* * *
Арнем городишкой был приятным, зеленым. Недаром здесь селились престарелые плантаторы, вернувшиеся на родину с Карибских островов. Конечно, мало кто из них остался дома, когда гитлеровцы вломились в пределы Нидерландов, но и без них Арнем выглядел очень даже ничего.
– Ваня! Что там?
– Передают, что немецких частей в городе нет, одни местные добровольцы, вроде наших бандеровцев!
1-я голландская моторизованная дивизия СС "Недерланд", 2-я голландская гренадерская дивизия "Ландсторм Недерланд" и танковый полк "Вестланд" были полностью укомплектованы местными холуями и просто голландскими нацистами, чей фюрер – "лейдер нидерландского народа" Антон Мюссерт – так и не стал правителем своей порабощенной родины. Немцы назначили рейхскомиссаром немца – Зейсса-Инкварта, но Мюссерт не растерял раболепия и все равно поклялся Гитлеру в верности.
– Танки на окраине! Двадцать вправо!
– Вижу. Бронебойным!
– Есть! Готово!
– Огонь!
Выползавшая из-за угла "тройка" успела показаться наполовину, начав разворачивать башню, но не поспела – снаряд снес ее. Обезглавленный танк проехал еще несколько метров по инерции и заглох.
Танкисты второй "тройки" были посноровистей и успели выстрелить. И даже попали – башню "Т-43" будто кто кувалдой огрел.
– Федотов!
– Щас! Мы уже… Выстрел!
"Т-III" была не той машиной, которая способна сражаться с "сороктройками" на равных. Уделали.
За дымом и гарью Репнин разглядел баррикаду, сложенную из опрокинутых легковушек, мешков с песком, телеграфных столбов и даже пустых бочек.
– Осколочным!
– Есть осколочным! Готово!
– Федотов, разнеси это барахло!
– Понял!
Попадание снаряда развалило баррикаду, образовав узкий проход. Танк всей своей массой расширил его, вырываясь на перекресток. Слева стояло орудие, возле него метались артиллеристы.
– Иваныч!
– Вижу, командир.
Мехвод резко развернулся. Пушка выстрелила, подпрыгнув, но снаряд просвистел мимо, попадая в угловой дом, а танк тут же наехал на орудие, ломая и куроча его.
Пехотинцы пробегали по тротуарам, высматривая фаустников, и деловито постреливая, а по осевой катил бронетранспортер, где работал пулеметчик, пуская очереди по окнам, вызывавшим его подозрение.
И все ж таки одного гранатометчика мотострелки упустили – круглая блямба фаустпатрона показалась из подвального окошка.
Выстрел!
Граната прилетела, ударив по корпусу около башни, и тут же сработал контейнер ДЗ. Отбили.
Пара пехотинцев мигом вернулась и швырнула в подвал пару "лимонок". Все происходило очень быстро, так что ответка фаустпатронщику прилетела по адресу, сбежать тот просто не успевал. А ты не стреляй!
– Федотов, глянь на во-он тот дом, с колоннами. Витрину видишь заколоченную?
– Где? А-а… Точно, выглядывает что-то.
– Осколочным.
– Есть осколочным! Готово.
– Огонь!
Снаряд легко пробил листы фанеры, которой была заделана витрина магазина, и рванул изнутри, вынося и стекло, и фанеру, и тело пулеметчика вместе с "ручником".
В это время боец на "Б-4" резко задрал ДШК и застрочил по чердаку двухэтажного, но невысокого дома с мезонином. Доски, шифер, стекла полетели во все стороны. Если там и было пулеметное гнездо, то "птенчик" его покинул.
Выкатившись на набережную, танки 2-го батальона открыли огонь по барже, с которой задирали дула 88-миллиметровые зенитки. Пара снарядов взорвалась в реке, вздымая фонтаны мутной воды, а еще три или четыре попали куда надо, проламывая палубу.
Один из осколочных вошел в борт пыхтевшему буксиру, и тот сразу, на счет "три", пошел ко дну. Трос, тянувшийся за ним, стал для баржи якорной цепью – огромная плоскодонка плавно развернулась по течению, уже заметно кренясь и погружаясь носом. Видать, судьба ей лечь в ил рядом с буксиром.
А у противоположного берега из воды выглядывал хвост "Скайтрейна" – возможно, жертвы той самой "зенитной баржи".
– Борзых! Работаешь радистом.
