– Да какие сейчас могут быть счеты и амбиции – главное остановить фашистов! Да к тому же вы недавно очень хорошо продемонстрировали нынешние реалии – артиллерийский подполковник приказал расстрелять генерал-майора, и не кому-нибудь, а людям, одетым в форму органов госбезопасности. И что интересно, это распоряжение было принято ими к немедленному исполнению. Ведь вы сразу узнали комдива 36-й кавдивизии, но решение было молниеносным, и кстати, с ним я полностью согласен. Сука этот Зыбин – давить таких надо в зародыше. До войны я его тоже видел – важный был генерал, правильные слова говорил, а как хреново стало, так сразу в кусты. Слишком доверчивые мы были – такого гада пригрели!
Убедившись, что дрязг по поводу дележа власти вроде бы не предвидится, я наконец-то высказал мысль о главном, о тех выводах, которые пришли мне в голову, когда мы пробивались после бомбежки по шоссе, раздолбанному авиацией немцев. Еще раз оглядев командиров, я очертил пальцем контуры на карте и начал говорить:
– Четвертая армия немцев, которая давит с южного фланга, по-видимому, имеет цель перерезать шоссе в районе Волковыска, и 25-я танковая дивизия попала, кстати, именно под их каток. Но этот удар не настолько страшен, в отличие от того, который наносила Вторая танковая группа. Весовые параметры у этих армий разные – у Четвертой нет механизированных соединений, а значит, она не в состоянии создать мощный бронированный кулак, и наши части вполне могут с ней бороться. Конечно, если паниковать не будут. Вот скажи, майор, ты участвовал в боях с соединениями из этой армии – много ты видел немецких танков?
Майор задумался, озадаченно почесал затылок и несколько смущенно ответил:
– Да, действительно, не видел я танков, только штурмовые орудия с короткими 75-миллиметровыми пушками и бронетранспортеры "Ганомаг", а также много мотоциклов с пулеметами в колясках. Обычно все эти шавки висят на самом хвосте, а только развернешься, чтобы контратаковать, они врассыпную. Хитрые, гады, обычно в горячке боя кидаешься за ними – и тут же напарываешься на артиллерийский огонь. Хорошо, если ты на Т-34, а если на бэтэшке или на Т-26, пиши пропало – как свечи они горят от огня немецкой артиллерии. Лучше уж лоб в лоб встретить самоходку с "окурком" в башне, чем готовую к бою немецкую "колотушку". А еще у немцев в боевых порядках появились какие-то новые противотанковые пушки. Легкие танки они поджигают на километровой дистанции, а вблизи от их огня даже тридцатьчетверке не поздоровится, особенно если долбанет по борту.
– Да, слышал я о новых германских противотанковых пушках – Пак-38 их название, калибром пятьдесят миллиметров. Орудие, конечно, классное, но немцы начали их производить только в прошлом году, а значит, в войсках их должно быть не очень много. И главное сейчас не качество вооружения, а то, кто им управляет, то есть обученность солдат – бойцы они, или стадо баранов. Даже этой новейшей германской пушке не по зубам КВ или лобовая броня тридцатьчетверки, только вот опыта боевых действий нашим танкистам явно не хватает. Мечутся, как полоумные, а в итоге их жгут, как салаг. Да что там про боевые действия, простейшего опыта обращения с танком мало. А все это по причине мизерного моторесурса дизеля; все тряслись над тяжелыми танками – боялись их лишний раз завести, чтобы потренировать экипажи. Не дай бог начнется война, а танки уже выработали моторесурс, и их нужно отправлять на переборку дизеля или трансмиссии. Вот и доэкономили моторесурсы, так что танки даже до фронта не доезжают – срываются в обрывы, застревают в болотах, не вписываются в пролеты мостов. А все почему? Да потому что механики-водители даже габаритов танка не чувствуют. У них всего-то по несколько часов наезда на этой сложной и тяжелой технике. А немцы не дураки и прекрасно знают о выучке наших солдат, на этом и строится вся их тактика: сначала ошеломят первым ударом, и неопытные наши бойцы начинают нервничать; а когда получают в принципе верный приказ – отойти на более выгодные с точки зрения обороны позиции, то немцы виснут у них на хвосте небольшими мобильными силами и производят много шума, такого, что красноармейцам, да и командирам, кажется, что за спиной у них катят целые полчища фашистов. А тут еще с неба клюют самолеты люфтваффе. В общем-то, потери от этих авианалетов не очень большие, но эффект грандиозный. Взрывы соточек слышны издалека, и это сильно подстегивает воображение, особенно если ты видел последствия хотя бы одного авианалета – несколько разорванных тел, пару сгоревших автомобилей и очумевших от близкого взрыва людей. Начинается мандраж, переходящий в панику, и понеслось – ноги в руки, технику на фиг, чтобы не задерживала, и в леса, подальше от этого ада. Все, тактика немцев сработала – они потом спокойно собирают трофеи, вылавливают не совсем расторопных красноармейцев и пьют шнапс, празднуя победу!
