Юноша мысленно похвалил себя за предусмотрительность – не заметил бы вовремя поставленные крючки, еще не известно, чем бы закончилась столь неожиданная встреча. Ну, положим, с этими двоими он бы справился… А если б они позвали на помощь? Как бы тогда все обернулось – Бог весть.
Проверив крючки, парни неспешно зашагали обратно… К Черному болоту, надо думать…
Лешка быстро слез с дерева и – как мог осторожно – направился следом за разбойной парочкой. Тати о чем-то оживленно болтали, видать, им и в головы не могла прийти мысль о том, что кто-то тайно пробирается позади.
Чу! Юноша неудачно наступил на сухой сучок, и треск прозвучал неожиданно громко и сухо – как выстрел! Лешка замер, сливаясь со стволом дерева. Идущие впереди тати остановились.
– Слышь, Махряй, – подозрительно оглянулся бородатый. – Вроде как хрустнуло что-то! Слыхал?
– Слыхал, – отмахнулся Махряй. – Кабан, наверное… Жаль, луки не взяли, сейчас подстрелили бы секача… Эх, давненько не ел кабанятинки!
– Да. – Бородатый согласно кивнул. – Кабанятинки бы неплохо было. Надоело уже мелкорыбицей пробавляться. Оно, конечно, вкусна рыба, да ведь – одно костье. Да и надоела уже.
– Ниче! Атаман сказал – скоро на золоте кушать будем! Серебряными ложками шти хлебать.
Ну, точно разбойники – теперь уж Лешка не сомневался. Вот ведь свел Бог! Хорошо, вовремя состорожничал…
Разбойники, вовсе не таясь – да и от кого им тут было таиться? – шли в глубину леса. За ними пробирался и Лешка. Лес постепенно густел, становился почти непроходимым. Вот пошли буреломы, урочища, а осины и светлые высокие сосны сменились мрачными темно-зелеными елями. Смурное дерево ель, темное, нехорошее…
Лешка посмотрел в небо – кажется, до вечера было еще далеко. Ох, не заплутать бы! Где сейчас ручей? Там, за тем урочищем? Или – вон за тем поваленным стволом? Или – за той кривобокой сосною? А где тати-то?! Неужто…
Тяжело дыша, юноша остановился, прислушался… Впереди слышались отдаленные голоса. Юноша перевел дух – слава те, Господи, послал болтунов!
Прибавив шагу, пошел на голоса… и вовремя остановился, услыхав конское ржание. Неплохо устроились, господа разбойники! Лошади у них тут, чуть ли не джипы…
Однако, раз лошади, значит, где-то рядом есть и дорога. Ну – или широкая тропа. Достаточно широкая, чтоб без особых помех проехать всаднику. Иначе зачем держать лошадей? Что б кормить зря? Нет, на лошадях ездить надо.
Замедлив шаг, юноша снова осмотрелся. Впереди, над старой, поросшей небольшими елочками, вырубкой маревом дрожал воздух. Жгли костры! Вот, значит, где их лагерь. Что ж, одному туда соваться не следует – враз прищучат! Это только в американских фильмах герой, шутя, расправляется с "плохишами" одной левой. На самом-то деле – попробуй-ка! Головенку оторвут враз, будь ты хоть сам Шварценеггер с Чаком Норрисом вместе взятые.
Лешка затаился, постоял немного, прислушиваясь к доносившимся с вырубки звукам – лошадиному фырканью, голосам, какому-то звяканью… Потянуло дымом и запахом пищи. Каким-то вкусным варевом… куриным… или – из рябчика… Да, поесть бы сейчас неплохо. Интересно, сколько сейчас времени? Наверное, часа три… может, даже, полпятого. Скоро стемнеет, пора бы и выбираться. Где ручей? Черт… Где же ручей-то?
А Бог его знает, где ручей! На юге, кажется… А где тут юг? А на какой стороне деревьев моху больше – там и юг. Или север. Впрочем, кто сказал, что ручей на юге? Просто так показалось…
Во, попал!
Черт побери! Заблудился! Как есть – заблудился, следопыт долбаный!
Так, только не паниковать, действовать хладнокровно и решительно. И, главное, – быстро. Скоро стемнеет, тогда уж точно не выберешься.
Юноша неожиданно для себя усмехнулся.
