, вот, подумал он. Всё. Конец.
- Настоящий, - кивнул Гурьев и посмотрел куда-то поверх её головы.
- И… много у вас таких… сюрпризов?
- Хватит.
Он едва удержался, чтобы не сказать – "нам хватит". Ох, подумал он. Вот такие ты уже строишь замки, да?! Идиот!