Сотнику я предложил глянуть на "отказников" - может, кто и заинтересует. Чистая любезность. Но оказалось эффективно: двух разыскиваемых душегубов и беглого холопа - сотник углядел. Преисполнился ко мне благодарности, на клирика… поморщился и ушёл со двора с добычей.
У верхнего конца стола сидит благостный, но грозный - "слуга царю, отец солдатам" - Аким. Собственноручно черпает кружкой медовуху и подаёт дедкам:
- А вот примите-ка за боярство моё. А пойдёшь ли ты, раб божий, обшитый кожей, ко мне в вотчинку?
Очередной дедок водит носом вслед за кружкой в руках Акима и частит:
- Пойду-пойду, батюшка, пойду-пойду, родименький!
Бедняга рябиновский, которого я в писари определил, разворачивает новую бересту - на столе груда заготовленных договоров-рядов, писарь всю ночь мучился - корябал, вписывает туда имя-прозвище, дедок ставит отпечаток пальца, крест процарапывает и получает из рук, теперь уже своего господина, кружку с хмельным.
Один только и поинтересовался:
- А об чём ряд-то?
- А об твоей службе. Господин даёт корм, кров и одёжу.
- А корм-то хорош?
- Корм - по службе, служба - по надобности, надобность - боярская.
Конечные термины в цепи формулировки соединяются в сознании и закрепляются. "Корм"… - "боярский". Ну, кто ж от этого отказывать будет!
А за столом народ уже веселиться полным ходом.
Через час приехал сам тысяцкий, Бонята Терпилич. Со свитой. Дело-то… уж больно невиданное.
- Что ж это говорят, Аким, что ты над людями смоленскими измываешься? Правда штоль?
- Э, Бонята, врут всё сплетники. Не над людями, а над вшами. Вона, вишь - котёл с тряпьём кипит. Тама они, шестиногие. Сынок мой, Ванечка, вшу страсть как не любит. А ты, никак, заступаться прикатил, за вшей-то?
Бонята только хмыкнул. А свита его уже вокруг ямы кругами ходит.
- Вона-вона… Чего морду воротишь? Это ж ты по весне у суконщиков лабаз взял. А ну вылазь сюда по-хорошему!
К вечеру мы "новосёлов" - спать загнали, "отказников" - выгнали. Обиделись на нас городские. Ну и плевать. Завтра уходим.
Интересный у меня набор получился. Из баб - только две. Причём такие… я таких шмар даже у "Трёх вокзалов" не видел. Остальные, примерно пополам - старики и калеки, подростки и дети.
Как оказалось - юность не означает отсутствия криминальности.
Дело к вечеру, несколько мальчишек по двору крутятся, никак не угомонятся. Двое возле Акима присели, он им подкормиться даёт из объедков да расспрашивает о городских новостях.
Я как-то отвлёкся, вдруг мальчишки - ф-ф-р - в стороны. Аким в крик:
- Кошель! Кошель спёр! Хватай! Держи! Лови! Стой! Бей!
Ну и я, сдуру, крикнул, вслед за Акимом:
- Стой! Бей!
Сухан как сидел, так и метнул. Рогатину свою. Вороты открыты были, мальчишка до них и добежал. Рогатина его насквозь пробила и к воротине пришпилила.
Аким кудахчет:
- Я ж… ему ж… я хотел денежку показать. Ну, о монетах говорили, а у меня редкая есть. Только кису достал, только развязывать, а он хвать… А я с завязками-то… руки-то… а он… Вот же гнида! Всё урвать задумал!
Один - пришпиленный висит, подельник его - под дюжим сторожем воротным бьётся. Мелкий - лет 7–8. И ругается страшно:
- Вас всех в куски порвут! В лоскуты порежут! Наши придут - от вас места мокрого не останется!
- Слышь, малой, а ваши - кто?
- Наши - это наши! Страшнее наших - других нету! Мы - запольненские! Нас все боятся!
- А кто ж у вас ватажковым ходит?
- Как кто?! Ты чего?! Ты Очепа Толстого не знаешь?! Да он вас всех с грязью смешает, с дерьмом - скушает! Отпусти немедля! А то хуже будет!!!