Ну – и стемнеет! И что? Просто-напросто заночует здесь же, в лесу, под какой-нибудь елкой – делов-то. Чай, не зима, не замерзнет. Главное, осторожненько только… Еще раз внимательно осмотреться… Значит, так. Там – вырубка и разбойники. Там – лес, там – бурелом, там… А там что? Явно какой-то просвет! Ну, точно – просвет.
Обойдя вырубку далеко стороною, Лешка направился на свет. Под ногами похрустывали старые коричневые иголки и ветки. Когда юноша прошел метров сто или около того, лес стал редеть, появились обширные, заросшие кустами смородины и малины, поляны, почва под ногами стала рыхлой, песчаной… а затем и зачавкала.
Болото!
Лешка чуть было не расхохотался.
Черное болото!
Ну, куда хотел – туда и пришел. Вот она, болотина, вон кочки, а вон – пень. Тот самый, про который говорила бабка Федотиха. Интересно, не врала? Ладно, будет возможность – проэкспериментируем…
Выйдя к болоту, юноша внимательно осмотрелся, отмечая для себя знакомые – вернее, слегка знакомые – ориентиры. Пень, лощинку и ельник, в котором рыдал купеческий сын Ваня… Дорогу… Да, вот по ней-то они тогда и шли! Не далее, как вчера, кстати. А кажется – будто уже столько времени прошло! Интересно, как это они вчера ухитрились не нарваться на разбойников? Повезло. Что и говорить – повезло.
Может, и сейчас повезет? Если со всей осторожностью пробираться…
Лешка вышел к селу вечером. Оранжевое солнце пряталось за чернеющим лесом, и длинные тени деревьев, казалось, хватали за ноги идущих по большаку путников – возвращающихся с уловом рыбаков, крестьян, бредущих с полей, закончивших на сегодня работу плотников.
Увидав юношу, староста Епифан ничуть не показал виду, что взволнован – видать, не совсем доверял даже своим. Постоял на середине двора, заложив за спину руки, лениво покритиковал работников, а когда те ушли в избу, кивнул Лешке – пошли, мол…
– Вот сегодня ночью и возьмем татей! – внимательно выслушав рассказ, азартно заявил староста. – Пока косцы здесь, да плотники… В соседней деревне воинский десяток на постое – их тоже покличем, посейчас же пошлю вестника. Ух, и зададим лиходеям жару! Век будут помнить… ежели уцелеют – народишко-то на них зол шибко.
– Хватит ли сил? – засомневался юноша. – Разбойники – народ ушлый. Не думаю, чтоб мы к ним вот так, запросто, подобрались.
– Дороги перекроем. – Епифан кивнул. – И ту тропинку, что вдоль ручья. А через Черное болото они не сунутся – себе дороже.
Староста с силой сжал кулаки – видно было, что лесные тати достали его крепко. Впрочем, не его одного…
Спать на усадьбе Епифана Кузьмина сегодня не ложились. Работные люди старосты вооружались крепкими рогатинами, а кое-кто готовил и луки с калеными стрелами. Пришедшие ближе к ночи во двор плотники с шумом точили топоры.
Лешка потянулся на лавке – после ужина решил хоть немного выспаться.
– А ты что же не готовишься? – войдя в сени, поинтересовался Иван. – Спать, что ль, собрался?
Юноша улыбнулся:
– А хотя бы и спать! Устал вот чего-то… Ну, да пойдут – разбудят, я Епифана предупредил. Ты-то с нами?
– Конечно! – Отрок обиженно сверкнул глазами. – Глядишь, и тятеньку ослобоним… Ох, боязно… Как бы его в суматохе живота не лишили. Ну, да все в руках Господа!
Мальчик истово перекрестился и, лукаво взглянув на собеседника, вдруг понизил голос:
– Не знаешь, когда выступаем?
– Думаю, уж всяко после полуночи, даже и к утру ближе. Пока все соберутся, пока воины с соседней деревни придут… Дело небыстрое.
Отрок тряхнул головой:
– Ну, значит, успею.
– Куда это ты успеешь? – удивился Лешка.
– Да с девой тут с одной познакомился. – Иван смущенно опустил очи долу. – Из соседней деревни. Договорились вечерком на старом гумне встретиться… Очень уж я ей понравился… да и она мне.
– Во, дает! – Лешка захохотал. – Уже девок клеит! Нашел время…
– Да успею, наверное…
– Ну, наверное, успеешь, – подумав, кивнул юноша.
