В нем было ощутимо холодно, словно рефрижератор работал. Николай стал протоколировать особенности происшествия, а так как записывать было не на что и нечем, то он запоминал. Боярин Смеляков лежал прямо в одежде, лицом вверх, на груде колотого льда. Судя по внешнему виду и запаху, смерть наступила действительно не более пяти дней назад. Чуть выше области сердца торчала рукоять ножа. Причем наискосок – градусов под тридцать к телу пострадавшего. Удар был сильный. Нож вошел по самую рукоятку. Есть небольшой нюанс – лезвие ножа вошло в тело с горизонтальным отклонением. Такое ощущение, что если боярина Смелякова убили, то убийца был левшой! Николай осторожно перевернул труп и увидел сзади на ферязи боярина, пониже лопатки, совсем небольшую дырочку.
– Мне нужно осмотреть верхнюю часть тела боярина, – попросил Николай.
Ключник только фыркнул, а дворецкий пожал плечами и сказал:
– Если тебе это нужно, то сам и делай. Я к покойникам прикасаться не люблю, страхом каким-то от них веет!
Николай ничего не ответил и стал раздевать покойника сам. Был он весьма тяжелым, но благо Николай был не из слабого десятка, справился сам. Когда он снял с боярина нательную рубашку, то удовлетворенно хмыкнул, действительно, в районе левой грудины было сквозное ранение. Удар пришелся длинным колющим предметом. Начало его проникновения было над областью сердца пострадавшего, а затем через само сердце оно выходит чуть ниже лопатки. Таким образом получается, что боярина Смелякова убили чем-то вроде длинного ножа или шпаги, причем сверху вниз, а затем уже в образовавшуюся рану воткнули его собственный нож, который был несколько короче. Всего лишь где-то на пять сантиметров, но этого Николаю вполне хватило для зацепки. Если бы боярин даже умудрился наткнуть себя на собственный нож, то выходного отверстия не было бы и в помине. Это все говорит о том, что убийца был намного выше пострадавшего и бил левой рукой и своим оружием. Судя по характеру гематом на теле пострадавшего, перед своей гибелью он боролся. Николай посмотрел на его правую руку, она была зажата в кулак. Попробовал разжать ее, но это сделать было не так и просто, мешала закостенелость мышц трупа. С большим усилием, отжимая по одному из зажатых пальцев на руке боярина Смелякова, он все-таки разжал ее. В ней оказалась зажата золотая пуговица, пришитая на кусок плотной, зеленой ткани. "Все-таки он с кем-то боролся за свою жизнь, и, скорее всего, это часть кармана убийцы", – подумал Николай и постарался, чтобы свидетели не увидели, что именно он забрал из руки пострадавшего. Это было сделать не так и трудно, так как дворецкий и ключник вышли в коридор. Им не хотелось дышать сладковато-приторным воздухом разлагающегося тела пострадавшего. Николай мысленно поблагодарил себя, что не забыл взять с собой тонкие кожаные перчатки и ему не пришлось вести досмотр голыми руками. Он спрятал кусок ткани и пуговицу в сумку и вынул из нее тонкую веревку с узелками-разметками. Провел необходимые замеры положения раны на теле пострадавшего, его рост. Дома можно будет произвести вычисления и определить примерный рост предполагаемого убийцы. Теперь нужно было посетить место происшествия. Николай надел на пострадавшего камзол и уложил его обратно на ледник. Негоже кое-как бросать тело человека. Завернув в тряпочку нож пострадавшего, он вышел в коридор, где его нетерпеливо дожидался дворецкий.
– Ну и долго же ты возился с этим покойником, – недовольно произнес он. – Что там смотреть? Покойник и есть покойник!
– А последние пять дней дожди в Москве были? – не обращая никакого внимания на выпады, спокойно спросил Николай.
– Да нет, не было, все время ведро стояло, – непонимающе посмотрел на него дворецкий.
– Очень хорошо! Мне нужно съездить на то место, где вы нашли тело боярина Смелякова, – попросил Николай. – И еще. Мне можно будет забрать с собой нож пострадавшего?