– Есть, тащ командир!
– Батальону Лехмана продолжать движение. Полянскому выдвигаться в центр!
– Понял!
Арнем кончился неожиданно – вот шла улица и сразу парк. А за ним – пески. А за песками – лес, причем хвойный. Красота.
На фоне всей этой красоты и лепоты двигалась колонна грузовиков. Разномастные, они тащили на прицепе пару пушек, а кузова были набиты каким-то барахлом.
– Ваня, вызови Заскалько!
– На связи!
– Пашка! Ты уже за городом или где?
– За городом, тащ командир!
– Колонну видишь?
– Колонну? А, вижу! Показалась!
– Долбани по передней машине!
– Есть долбануть!
Даже осколочно-фугасный снаряд в 130 миллиметров – это аргумент убийственный. Грузовик, катившийся в голове колонны, взлетел в воздух и перевернулся, пылая и разваливаясь. Следующая за ним машина затормозила не вовремя, и горящий остов рухнул прямо на нее.
– Осколочным!
– Есть осколочным! Готово!
– Огонь!
"Т-43" ехал и стрелял, укладывая снаряды в колонну, как яйца в корзинку. Тут и взвод Данилина отметился, так что была колонна – и не стало, лишь череда пожаров выстроилась вдоль дороги.
– Вперед! На Утрехт!
* * *
Весь день танки шли на запад, не встречая ровно никакого сопротивления. Лишь однажды 64-я танковая бригада наткнулась на батарею противотанковых орудий и спешно оборудованные блиндажи. Но боя не получилось – вызванные бомбардировщики "Ту-2" раскатали защитников "Крепости Голландия" под ноль.
А в Утрехте танкистов встретили торжественным маршем – 167-я фольксгренадерская дивизия, сократившаяся по численности до полка, вышла навстречу строем.
Генерал-лейтенант Ганс Хютнер, командующий дивизией, отдал честь Репнину и объявил, что 167-я сдается в полном составе.
Пример Хютнера стал настоящим поветрием – вскоре вся 7-я армия, за исключением особо упертых, пошла в плен, четко печатая шаг. Башкирев, назначенный комендантом Утрехта, не знал, куда этих пленных девать. А кормить чем?
Черняховский велел гнать всех их на родину, строем. Германия сильно задолжала Советскому Союзу. Вот, пускай теперь отрабатывают долги!
27 октября 1-й Украинский фронт вышел на линию Гаага – Амстердам, и Репнин не утерпел, выбрался к морю.
Осенью Северное море было бурливым, цвета пыльного бутылочного стекла. Волны завивались барашками, ветер посвистывал, трепал пучки засохшей травы на сыпучих дюнах.
"Ну вот, – подумал Геша, – вот тебе и Атлантика…"
Вдали проходил серый приземистый корабль, поспешая со стороны Ла-Манша на север. Он виднелся нечетко, но разобрать, что посудина военная, было легко – четыре орудийные башни говорили сами за себя.
Репнин сидел на броне, свесив ноги, и отдыхал, лениво посматривая на волны, с шумом набегавшие на песок и с шуршанием отползавшие.
Неожиданно резкий удар донесся с моря. Геша приподнял голову и увидел, как серый корабль далеко от берега опоясался мгновенными вспышками. И снова ударило.
– Да они там стреляют! – завопил Борзых. Радист, несмотря на погоду, разулся и шлепал по пенистой водичке босиком.
У Репнина во рту пересохло.
– Ложись!
Снаряды прошелестели выше. Перелет! За дюнами загрохотали взрывы, поднимая тонны песка, разнося по кирпичику какие-то старые склады.
– Ванька! Всех на берег! Срочно! Особенно Полянского!
Последние слова Репнин прокричал в спину Борзых – тот как был, так и запрыгнул на броню, нырнул в танк.
А корабль снова заблистал вспышками, опять накатил грохот. Теперь случился недолет – метрах в двухстах от берега вспухли пенные смерчи.
С грохотом и ревом на берег стали выезжать тяжелые "ИС-3", они становились в линейку, и Репнин махнул рукой:
– Бронебойными! Огонь!
Десятки танковых орудий загрохотали, посылая 130-миллиметровые подарки серому кораблю. Пробить корпус таким калибром невозможно в принципе, но наделать бед на палубе – почему бы нет?
А тут и Федотов отличился, тоже послал подарочек.
