* * *
Рождество - семейный праздник. Что бы ни было, как бы ни было, но должно быть нечто неизменное в меняющемся мире. Традиции держат связь времён. Семейные узы…
Спенсер Рей Говард, Старый Говард, презрительно скривил губы. Необходимость соблюдать внешние приличия тяготила всё больше. Нет, раньше это позволяло глядеть на всех с высоты, беззвучно издеваться над идиотами, простодушными простаками, искренне верящими в истинность и правдивость сказанного. Но сейчас… это же самое оборачивалось жгучей насмешкой над ним самим. А этого допустить нельзя. Тебя могут ненавидеть, тебя должны бояться, но смеяться над тобой… этого позволять нельзя, насмешников надлежит карать, жестоко, показательно жестоко всем на страх. Над властью нельзя смеяться! А если ты позволяешь насмешки, значит, власти у тебя нет. Утрата власти страшнее утраты денег. Потому что потерянное в одной неудачной сделке можно компенсировать другой, уже удачной, но потерянную власть вернуть невозможно. А без власти… все сделки станут неудачными. Бывший властитель - покойник. Даже если тело ещё живо. И тишина за дверью уже не почтительная, а мёртвая. Нет, кое-что ещё есть, но это кое-что, крохи. Да, и с ними можно попытаться снова начать восхождение, но это если все забудут, кем ты был раньше. Начать заново на новом месте с новыми подручными и новыми врагами. Сложно, очень сложно, но возможно.
Говард ещё раз пробежал глазами почтительно требовательное письмо. Вернуть аванс и выплатить неустойку. Как же! Обязательно. Как только вы докажете, что именно вы делали заказ на биоматериал, его параметры и… хе-хе, другие тактико-технические характеристики. А ответить за нарушение Пакта Запрета не хотите? И доказать, что именно я имею к вашему заказу какое-то отношение, можете? Тут, слава Богу, успели. Все Центры со всем персоналом, оборудованием и материалом благополучно ликвидированы. А заодно все вспомогательные и дополнительные, все эти Паласы, питомники и лагеря. И с кого требовать? А с русских. Они - победители, они пускай за всё и отвечают.
Злорадно хихикнув, он убрал письмо в папку "без ответа". Сжечь? Зачем? Пусть лежат. Если что, их можно будет предъявить, как косвенные доказательства нарушения Пакта. И отправители тоже это понимают. Потому и пишут столь иносказательно, и не повторяют требований, и не апеллируют к законам и судам. Как говорится: "Прибыли нет, но и убытков нет".
Приведя себя в хорошее настроение, Говард встал из-за стола. Об убытках, реальных и прогнозируемых он подумает потом, подводя, как и привык, дневные итоги. А пока… ничего насущного и неотложного нет. Заведённый и выверенный механизм домашнего хозяйства функционирует и без его участия. Тоже традиционно, как было заведено ещё его собственным дедом. Мужчины Говардов обеспечивают дом, а ведут его женщины. Младшую удалось пристроить к делу, тихой мышкой шебуршится в комнатах, помогая экономке и мажордому. Не командует и командовать не будет, но исполнительна. А вот старшая. Нет, её тоже можно использовать, если бы чертовка не пыталась вести собственную игру. Ни ума, ни внешних данных, ни средств для этого у неё нет, а понимать этого не желает. Всё тащится вслед за мамочкой. Изабелла хоть иногда понимала, где надо даже не остановиться, а слегка притормозить и немного подумать. Скажем - Говард усмехнулся - о странной монограмме на дверце своего разграбленного сейфа даже не заикнулась, хотя не увидеть и не понять не могла. Хватило ума. А вот в Хэллоуин сглупила. И поплатилась за это. Так туда и дорога. Как безвинная - хе-хе - жертва она гораздо полезнее.
В дверь кабинета поскреблись.
- Ну? - недовольно бросил Говард.
- Дедушка, к тебе пришли, - приоткрыла дверь Мирабелла.
И тут же отпрянула, вернее, её оттолкнул, входя, человек, при виде которого Говард приподнял бровь, выражая неодобрительное удивление.