– Раз надо – бери, – равнодушно пожал плечами дворецкий.
Глава 20
Cоколиная роща
До Соколиной рощи Николай ехал в сопровождении сокольничего. Вызвался с ним ехать и Алексей Никифорович, который все то время, пока он был во дворце у царя, неотлучно дожидался его во дворе.
– Ну, как? – нетерпеливо тихо спросил у Николая крестный, косясь на ехавшего впереди на каурой лошади сокольничего.
– Потом, Алексей Никифорович. Дома все расскажу.
Крестный понимающе хмыкнул, еще раз посмотрел на сокольничего и больше уже, до самого прибытия на место, вопросы не задавал. А места царской соколиной дороги были весьма знатные. Сейчас это уже асфальт многополосных улиц и бетон высотных зданий Москвы, а до расширения города – это были любимые охотничьи угодья царей.
Путь лежал мимо села Сущево, что ныне называется Сущевской улицей. Затем по тем местам, где сейчас Перуновский переулок, через площадь Борьбы и к церкви Святого Трифона. Там шла лесная дорога по самому краю возвышенности. За ней были болотистые поймы рек Неглинки и Напрудной. Местность между этими реками была покрыта лесами, а река Напрудная вытекала из пруда, где в наше время находится Рижский вокзал. Заехали в село Напрудное, в котором жили великокняжеские сокольники и ловчие. Захватили с собой молодого верткого парня, который и нашел тело боярина Смелякова.
Подъехали к месту, где произошло убийство. Николай попросил всех остановиться, а сам спрыгнул с лошади и пошел пешком. С собой взял только ловчего, который точно знал место, где лежало тело убитого.
– Вот туточки, прям возле обрыва к реке вот он и лежал, боярин.
Ловчий указывал рукой на крохотный пятачок земли за кустами, которые росли почти что возле самого обрыва. Он снял с головы шапку и стал неловко теребить ее в руках. Николай прошелся вдоль берега. Внизу крутой обрыв. Место для убийства выбрано весьма недурно, кусты хорошо скрывали все, что за ними происходило. Николай посмотрел вниз. С этого места убийца мог весьма удобно скинуть свою жертву в реку и инсценировать несчастный случай. "Видимо, кто-то спугнул его, и он не успел этого сделать", – подумал Николай и спросил у ловчего:
– Тебя-то как звать?
– Прошкой в нашем селе меня кличут, – скромно, потупив взор, ответил ловчий.
– Вот что, Прохор, а когда тело боярина нашли: в начале охоты или под ее конец?
– Вот когда все домой вертаться стали, вот тады и нашли его. И то, если бы не собака, так и не заметили бы. Это она лай подняла, вот я и пошел взглянуть, что она там нашла. Думал, может, подранка какого нашла али косого выследила, но вона как вышло. Не заяц это был, – грустно ответил ловчий и перекрестился.
– Что, так много людей на охоте было, что и не заметили, что боярина Смелякова с вами больше нет?
– Да хто ж все углядит, если народа было что туч на небе в дождливый день! Да и рады были все радешеньки, охота больно уж хорошо удалась! Дичи набили страсть как много.
– А заметил ли ты среди участников охоты кого-нибудь с попорченной одеждой. Там карман у кого оторван, пуговицы нет на месте?
Ловчий задумался. Некоторое время он молчал, а потом выдал:
– Точно! Было такое, боярин! С него еще все его товарищи смеялись да вопрошали: "И что это ты обратно без камзола-то едешь?", а тот только отвечал: "Что слишком быстро через кусты скакал да разодрал, вот и снял его, чтобы рвань на себе не носить".
– А имя его знаешь?
– Н-е-е. Такой первый раз на охоте был. Раньше я его не видел, боярин.
– Ну, а выглядит как?
– Здоровый такой и в зеленом камзоле. Все хвастал, что, мол, немецкий он у него, по случаю куплял у этих иродов.
