А на дворе снова сыпал мелкий холодный дождь, и ветер опять рябил и морщил лужи. Высокий негр шёл от кладовок к бараку, а рядом с ним вприпрыжку бежал мальчишка.
- Эй, Ларри, пошабашил? - окликнул его Сэмми.
- А как же, - улыбнулся Ларри. - Обедать пора.
- Ну, и мы мигом.
В кладовке, заваленной всяким хламом, обломками и остатками мебели, сравнительно быстро отыскалась даже не полка, а небольшая этажерка, которую вполне можно в дело пустить, если вон ту рейку вместо ножки приспособить.
- Сам справишься или сделать тебе?
Чак на мгновение, но уже привычно стиснул зубы, глотая просящееся на язык ругательство.
- Сам.
Сэмми не стал спорить. Чак взял ещё молоток, горсть маленьких мебельных гвоздей, и они пошли обратно в барак.
- Щас пообедаем, - гудел Сэмми, - а потом сделаешь. После обеда время уж наше.
Чак кивал, быстро прикидывая. С обеда, значит, личное время, ты ж смотри, как Бредли опасается, что здесь, в глуши, так законы блюдет. Это ж чем его русские прижали?
В бараке он занёс всё в свою выгородку, выслушал от Сэмми обещание подобрать крючок на дверь и пошёл на кухню. Как все, вымыл руки у рукомойника в углу и сел к столу. Мамми поставила перед ним миску с густым, чуть пожиже каши, супом, в котором плавал большой кусок мяса. Чак быстро определил, что всем мужчинам столько и такого же налили, и мяса одинаково положили. Ну, что ж, он сам выбирал, сам напросился. Ему теперь здесь жить, вряд ли бы его стали кормить, чтобы убить, раб должен отработать затраченные на него деньги. Он невольно повеселел и даже улыбнулся чей-то шутке.
В отличие от ленча, сейчас уже не спешили. Смеялись, что Молли своё мясо Ролу подкладывает, а он, как она отвернётся, обратно. После супа ели творог, политый сметаной. От этого Чак совсем обалдел.
- Это ж сколько коров? - удивился он вслух.
- Десять, - ответили ему.
- И по стольку всем достаётся?
- А чего ж, - Мамми зорко оглядела стол. - Они у нас молочные. На хорошем корме, и уход правильный. И, - она усмехнулась, - не таскает никто.
Чак промолчал. Добавки никто не просил. Да и порции такие, что добавки не нужно.
И опять… чудеса! Вместо кофе тёмно-бурый отвар. Как в госпитале?!
- Эт-то что?! - поперхнулся Чак.
- Шиповник, - стали наперебой ему объяснять.
- Лечебное это.
- Чтоб болячки не цеплялись.
- Ты сахару себе положи.
- Что, впервой такое пьёшь?
- Нет, - нехотя буркнул Чак, - приходилось. И давно вы его пьёте?
- Да вот, как Ларри из госпиталя коробку привёз. А потом масса Джонатан ещё купили.
- Это я когда в госпитале лежал, - улыбнулся Ларри, - привык. Да и полезный он очень. Мне целую коробку с собой дали. Вот и пьём теперь. А что, не нравится?
- Нет, ничего, - пожал плечами Чак. - А… а ты чего в госпитале лежал?
- С лёгкими непорядок был.
- Дыхалку ему в заваруху отбили, - Мамми улыбнулась. - А русские вишь как его наладили.
- Так ты в русском госпитале был? - не сдержал удивления Чак. - В Спрингфилде?
- А где бы ещё меня лечили? - засмеялся Ларри. - И так вылечили.
И все этому засмеялись как шутке. Чак промолчал было, но беляк - остальные называли его Стефом - влез.
- А что, тоже бывал?
- Приходилось, - сдержанно ответил Чак.
- Это когда? - удивился Ларри. - Я тебя там не видел.