Поговорили. Теперь попробуем понять.
Вокруг каждого города идёт стена, перед стеной - укреплённое предполье. Ров, могут быть волчьи ямы - ловушки. Дальше - поле. Чтобы враги скрытно не подошли. Дальше, за полем - слободки. Их во многих городах так по простому и называют - "запольные", "заполье".
Горожане себя различают: городские, посадские, слободские. Дальше идут крестьяне: пригородные и дальние. Смоленск странно построен: в нём нет самого города-детинца. Четверть века назад Ростик только отсыпал валы по верхней части заселённого места - между началами оврагов. Соответственно - нет и отдельных посадов ("окольний город"), они в городской черте.
Ростик держал город крепко. Поди, и по сю пору разбойных ватажков в городе нет. А вот в слободках всякая гадость заводится быстро.
"Очеп" в русском языке имеет два разных смысла. Сетка из волос или тонких верёвочек: "бабий очеп", силки на зайца или птицу.
Другое значение: жердь, шест. Для битья в колокол, в колодезном журавле. В избе на такую жердь вешают детскую люльку. "Не вешай ничего на очеп - дитя спать не будет" - русская народная примета.
Раз этот "Очеп" - "Толстый" - бревно, наверное.
Почему начальство и в "Святой Руси", и в моей России любит кушать человечинку именно с дерьмом - не знаю. Какие-то изыски высокопоставленных гурманов.
А вот "хуже будет", в криминальном исполнении - представляю. По своим ещё временам. Эти поползновения и намерения… надо притормаживать. Надо как-то обозначить наш групповой статус в пространстве местных социально-криминальных отношений. Мы-то уйдём, а Николаю с Терентием здесь жить.
Чего-то такого надо… уелбантурить… Как-то… отморожено. Ванька - прогрессор-отморозок? Ну, если для общего блага…
Я подошёл к трупу ребёнка. Кису уже выкрутили из мёртвых рук, Сухан вытащил свою рогатину, тельце сползло к нижнему краю ворот грязной мокрой кучей…
"Любишь ты деток, Алеша? Знаю, что любишь…".
Фёдор Михайлович с графиками распределениями вероятностей не работал, бесконечность их хвостов не видал. Люди - разные. И больные есть. Чем многочисленнее популяция, тем разнообразнее формы маразма, проявляемые её членами. "Всё что можно испортить - испортят. Всё что невозможно испортить - испортят тоже".
Но это вероятностный подход, который религиозным системам несвойственен. Они все… тотальные. А в жёстко детерминированной системе, где на всё - "воля", хоть бы и "божья" - всякое "лыко в строку".
Поэтому Ваня Карамазов рассматривает единичный факт проявления патологии:
"Девчоночку маленькую, пятилетнюю возненавидели отец и мать, "почтеннейшие и чиновные люди, образованные и воспитанные". Они запирали её на ночь в нужнике во дворе".
И делает тотальный вывод:
… а потому от высшей гармонии совершенно отказываюсь. Не стоит она слезинки хотя бы одного только того замученного ребенка, который бил себя кулачонком в грудь и молился в зловонной конуре неискупленными слезами своими к "боженьке"!…
Да ведь весь мир познания не стоит тогда этих слезок ребеночка к "боженьке".
Альтернативой "миру познания" является скотско-растительное состояние. В котором и пребывали Адам и Ева, пока не включили в своё меню яблоки.
В раю детей не было вообще. Не было и "слезок ребеночка к "боженьке"". "Нет человека - нет проблемы". Это идеал?
Ладно - Фёдор Михайлович. Он всегда был несколько… не адекватен. Но ведь и Лев Николаевич к концу жизни… "ушёл в астрал".
Приезжает к нему в "Ясную Поляну" немец-доктор, просит помочь авторитетом "матерого человечищи" в деле борьбы с сифилисом. В России в начале 20 века была очень негативная динамика заболеваемости. Доктор говорит о лекарствах, финансах, диспансерах. "Зеркало русской революции" - о нравственности, самосовершенствовании, моральности вегетарианства.