Вроде как все неплохо складывалось. Не зря съездил. Рваный и запачканный кровью камзол убийца увез с собой, но карман-то оторвался, и из него могло что-то выпасть. Николай решил напоследок как следует излазить место гибели боярина. Ему не давал покоя оторванный карман камзола убийцы. Николай концентрическими кругами медленно обходил это место, внимательно изучая все, что попадается ему на пути. Вроде как на земле ничего подозрительного не обнаружил и напоследок решил осмотреть кусты. Оказалось, что некоторые ветки были сломаны, а листочки, что росли внизу куста, пожелтели и пожухли. Возле этого места земля была хорошо притоптана. Николай раздвинул кусты, и что-то в глубине их блеснуло на солнце. Он продрался сквозь ветки к блестящей вещице, с трудом благодаря своим длинным рукам вытащил ее оттуда. Это оказалась золотая табакерка. Николай раскрыл ее – действительно табак. Взял щепотку и засунул ее себе в нос. В нем отчаянно засвербело, и Николай оглушительно чихнул, чем весьма напугал ловчего.
– Будь здрав, боярин! – поспешно сказал он.
Николай поблагодарил, закрыл табакерку и засунул ее в наплечную сумку, с которой он теперь не расставался. Там были собраны улики на убийцу боярина Смелякова – вещдоки. Напоследок еще раз прошелся по пятачку. Здесь лошади делать было нечего – не развернуться ей здесь, да и следов лошадиных копыт нет, а вот за кустами – сколько хочешь. Николай в сопровождении ловчего вернулся к ожидавшим его крестному и сокольничему. Больше его здесь ничего не интересовало. Можно было возвращаться в Москву. В Напрудном расстались с Прохором, а в городе – с сокольничим. Тот поехал обратно в Кремль, а Николай и Сергей Дмитриевич поехали домой. Пора было подкрепиться, а то с самого утра как позавтракали, так и до вечера. Даже не пообедали. Зато теперь Николай ел с удовольствием. Необходимый материал добыл, и он даже успел прикинуть рост убийцы. Хотя этот человек и сильно недотягивал до Николая, но для времен Московии можно сказать, что он был почти великан – сантиметров на пять выше царя Ивана Грозного, а у того рост был сто восемьдесят сантиметров.
– Ну, крестничек, что все молчишь да думу думаешь – поделись своими мыслями с крестным. Никак судья я московский, а не кто-нибудь завалящий! – слегка обидчивым тоном спросил Алексей Никифорович, медленно попивая после сытого обеда сбитень.
– Теперь могу с тобой поделиться тем, что я успел надумать, крестный! – ответил Николай, но для уточнения я бы хотел посетить Немецкую слободу.
– А что ты у этих бусурман потерял? – подозрительно спросил крестный.
– Да хочу узнать имя убийцы.
– Во как! – крякнул от неожиданности Сергей Дмитриевич. – Так все-таки убийство!
– Самое обыкновенное убийство с целью получения выгоды, – ответил Николай.
– И какой такой выгоды, позволь тебя спросить?
– Этот убийца вхож во дворец, не любит охоту или он совсем недавно появился во дворце, имеет высокий рост, где-то на пол-ладони выше царя, левша и имеет хорошие связи с немцами. Весьма желает стать постельничим. Кто это, Алексей Никифорович? Случаем не знаешь?
Хозяин дома задумался и долго молчал. Затем в его глазах появился радостный блеск, и он заговорил:
– Я при дворе редко появляюсь, если только на доклад Боярскому собранию и пару раз царю докладывал лично. Я больше городскими делами занимаюсь, а поэтому не особо лезу в дворцовые дела. Чем дальше от них, тем целее сам будешь! Так вот один раз я видел этого человека подле царя. Его рост с царевым я, конечно, не мог сопоставить, ибо на троне сидел наш царь, но то, что этот человек сильно высок, было видно сразу!
– И кто он?
– Да не спросил я, не нужно мне это было. Так, просто запомнил его из-за роста и то, что он новенький был, раньше с ним никогда не встречался. Может, приезжий какой?
– Вот это мы у немцев и узнаем, Алексей Никифорович.
– А почему у дворецкого не спросить, он точно уж знает, как облупленных, всех, кто к царю вхож!