- Я тебя тоже, - огрызнулся Чак, но остальные явно ждали, и пришлось отвечать. - Меня уже после Хэллоуина привезли.
- А, ну, ясно, - кивнул Ларри, а за ним и остальные. - Я-то уже на выписку шёл.
- Да-а, - загудел Сэмми, - у нас тут тихо было, а так-то слышали, что на Хэллоуин творилось.
- Ну, и нечего к ночи поминать! - Мамми решительно встала, собирая посуду.
Вставали и остальные, расходясь по своим выгородкам. Но, возясь у себя с этажеркой, а потом раскладывая на ней вещи, Чак слышал, что нет, не заперлись каждый у себя, ходят, переговариваются, смеются, женщины на кухне тараторят малышня гомонит… Чудная здесь жизнь, ну, у него выбора нет. Сам сюда въехал. И свернуть некуда, и заднего хода не дашь.
Джонатан приехал в Краунвилль днём. Ясные холодные дни снова сменились моросящим дождём, но его это не смущало. Он был настолько доволен поездкой, что всё ему казалось сейчас предвестием удачи и самой удачей. И он не отказал себе вс удовольствии пройтись по Краунвиллю, нанеся несколько кратких дневных визитов. И, разумеется, не миновал небольшого и очень изобретательно - из большой развалины сделан маленький уют - отремонтированного дома.
- Ну, наконец-то, Джонатан, - встретила его хозяйка. - Я уже думала, что вы забыли меня.
- Вас?! - изумился Джонатан, усаживаясь к камину. - Миссис Кренкшоу, вы несправедливы ко мне.
- Ну-ну, Джонатан, справедливость вообще в нашей жизни слишком большая редкость. И у вас в оправдание одни слова и заверения, а у меня в доказательство, - она улыбнулась, - факты.
- И какие? - тоже с улыбкой спросил Джонатан.
- Сначала кофе. Надеюсь, вы не откажетесь?
- Вы, как всегда, правы, - кивнул Джонатан. - Не откажусь.
Миссис Кренкшоу дёрнула за шнурок, и на хрустальный нежный звон сразу отозвался молодой весёлый голос.
- Иду-иду, мисси. Вот она, я.
Миссис Кренкшоу кивнула появившейся в гостиной молодой мулатке в белом фартуке поверх полотняного платья и белой, отороченной узким кружевом на чёрных кудрявых волосах.
- Подай сюда кофе, Энди.
- А мигом, мисси. Доброго вам здоровьичка, масса, - она кокетливо присела перед Джонатаном и убежала.
И действительно тут же, будто всё у неё уже было готово и стояло за дверью, вкатила столик с кофейным сервизом. Мгновенно переставила к креслам столик, накрыла, убежала и тут же вернулась с подносом, на котором красовался серебряный кофейник и серебряная ажурная сухарница с сухим печеньем. Пока Энди накрывала, миссис Кренкшоу взглядом обратила внимание Джонатана на её руки. Правое запястье Энди украшал браслет-змейка. Энди заметила это и несколько смущённо улыбнулась.
- Это мне супружник мой, на Рождество подарил.
И, поймав еле заметное движение глаз хозяйки, тут же сняла браслет и протянула его Джонатану.
Разумеется, он с первого взгляда узнал работу Ларри. Но взял браслет и осмотрел как незнакомую вещь. Да, разумеется, это жесть, баночная жёлтая жесть, свёрнутая в трубку, с выгравированным узором змеиной кожи, глазками из зелёного бутылочного стекла и радостно-глуповатым и в то же время наивно-хитрым выражением на морде змеи, разглядывающей крохотный цветочек из прозрачных осколков, зажатый кончиком хвоста.
- Отлично сделано, - искренне сказал Джонатан.
И Энди радостно просияла широкой улыбкой, бережно принимая и надевая свою самую большую драгоценность.
- Спасибо, Энди. Ступай.
- Ага, мисси.
Когда Энди убежала, миссис Кренкшоу сама налила Джонатану кофе.
