- А с этим вы как собираетесь справляться?!
- Ну, есть кое-какие мысли, - Гурьев кивнул. - Но об этом – несколько позже.
- Грандиозно, - усмехнулся Осоргин.
- Я понимаю ваш скептицизм, Вадим Викентьевич. Но это всё потом. Там. А пока… Дело в том, что вовлекать большие массы людей в наш проект на данном этапе вредно и опасно. Большевики не спят, разведка, как я наслышан, поставлена у них на широкую ногу и работает неплохо. Британия подходит нам ещё и тем, что здесь, в силу природного и так свойственного британцам островного патриотизма, у красных не столь уж широка вербовочная база. Опять же, эмигрантов здесь не слишком много. В силу известных вам обстоятельств ресурсы наши таковы, что не требуют никакой консолидации с русскими организациями. Наверняка, кстати, инфильтрованными агентами чека до полной потери понимания, кто есть кто. Великолепная тактика, между прочим, - все подозревают друг друга в явном или скрытом большевизме, в результате дело никуда не движется. А в нашем узком кругу мы всегда будем знать, кто, как и чем дышит. Позже к нам потянутся без всяких сверхъестественных усилий с нашей стороны. Именно потому, что мы представим собой настоящую силу. Ведь беда всей эмиграции в чём? Сама себя она не в состоянии финансировать, а европейским правительствам проще – да и выгоднее – крутить гешефт с большевиками, а не строить против них козни. А без средств, - какие же могут быть серьёзные мероприятия? Так, сплошное надувание щёк вроде РОВСа или ещё чего-нибудь в этом духе. При всём моём уважении. При всём преклонении перед мужеством и самоотверженностью этих людей, перед их верой в то, что Белое дело – правое. Правое дело без денег – пустой звук. Нам предстоит по острию клинка пройти, Вадим Викентьевич. И постараться подозрений особенных не вызвать, и денег получить в своё распоряжение… много. Какими средствами располагают наши, работающие шофёрами и землекопами? Что можно закрыть пожертвованиями отдельных чувствительных благотворителей? Все эти кассы взаимопомощи, сборы и взносы… Крохи. Требуются настоящие деньги, не миллион, не два и не десять. Для того, чтобы срам наш прикрыть, как говорится, и нужен нам мощный финансовый инструмент. Банк. Потому что продавать и покупать деньги и есть самый наивыгоднейший гешефт из возможных. Да ещё и не просто банк, - Гурьев задумался.
- То есть? - подбодрил его Осоргин.
- Банк с определённой экстерриториальностью, так бы я это назвал, - произнёс Гурьев.
- Не понимаю.
- Да я и сам ещё до конца не понимаю, - он развёл руками. - Вот скажите, Вадим Викентьевич. Какое-то время просидим мы в этом поместье, натренируемся. А выйдем мы на оперативный простор, резать коммуникации, скажем, - долго ли станет британское или любое другое правительство терпеть частную армию, едва ли не способную причинить серьёзнейшие неприятности его собственной, да ещё использующую суверенную территорию Британской Империи в качестве базы для своей совершенно незаконной, как понятно из всего вышеизложенного, деятельности? А как посыпятся сюда же ноты наркома иностранных дел, одна другой визгливее – что тогда? Придётся перебазироваться. А куда? Кто нас приютит, да так, чтобы не в Патагонии какой-нибудь, а тут, рядышком? Вот ведь вопрос!
- И как вы собираетесь из всего этого выпутываться?
- Не знаю, - Гурьев выбил пальцами на столе замысловатую дробь. - Я ещё не настолько влез тут на месте в систему, чтобы окончательно разобраться. Но я влезу и разберусь. А пока мы станем готовиться. А ещё мы оружие будем продавать, и всякие другие разные интересные услуги оказывать. Одним словом, - вставайте, граф, нас ждут великие дела.
- Собираетесь баронам Ротшильдам конкуренцию составить? Аферизмом попахивает-с, Яков Кириллыч. Уж вы простите старика.
- Ну-ну, господин капитан. Самоуничижение, как известно, паче гордости. Аферизмом, говорите? Кто не рискует сам, тот смотрит, как шампанское пьют другие. Составим, и ещё какую. И не только Ротшильдам, смею вас уверить. Что вы лично теряете, Вадим Викентьевич? Честно.
- Ровным счётом ничего, - улыбнулся Осоргин.