– А не успею, так догоню!
– Догонит он… Смотри, не заплутай… дамский угодник. Девка-то хоть красивая?
– Как солнце!
Отрок убежал, простучав сапожками по крыльцу, и Лешка, наконец, вытянулся на лавке. Спать ему, честно говоря, не особо хотелось, но немного отдохнуть нужно было – чай, отмахал сегодня уже верст пятнадцать.
И все же – уснул, не выдержал. Во сне видал почтальоншу Ленку. Та почему-то ехала на красной "Таврии" бабки Федотихи вслед за медленно идущим по краю соснового бора Лешкой и кто-то кричала. Что – Лешка не расслышал, а потому остановился, повернулся…
…и едва не упал с лавки!
Ну, привидится же…
Протопав по крыльцу, в сени заглянул Епифан с саблей на поясе и коротким копьем в руках.
– Проснулся уже? Ну, подымайся – выходим.
Лешка, кивнув, уселся на лавке, натянул сапоги и, выйдя во двор, подошел к колодцу. Прогоняя остатки сна, умылся холодной колодезной водичкой. Пригладив волосы, поправил на поясе саблю в подвязанных найденной проволочинкой ножнах. Посмотрел по сторонам, поискал в свете горящих во дворе факелов купеческого сына. Нет, что-то не видно. Заигрался, видать, с девкой. Может, оно то и к лучшему – ни к чему парню соваться в пекло, в схватке от него толку не много.
Выступили двумя группами – часть сразу же свернула к ручью, а вторая, большая часть, направилась к лесу. Шли пешком – хоть ночь и выдалась звездной, да все ж темновато было, лишь узенький золотистый серп месяца, повиснув над маковкой сельской церкви, кое-как освещал дорогу.
Шли, почти не переговариваясь, тихо и споро – все прекрасно знали дорогу.
– Тепленькими возьмем, – радуясь, на ходу потирал руки староста Епифан. – Ужо, покажем, где раки зимуют!
Лешка ничего не сказал в ответ, лишь усмехнулся. Не верилось ему почему-то, что все пройдет столь гладко. Разбойники – не слепые котята, уж всяко, ночные дозоры выставили. Встретят… Или – уйдут, если их и вправду мало…
Лучше б, наверное, ушли… Хотя – нет, не лучше…
– Сворачиваем! – несильно ткнул в бок Епифан. – Тут поосторожней – ямы да буреломы.
Староста оказался прав – чем дальше в лес углублялось импровизированное воинство, тем чаще поперек резко сузившейся дороги попадались поваленные стволы. Интересно… А днем их вроде не было… Или были?
Резко повеяло сыростью, и лес, кажется, стал реже. Светало, и край неба на востоке уже алел близким восходом. А впереди…
– Здесь! – Лешка резко дернул старосту за руку. – Во-он за тем ельником…
– Ага, на вырубке, значит. – Епифан кивнул и дал знак своим, чтоб готовились.
Шепотом – из уст в уста – пронеслась, прошелестела команда. Бойцы крепче сжали рогатины.
И наступила такая звенящая тишина, какая бывает всегда – на миг – перед жарким боем. Когда нервы напряжены до предела, когда кажется – только чихни – и сразу же все начнется…
Над самым ухом надоедливо зудел комар. Впереди, в ельнике, фыркнула лошадь. Ага, значит, все правильно! Значит, здесь они! Что же, интересно, часовых-то не…
Лешка резко выхватил саблю и повернулся, услыхав за спиной тихий треск обломившегося под чьей-то легкой ногою сучка…
– Смотри, не махни только, – усмехнулись из полутьмы. – Не ровен час – и башку срубишь.
– Фу ты, черт, Ванька! – опуская саблю, прошептал юноша. – Нагнал-таки!
– Нагнал. – Отрок тяжело дышал. – Ну и быстро же вы шли – еле угнался. Чего ждем-то?
Юноша кивнул на вырубку:
– Приказа… Сейчас, наши с боков обойдут… Ага!
Слева и справа от заросшей молоденьким ельником вырубки одновременно прокуковали кукушки. Условный знак.
– Ну, братие… – негромко сказал староста. – Пора! Вперед, парни!