- Так я не ошиблась, Джонатан?
- Вы во всём всегда правы, дорогая, - Джонатан с наслаждением отпил ароматного крепкого кофе.
Их с Фредди расчёт сработал. Работа Ларри замечена, и теперь пойдут заказы. Из материала заказчика и их собственного. И ручеёк плавающих камней и прочего повернёт к ним сам. Не они будут искать и просить, а к ним придут и предложат.
- В молодости Маркус Левине, тогда он ещё был младшим Левине, - задумчиво сказала миссис Кренкшоу, - любил пошалить. Правда, он никогда не работал с… таким материалом. Но… но школа осталась. Не так ли?
- И опять вы правы.
- Разумеется, змея для меня несколько… экстравагантна. Но ведь этот мастер работает не по гот овым образцам?
- Да, миссис Кренкшоу.
- У меня есть брошь и сломанные серьги, - тон миссис Кренкшоу стал деловым. - Работу я, разумеется, оплачу. У вас есть каталог работ этого мастера.
- Сейчас нет, - спокойно ответил Джонатан. - Но я приглашаю вас к себе, в "Лесную Поляну". Там мы договоримся более конкретно, - и улыбнувшись: - Когда прислать за вами машину?
Миссис Кренкшоу задумалась.
- Дня через два. Около десяти, Джонатан. Вас устраивает?
- Разумеется, - улыбнулся Джонатан. - За мной ленч.
Миссис Кренкшоу кивнула и стала рассказывать Джонатану последние сплетни округа и даже графства. Он кивал, поддакивал, ужасался и восторгался, вылавливая нужные ему крупицы. Миссис Кренкшоу - настоящий виртуоз в такой болтовне, и работать с ней - одно удовольствие.
* * *
После Нового года Крис жил в каком-то тумане. Нет, он ходил, ел, разговаривал, работал, даже учился, но это всё было как-то вне его, помимо него. Был он. И Люся. И их встречи в столовой, в коридоре, кивок, приветствие - большего они себе на людях не позволяли. Люся теперь не отводила глаз, не отворачивалась от него, Крис сам теперь старался следить за собой и не глазеть открыто, раз Люся просила, чтоб остальные не знали. Да ещё вечером, когда ночная смена заступила, а другие уже угомонились и все по своим комнатам, они - каждый сам по себе, порознь - уходили в парк и там, найдя укромное - на их взгляд - место, могли немного побыть вместе. Они ни разу заранее не договорились о месте встречи, и ни разу не разминулись. Пару раз они посидели в беседке, но потом их там чуть не застукал комендант, и пришлось чуть ли не ползком удирать.
Сегодня Крис привёл Люсю на их тренажёрную площадку, потому что если их даже из тюремного и увидит, то это вряд ли, дрыхнут они все.
- Я завтра в ночную, - хмуро сказал Крис.
Люся только вздохнула в ответ. Они сидели на низкой скамейке в самом тёмном углу площадки. Скамейка была мокрой, от земли ощутимо тянуло холодной сыростью. Крис давно хотел предложить Люсе сесть к нему на колени, но не решался.
- А у меня ночная никогда не выпадает.
Сказав, Люся вздрогнула, и Крис не выдержал.
- Люся, тебе холодно, давай так… - он мягко потянул её к себе.
- Нет, Кира, не надо, мне и так хорошо, - она оттолкнула его руки и вскочила на ноги.
Крис сразу убрал руки и жалобно сказал:
- Но тебе же холодно, Люся.
Он смотрел на неё снизу вверх, запрокинув голову. Люся прерывисто вздохнула.
- Кира, ты… ты пойми… Я не хочу тебя обидеть… я… - она запнулась и совсем тихо прошептала: - Я боюсь.
- Меня? - упавшим голосом спросил Крис.
- Нет, не тебя, что ты. Я… я этого боюсь.
Крис понял и встал.
- Люся, я… я не знаю, как сказать, но будет так, как ты хочешь.