- Да, это я, - кивнул гость. - Не ждал. А зря.
Говард кивнул, приказывая Мирабелле закрыть дверь. Такие намёки и знаки она уже научилась понимать и выполняла беспрекословно.
Гость оглядел кабинет и, усмехнувшись, показал на тёмный квадрат на стене.
- Настолько припекло, что сдал на аукцион? - и насмешливо одобрил: - Разумно.
- Зачем ты приехал? - разжал губы Говард.
- Называй меня Неуловимым Джо, - хохотнул, намекая на старинный анекдот, гость. - Надеялся, что я у русских? Как видишь, нет. И почему бы мне не навестить старого приятеля и, - мерзко подмигнул, - подельника. Так, кажется, говорят твои новые… как ты их называешь?
- Зачем ты приехал? - повторил Говард.
- Я же сказал, - удивился гость. - Повидаться с тобой, кое-что вспомнить, освежить, так сказать, в памяти, обсудить, даже договориться, - он выразительно покосился на старинный кабинетный бар тёмного дерева. - Или, - его улыбка стала вкрадчивой, - ты не хочешь договариваться?
- За выпивкой не договариваются, - сухо ответил Говард, указывая на кресла у стола.
- Дело прежде всего, - согласился гость, усаживаясь. - Итак Спенсер, что ты можешь мне предложить?
- За что… Джо? - очень искренне удивился Говард, устраиваясь напротив.
- За молчание, разумеется. Всё остальное за отдельную плату.
- А почему я должен тебе платить?
- Не должен, Спенни, а хочешь. Ты просто жаждешь купить моё молчание. Ведь других причин молчать у меня нет.
Говард кивнул.
- Но ты уверен, что тебя захотят слушать?
- Ещё бы! Ты тоже в этом уверен.
- Нет, пока я не знаю, как ты выскочил.
- Надо быть исключённым из Клуба за неуплату членских взносов, - хохотнул Джо. - Привилегия бесплатного членства иногда мешает. Многие на этом погорели.
- Русские взяли архив Клуба, это точно?
- Действующие списки точно, - стал серьёзным гость, - а вот архив… Многое распылили по региональным отделениям, некоторые ещё в заваруху сгорели, так что… тут много неясностей.
- И твоя неуловимость под вопросом, - позволил себе улыбнуться Говард.
- Как у любого, - поддержал его Джо.
- Если молчание должно быть взаимным, - стал рассуждать Говард, - то почему платить должен только я?
- Потому что ты молчишь только о прошлом, а я молчу дважды. О прошлом и настоящем. С тебя больше.
- О моём настоящем ты не знаешь, и знать не можешь, - сухо сказал Говард.
Джо с удовольствием расхохотался.
- Ну, так я известная свинья.
Говард нахмурился, мгновенно вспомнив старинное изречение: "Что знают двое, знает и свинья". Да, знают многие, но каждый о немногом, и если этот… Джо собрал хотя бы треть, то остальное легко домыслит сам. А это уже нежелательно и весьма. Придётся договариваться. Или… использовать? Нет, легко отожмёт, оставить партнёру труды, а себе забрать результаты - это всегда умел, виртуозно, надо признать, работал.
- У меня нет денег.
Джо присвистнул, изображая изумление.
- Вот как? И ты в этом так легко признаёшься? Но, Спенни, ты никогда не говорил правды. И значит, на самом деле… Но это не слишком важно. А вот зачем ты мне это сказал? - гость подмигнул. - Вот это надо обдумать. Не почему, Спенни, а зачем.
Говард пожал плечами.
- Думай. Твои размышления мне неинтересны. Мы оба молчим. Тебя это устраивает?
- Я уже сказал: нет. Прибавь к своему молчанию кое-что посущественнее. Можно и не деньгами. А, скажем, - ухмылка Джо стала угрожающей, а голос серьёзным, - из плодов ночного сбора урожая. Я отдал тогда Нэтти свой лучший десяток. И он положил их всех. И прошёлся по имениям моих людей. И это тоже к твоему долгу. Я не прошу лишнего, я требую своего.
- У тебя в этом деле не было доли.
- Не было, так будет.