– Это "Принц Ойген"! – крикнул Борзых, появляясь над люком. – Тяжелый крейсер! Немецкий!
А Геша стоял, сжимая кулаки, и ругал себя за мальчишество. На кой черт он вызвал танки? Смешно же спорить с главным калибром тяжелого крейсера! 203 миллиметра – это такой "чемоданчик", что любой танк вскроет, как банку консервную!
Сейчас как шарахнет…
Однако орудия "Принца Ойгена" молчали. Не сразу, но Репнин догадался о причине – с востока наплывал гул авиадвигателей. Шли бомбардировщики "Ту-2".
Пронесясь над береговой линией, они не выстраивались звеньями – некогда было, а сразу шли в атаку.
Каждый из "туполевых" нес по три бомбы, каждая весом в тонну – эти округлые дуры были хорошо видны с берега.
Первые бомбы упали не слишком хорошо – лишь одна угодила по носовой палубе, а две другие взорвались у борта.
Впрочем, именно они нанесли вред кораблю – тот аж накренился. Взрыв двухтоннок сильно вдавил бронеплиты, разошлись швы, на борт стала поступать вода.
Второй "Ту-2" сбросил бомбы точнее – две взорвались на палубе, сорвав и скрутив стальные трапы, а вот третья почти угодила в носовую часть палубы, но "Принц Ойген" как раз накренился, и бомба скользнула по обшивке в море, где и рванула – грандиозные массы воды поднялись по обе стороны корабля, она обрушилась на палубу, волны крутились вокруг надстроек и стекали в шпигаты.
Тонка сработала, как подводная мина – прорвала шов между стальных плит.
Еще одна бомба упала за надстройкой, уничтожив трубу, следующая пробила носовую палубу в носу, красиво рванула, но броневую палубу, пролегавшую ниже, не повредила.
И снова успех достался тонке, взорвавшейся в воде – бомба, сработавшая за кормой тяжелого крейсера, оторвала ему один из гребных винтов. Скорость "Принца Ойгена" сразу упала.
105-миллиметровые зенитные спарки долбили с борта корабля отчаянно и непрерывно, но с каждой тонкой их становилось меньше.
Тяжелый крейсер оседал на нос, волны уже захлестывали палубу. Скорость корабля снижалась, сопротивлялся он вяло, и второго захода не потребовалось – покружив над "Принцем", бомбардировщики улетели. Капитан подранка выбросил белый флаг.
Репнин был в курсе, что в Северном море "работали" два крейсера Балтфлота, "Киров" и "Максим Горький", но где они находились нынче, не знал. Ничего, разберутся как-нибудь.
– Отбой, ребята, – сказал Геша.
На броню своего "ИСа" спрыгнул Полянский и громко заговорил:
– Всем буду рассказывать, как я с крейсером на танке дрался!
– С тяжелым крейсером, Илюха! – поднял палец Репнин.
Из башни 102-го показался Борзых и оповестил всех:
– Приказано двигаться на Амстердам – и обратно. Чего-то там готовится!
– Чего-чего… – проворчал Бедный, показываясь из переднего люка, – как будто неясно! Берлин брать будем!
Репнин ничего не ответил, лишь головой покачал. Рановато еще на столицу рейха идти. Кёнигсберг взяли, а к Одеру не вышли пока. Да и с их стороны тоже работы – море. Впереди – Бремен, Гамбург, Киль, Ганновер…
– По машинам!
Из воспоминаний капитана Н. Борисова:
"Вошли мы в Германию в районе городка Олау на Одерском плацдарме, но первые сто километров гражданского населения совсем не видели. Все немцы побросали свои дома и ушли на запад. Даже такой эпизодик могу вам рассказать.
Идем через деревни и городки, и везде одна и та же жуткая картина – пустые дома, ни души, словно вымерло всё… И только выпущенные на свободу коровы и свиньи бродят повсюду в поисках корма. А закрытые во дворах, от голода беспрерывно мычат, ржут, хрюкают, это что-то страшное. Я даже посылал кого-то выпустить их.