– А что делать, товарищ подполковник, – воскликнул майор-танкист, – реально же контратаки танков, да и пехоты, вязнут в немецкой обороне! Отбиваются с громадными для нас потерями!
– Что делать, ты и так уже должен понять! Ты же видел метод противодействия немцам батальона Сомова: пропускать на живца передовые части противника и бить их с тыла. Непродуманными контратаками немчуру не остановишь – они вояки опытные и на такие безумные наскоки плевать хотели. У них пара батарей "колотушек" с опытными расчетами следуют за передовой моторизованной частью, и как только ее пытаются контратаковать, в дело вступает противотанковая артиллерия, ну и минометы, конечно. А если контратака мощная, то они вызывают авиацию. При таком раскладе остановить немцев можно только из подготовленных заранее засад или если контратаковать будет крупное соединение с артиллерийской поддержкой.
– Вы еще скажите "с подготовленных заранее позиций", – иронически произнес майор, – а если такого нет, и ты уже измотан боями; резервов нет, снабжения нет, а немцы – вот они, рядом, и прут, чтобы тебя уничтожить. Вот тогда что делать?
– Тогда нужно, в первую очередь, взять себя в руки и подумать холодной головой, где подходящий рельеф местности, чтобы за него зацепиться. Если близко нет такого, тупо выставляешь тяжелый танк на перекресток, вдобавок сажаешь под него расчет с ручным пулеметом и отсекаешь преследователей. Немчура замучается пыль глотать, чтобы сбить такой заслон: "колотушки" Т-34, а тем более КВ, не возьмут; минометы этим танкам по хрену; вызывать тяжелую артиллерию – пройдет уйма времени; авиацией – тоже не факт, что смогут быстро уничтожить такого бронированного монстра. Вот тебе и выигрыш во времени. Пока герои, оставшиеся в танке, вызывают огонь на себя, вполне можно оборудовать грамотные позиции, чтобы встретить фашистов.
– Все у вас ладно получается, как по писаному, в реальной же жизни немцы нас имеют как хотят, а мы кутятами в кучу собьемся и сделать ничего не можем.