Они не поняли друг друга и расстались взаимно раздражёнными. А решение явилось в форме "диктатуры пролетариата" и "торжества коммунистической" бюрократии. Которая через систему разборов "персональных дел" в парткомах, снизила заболеваемость здоровых, а через систему принудительных кожвендиспансеров - повысила вылечиваемость заболевших.
Когда "властитель дум" и "повелитель микробов" не понимают друг друга - власть берут "кузнецы":
"Мы - кузнецы Отчизны милой,
Мы только лучшего хотим,
И мы недаром тратим силы,
Недаром молотом стучим, стучим, стучим!".
Вот я и стукнул. Не молотом - копьём Сухана. Теперь лежит убитый мальчишка. Ну и как оно мне? По Фёдор Михалычу?
"… маленький мальчик, всего восьми лет, пустил как-то, играя, камнем и зашиб ногу любимой генеральской гончей… наутро чем свет выезжает генерал во всем параде на охоту, сел на коня, кругом него приживальщики, собаки, псари, ловчие, все на конях… "Гони его!" - командует генерал. "Беги, беги!" - кричат ему псари, мальчик бежит… "Ату его!" - вопит генерал и бросает на него всю стаю борзых собак. Затравил в глазах матери, и псы растерзали ребенка в клочки!.. Ну… что же его? Расстрелять? Для удовлетворения нравственного чувства расстрелять? Говори, Алешка!
- Расстрелять! - тихо проговорил Алеша, с бледною, перекосившеюся какою-то улыбкой подняв взор на брата".
Бедненький Алёша Карамазов. Сколько душевных мук в его перекосившейся улыбке. Ограниченность, знаете ли, мышления. Отсутствие широты кругозора. Монастырское воспитание, одним словом.
А я уже знаю слово "плюрализм". Я видел и слышал разных людей с разными точками зрения. Могу встать на эти точки. И потоптаться.
Например, несколько экзальтированная активистка "Общества защиты животных":
- Так ему и надо! Мерзкий мальчишка! Ради глупой забавы покалечил милое бессловесное, беззащитное животное. Собачка ему никакого вреда не сделала. Она привыкла доверяться людям, а этот гадёныш, воспользовался… Его самого бы камнями! Руки-ноги - перебить!
Можно стать на позицию исконно-посконного патриота-почвенника:
- Только суровый мир воспитывает настоящих мужчин. В дремучих лесах и болотах, ожидая на каждом шагу опасности, жили наши предки. В полном единении с окружающей природой, с деревьями, мхами и зверями, со всей "Святой Русью". Никто из них - из наших предков - даже и подумать не мог бросить камень в собаку ради забавы. А бросил бы - так его бы и забили. Всем нашим народом.
Хорошо пойдёт позиция тоже патриота, но государственника:
- Какой-то сопляк, выращенный дебильными и запойными (я уверен) родителями, просто ради забавы искалечил любимую собаку боевого генерала. Защитник отечества, герой, отдавший всю жизнь за всех нас, за Россию, за возможность даже и для этих дебилов жить без иноземного ярма на шее. Но пребывая на заслуженном отдыхе, в своём собственном доме он не имеет защиты от всяких безродных манкуртов. Если общество не может защитить своих защитников, то есть ли у такого общества будущее?
Приятно звучит вопль либерала-народника:
- Доколе?! Доколе в многострадальном и бедном народе нашем будет воспроизводиться эта, безусловно чуждая, хитро привносимая и тайно насаждаемая татарами (литовцами, поляками, шведами, французами, немцами… евреями, армянами, кавказцами… масонами, большевиками, америкосами…) порода разрушителей, разбивателей, поджигателей, камнекидателей, вредителей и саботажников? Доколе мы, русские люди будем смотреть на всякого русского генерала как на врага, измышляя лишь способы для досаждения, уничтожения и порчи имения его, подобно имению иноземного захватчика?
Близка и понятна позиция агента по страхованию:
- Стоимость собачки? - Сука породистая, английская. Цена по каталогу - 150 р. Охромела? Процент нетрудоспособности - 30. Результативность публичного наказания… И в генеральском мундире при всех регалиях и орденах? - Вероятность повторения страхового случая в ближайшие 12 месяцев снизилась с 0.9 до 0.3. Цена мальчику восьми лет по "Губернским ведомостям" - 5 р. Итого… баланс положительный, поздравляю.