Они вынырнули из предутреннего тумана, как призраки – бесшумно и неудержимо. Обогнув устроенный – наверняка, специально – завал, ворвались в ельник… Ага, вот они, лошади и повозки! И кострище, и брошенные в траву котелки…
– Слева! – вдруг закричал кто-то. – Вон они, тати! Из луков бы, Епифане…
– Сам вижу…
Староста тут же отдал приказ. Лучники наложили на тетивы стрелы…
А враги уже приближались, уже становились все четче размытые туманом тени.
Сжав рукоять сабли, Лешка почувствовал знакомый зуд, зуд предвкушенья схватки, радостно-щемящий зуд воина… Последний раз он испытал его тогда, в сквере, у деревенского клуба…
– Приготовились! – староста махнул рукой. – Лучники…
Вражины вдруг ни с того ни с сего остановились… От них отделилась чья-то бородатая фигура, подошла ближе…
– Не стрелять, – обернулся староста. – Может, надумали сдаться…
Бородач подошел, наконец, ближе. Остановился:
– Епифане. Ты, что ли?
Староста удивленно поднял глаза:
– Семен?
– А мы вас за лиходеев приняли! – нервно хохотнул артельщик.
Епифан расслабленно выдохнул:
– А мы – вас!
– Чуть ведь друг с дружкою не схватились, Господи…
– Однако ж, а где же тати?
– А пойдем, поглядим.
Два воза… Пара стреноженных лошадей… И хныкающий мальчонка лет семи под телегой. И никаких татей!
– Дите, ты чего плачешь-то?
– Уе-е-еха-ахали все-е-е… Меня с собой не взяли-и-и-и…
– Уехали? Когда?
– Ночью еще… у-у-у… – Малыш растер по щекам слезы. – Обещали с собой взять, а сами бросили-и-и… А вдруг бы волки-и-и-и…
– Не реви, паря! Ты чей?
– Из Кулевки… Матрены-оброчницы сын. Три дня уж тут, в полоне…
– Ого, знатный полоняник! Поди, большой выкуп за тебя ждали! – Ополченцы весело загоготали.
Солнышко уже встало, сверкало, ярко так, весело, и оттого в душах людей вдруг стало теплее, радостнее. От солнышка, от чистого прозрачно-голубого неба, от внезапно нахлынувшего вдруг осознания того, что все кончилось – так, в общем-то и не начавшись – что-то, что могло бы случиться, не случилось, что все живы, что…
– Гляньте-ка сюда, братцы!
Сдернув рогожку с первого попавшегося воза, словно ужаленный змеей, вскричал вдруг какой-то артельщик. Остальные вмиг подбежали ближе… И ахнули!
Было – отчего!
Вся телега была заполнена награбленным добром – неразмотанными штуками добротного немецкого сукна, аксамитовыми шапками, зипунами, кафтанами, какими-то узорчатыми золотыми тарелками, поверх всего лежала крытая желтой блестящей парчой соболья шуба, а на ней – с распахнутой крышкой ларец, доверху наполненный густо-молочным жемчугом и разноцветными драгоценными камнями – смарагдами, рубинами, лалами…
Упавший на драгоценности солнечный луч отразился в глазах ополченцев волшебным сиянием невзначай свалившегося на голову богатства. Лешка усмехнулся – уж, конечно, ни о каком преследовании врагов сейчас не могло идти и речи! А они не дураки, эти лесные тати…
– Мужик какой-то вечером прискакал, страшной, – вдруг произнес мальчик. – Вот тати-то и засобирались… Меж собой говорили – в Елец собралися… Неча, грят, тут больше шататься – больно опасно стало.
– Вот, значит, как… в Елец… – не отрывая взгляда от разбойничьего добра, тихо повторил Епифан.
– Мужика одного среди полоняников не было? – покусав губы, негромко спросил мальца Иван. – Ерофеем звали… Светленький такой, вроде меня…
– Ерофей? – Мальчишка неожиданно улыбнулся. – Вроде бы, был такой… С собой его увели, а меня вот бросили, забыли…
– Твое счастье, что забыли…
– Значит, жив тятенька…
Разбойничью добычу поделили по-честному – меж всеми участниками ночного похода. Кому достались драгоценности, кому – сукно, а кому – и конь с телегой – тоже богатство немалое. Богатую соболью шубу, подумав, решили презентовать местному боярину или князю – Лешка не очень-то интересовался – кому. Юноше досталась нарядная, в драгоценных ножнах, сабля – тяжелая, боевая! – и изрядное количество жемчуга. Сабле Лешка обрадовался со всем пылом молодого, но уже бывалого воина, а вот жемчуг… жемчуг он знал – куда деть. Вернее – кому…
Оглянулся на видневшееся за елками болото… Нет, не при всех же… На обратном пути чуть подотстать… Да, еще бы отделаться и от Ваньки…
Отделался…
Как пошли назад, поотстал, потом схватился за живот:
– Ты иди, Ваня… Я догоню…
– Давай… – Отрок участливо покачал головой. – Ишь, как тебя пробрало-то!
