Сняв с лица прилипшую паутину, путник внезапно остановился, прислушиваясь к раздавшемуся вдруг невдалеке реву двигателя… Неужто уже пришел? А похоже, так. Лешка быстро пробежал метров двадцать, пока не увидел за коричневатыми стволами сосен оранжевое рыло гусеничного трактора. За гусеничком, на тросе, виднелся злополучный МТЗ, в грязи по самые "уши"… Господи! Да они его что, вытащили уже?! Юноша непроизвольно улыбнулся: а ведь вытащили-таки! И не сказать, чтоб долго возились…
Заглушив двигатель, из оранжевой кабины "дэтэшки" выбрался довольный Иваничев. Постояв немного на гусенице, ловко спрыгнул на землю, закурил, глядя, как из вытащенного МТЗ выбирается слесарь дядька Слава… или дядька Федя. Второй слесарь – Слава или Федя – уже деловито отматывал трос.
– Лихо мы его, а? – добродушно ухмыльнулся Иваничев. – И ведь, главное, ешкин кот, с первого раза!
– Да просто здорово, дядя Иван! – засмеялся вертящийся тут же Вовка – щуплый, темноглазый пацаненок, бронзовый от въевшегося в кожу солнца, с выгоревшей белесой челкой. – Как вы его ухватисто… Я и моргнуть не успел – раз, и уже вытащили!
– Профессионалы, понимать надо! – Иваничев прищурился и посмотрел вдаль. – И где же, интересно, Леху-практиканта черти носят? Уж пора бы ему и появиться.
Леху-Практиканта… Неправильная, между прочим, кличка – лучше б "студентом" прозвали. Впрочем, на селе всю "рабочую" молодежь "практикантами" звали, да и сам Лешка уже к этому привык, так и говорил, не на работе он здесь, а на "практике"…
– Верно, пора, – дружно закивали слесарюги. – Самое оно время.
– И где ж…
– Да вон он идет! – взобравшись на трухлявый пень, выкрикнул Вовка. – Во-он, за кустами. Канистру какую-то тащит.
– Канистру?! – мужики обрадованно переглянулись. – Ну, Леха, ну, молоток! Вовремя!
– Лешка-а-а! – громко закричал Вовка. – А мы уже твой трактор вытащили!
Лешка… не тот, что шел сейчас по тропинке с канистрой спирта, а тот, что затаился в кустах… до боли закусил губу. А тот, другой, улыбаясь, словно ни в чем не бывало – а чего бы ему не улыбаться? – поставив канистру в мох, весело поздоровался с мужиками за руки.
– Вытащили?! Так быстро?!
– Да раз только и дернули. Всего и делов. Принес?
– А как же! Угощайтесь. Закуску вот только… Зато спирт разбавил уже, чтоб не болотной водицей.
– У Федотихи брал?
– У нее.
Кто-то из слесарюг, сообразив, подозвал Вовку:
– Ну-ка, парень, беги, нарви ягод…
– А на "дэтэшке" поездить дадите? Ну, хоть фрикционами покачать, а?
– Дадим ему, Иван?
Иваничев хохотнул:
– Дадим, ништо… Ягод только набери некислых!
– Наоборот, кислых и надо! Брусницу бери, брусницу…
Вовка побежал к кочкам, мерцающим розовато-белыми, неспелыми еще ягодами, а Лешка, прячась за кустами, наблюдал за своим… за собой! Такая вот получалась шизофрения.
Быстро нарвав ягод, Вовка принес горсть, высыпал на заботливо подстеленную кем-то из слесарей газету, на которой тут же возник и стакан, тот самый, захватанный, из которого пили у дороги портвейн. Плеснув в стакан из канистры – немножко, наполовинку – Иваничев громко произнес: "Будем!" и, лихо поглотив спирт, довольно крякнул. Слесарюги засверкали глазами:
– Ну? Как?
– Хороший спирт, – выдохнув, ухмыльнулся Иваничев. – Пейте, ребята.
"Ребята", не заставив себя долго упрашивать, тут же выпили, после чего Иваничев протянул стакан Лешке… тому Лешке, местному. Парень покривился…
– Пей, пей. Леха. – Тракторист похлопал его по плечу.
Слесаря поддержали:
– Давай, за компанию!