– Не нужно раньше времени шум во дворце поднимать. Спугнем убийцу, может и удрать за границу, а там ищи-свищи его.
Наутро Николай сделал от руки набросок рисунка на крышке табакерки. Больно уж у нее на крышке были мудреные вензеля, вряд ли была еще на свете подобная вещица. В те времена товар был штучный, особенно если он был дорогой. Ведь прессов и штамповки еще не придумали.
Домики у немцев отличались от прочих московских изб наличием вокруг них садов, а еще у них у всех в окнах стояли настоящие стекла. Николай перед вылазкой побрился и оделся по-европейски, а языком общения выбрал французский. Таким образом он решил не провоцировать к себе излишнее внимание и подозрительность немцев. Разузнав, где можно найти ювелира, Николай вскоре пришел к весьма неплохому домику с роскошным садом. Это говорило о хорошем достатке его владельца. На пороге его встретил слуга. Весьма плотного телосложения, с большим тесаком на поясе. Но он, видно, был хорошим бойцом, но не лингвистом. Французский язык он не знал, а Николай – немецкий. Он перешел на английский, затем на латынь, но и это не дало результатов. Тут в коридор выскочил щуплый, суетливый человечек и быстро затараторил на латыни.
– Здравствуйте, – чопорно произнес Николай и недовольно покосился на слугу. – Хоть один человек в этом доме может со мной поговорить!
– Что угодно, господину…
– Франческе, синьор. Меня зовут Николя Франческе. Мне бы хотелось поговорить с хорошим ювелиром!
– Вы как раз попали по адресу. Карл Дитрих к вашим услугам, ювелир, – представился суетливый человечек.
Он проводил Николая в достаточно большую комнату, обставленную итальянской мебелью, и, усадив гостя в глубокое кресло, торжественно произнес:
– Могу предложить вам турецкий кофе!
– Благодарю вас, если можно, то без сахара, немного соли и со стаканом холодной воды!
– О, господин Франческе, бывали в южных землях! – восторженно воскликнул немец.
– Приходилось, и не только там. Я объездил много земель и видел еще больше интересного.
– Сразу видно образованного человека! Не то что эти варвары – московиты, с которыми мне, к сожалению, приходится здесь общаться!
– Так вернулись бы к себе домой!
– Если бы, но дела, так сказать, во имя моего Отечества, вынуждают меня находиться именно здесь! Не всегда человек волен распоряжаться своей судьбой!
– Это верно, Карл, ах, как вы правы! Вот и мне приходится мотаться по разным странам во имя интересов моего Отечества. Пребывать в неудобстве и грязи этих московитов! Ах, мой Париж, как ты далек от меня! Как я скучаю по тебе и твоим прелестницам!
– Так мы с вами коллеги? – удивленно спросил немец.
– Если вы имеете в виду специфики нашей особой службы нашим Отечествам, то, по всей видимости, да, мон шер!
Суетливый человечек задумался. Не сболтнул ли он лишку, но, взглянув на рослого, утонченного красавца, совершенно не похожего на этих грубых московитов, он успокоился и улыбнулся гостю.
– Так с чем это вы, господин Франческе, ко мне пожаловали?
– Вот, как-то на одной церемониальной встрече у одного господина мне удалось увидеть удивительной красоты табакерку! Если бы вы могли сделать что-либо подобное, я был бы вам весьма признателен!
С этими словами Николай вынул из кармана эскиз рисунка с крышки табакерки и показал его ювелиру. Суетливый человечек удивленно посмотрел на гостя и воскликнул:
– Так вы знаете господина Дордемайтиса, и вы были в Вильнюсе?
– Так, мимолетное знакомство, но да – это произошло именно в Вильнюсе, – не моргнув глазом, ответил Николай. – Но наши пути с ним на время разошлись, и я потерял его и, к моему глубокому сожалению, больше никак не мог найти. Хоть я и столько стран исколесил, что уже могу писать воспоминания о моих многочисленных путешествиях!
– Вот бывают же на свете случайности, после которых хочется сильнее верить в силу Всевышнего! Вам повезло! Вы можете встретиться с господином Дордемайтисом, но здесь, в Москве.