– Как не можем? А танкисты из батальона капитана Сомова разве не отрубили висевших на ваших плечах немцев, а пленного командующего Второй танковой группой ты разве не видел? И все это результат того, что моя бригада не идет на поводу у немецких стратегов, не дергается, если враги уже в тылу. Это генералы вермахта расписали, что с оголенными флангами и с угрозой попасть в мешок наши соединения будут любыми путями стремиться избежать окружения. Вся наша доктрина построена на том, чтобы соединения чувствовали локоть соседа, и немецкие генералы это прекрасно знают. Но в этом мы не оригинальны – все армии Европы исповедуют такую доктрину. Тактика глубоких фланговых прорывов в глазах немцев единственно верная, ведь именно благодаря этому они одержали все победы в Европе, а мы их как раз на этом и сможем подловить. Пусть бьют, прорываются, гонят хоть до Минска, а мы возьмем и не уйдем из Белостокского выступа. Десятая армия будет висеть над ними как дамоклов меч. А как только самые боеспособные моторизованные части вермахта уйдут вперед, мы обрушим на них, прямо им в спину, наш карающий удар. Или ударить не в спину, а в самый мозжечок – все-таки нам самим будет затруднительно протиснуться сквозь бутылочное горлышко выхода из Белостокского выступа, тем более когда господство в воздухе за немцами, к тому же они самое узкое место постараются плотно заткнуть самыми боеспособными частями, усиленными артиллерией. Но вот на запад дорога открыта – там масса шоссе, проселков, и болот практически нет; немецких воинских контингентов тоже не много, и все они вовсе не дивизии первого эшелона, а значит, отстой, и мы будем среди них, как стая волков в большом стаде травоядных. Где-то в районе Варшавы находится штаб группы армий "Центр"; отрубим голову гидре, и все ее щупальца – в виде ударных армий – начнут конвульсивно дергаться, в конце концов развалятся, тем более мы еще уничтожим склады и перережем линии снабжения. А ходу до бывшей польской столицы от границы СССР всего-то восемьдесят километров. Наши передовые механизированные части могут начать штурм ее предместий уже на следующий день после начала наступления.
Я замолчал и демонстративно посмотрел на часы. График движения в Волковыск уже был нарушен, но если я не буду заезжать в бригаду, то это все терпимо, и время, чтобы явиться вовремя к генерал-лейтенанту Болдину, еще было.
Глава 5
Только я хотел закончить это импровизированное совещание, как опять раздался въедливый, сомневающийся голос майора-танкиста:
– Да… красиво все звучит! Но чем-то мне эти слова напоминают зажигательную речь Остапа Бендера про Нью-Васюки. А вы помните, чем закончился этот эпизод из романа – "великого комбинатора" чуть не забили шахматными досками. А в нашем случае у немцев не шахматные доски, а танки, самолеты и опыт, наработанный в европейских войнах, – опытные они вояки, и не дадут нам возможности сосредоточить силы для такого мощного контрудара. К тому же боезапасов нет, убыль техники и личного состава колоссальная, связь хреновая, плюс над головами постоянно вьются эти сволочные аэропланы. Да сами посудите, что стало с 25-й танковой дивизией – жалкий огрызок когда-то мощного соединения. И даже оставшиеся несколько танков мы не можем обеспечить топливом и снарядами. А вы говорите о каком-то наступлении – тут бы к своим выйти и хоть немножко мускулами обрасти!
"Вот же скептик чертов", – подумал я, начиная заводиться, но внешне это абсолютно никак не проявлялось. Спокойным голосом, хотя внутри меня все клокотало и хотелось долбить кулаком по столу, вбивая в голову Половцеву свои мысли, я начал отвечать на сомнения, высказанные майором:
– Вот ты, Николай Палыч, и рассуждаешь, как предписывает немецкий генштаб, соответственно и действовать будешь, стремясь под угрозой окружения любой ценой вырваться к своим, чтобы там хоть как-то приткнуться к общей линейке обороны. И почему-то совсем не думаешь, что на том месте ты принесешь гораздо меньше пользы, чем если будешь драться с немцами здесь. Посуди сам – вырваться из Белостокского выступа остатки вашей дивизии смогут лишь в том случае, если пойдут лесами, бросив здесь всю оставшуюся технику. Учитывая отсутствие дорог, кроме этого шоссе, и господство немецкой авиации – других вариантов нет. То есть прорваться к старой границе вы сможете только с винтовками, ну, может быть, еще несколько пулеметов на себе дотащите. И что вы там будете делать? В штыковую атаку против танков попрете? А другого оружия никто вам дать не сможет. Вся тяжелая техника здесь останется. Сам знаешь, какое в мирное время было снабжение – каждый танк или нормальное орудие буквально выцарапывали у производителей. А сейчас война – по всем фронтам немец наступает, и вооружение нужно всем, а больших резервов новой техники у страны нет. Ее и раньше ведь гнали исключительно в приграничные армии. А если, не дергаясь, вы будете продолжать грызть фашистов в районе Белостокского выступа, то выполните свою миссию на все сто. Когда самые боеспособные части вермахта, продолжая наступление на восток, отдалятся километров на семьдесят, то те несколько танков, которые остались у двадцать пятой, станут весьма весомым аргументом в боях с гитлеровцами. Один наш танк у них глубоко в тылу заменяет двадцать, дерущихся на передовой. А значит, здесь ваше, весьма потрепанное, соединение соответствует полнокровной танковой дивизии, вступающей в бой где-нибудь в районе Минска.