Люся осторожно коснулась его плеча.
- Кира, ты, ты не обижайся на меня. Но… я не могу ничего сказать, но…
- Не надо, Люся, - перебил её Крис, запнулся и всё-таки спросил: - а обнять тебя можно?
Люся храбро кивнула.
- Да.
Он обнял её за плечи, мягко прижал к себе. Люсина голова, как всегда замотанная платком, лежала теперь на его груди. Она не отстранялась, даже сама обняла его. Крис наклонился и зашептал ей в ухо.
- Люся… Люся… этого… этого не будет. Я… я перегорел, Люся, я не могу теперь… этого…
Сказал и замер, обречённо ожидая её слов. Что бы там ни говорили, но нужно-то от него только это, даже Люсе. Больше ничего женщине от мужчины не нужно, а уж от спальника…
- Бедный мой, - всхлипнула Люся, крепче обнимая его.
- Ты, - Крис даже задохнулся, как под слишком горячим душем, ты не сердишься, не гонишь меня?
- Нет, нет, что ты, Кирочка.
Порыв ветра обдал их мелкой водяной пылью. Крис крепче обнял Люсю, повернулся спиной к ветру, загораживая её собой.
- Тебе не холодно?
- Нет, что ты.
Они шептались, сблизив головы так, что губы Криса касались виска Люси.
- Люся, а тебе хочется… этого?
- Нет, нет, - замотала она головой.
Крис облегчённо перевёл дыхание и уже веселее и увереннее сказал:
- В пятницу кино будет, ты пойдёшь?
- Пойду, конечно, - тихо засмеялась Люся. - Я кино люблю.
- Я тоже, - обрадовался Крис. - Люся, а… а если рядом сядем? Ну, будто случайно.
- Давай, - согласилась Люся. - Только…
- Я постараюсь, - сразу понял её Крис. - Да и такая толкотня всегда, никто не смотрит, кто с кем сел.
Люся вздохнула.
- Попробуем.
Их снова обдало водяной пылью, и Крис не выдержал:
- Пойдём, а то холодно здесь.
- И поздно уже, - кивнула Люся.
Крис молча опустил голову. Люсе скучно с ним, а он… что он может сделать? Он как-то попросил Люсю рассказать о России, а вышло только хуже: Люся заплакала и сказала, что она почти ничего не помнит. И ему и рассказать нечего. Не говорить же то, чему его ещё в питомнике выучили, все те слова и стишки, от которых любая беляшка млела, а то и дёргаться начинала. Но Люся же не беляшка! Крис вздохнул.
- Тебе скучно со мной?
- Нет, - как-то удивлённо ответила Люся.
Они шли рядом, держась за руки. И от этих тонких доверчивых пальцев в его руке Криса снова и снова обдавало горячей волной. Он даже тихо засмеялся и тут же объяснил:
- Я бы так шёл и шёл.
- И я, - согласилась Люся.
Но дальняя аллея, конечно, длинная, но не бесконечная, и вон уже хоздвор виден. Пришлось повернуть обратно. Шли молча, боясь неосторожным словом всё разрушить.
Джо и Джим сегодня в ночной смене, и Андрей допоздна засиделся за книгой. Тогда сгоряча он нахвастал, что читает Рейтера, так что теперь приходилось отдуваться. Правда, было интересно. Но и трудно. Много незнакомых слов. И словарь не помогает. Ни английский, ни русский, ни двойной. Но как это получается, что он читает, пишет, что-то соображает и тут же думает совсем о другом, и даже не думает, а словно спит и видит сон наяву, но это не сон…
…Он вытирает руки, поглядев на список назначений, вызывает следующего. И к нему в кану, стуча костылями, входит его хозяин.
- Вот и отлично! Куда теперь?
- Сюда, сэр.
Он механически, ничего не сознавая и не чувствуя, указывает, куда положить одежду, как лечь. Ещё раз смотрит назначение, достаёт нужную растирку. И привычные механические движения успокаивают. Это только больной, не больше и не меньше, как десятки других.