– Ну, разве что за компанию… – Обреченно вздохнув, юноша закрыл глаза и, залпом опростав стакан, принялся хватать ртом воздух, словно вытащенная из воды рыба. Наконец, утерев выступившие на глазах слезы, жадно кинул в рот пару брусничин, скривился…
– Ничего, ничего, – добродушно захохотал Иваничев. – Сегодня как раз в клубе танцы – сходишь, развеешься, девку какую-нибудь снимешь… Ну, еще по одной.
Конечно, выпили, а вот потом чуть призадумались – спирту в канистре еще оставалось порядочно, но нужно было еще не забыть пригнать на машинный двор оба трактора, иначе потом не жди покоя от бригадира Михалыча.
– Да, Михалыч – мужик упертый, – согласно кивнул дядька Федя (или дядька Слава). – Может и в выходной на машинный двор заглянуть, проверить, как там все…
– Да не "может", а точно – заглянет! – убежденно воскликнул Лешка.
Тот Лешка, что прятался сейчас в кустах, хмыкнул – ну явно было видно, что его… что тому… что ему… в общем, что этому парню вовсе не хотелось больше пить, тем более – спирт, да еще по такой жаре. Солнышко-то в небе жарило, припекало, Лешка – тот, что пил сейчас спирт, естественно – даже снял рубаху, от чего сидевший в кустах презрительно скривился – да уж, не атлет. Сам-то ведь давно накачал мускулы, как же, накачаешь, еще будучи в акритах – воинах ромейской пограничной стражи, ну и потом, в вольных авантюристах. А помахай-ка мечом да саблей – накачаешься живо! Юноша украдкой пощупал бицепс – кремень! Не то что у этого…
– Вот что, мужики, – меж тем, подумав, произнес Иваничев. – Значит, так сделаем: трактора сейчас отгоним…
– Да ты че, Ваньша?! – разом возмутились слесаря. – Бабы-то наши с утра уже около машинного двора крутились, носом чуяли… Твоя, кстати, тоже!
– Так мы на машинный двор и не поедем… За речкой встанем, где огороды. Огурчиков свежих нарвем, луку…
– Огурчики, это, конечно, хорошо… Да как бы бабы не проведали.
– Не проведают… Ништо у нас и пить-то! Ну, на дорожку…
Снова выпили, потом пошли к тракторам. Лешка – местный – оглянулся, махнул рукой Вовке:
– Ну, ты на какой трактор?
– Я? Ммм…
Мальчишка озадаченно зачесал заросший затылок. Видно было, что ему и туда и сюда хотелось, и вот сейчас никак не мог решить…
– К Лехе садись! – ухватившись за пусковой тросик, обернулся Иваничев. – А на "дэтэшке" так и быть, от речки поедешь… А то ведь мы… – Тракторист с усмешкой подмигнул слесарям: – …в ворота еще не впишемся – чини потом, да и Михалыч разоряться будет. Ты, Вовка, попадешь, в ворота-то?
– Попаду! – обрадованно закричал мальчишка. – Обязательно попаду, дядя Ваня!
– Ну, тогда беги к Лехе.
Завелись, застрекотали, зарычали двигатели, обдавая округу сизым солярным чадом, и сидевший в кустах Лешка вздохнул, провожая трактора долгим завистливым взглядом. Эх, сейчас бы самому вознестись в просторную кабину "МТЗ", врубить передачку да с ветерком по лесной дорожке… Впрочем, можно и не с ветерком, можно и в гусеничнике фрикционами поворочать… нет, в гусеничнике, пожалуй, сейчас пыльно да жарко… хотя и в "МТЗ" не лучше.
Все, уехали! Лишь где-то за лесом слышалось приглушенное рычанье двигателей. Лешка выбрался из кустов, уселся на мягкую моховую кочку и долго сидел так, не обращая внимания на зной, и смотрел перед собой невидящим взглядом. Мысли путались… Еще бы… Он – вот он, здесь, на кочке и – одновременно – там, в синей кабине трактора. Было от чего задуматься.