- Нет, - отрезал Говард.
Обычно на этом всё заканчивалось. Затем произносилась фраза о неприемлемой ситуации, из-за портьер выходили двое или трое… Но сейчас за портьерами пусто. И некого вызвать звонком. И понимая это, гость даже не потрудился изобразить страх. Более того:
- Ну, Спенсер. Что дальше?
- Уходи.
- Уйду, - согласился Джо. - В отличие от тебя, мне есть куда идти. Не предавай, Спенсер, и не предаваем будешь.
Он легко оттолкнулся от подлокотников и встал, сверху вниз посмотрел на Говарда, усмехнулся.
- И в память былой дружбы дружеский совет. Твоя внучка слишком активно лезет в штаны всем подряд. Объясни ей, что всё надо делать разумно и просчитывая последствия. Такая неразборчивость и назойливость отпугивает серьёзных клиентов.
И вышел, не прощаясь. За дверью неразборчиво пискнула Мирабелла, и прозвучал уверенный голос гостя.
- Благодарю, детка, но я знаю дорогу. Привет сестричке.
Оставшись один, Говард пересел на своё рабочее место и дал себе волю. Сжал кулаки и ударил ими стол перед собой. Мерзавец, сволочь, как это русские его упустили?! Но ничего. Не в первый раз начинать с нуля. И если удастся операция с этим подонком Найфом, то… то будут и деньги, и страх. "Ансамбль"? Поползёт, и будет служить как… как служили все. А получиться должно. Да, сложно, в определённой степени, головоломно. Но тем труднее отследить и помешать. И медленно. Что правильно. Резкое движение вспугивает дичь, а медленно приближение позволяет застать врасплох. И наглый мальчишка, посмевший взять себе имя личного врага Говардов, будет уничтожен первым. Кто он там на самом деле - Смит или Джонс - неважно. Посмел назваться Бредли, ну, так и получи… как Бредли. А его деньги дадут возможность прибрать к рукам весь Ансамбль.
Говард разжал наконец побелевшие от напряжения кулаки, разгладил, успокаиваясь, полированную столешницу. Да, эта последняя, задуманная и начатая ещё до Капитуляции комбинация станет его первой в новом мире. И хорошо, что так мало осталось из прежнего, никто не путается под ногами. А когда Ансамбль будет подчинён, Джо перестанет быть Неуловимым, во всех смыслах. Он ещё раз мысленно прошёлся по уже отработанным стадиям всей комбинации. Пока без сбоев. И каждый был уверен, что работает только на себя. Пускай. Нужна не слава, а результат.
* * *
Новогоднего вечера Крис ждал с замиранием сердца. Его выходка на Рождество прошла благополучно, ну, во всяком случае шума ни Люся, ни Галя и Нина, жившие с ней в одной комнате, не подняли, так что… так что если Люся придёт на новогодний вечер с его брошкой, то он рискнёт подойти. Конечно, риск, но… но на Рождество, когда начались танцы, то танцевали все, и многие из парней рискнули приглашать кого-то из медсестёр или санитарок, а то и врачей. И всё обошлось. Люся тогда на танцы не осталась, ушла, но сейчас-то… сейчас, может, и повезёт.
Они опять всё убрали в столовой, подправили ёлку, добавив игрушек, столы расставили так, чтобы было удобнее танцевать. Что-то ещё явно готовилось, но что именно, они не знали. Андрея отрядили к доктору Ване. Выяснить и прояснить. Всё-таки малец вхож, философствуют они по вечерам за чаем… Андрей, ко всеобщему удивлению, забрыкался. Никуда он не пойдёт, и отстаньте от него. Он вообще с Рождества сам не свой ходил, увиливал от дежурства в палатах, меняясь с работающими во дворе, а после работы сидел сиднем у себя в комнате, вернее, валялся одетым на кровати с книгой или журналом, но не читал, а только вид делал. И даже будто с лица спал.
- Ты что, больной? - спросил как-то Эд.
И в ответ услышал такую ругань, что растерялся и не смазал зарвавшемуся мальцу по шее. А Андрей куда-то удрал, а когда появился, то глаза у него были зарёванными.