- И остальных мне таких же помогите найти.
- А вы?
- Что – я?
- Что вы приобретаете всем этим, Яков Кириллыч? Вы могли бы и при советах блестящую карьеру сделать. И не просто блестящую. А… Думаете, я не понимаю?
- Очень рад, что понимаете.
- Зачем?
- Такой странный каприз, Вадим Викентьевич. Хочется непременно обрести чувство исполненного долга. Или предназначения. Это уж как кому больше нравится. Но теряю я в любом случае немало. Если не больше, чем приобретаю.
- Что же? - прищурился Осоргин.
- Её, Вадим Викентьевич.
- Ах, Господи! Да почему же?! Не наоборот ли?
- Вы хоть примерно представляете себе, сколько времени нам потребуется? - тихо спросил Гурьев. - И что я всё это время должен буду делать и где? А теперь скажите – имею ли я право всё это на любимую женщину опрокинуть? Даже если она возражать не будет? Она, может, и не будет. Но только потому, что не представляет себе. Но мы-то, Вадим Викентьевич?
- Наверное, только в вашем возрасте такое замыслить возможно, - задумчиво проговорил Осоргин. - И не только замыслить – поверить в осуществимость. Только в вашем возрасте, когда кажется, что впереди – вечность, а молодость и здоровье неисчерпаемы.
- И этого я вовсе не исключаю, - согласился Гурьев. - Как бы там ни было, Вадим Викентьич. Надо попробовать сбить в кувшинчике масло. Хотя, может, не так уж и неприятно в молоке тонуть?
- Тонуть – всегда отвратительно, - убеждённо произнёс Осоргин. - В воде, в молоке или в дерьме – нет ровным счётом никакой разницы.
- Тогда вперёд, господин капитан.
- Давайте, Яков Кириллович. Показывайте дальше.
* * *
На обратном пути, сидя рядом с Рэйчел, Гурьев снова поднял разделительное стекло:
- Мне это подходит, Рэйчел. Я сниму поместье, если вы не против.
- Я должна обсудить это с Тэдди.
- Не думаю, что ему захочется возражать, - Гурьев наклонил голову к левому плечу. - Назовите сумму, пожалуйста.
Рэйчел, сделав вид, что пришла к решению путём неимоверно трудных размышлений, назвала цену.
- Леди Рэйчел, - Гурьев улыбнулся такой стеклянной улыбкой, что ей сделалось не по себе. - Вы что же, думаете, я совсем ничего не понимаю?
- Вы полагаете, что цена слишком высока? - Рэйчел вся залилась краской.
- Я полагаю, увеличив названную вами сумму втрое, мы вернёмся к реальности. А если вам ещё при этом хватит здравого смысла не спорить, то мы будем считать соглашение достигнутым. Пожалуйста, больше никогда не пробуйте проделать это со мной. Договорились? Леди Рэйчел.
- Джейк.
- Да?
- Вы и так…
- Это не относится к делу, Рэйчел. Вот совершенно.
- Хорошо. Мы договорились. Только…
- Что?
- Ничего.
Ну, что ж, подумал Гурьев. Ничего – это ничего. Это радует.
Лондон. Апрель 1934 г
Гурьев с мальчиком сидели на траве в одном из тихих уголков Гайд-парка. Погода была чудесной, птицы орали, сходя с ума от любви, и Рэйчел вот-вот должна была присоединиться к мужчинам, чтобы отправиться вместе на ланч. Давненько он не бездельничал так откровенно и с таким удовольствием. Гурьев задумался, придерживая пальцами травинку, торчавшую в уголке его губ. Тэдди вдруг громко вздохнул и с восхищённой улыбкой проговорил:
- А здорово ты отбрил эту стерву Элизабет, Джейк. Правда, что ты при всех укусил её за ухо?!
- Не совсем укусил, - осторожно улыбнулся Гурьев. - Ну, почти. Не думал, что тебе станет об этом известно.
- Конечно же, стало, - покровительственно посмотрел на него Тэдди. - Наш садовник Перси играет в шахматы с дворецким Фареллов, у которых вы были на этом проклятом балу.
- Они просто не замечают прислугу. Это очень глупо, верно? Как будто это не люди, а мебель. Я знаю, что ты не такой, и мне это очень нравится. И Рэйчел не такая, и это мне нравится тоже.