Дождавшись, когда груженный добычей отряд скроется за деревьями, Лешка рысью метнулся к болоту. Не снимая сапог, юноша бросился в трясину… Едва не засосало, но ничего, Бог миловал, выбрался… Вот и пень… Черт! Точно такой же, как… как и там! Уж не спутаешь… И как такое может быть? Кажется, что ли…
Вытащив из-за пазухи жемчужное ожерелье, юноша спрятал его в углубление в боку пня и тщательно прикрыл мхом. Ну, все… Теперь надобно ждать грозы… А между прочим, через три – нет, уже через два – дня уезжать. Черт… Как и проверить-то? Разве что, потом, через месяцок-другой, сюда же вернуться. А и вернуться! Подрядиться отвезти выкуп за Ванькиного батюшку! Ну, не одному, с кем-нибудь… Елец-то как раз по пути будет. А за месяц – уж всяко – хоть одна гроза да будет, эвон, как парит!
Лешка нагнал своих уже на выходе из леса. Просто шел эдак, не спеша, приглядывался. Многое замечал, чего раньше не видел. Вот, к примеру, поваленные на дорогу деревья – между прочим, спиленные. Значит, не ветром повалило… И, скорее всего, не далее, как нынешней ночью…
– Ну как? – усмехнулся Ваня. – Полегчало?
– Твоими молитвами. – Лешка вздохнул и тут же улыбнулся. Вытащил из ножен новую саблю, с силой махнул в воздухе…
– Ухх! Хороша штучка!
– А тятенька всегда меч предпочитал.
– Меч, конечно, тоже ничего, – согласился юноша. – Одно плохо – тяжеловат больно, с особыми вывертами не помахаешь. Иное дело – сабля!
Лешка еще раз взмахнул клинком: вжик!
Даже староста Епифан оглянулся:
– Ты что это, Алексий, саблюкой машешь?
– Комаров бью! – на полном серьезе отозвался юноша. – Двоих уже зарубил. Прямо – напополам.
Ополченцы захохотали.
Хорошо им всем сейчас было, счастливо. А ведь, когда давеча в бой собирались, многие смурными ходили, молилися… Вот уж, не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Что и говорить – нашли-то многонько, на всех хватило.
Впрочем, нет, пока – не на всех. Есть еще одна зловредная бабка на красной "Таврии"…
– Ну, парит как! – Епифан тяжело утер со лба пот. – Как бы грозы к вечеру не нагнало.
Сказал – и как сглазил. После полудня уже в небе стали собираться тучи. Сначала небольшие такие, палевые… А потом – глядь-поглядь – и засверкала серебристо-синею чешуей огроменная угрожающе-мрачная туча.
Сразу сделалось темно, тихо, тревожно…
И сверкнула молния…
И ударил гром…
И застучали по крытой осиновой дранкой крыше тяжелые капли…
– Это хорошо, что хоть с дождиком… – крестился в горнице Епифан. – Все не так страшно. Ты, Алексей, квасок-то пей, пей… Вкусен, квасок-то.
– Твой квасок прямо как джин-тоник какой-то! – одобрительно заметил Лешка. – Убойной силы пойло. Вань, тебе как?
– Уф, хорошо! – Купеческий сын только что вылакал полную кружку. – И еще бы не отказался.
Староста засмеялся:
– Так пей! Наливайте уж сами, все слуги на лугу – сено мечут… Вернее, отметали уже. Дай Бог, до дождя управились…
Напившись квасу, гости пошли на сеновал – отдохнуть… "а то в горнице душно!".
Бегом через двор – дождь! – забрались, улеглись на свежее сено. Хорошо!
Снова сверкнула синяя молния…
– Как бы в сеновал не попала! – перекрестясь, забеспокоился отрок.