И сегодня, когда Андрей стал отказываться, его попросту зажали в кольцо, но ещё шутя, не всерьёз.
- Да, чего ты кочевряжишься? Андрей? Ну? Ты ж у нас самый глазастый. Поулыбаешься, подмигнёшь… - говорили все сразу наперебой. - Ты ж у него каждый вечер сидишь, - и кто-то сказал: - Да сядь поближе, прижмись и…
Говоривший не закончил фразу, потому что Андрей бросился на него. Конечно, никакой драки не было. Андрея попросту отволокли в уборную и сунули головой под кран с холодной водой. Подержали, пока тот не стал захлёбываться. Вытащили, дали отдышаться и повторили. И ещё раз. Убедившись, что уже не дёргается, а только плачет, отпустили. И потребовали объяснений. Андрей, не сопротивляясь, угрюмо молчал. И тут вылез Алик.
- Это он так из-за хозяина своего. У него хозяин тут в палатах лежит, ногу лечит.
- Что-о-о?!! - взревел Эд, хватая Алика за шиворот. - И ты молчал, падла?! Знал и молчал?!
- Отцепись от него, - всхлипнул Андрей. - Это я ему молчать велел. Я думал, сам справлюсь.
- Вот когда не надо, так ты думаешь, - заржал Майкл и уже серьёзно: - Лезет он к тебе?
- Так ты из-за этого из палат ушёл! - догадался Сол. - Ну, ты и чмырь, а мы-то на что?
Кто-то принёс большое махровое полотенце и накинул Андрею на голову.
- Вытирайся, мозги застудишь.
Андрей, всё ещё всхлипывая, стал вытираться.
- Ну, вот так, - удовлетворённо кивнул Крис. - А теперь иди к доктору Ване, чтобы он тебе мозги поправил. Алик, ты этого… хозяина знаешь?
- Ну-у, - неопределённо протянул Алик.
- Покажешь его нам, - распорядился Крис. - Вытер голову? Так, пошли.
Андрей открыл было рот, но его с двух сторон зажали, исключая любое сопротивление, и повели.
Жариков был у себя в комнате и, когда в дверь постучали, недовольно отозвался:
- Я занят.
Но стук повторился, и голос Эда сказал:
- Иван Дормидонтович, помогите.
Разумеется, оставить такое без внимания Жариков не мог. Он подошёл к двери и открыл замок.
- Что случилось?
- Вот… мозги опять набекрень… Вправьте ему…
В несколько голосов, наперебой ему что-то объясняли, и так же совместно подталкивали к нему Андрея. Кто-то увидел за спиной Жарикова разложенное на столе и громко ахнул. Вот тут Жариков рассвирепел. Так это они его купили?! Он хотел выгнать всех, но получилось так, что парни отступили в коридор, а вот Андрей совершенно непонятным образом оказался в комнате и за его спиной. И тут Жариков разглядел, что Андрей и впрямь… не в себе. Он вернулся в комнату, плотно закрыл дверь и уже совсем другим тоном спросил:
- Что случилось, Андрей.
Андрей судорожно, как после плача, вздохнул. И Жариков понял, что Андрей действительно только что плакал. И вообще что-то произошло.
- Ну-ка, садись.
Жариков сгрёб со стола недоделанную бороду Деда Мороза и всё остальное и бросил на кровать. И нахмурился. Потому что Андрей даже не посмотрел на его рукоделие. Это с его-то любопытством.
- Чаю?
Андрей помотал головой, ещё раз вздохнул и сказал по-английски.
- Я… я хозяина своего встретил. Жариков мягким нажимом на плечо усадил его к столу и сел сам, загораживая собой кровать. Да, для парня это серьёзный удар.
- Из тех…?
- Нет, - сразу понял и перебил его Андрей. - Я у него до этих был. Он меня на торгах купил. Я у него долго был, до зимы, ну, до того, как банда напала и он меня им отдал, откупился мной. А теперь… теперь он зовёт меня… к себе.
Жариков медленно кивнул.
- Он здесь? В госпитале?