Половцев молчал, смотря на меня каким-то непонятным, я бы даже сказал восторженным, взглядом. "Ага, проняло мужика – значит, сам желает, чтобы произошло чудо", – подумал я удовлетворенно. Но тут опять раздался скептический возглас. Это капитан-артиллерист не выдержал и высказал то, что его больше всего мучило в это тревожное время:
– Товарищ подполковник, а как же здесь драться с немцами? У меня по два снаряда на орудие осталось, да и у тягачей топлива нет. А вы сами знаете, что эти пушки весят по несколько тонн, и вручную или на конной тяге их не потащишь, да и подвоз снарядов без автотранспорта невозможен. К тому же артсклады и топливохранилища немцы разбомбили. Ума не приложу – где мы здесь сможем найти снаряды и топливо.
– Да уж прямо-таки все разбомбили! У страха глаза велики! Да Белостокский выступ так напичкан запасами, что их невозможно уничтожить даже за месяц плотной бомбардировки. Я точно знаю, что окружной артсклад в Волковыске не пострадал, а там тысячи тонн снарядов, патронов и других нужных вещей. Есть там и бензин, вот только жалко, что дизтоплива нет. Но солярка имеется в других местах – вон лейтенант госбезопасности не даст соврать. У Гушосдора на объектах по всей Белостокской области имеются запасы этого топлива. Чем, спрашивается, они заправляли свои грейдера, скреперы, бульдозеры и экскаваторы?
И, как уже вам говорил товарищ Бедин, на полустанке рядом с Волковыском стоят несколько железнодорожных цистерн с еще не слитой соляркой. Так что с запасами здесь гораздо лучше, чем в тех местах, куда все стремятся вырваться – там чистое поле, а подвоз боеприпасов будет только с железнодорожных станций, и это при полном господстве немцев в воздухе. Здесь же, я больше чем уверен, осталась масса не разбомбленных, оборудованных зачастую под землей складов. Только нужно не ждать манны небесной или героических снабженцев, а самим искать – шевелить, так сказать, булками.
Я на мгновение смолк, а потом, склонившись над картой, начал комментировать нанесенные на нее плановые перемещения немецких частей.