- Вы готовы, сэр? - спрашивает он, подходя к столу.
Он уже совсем успокоился и берётся за работу как обычно. И вдруг… вдруг неясный приглушенный стон.
- Больно, сэр? - не скрывает он удивления. Ведь нечему там болеть, он уверен.
- Нет.
Голос лежащего на массажном столе человека сдавлен, но не от боли, а от непроизнесённых слов.
- Какие у тебя руки… - хрипит лежащий. - Ты… ты не знаешь, какой ты…
Он заставляет себя не слышать, не узнавать этот голос, не понимать слов, не понимать смысла этих стонущих всхлипов.
- Вот и всё. Отдохните пять минут, - говорит он равнодушно вежливым тоном и выпрямляется, вытирая руки, стирая с них едкую прогревающую растирку.
Кто там следующий? Контрактура… стягивающие рубцы, значит, раненый, уже хорошо, не эта белая сволочь.
- Можете одеваться, сэр, - говорит он, не оборачиваясь.
За спиной кряхтят. Не всерьёз, а пытаясь привлечь его внимание. Он стоит неподвижно и слышит:
- Помоги.
В этом отказать нельзя, он не имеет права на отказ, он сам так решил, принёс клятву, не раба, Гиппократа, клятву медика. И он поворачивается, подходит, помогает одеться. И чужие жадные пальцы как когда-то вцепляются в его плечи. Он мягко выворачивается.
- Почему? Послушай… постой…
- Вы можете идти, сэр.
- Нет, послушай, давай поговорим…
Он откидывает занавеску входа и зовёт следующего. Молодого парня с рукой на перевязи. И вежливо сторонится, давая двум больным разминуться в узком для хромого и однорукого проходе…
…Сосредоточенно хмуря брови, Андрей выписал в тетрадь ещё одно новое слово. Резистентность… потом надо будет спросить у Ивана Дормидонтовича, этого он совсем не понял. Так, в общем, догадывается, но догадка - не знание. А те… мысли идут своим чередом…
…Он был доволен собой, доволен, что сумел удержаться, остаться не равнодушным, а спокойным. Он - медик, а это - больной, вот и всё. Но беляк ничего не понял. Он просто по-рабочему вежлив, а беляк вообразил себе. Сегодня он даже открытым текстом сказал, неужели до того опять не дошло?…
…Пустынный в это время коридор. Подстерегал, что ли?
- Нам надо поговорить.
- Нам не о чём говорить, сэр.
- Нет, подожди. Пойми я не хочу тебе зла. Тебе будет лучше со мной. Меня скоро выпишут, и мы уедем. Деньги у меня есть.
Искательный просящий взгляд, просящий голос.
- Нет, - мотает он головой.
- Но почему? Ты… тебе так нравится твоя работа здесь? Массажистом? Ну, так пожалуйста, ты будешь работать, я не против, это же только массаж, у тебя будут свои деньги, тоже согласен. Ты слышишь? Я согласен на всё, на все твои условия. Слышишь? Ну?
Нет, - повторяет он и выталкивает: - Я не хочу, нет.
- Постой, как же так?
И он повторяет уже легко.
- Я не хочу…
… Андрей дочитал главу, вложил закладку-зажим и закрыл книгу. Ну вот, и это он сделал. Завтра он спросит самые непонятные слова у Ивана Дормидонтовича и, когда всё выяснит, перечитает главу. А сейчас пора спать, поздно уже.
Он встал и потянулся, сцепив пальцы на затылке. Да, пора. Что мог, он сделал. Но если беляк не отстанет, придётся опять идти к Ивану Дормидонтовичу и просить, чтобы уже тот сам объяснил беляку. Хотя, нет, не стоит. Есть ещё один вариант, самый простой. Согласиться, прийти к тому в палату на ночь. И всё решить. Во сне смерть лёгкая.