- Да, - Андрей перешёл на русский. - Во второй хирургии, у него нога сломана. И вот… я же не могу его… врезать ему, он же больной.
Только в этом проблема?
Андрей и так сидел, не поднимая глаз, а тут совсем поник, склонился головой к коленям.
- Рассказывай, - мягко, но исключая сопротивление, сказал Жариков. - Рассказывай всё.
Андрей вздохнул и заговорил по-английски.
- Я как увидел его… он… он власть надо мной имеет. Он же купил меня, а тем не продавал, те отобрали меня, я не знаю, как это получается, но, но я не могу, я не могу сказать ему, тех, того, одного из тех, его в Хэллоуин привезли, раненого, так если бы не доктор Юра, я бы убил его, точно. А этого… он… он, ну, те насиловали меня, издевались по-всякому, били, не покормили ни разу, а он, он же ни разу даже не приковал меня, уходил когда, так я по всей квартире ходил, даже на кухне, где продукты, он не запирал ничего, мне… мне у него хорошо было…
Но последние слова прозвучали вопросом. И Жариков покачал головой.
- Так ли, Андрей?
Андрей поднял голову, посмотрел на Жарикова расширенными глазами, качнул встрёпанной шапкой кудрей.
- Да, так, но…
- А что было плохо?
- Трахались когда, - вздохнул Андрей. - Нет, он не бил меня, ничего, но каждую ночь, и… и я ему только для этого был нужен, и сейчас… зовёт…
- И ты не можешь сказать "Нет", а говорить "Да" не хочешь.
- Да, - обрадовался Андрей. - Да, всё так.
- Понимаешь, Андрей, тебе надо решить и пересилить себя.
- Да, я знаю, я же клятву ему не давал, но… но он говорит, а я молчу, я только встану подальше, чтобы он не дотянулся до меня, он же на костылях, и он… я ведь у многих был, он был… да, лучше хозяина у меня не было.
- Хозяина, - повторил Жариков.
Андрей опять опустил голову.
- Ты свободный человек, Андрей, - Жариков говорил тихо, задумчиво. - Ты и только ты хозяин своего тела и своей жизни. И никто не вправе заставлять тебя.
- Хозяин своего тела, - медленно повторил Андрей. - Как это?
- Это значит, что только ты решаешь, с кем, как и когда… вступать в половые отношения, - Жариков намеренно заговорил по-казённому. - Всё остальное - уже насилие и наказывается по закону.
- Значит, что, значит, тогда это тоже было насилие? - удивился Андрей.
Жариков кивнул и, видя, что Андрей смотрит с явным ожиданием, продолжил:
- Разве ты попал к нему по своей воле? - Андрей улыбнулся этому, как шутке. - Ну вот. Разве ты определял… каждую ночь это будет или нет? Ты не хотел, ведь так? - и дождавшись его кивка, - Ты делал это из страха, так? - новый, уже уверенный кивок. - Значит, это всё равно было насилием над тобой.
Жариков подтянул к себе пачку сигарет, закурил.
- Понимаешь, Андрей, насилие не всегда… с палкой, бывает и с улыбкой. Когда один не может сказать "нет", и неважно, чего он боится, то это насилие.
Андрей покачал головой.
- Я… я не думал так. Никогда. И… и мне так и сказать ему? Ну, что я не хочу?
- Да, так и скажи, - Жариков улыбнулся. - Ты же умный парень, Андрей, ты сможешь сказать так, что он поймёт.
Андрей несмело улыбнулся.
- Вы думаете, он поймёт?
- Скорее всего, Андрей, он не понимает, почему ты… отказываешься.
- Да, - Андрей радостно закивал. - Да, всё так…
…Светлый просторный коридор лечебного корпуса.
- Подожди.
Он останавливается и медленно поворачивается на голос. Хозяин. Ловко выбрасывая вперёд костыли и подтягиваясь за ними, хозяин подходит к нему.
- Куда ты так спешишь?
- Я на работе, сэр, - тихо отвечает он.
- Ну, понятно-понятно, - кивает хозяин. - Когда закончишь…
Он осторожно пятится, старательно выдерживая дистанцию.
- Я должен спешить, сэр.
И убегает…