- Джейк…
- Я рад, что тебя это позабавило, Тэдди. Хочу только попросить тебя об одной услуге.
- Да?
- Никогда не называй никакую женщину, даже самую противную, глупую, самодовольную, развратную и подлую, стервой. Потому что она стала такой не только по своей вине. Мужчины, окружающие её, виноваты в этом нисколько не меньше. А, скорее всего, гораздо больше её самой. И особенно не стоит делать этого в её отсутствие.
- Почему? - краснея, но не отводя взгляда, требовательно спросил мальчик.
- Потому что вызов нужно бросать всегда только в лицо. И потому, что женщина никогда не может ни обидеть, ни унизить настоящего мужчину, какой бы испорченной и злой она не была. Он не позволит ей этого, а она обязательно это почувствует. Понимаешь?
- Да.
- Отлично. Можно считать, что мы договорились?
- Да. А ты меня научишь… так?
- Каждый настоящий мужчина умеет вести себя так, чтобы у него выходило это само собой, - улыбнулся Гурьев. - Не нужно специально учиться каким-то особым словам или жестам, Тэдди. Просто быть самим собой. Просто всегда оставаться мужчиной. Ничего больше.
- Ты совсем не похож на наших знакомых и кузенов. Совсем.
- Что ж тут удивительного, - Гурьев пожал плечами.
- И на её этих… ну… ты не похож тоже, - словно не услышав его реплики, проговорил мальчик. - Они такие подонки все. А ты… Ты совсем другой!
- Я тебе больше нравлюсь? - Гурьев выплюнул травинку и серьёзно посмотрел на Тэдди.
- Тебя я тоже сначала возненавидел, сразу, как только ты вошёл. Тогда, в первый день, - вздрогнув, сказал Тэдди и сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев. - Ты был такой… Я тебя хотел убить. Правда.
- Почему?
- Не знаю. Ты такой… Я подумал, - если ты такой же, как они все, то она умрёт.
- О чём ты, Тэдди? - встревоженно спросил Гурьев.
- Она же влюбляется во всех своих… в них, - тихо проговорил мальчик. - Она не просто так, я знаю. Она не может просто так, она влюбляется! Или уговаривает себя, и думает, что влюбилась. Поэтому… А ты… Она… Я подумал, - она в тебя влюбится, а ты – тоже такой?! Лучше я тебя убью.
- Не надо, Тэдди, - тоскливо сказал Гурьев. - Я знаю. Она влюбляется, конечно. Это так, ты прав. Она столько души отдаёт им, столько вкладывает в них. Она стремится делать всё лучше всех. Она просто отличница, Тэдди, понимаешь? В этом всё дело.
- Но так же нельзя! - шёпотом закричал мальчик. - Джейк! Она… Она самая, самая лучшая… Она такая красивая, добрая, она лучше всех! А они все… Они говорят, что она… Но это же неправда, Джейк! Она просто влюбляется! Ты веришь?!
- Да, Тэдди. Конечно, - он улыбнулся. - Я скажу тебе одну вещь. Пожалуйста, запомни её хорошенько. Тебе это поможет сейчас и, возможно, поможет потом.
- Какую?