Интересно законотворчество депутата Государственной Думы:
- Ответственность за преступление ребёнка следует возложить на родителей. Не мальчика следовало травить собаками перед его матерью, а наоборот: её надлежало раздеть и погнать. Такое зрелище, вся наша фракция в этом уверена, обеспечило бы большее внимание родителей к воспитанию детей.
Обязательно надо взглянуть на ситуацию с позиции современной европейской глубоко демократической педагогики:
- Ребёнок проявил агрессивные склонности - напал на животное. Это свидетельствует о существенных нарушениях в детской психике. Поэтому мы изымаем ребёнка из семьи и помещаем в специализированную школу-интернат. Её ещё называют "школой для дебилов". Выпускаемый контингент вполне соответствует названию. Станет наркоманом и преступником. Работы не найдёт, будет нарушать законы. Его будут сажать, перевоспитывать, трудоустраивать и платить пособие. Что, безусловно, заставит нас добиваться увеличения ассигнований. За счёт налогов с тех, кто не сообразил проявить агрессивные склонности в раннем детстве.
Бедные братья Карамазовы! У них выбор, как у комиссара в 19 году: расстрелять - не расстрелять. Насколько же богаче и разнообразнее стала жизнь в начале 21 века! Пожалуй, смогу ещё с десяток точек зрения озвучить.
Но для моего конкретно случая у меня есть своя - по Дарвину.
Здесь и сейчас, в "Святой Руси", человек - я. Остальные - предки. Хомо Святорусскус.
Ещё у меня в предках есть разные троглодиты с питекантропами, мартышки с мышками, крокодилы с птеродактилями, инфузории с микробами… Всякая… живая природа. Поэтому и ситуацию надо рассматривать не по Достоевскому, а по Брему.
Если кто-то думает, что меня радует такая исключительность - так вы неправы. Лавры "белокурой бестии", "сверхчеловека", "пассионарной личности", "венец терновый" сына божьего… Не, не нравиться. Очень одиноко. И очень… ответственно. Честно говоря - давит на психику. "Без права на ошибку"…
Но… "лайф из лайф". Я - один. Проблема из мира людей переходит в "мир животных". Типа: мелкий бродячий щенок взбесился и оторвал кусок шкуры у моего старого мерина.
Местные джигиты в таких ситуациях бьют собачек с седла нагайками так, что у тех глаза выскакивают. Богобоязненные калики перехожие лупят посохами, ломая животным спины и черепа.
А мальчишки исполняют свою вековечную забаву - кидают камнями. Я не империалист - уважаю местные обычаи и традиции.
Вот Сухан и метнул. В цапнувшего сдуру щенка.
Что, Ванюша, уболтал себя? Успокоил свою этическую систему? Тогда продолжим.
Глава 235
У стола посреди двора второй маленький озлобленный щенок продолжал ругаться и плеваться, с истеричным визгом обещая всем нам разнообразные казни.
- И где ж твоего страшного и ужасного Очепа найти?
- Чтоб я своего главаря сдал?! Хрен тебе! Он из тебя…
Бздынь. Не могу вспомнить ни одного попаданца, который так регулярно раздавал туземцам пощёчины и оплеухи.
- Не хочешь сказать - послание передашь. Вот это.
"Это" - отрезанное у мёртвого ребёнка ухо. Хороший у покойного Перемога ножик был. Я его точу постоянно - как бритва режет. Аккуратно стряхиваю с кусочка детского мяса капли крови в сторону.
- От дружка твоего - ушко. Негожее оказалось - слов моих не услышало. Я же кричал - "стой". Ватажковому своему отдашь. Пусть готовится - уши моет, глаза протирает, зубы чистит. Я его сам найду.
Мальчик с ужасом смотрит на кусочек кровоточащего ещё мяса в моих пальцах.
- Скажешь - от "Зверя Лютого". Прозвище у меня такое. Деточка.
Оттягиваю ворот его рубахи и кидаю ухо ему за пазуху. Его ставят на ноги, толкают в спину, спотыкаясь, он рысит в сторону ворот. И исчезает в опускающихся на город сумерках.