– Вот, видите, стрелки ясно показывают всю задумку немецкого Генштаба. У моторизованных частей задача – только вперед, пехотные же корпуса бьют по флангам 10-й армии. Остановим их и, если не начнем спрямлять фронт, нарушим все планы вермахта. А остановить их можно – сам рельеф местности нам в этом поможет. С северо-запада вермахт может наступать только вдоль шоссе Домброва-Сокулки, больше никак, там нас бережет непролазная Супрасельская пуща. С юго-запада полоса шире, но все равно она ограничена Беловежской пущей, эту полосу наступления 7-го и 9-го пехотных корпусов немцев пересекает замечательная речка Нарев – она является естественным оборонительным рубежом для наших потрепанных частей. Немного усилий, и ее топкие берега станут непреодолимой преградой для любой техники вермахта. Прорвавшаяся пехота не страшна – ее мы укатаем оставшимися танками и бронеавтомобилями. Люфтваффе немецкой пехоте особо не поможет – слишком там много деревьев, под которыми легко замаскировать нашу технику. Эту речку на сегодняшний день немцы еще не успели форсировать в массовом порядке. У мостов и известных нам бродов силами 7-й ПТАБР поставлены заслоны, они пока держатся. И это несмотря на то что у Сурожа наши порядки атаковала целая дивизия немцев. Слава богу, что на эти позиции в первые часы войны мне удалось перебросить бойцов, прибывших в Белосток на воинском эшелоне вместе с их вооружением. Эти ребята сотворили чудо – не просто отразили все атаки немецкой дивизии, а вместе с частями Шестого мехкорпуса, считай, остановили 7-й пехотный корпус вермахта. Неподготовленные бойцы, можно сказать, сборная солянка, дрались против настоящих зубров – немецких солдат, которые прошли с боями пол-Европы – и как дрались!.. Да что там говорить – памятники таким людям надо ставить!
Я прекратил водить пальцем по карте, оглядел внимательно слушавших меня командиров и продолжил свою речь:
– Девятый пехотный корпус вермахта завяз в боях с отступающими от границы частями Красной армии. В их рядах моторизованный батальон капитана Сомова играет роль своеобразной железной палицы: опираясь на заблаговременно оборудованные опорные пункты, он наносит стремительные контрудары по самым борзым немецким частям. А именно – по тем, кто наиболее активен, сильно вклинился в нашу оборону и имеет реальные шансы прорвать ее. Так что южный фланг 10-й армии истекает кровью, но держится. Правда, положение там крайне серьезное, как радировал мне начальник штаба бригады – подразделения держатся из последних сил. Слава богу, что там хотя бы со снарядами и патронами пока все нормально, окружной артсклад в Волковыске выручает. Это все я для того вам рассказываю, чтобы вы поняли – задача остатков 25-й танковой дивизии не только в отражении возможных атак немцев со стороны Слонима. В случае необходимости вы должны быть готовы совершить стремительный марш в район Волковыска для недопущения того, чтобы гитлеровцы перерезали наши главные артерии – шоссе и железную дорогу Белосток-Барановичи. Возможно, придется с марша вступить в бой с немцами. Понимаю, что остаткам дивизии практически невозможно выдержать лобовое столкновение с опытными немецкими вояками, но что же делать; если возникнут такие обстоятельства, нужно постараться и прыгнуть выше головы, а то нам прыгалки оторвут на хрен.
Я коротко хохотнул, сбивая своей незамысловатой шуткой то напряжение, которое накапливалось у командиров в ходе моей невеселой речи. Мужики из танковой дивизии и так были побиты жизнью, а тут им ставятся совсем немыслимые задачи. Чтобы их немного подбодрить, показать, что не все так ужасно беспросветно в нашей жизни, я бодрым тоном продолжил:
– Но это, конечно, маловероятный сценарий. Скорее всего, все будет нормально. На том направлении наступление ведет вовсе не цвет немецкой армии, а обычные пехотные корпуса; элита рвалась к Слониму, но мы ее хорошо осадили. Вот если бы к Волковыску пробивались механизированные корпуса вермахта, тогда они бы уже оседлали и шоссе, и железную дорогу. Но немцы – вояки умные, понимают, что это путь в никуда, что попав в Белостокский коридор, они сразу бы потеряли оперативный простор и были вынуждены двигаться дальше на восток по единственной дороге. А протащить столько техники по такой тонкой ниточке нереально: один взорванный мост – и темп наступления теряется. Так что фланговое наступление немчуры – просто маневр, чтобы держать нас в напряжении и отвлекать резервы. Не зря два немецких корпуса сдерживают столь небольшие силы; так моторизованный батальон Сомова уже больше суток мытарит целый корпус, тяжело, конечно, но, думаю, мне удастся убедить Болдина направить ребятам на помощь какую-нибудь часть из 6-го мехкорпуса.