И вот мы заезжаем в большую деревню, а там у костела собралось целое стадо из таких брошенных свиней. Ну, поначалу нам, конечно, не до них. Пока разбирались в обстановке, деревня обстреливалась немцами. Но как только заняли оборону, обстрел прекратился. И обходя с ротным огневые позиции, натыкаемся на это стадо. Идем в его направлении и еще на подходе замечаем, что разъяренные свиньи что-то таскают и дерутся с визгом и хрюканьем. Когда же приблизились вплотную, то от увиденной картины даже нам стало не по себе…
Видимо поспешно отступая, немцы похоронили своих погибших в братской могиле, слегка присыпав землей. Но голодные и одичавшие свиньи тут же раскопали свежую могилу и стали пожирать эти трупы… Однако чтобы разогнать озверевшее стадо, потребовались определенные усилия. Стрельба из автоматов и ракетниц не помогла. Только после взрывов дымовых гранат и шашек свиньи разбежались по всей деревне…"
Глава 26
Даёшь Берлин!
Берлин.
7 мая 1945 года
Монтгомери два месяца добирался до Парижа. В принципе, британский фельдмаршал не наступал даже, а всего лишь следовал за немцами, отходившими к линии Зигфрида. Попытки перейти в наступление на восточном направлении, дабы выбить "унтерменшей" из фатерлянда, предпринимались, но успеха не имели – части 3-го Украинского фронта неплохо закрепились на Западном валу, добротно устроенном немцами, и дали отпор.
И немцы не нашли ничего лучшего, как сдаться в плен англичанам.
А войска 1-го и 2-го Украинских фронтов продвигались на восток и на север, до Гамбурга и Киля.
Именно в тех местах гитлеровцы собрали последние силы, укрепив рубежи на Эльбе, а когда РККА прорвала все линии глубоко эшелонированной обороны, перешли в наступление.
В бой были брошены все резервы, даже старики и подростки, для которых Германия была превыше всего.
Отбросить советские войска не получилось, но и продвинуться особо Черняховскому и Ватутину не удалось – немцы стояли насмерть.
Иные участки были труднопроходимы для танков не из-за бетонных надолбов или рвов, а из-за массы фаустпатронщиков, жаждавших подстрелить хоть один русский танк.
Катуков не позволял своим людям проявлять чудеса героизма, а просто вызывал ВВС – штурмовики и бомбардировщики старательно расчищали путь танкам. Иногда с той же задачей справлялись артиллеристы, после чего по изрытому снарядами полю, как по волнам, отправлялись танки-тральщики – вдруг какая мина уцелела?
Каждый километр давался большими усилиями и тратами, снабженцы едва поспевали с подвозом боеприпасов и топлива.
Правда, у немцев все обстояло еще хуже – синтетический бензин, годный для немецких танков, кончался, его цедили литрами, а бензин высокооктановый, которым "питались" самолеты, и вовсе был у нуля.
Такое горючее можно было изготовить лишь из нефти, а Германия была полностью отрезана от промыслов в Румынии или Венгрии. На последних резервах вылетали "Юнкерсы", чтоб отбомбиться, и частенько без сопровождения "Мессершмиттов" – на истребители топлива не хватало.
В бой шли "Тигры" – обычные и королевские, "Пантеры" и САУ, показались даже первые турбореактивные самолеты – "Мессершмитт-262". Ресурс их ТРД был очень мал, всего двадцать пять часов, при этом самолет выходил очень капризным – взлетать и садиться ему надо было на исключительно бетонную полосу, не менее полутора километров длиной.
Тем не менее эти самолеты со слегка стреловидными крыльями летали, грозя поршневым "Ла" и "Якам", а самое главное – им требовался не бензин, а тяжелый керосин, а то и вовсе солярка.
Если бы эти самолеты появились годом-двумя раньше, то они бы многое могли изменить на фронте. Но не теперь.
Лишь после нового, 1945 года получилось переломить ситуацию, и наступление продолжилось. В феврале советские летчики опробовали, обкатали в бою первые реактивные "МиГ-9" .
Наш двигатель обладал вчетверо большим ресурсом, самолет получился надежным, и реактивные "мессеры" полетели с небес по тем же траекториям, что и их поршневые собратья.
Много сил отвлекалось на удержание уже занятых территорий, разрозненные группы СС и недобитков из вермахта гуляли по тылам РККА, устраивая нападения и диверсии, поэтому несколько полков НКВД было переброшено для борьбы с немецкой "атаманщиной".
К весне 45-го стало ясно, что сопротивление бесполезно и "Гитлер капут", но в бункерах рейхсканцелярии все еще мечтали о реванше, измышляли бредовые планы не то чтобы спасения, а разгрома советских войск. Мечты, мечты… где ваша сладость?
Мечты ушли, осталась гадость.