- Терентий! Вели падаль убрать. Да подгони плотника - ещё домовинка надобна.
"Последний нонешний денечек
Гуляю с вами я, друзья.
А завтра рано, чуть светочек,
Заплачет вся моя семья.Я попадун, на все готовый,
Всегда я легок на подьем.
Вы мне готовьте гроб дубовый
И крест серебряный на нем".
Родни у меня нет - плакать некому. А вот насчёт "гроб дубовый"… не дождётесь. Как при игре в "очко" - "…себе".
До рассвета поднимаем пинками опухших "новосёлов" и по тропинке спускаемся к реке. Хорошо, что у нас есть прямой ход к пристаням - гнать такую толпу лысых по городским улицам…
Начинаем грузиться на барку, подъезжают возы с нашим барахлом, Акимом и Аннушкой.
Тут опять "не слава богу" - артель бурлаков, с которой Хохрякович сговорился и уже задаток заплатил - идти отказалась. И задаток - вернула.
Я уже вдоволь нахлебался "русской артели" и в варианте "лодейщики", и в варианте "возчики".
Транспортные артерии на "Святой Руси", как и в моей России - больное место.
У моей Родины - артрит. Хронический. А уж в условиях феодальной раздробленности…
Но Хохрякович вскоре прибежал радостный - другую команду нашёл. И даже без переплаты. Наконец, барка отвалила от берега, бурлаки упёрлись в лямки, и мы пошли вверх по Днепру.
"Реве та стогне Дніпр широкий,
Сердитий вітер завива,
Додолу верби гне високі,
Горами хвилю підійма".
Вот этого - не надо. И на що мине зараз "хвиля" - "горами"? Или Тарас Григорьевич рекламировал сёрфинг?
У меня другая забота: как бы промыть мозги Чимахаю так, чтобы он в "монастыре гипнотизёров" ума-разума - набрался, а ко мне вражды-злобы - нет.
- Чимахай, иди сюда, ложись рядом. На солнышке поваляемся, о твоём обучении у монахов поговорим. Запомни правило первое: верить нельзя никому. Мне можно.
Опять из меня "папаша Мюллер" вылезает. Чимахай насторожено меня разглядывает: уж очень сильный контраст - такая мирная обстановка вокруг, и вдруг - "тебя слушает враг!".
Парень, у тебя будет хуже: "враг - говорит". Что ж, "Штирлиц, ловите гранату".
- Твои будущие учителя будут учить тебя своей правде. Ты реши для себя - кто ты есть. Или ты - мой человек, или - их.
- А вместе нельзя? Вы ж с игуменом - вроде не враги?
- Ага. Не с игуменом - со всей церковью. Не враги. Но - не долго.
- Почему?
- Они - учат, и я - учу, они - судят, и я - сужу, они хотят власти над паствой, над тобой, надо мной. А я своей воли не отдам никому. Вот смотри: велел я побрить и помыть новосёлов. Ты сам через это прошёл, сам знаешь - вреда от этого нет, а польза есть. Так?
- Ну. Так. Да ну, ерунда. Я уж и привык. Так-то лучше. Только бриться каждый день… муторно. Вот как бы… как у тебя…
- Лысину по всему телу? Для этого надо долго и много учиться.
Немножко поулыбались, похихикали. И снова серьёзно:
- Церковники, по своему закону, хотели содрать с меня за каждую бороду бритую по 12 гривен. Кабы я им заплатил - хлеба в вотчину купить было бы не на что. Зимой насельники бы вымерли. Получается, что епископ своим судом убил бы сотни неповинных людей. Это - по их правде.
"Железный дровосек", улёгшийся рядом со мной на носу барки, пошевелил губами, почесал свою стриженую голову, хмыкнул. Его это "не греет". Ни моя воля, ни вымершая от голода вотчина. Он сам по себе, привык в лесу больше с деревьями и зверями общаться, чем с людьми.
Что-то там, под этой черепушкой происходит, какие-то мысли туда-сюда шастают, связываются, рассыпаются. Из этого выкристаллизуется его собственная "правда".