Просидев так какое-то время, юноша тряхнул головой и, подойдя к болотине, нагнулся, плеснул в лицо теплой болотной водицей. Походил по кочкам, поел кислой брусники… и вдруг улыбнулся. А чего грустить-то? Он ведь теперь дома! Не в рабстве, не с тяжелой саблей в компании подозрительных личностей, не в чужедальней стороне – дома. У себя. А значит с чего грустить? Вот тот парень… пусть он будет сам по себе, а он, Лешка, как-нибудь выкрутиться. Слава Богу, не сталинские времена, о которых как-то рассказывал Владимир Филиппыч, воспитатель из детского дома. Да и вообще, то, что Лешка был детдомовским сиротой, сейчас, в данной ситуации, выходило куда как на руку. Родителей-то нет, любимой девушки – тоже, как-то не сложилось пока, а значит – делить нечего, вернее, некого. А надобно просто выстроить свою жизнь, с учетом… гм… некоторых обстоятельств. Во-первых, для начала хорошо бы раздобыть денег – купить одежду, еды… Да, еды бы неплохо – на ягодах долго не вытянешь, и так уже желудок сводит. В принципе, можно к дачникам пойти, дров наколоть, воды натаскать – не заплатят, так хоть накормят. Да – так сейчас и сделать!
Приняв решение, Лешка пригладил пятерней волосы и быстро зашагал к грунтовке. Шел – рассуждал, думал. Уж приходилось соображать, куда деваться? Дачники, конечно, не выход. Ну – день там можно погужеваться, ну – два, ну – неделю. А потом кто-нибудь стуканет участковому – мол, объявился у нас какой-то молодой бомжик, как бы чего не украл. От участкового, конечно, можно и убежать, но ведь всю жизнь не набегаешься. Да и так… это сейчас в лесу или в стогу ночевать можно – тепло, жарко даже – а ну как дожди пойдут? Делать нечего – придется уезжать, коли место занято. Да, но опять-таки нужны деньги, приличные деньги. А где их взять? Да на пилораме, вот где! Не на той, что у самой Касимовки, на дальней. Туда и без документов возьмут, подрамным, и платят неплохо. Опять-таки, можно еще и на ночь сторожем подрядиться – вот и жилье на первое время. Однако, без документов, конечно, нельзя. Никак нельзя. Паспорт хотя бы… Паспорт… А что, если…
Лешка даже остановился, покраснел от внезапно пришедшей в голову мысли – слишком уж она была этакой, нехорошей, что ли… Паспорт он решил выкрасть. Выкрасть у себя самого – ну, вот у этого, местного. А что? Лешка ведь вовсе не собирается как-то вредить или портить жизнь своему… гм… себе, что ли… Заработает денег, уедет куда-нибудь подальше – и все. А этот пусть хоть немножко поможет, с паспортом. Потом уж восстановит, невелико и дело… А вот ему, Лешке ромейскому, университет, куда только что – только что? – поступил, похоже, не светит – нет его ни в каких списках, вернее, есть, но не он… не он? Тьфу-ты! От подобных мыслей свихнуться можно!
Итак, сперва – дачники. Поработать да перекусить малость…
Обойдя Касимовку лесом, юноша пересек по расшатанному пешеходному мостику неширокий ручей и вышел на окраину – к дачным домикам, окруженным одинаковыми заборами из ячеистой проволочной сетки – рабицы. За заборами виднелись смородиновые кусты, грядки с зеленью, парники с помидорами, разноцветные цветочные клумбы, отличавшие именно дачников, местные почему-то цветов не садили, да и вообще, изо всех огородных культур предпочитали те, что попроще – картошка, огурцы, лук, редиска – вот, в общем-то, и весь репертуар – дешево и сердито – а уж все остальное – дачники.
Вот к одному из таких домиков Лешка и направился, углядев склонившуюся над грядками моложавую женщину в широкополой соломенной шляпе. Ирина Петровна. Какой-то там доктор исторических наук… Или кандидат – Лешка в ученых степенях не силен был.
– Здравствуйте! – останавливаясь у распахнутой калитки, выкрикнул юноша. – Дровишек поколоть не надобно ли? Или там, воды натаскать? Не бойтесь, дорого не возьму – сговоримся.
Дачница оторвалась от грядки, улыбнулась:
– Вечер добрый. Вынуждена вас разочаровать, молодой человек, – дров мне не надо, а воды… у меня насос есть.
– Жаль, – пожал плечами Лешка. – Что ж, поищу кого другого.
Юноша повернулся уже – уйти, как вдруг дачница окликнув его, подошла ближе:
– Вот если только забор подправить… Видите, во-он там, кажется, столбик прогнил.