- Когда женщина любит, она не пачкается. Даже если она любит недолго и не одного мужчину. Конечно, это здорово, когда одного. Но так бывает, к сожалению, далеко не всегда. Невозможно испачкаться в любви, Тэдди. Любовь – это свет. Это сияние, Тэдди. И женщина от любви становится только светлее и чище. Всегда. Понимаешь? В любви нет и не может быть ничего грязного. Никогда. Нет ничего плохого – или неприличного, или страшного, или, пуще того, отвратительного – в том, что мужчина и женщина любят друг друга. Когда они делают это без принуждения, по обоюдной склонности и согласию, это замечательно. И пусть не всегда получается так, что любовь соединяет мужчину и женщину раз и навсегда. В этом тоже нет ничего кошмарного. Скорее, наоборот. И в наших телах всё устроено так, чтобы человек – мужчина и женщина – получали удовольствие во всякое время, когда им хочется и удобно любить друг друга. Глупые и злые слова, которые говорят мерзкие попы для того, чтобы превратить любовь мужчины и женщины в грязное и постыдное занятие – самая страшная ложь, самый большой урон, наносимый этими подлыми, невежественными, а зачастую – ещё и душевнобольными людьми, другим людям. Любовь – это дело двоих и только двоих. Никто не имеет права мешать им и указывать, как, когда и где они могут любить друг друга. Даже если кто-то очень дорог тебе, и тебе кажется, будто ты лучше знаешь, что для него хорошо – всё равно нельзя, Тэдди. Ни в коем случае. Запомни, пожалуйста, очень твёрдо: в любви и в наших телах, созданных для любви и того, чтобы получать от неё огромное, ни с чем не сравнимое удовольствие, нет ничего такого, что следовало бы делать непременно ночью, в полной темноте, не видя друг друга и быстро-быстро, не успевая понять, что и зачем происходит. Совсем скоро наступит время, когда тебе предстоит во всех деталях узнать, что и как происходит, - и почему. И я никому не позволю помешать тебе узнать это так же подробно и основательно, как знаю это я сам. Настоящий мужчина должен уметь быть терпеливым и заботливым по отношению к любой женщине. Особенно к той или тем, которых любит. И должен уметь сделать так, чтобы любимая и любящая его женщина не испытывала ни стыда, ни страха, когда они любят друг друга. Только огромное, бесконечное удовольствие. Настоящий мужчина отличается от негодяя и тряпки ещё и этим. Пока – просто учти это. Просто запомни.
- Я тебя люблю, Джейк, - дрожащим голосом, по-прежнему сжимая кулаки, чтобы не разреветься, как девчонка, сказал Тэдди и вдруг, стремительно обняв Гурьева за шею, прижался к нему изо всех сил. - Рэйчел и тебя. Больше никого на свете.
- И я тебя люблю, малыш, - глухо проговорил Гурьев, погладив мальчишку по волосам. - Это ничего.
- Джейк, - Тэдди вдруг отстранился и заглянул Гурьеву в глаза. - А откуда у тебя деньги? Ты… Ты разбойник, да? Как Робин Гуд?
- Нет, - с облегчением улыбнулся Гурьев, решив, что минное поле они миновали. - Я не разбойник. Так получилось, что в этом нет нужды. Но, вероятно, я стал бы разбойником, если бы обстоятельства совпали иначе. Но не просто разбойником. А непременно таким, как Робин Гуд. Я не могу тебе сказать, откуда у меня деньги. Честное слово, я просто не могу.
- Я никому не выдам тебя, Джейк. Даже Рэйчел. Клянусь.
- Этого нельзя, Тэдди, - твёрдо сказал Гурьев. - Я никому не говорю. Ещё не пришло время. Это опасно.
- Я не боюсь.
- Я знаю. Но дело не в том, боишься ты или нет. Иногда от нас мало что зависит. Нет на свете человека, который устоял бы под пытками, Тэдди. Когда человека пытают по-настоящему, он рассказывает всё, что знает, а то, чего не знает, придумывает, - только ради того, чтобы пытки прекратились. Рассказы про героев, которые умерли, не выдав тайны врагу, - это глупые сказки для дурачков, сочинённые идиотами.
- И никогда не бывает иначе?!
- Ну, отчего же, - Гурьев усмехнулся. - Бывает. Бывает, что палачи – неумехи. Или пытки ненастоящие, или слишком сильные. А ещё – правда, такого в самом деле почти не бывает – можно научиться превращать причиняемую тебе боль в наслаждение. Тогда – чем пытка ужаснее, тем она слаще. Но это – то самое искусство, которое лучше бы никогда не довелось применить на практике.
- Но ты умеешь, - убеждённо проговорил мальчик.
- Иначе – откуда мне могло быть известно такое? - Гурьев устроился чуть поудобнее. - Сила ещё и в том, чтобы знать свои слабости и учиться обращать их себе на пользу. И не только себе. Мы всего лишь люди, дружище. Не боги. Отнюдь.
- Знаешь, Джейк… - мальчик вздохнул. - Со мной никто так не разговаривает. Все думают, что я маленький.
Это была чистая правда. И это было страшной, почти непоправимой ошибкой со стороны Рэйчел: мальчику с таким острым умом и наблюдательностью, как Тэдди, необходимо отвечать на вопросы. А главное, давать ему возможность их задавать. Любые. Что Гурьев и делал. Он торопился, потому что знал: времени, чтобы наверстать упущенное и заложить основы на будущее, у него не так много.