– Да что вы говорите! Он, как и я, решил тоже осмотреть Московию?
– Не совсем, – уклончиво ответил ювелир. – Ему удалось войти в доверие к московскому царю, и теперь он служит у него стряпчим. Московскому царю нужны образованные люди, а с этим у московитов весьма большие затруднения. Нет в Московии хороших школ и университетов. Вот и взял московский царь к себе на службу нашего человека. Так нам удалось воспользоваться удобным случаем.
– Да, это верно. Замыслы московского царя знать, конечно, не помешает, – задумчиво ответил Николай и уже тише добавил: – Мой король тоже многое бы дал за верные сведения из Московии.
– Все в руках Бога, но если ваш король готов хорошо платить, то почему бы и нет, – хитро улыбнулся ювелир.
– Мне нужно переговорить с нужными людьми, а это займет некоторое время.
– Понимаю, мне тоже нужно будет кое с кем переговорить. Чтобы они дали мне санкцию на передачу сведений.
Слуга принес в фарфоровых чашечках кофе. Кстати, весьма неплохой, и аромат у него был чудесный. Договорились о табакерке, о цене, и напоследок Николай, как бы между прочим, спросил:
– Не могли бы вы передать господину Дордемайтису, что я бы хотел с ним встретиться где-нибудь в более-менее приличной обстановке. Вспомнить нашу встречу, Вильнюс. Простите, так заволновался, что имя нашего знакомца у меня из головы выскочило!
– Антонавичус его имя. Конечно, для европейца весьма своеобразно звучит. Не то что у вас – Антонио!
– Да уж, и не говорите! Действительно – Антонавичус.
– Но вы должны меня понять, что господин Дордемайтис не будет иметь право вам что-либо сообщать по существу.
– О, конечно! Это будет исключительно дружеская встреча, и только! Сообщите господину Дордемайтису, что он может меня найти в таверне "Три карася".
Николай и ювелир расстались, довольные друг другом. На прощание щуплый человечек даже слегка помахал ему рукой. Николай еще попетлял по улочкам Немецкой слободы. Разглядывал дома, сады, в общем, выказывал всяческий интерес к увиденному, а заодно и внимательно приглядывался к людям, но напрасно – "хвоста" за ним не было. Видимо, его внешность и поведение убедили ювелира в том, что перед ним был не московит. "А ведь, черт возьми, ювелир был абсолютно прав! Я ведь и в самом деле не московит, а москвич", – усмехнулся Николай и еще раз резко сменил направление движения. Но и на этот раз все было спокойно, и никто его не вел. "Будем надеяться, что ювелир клюнул", – решил Николай и уверенно пошел по направлению к таверне "Три карася".
Глава 21
Встреча
Когда Николай зашел в таверну, Федор, как всегда, стоял на своем любимом месте и приглядывал за своими работниками, а заодно и за посетителями. Увидев старого знакомого, он расплылся в улыбке и пошел ему навстречу.
– Здрав буде, боярин… – поклонился и громко поздоровался хозяин таверны, явно рассчитывая на то, что его посетители услышат титул гостя.
– Николя Франческе, – опередил его Николай и добавил: – Мсье!
"Хитрюга! Цену своей таверне перед посетителями набивает! Средневековье, а без рекламы никак", – усмехнулся опер и подмигнул хозяину таверны.
– Простите, мсье Николя Франческе! Издали не признал сразу! Надолго к нам? – на ходу перестроился Федор.
"Молодец, на ходу переобувается! Умен, или уже знает, что я сейчас в Разбойном приказе служу", – мысленно сделал для себя зарубку Николай.
– Думаю, сто-о в васей Московии я есть буду одна семь день! – нарочно коверкая слова, громко произнес опер.
Кое-кто в таверне обратил на него внимание, но иностранцы в Москве – обыденное дело, и посетители снова принялись за свои дела: есть, пить и громко разговаривать. Не привыкли в Московии вести беседы вполголоса.
– Я есть ходить вон за тот штоль и будет ждать обед!