– Да не "кажется", а точно прогнил, – присмотрелся Лешка. – Ничего, в миг подправим. Ножовка с лопатой у вас найдутся?
Нашлось и то и другое. Пройдя огородом к лесу, юноша выпилил столбик – небольшой, но крепкий – отцепил от старого сетку, выкопал, вкопал новый и весело застучал молотком.
– Как вы быстро справились! – похвалила дачница. – Меня Ирина Петровна зовут, а вас?
– Ле… э… Сергей.
– Проходите в дом, Сергей, попьем чаю.
Изнутри дачный домик оказалось чистенький и уютный, по стенам были развешаны портреты, на полках стояли книги, в большинстве своем – старые и, скорее всего, не очень-то нужные, как раз из таких, что можно отвезти на дачу.
Хозяйка кивнула на старое кресло:
– Вы посидите пока, я поставлю чайник.
– А можно… Можно я книжки посмотрю?
– Смотрите, конечно.
Разные были книги, некоторых Лешка отродясь не видел – Теккерей какой-то, Джойс, – но попадались и знакомые еще по детскому дому – Жюль Верн, Дюма, Диккенс… А на самой нижней полке стопками громоздились школьные учебники, оставшиеся, верно, от внуков. Математика, химия, история…
Юноша нагнулся, вытащил черный томик "Истории средних веков" для 6-го класса. Усевшись обратно в кресло, любопытствуя, просмотрел оглавление: "Византийская империя в 6 – 9-м веках"… Ну, это, пожалуй, рано… "Первый крестовый поход"… Тоже не то… Ага! Вот! "Завоевание турками-османами Балканского полуострова"… Кажется, это подойдет… Ну-ка…
Лешка торопливо отыскал в учебнике нужный параграф, вчитался…
"…Византийская империя утратила свое былое могущество"… Византийская империя? Ах, ну да, наверное, так в учебнике именуют Империю ромеев, ведь Константинополь когда-то назывался Византием… "Угроза Византии нарастает". Это уж точно! Турки! Что там дальше… ну-ка, ну-ка… "На 53-й день осады турки овладели Константинополем"… Вот как, овладели все-таки… Что ж, можно было предвидеть. "Так, в 1453 году прекратила существование Византийская империя. Султан отдал город на три дня на разграбление своим войскам. Большая часть защитников была истреблена…" Истреблена!!! "Около 60 тысяч жителей продано в рабство"… В рабство!!! Это что же, значит… А он-то, Лешка был в Константинополе в году… ммм… в году… в 1440-м году, вот когда. Значит, через тринадцать лет… через тринадцать лет необузданная ярость завоевателей турок обрушится на его друзей – на Владоса, на Георгия, на Ксанфию, наконец! Ксанфия, Ксанфия… Златовласая фея ночных грез… К тому времени она, вероятно, уже выйдет замуж, народит детей… Интересно, будет ли помнить его, Лешку? Лексу, как она называла… Навряд ли, хотя, кто знает? Ну, а уж Владос с Георгием – точно будут вспоминать. Владос станет богатым и уважаемым коммерсантом, а Георгий – поди, настоятелем, если не архиепископом! И придут турки! И все рухнет! И великий город будет охвачен пламенем и смертью!
Закрыв глаза, юноша, словно наяву, представил зубчатые стены Константинова града… И рыжеволосого воина в сверкающем шлеме – Владоса. Он лихо машет мечом, отбиваясь от лезущих на стену турок. Вот проткнул одного, вот – другого… А турки все лезут, их все больше и больше, а защитников города мало… вот остался лишь один Владос, и турки, громко крича, навалились на него скопом, и кровавые брызги обагрили закопченные камни стены, и отрубленная голова Владоса, упав со стены вниз, подпрыгивая, покатилась по кочкам, как когда-то – голова десятника Фирса…
А затем турки ворвались в храм… изрубили в клочья молящуюся толпу – стариков, женщин, детей… и подняли но копья рванувшегося на защиту паствы священника в золоченой ризе – Георгия…
А потом… потом настала очередь Ксанфии. Грязные, алчно вращающие глазами, турки, выломав двери, врываются в дом, увидев златовласую красавицу, гнусно хохоча, срывают с нее одежду, и…
Нет! Господи ты, Боже! Нет!