- Ты не маленький. Ты мужчина, только ещё не очень взрослый, но это наживное, - Гурьев кивнул, словно соглашаясь сам с собой. - Я поэтому разговариваю с тобой, как положено разговаривать мужчине с мужчиной.
- Давай улетим, Джейк, - сказал Тэдди. - Купим большой гидроплан, летающую лодку, и улетим на необитаемый остров. Ты, я и Рэйчел. Втроём. А?
- А при чём тут Рэйчел? - Гурьев притворился, что улыбается.
- Как при чём? - удивился мальчик и ошарашенно посмотрел на него. - Ты разве в неё не влюбился?!
Вот и всё, сапёр, подумал Гурьев.
- А что, заметно?
- Ещё как, - важно кивнул Тэдди. - И она тоже. Она дурочка, думает, я не вижу.
- А я вот не вижу, - сказал Гурьев, чувствуя, как дрожь подбирается к кончикам пальцев.
- Это потому, что ты тоже влюбился, - снисходительно улыбнулся мальчик. - Два дурака. Дурак и дурочка. Тили-тили-тесто, жених и невеста. Дураки какие, прямо смешно.
Ага, подумал Гурьев. Смешно. Обхохочешься.
- И что привело тебя к такому глубокому умозаключению?
- Ты не сказал ей, что ли?
- Тэдди.
- Вот же дурак какой, - засмеялся мальчик и хлопнул себя по коленкам. И сделался вдруг очень-очень серьёзным: – Джейк… А ты… Ты мог бы… Ты бы на ней женился, если бы?
- Если бы – что?
- Я напишу письмо королю, - сказал Тэдди. - Я напишу ему, какой ты, и что Рэйчел… И ты… Я попрошу, чтобы он разрешил тебе заплатить в казну деньги и сделал тебя бароном или даже графом. Король даже герцогом тебя может сделать, ну, не за деньги, а за какой-нибудь подвиг. Но это не требуется же… Вот. Или вообще! Хочешь, я тебе уступлю свой титул?! И тогда ты бы смог жениться на ней. А я потом совершу подвиг и снова стану! А ты мог бы совершить какой-нибудь подвиг? Ради Рэйчел?
- Запросто, - сказал Гурьев, глотая колючий комок в горле. - И не один. Целую кучу подвигов, Тэдди. Только я не думаю, что ей это нужно, дружище.
- Конечно, нет, - улыбнулся Тэдди. - Теперь уже нет. Она и так в тебя влюбилась. Без подвигов. Она просто знает, что ты можешь.
- И потом, я ведь не подданный Британской Короны.
- Подумаешь, - небрежно махнул рукой мальчик. Совсем так же, как Рэйчел. - Я же сказал, я напишу королю письмо. Ваше величество, я, Эндрю Невилл Николас Генри, семнадцатый граф Роуэрик…
- Давай пока это будет нашей тайной, Тэдди, - попросил Гурьев. - Ладно?
- Ну… ладно, - вздохнул мальчик. - Только не очень долго. А зачем?
- Я хочу проверить свои чувства. И не только свои. Ей нужно отдохнуть, Тэдди. Она очень, очень устала за эти годы, понимаешь? У неё не было для себя буквально ни одной минуты. Она всё время думала о хлебе насущном. О тебе. О твоём образовании, о том, что нужно, во что бы то ни стало, удержаться в обществе, сохранить связи – ради тебя, Тэдди.
- Я её не просил, - нахмурился мальчик, голос его снова задрожал и сорвался.
- Но ты принимаешь её заботу. И это правильно. Это ей очень помогает, Тэдди. Очень.
- Ты думаешь? - с надеждой спросил мальчик.
- Я знаю.
- Я хочу поскорее… - Тэдди вздохнул, опустил голову. - Корабли плавают очень-очень медленно, Джейк. Нужно на гидроплане. Я знаю, где Морган спрятал свои сокровища. Как только я стану настоящим пилотом, я полечу туда, и Рэйчел больше никогда не нужно будет… Я всё ей отдам… Я так думал раньше, пока ты не появился… А теперь… Если ты… Джейк! А давай вместе полетим туда?! У меня есть настоящая карта, я её в библиотеке у…
- Нам не нужны никакие сокровища, Тэдди, - мягко возразил Гурьев.
- Почему?!
- Потому что у нас есть Рэйчел, - он улыбнулся.