– Что с вами, Сергей? – Хозяйка принесла с кухни чайник. – У вас сейчас было такое лицо!
– А? – Лешка вздрогнул. – Нет, нет, ничего… Просто вспомнилось вот…
Он поспешно поставил учебник на полку.
Попив чаю, поболтали о том, о сем. Ирина Петровна поинтересовалась, не родственник ли, случайно, "Сергей", некоему молодому человеку из практикантов – Алексею Смирнову – уж больно похож. Лешка, подумав, сказал, что да – родственник, двоюродный братец. Спросил об участковом – часто ли, мол, заходит – и, услыхав в ответ, что нечасто, с деланным безразличием кивнул головой. Поинтересовался и соседкой – проживавшей неподалеку бабкой Федотихой, той самой, что скупала у окрестного населения ягоды с грибами, да из-под полы торговала паленым спиртом.
– Надоели уж ее клиенты, честно говоря. – Дачница махнула рукой. – Бывает, целую ночь напролет шумят, шастают. Участковому жаловались – бесполезно, говорит, законодательство у нас несовершенное.
– Да уж, это точно, – солидно кивнул Лешка. – Несовершенное.
Съев еще один бутерброд с копченой колбасой и сыром, он посмотрел в окно и решительно вышел из-за стола:
– Ну, пойду. Поздновато уже.
И в самом деле, на улице уже начинал фиолетиться вечер. Теплый, тихий, летний, с обволакивающе прозрачным воздухом, напоенным запахом луговых трав, с надоедливым зудением комаров, звоном колокольчиков и утробным мычанием возвращающихся с пастбища коров. Коров, правда, в деревне держал мало кто – не те времена – однако, все ж, скотинка имелась.
Выйдя во двор, Лешка остановился у самой калитки, раздумывая – куда бы сейчас пойти? В лесу-то уж больно неохота было ночевать – все-таки не дикарь же! Уж лучше в чьей-нибудь заброшенной избе или баньке… на худой конец – в клубе. Да, в клубе как раз неплохо будет, там скамейки широкие, мягкие, коричневым дермантином обитые. Красота!
– Молодой человек!
Лешка вздрогнул и оглянулся.
– Вот вам за работу. Спасибо.
– Ну, что вы. – Лешка смутился, но деньги взял – сто пятьдесят рублей, для местных гопников – деньги немалые, это ж сколько ж спирту можно купить?! – Вам спасибо… Если чего надо – обращайтесь. Я на пилораме работаю… на дальней…
Во, сказал! Юноша сам же над собою и посмеялся, едва отошел подальше. Взяли б еще на пилораму-то; а то, может, им и не нужны вовсе работники… Нет, как не нужны, нужны, не может такого быть, чтоб не нужны, им там всегда люди требуются – текучка лютая. Школьники подзаработать наймутся, студенты, выпивохи местные – все народ несолидный.
Оп-па!
Какой-то черт вывернул на машине из-за дальней избы, мазнул по глазам фарами. Притормозил… Зачем-то врубил дальний свет.
Лешка поспешно прикрыл лицо рукою и, срезая путь, свернул на тропинку через кусты – не любил, когда его вот так разглядывали… словно покупатели на рынке с "живым товаром".
Выйдя на тропинку, оглянулся – машина как раз тронулась с места и въезжала под тусклый одинокий фонарь. Красная "Таврия" – авто бабки Федотихи. И чего бабка разглядеть пыталась? Наверное, думала – клиент, за спиртягой.
Быстро темнело, и идти приходилось осторожно – с узких мосточков вполне можно было сверзиться в ручей. Не смертельно, конечно, но и приятного мало – иди потом мокрый…
Черт! Услыхав впереди музыку, Лешка сплюнул и замедлил шаг. А ведь, похоже, зря он сейчас в клуб поперся. Сегодня ж суббота – танцы! И как он раньше-то не догадался… Что ж, придется пробираться в лес, а лучше – в поле, не на сельповской же лавочке же ночевать. Интересно, кто там сейчас, в клубе, из знакомых ребят? Рашид, Мишка Лигуров – соседи по общежитию – уж, самом собой – и Лешка. Тот, другой, Лешка. Тьфу ты… Лучше и не думать об этом… Только вот как – не думать?!