- Да теперь не помрет, - уверенно ответил ему мельник, - вышла из него немощь колдовская. Сейчас пития ему приготовим, выпьет он, поспит, а когда проснется, то и помнить ни о чем не будет. Проводи, хозяйка, в дом, - попросил он старуху.
В избе мельник достал один за другим из своей котомки несколько кузовков и разложил их рядком на лавке у печки. Затем попросил у хозяйки глиняную миску и чистой водицы. Долго мешал он берестяной палочкой какие-то травки и порошочки в миске, все приговаривал, приговаривал что-то. Затем залил все водой, нагрел на огне, остудил. Наконец, закрыв чистым льняным полотенцем, вынес варево во двор. Кряхтя от старости, подсел к пребывавшему в полудреме Ибрагиму.
- Выпей, свет мой, и полегчает тебе, - он осторожно протянул ему миску.
Ибрагим медленно поднял отяжелевшие веки, посмотрел тусклым взглядом на мельника и сказал:
- Коню, коню моему дай сперва. Мучается ведь он тоже. А куда я потом без него?
- И коню твоему хватит, - успокоил его ведун, - ты сам-то попей, а коню само собой полегчает. Одной ниточкой он с тобой помотан. Ты - в беде и он - там же. Ты здоров, и он весел. Так-то.
Ибрагим покорно выпил содержимое миски. Остатки пития ведун побрызгал на аргамака.
- А теперь отведите-ка его в дом да на лавку уложите, пусть поспит, - обратился мельник к Никите Романовичу. - Вежды-то слипаются, гляди.
Никита приподнял друга с травы и помог ему дойти до постели. Заботливо укрыл попоной.
Ибрагим быстро и спокойно заснул. Лицо его посветлело и постепенно приобрело естественный цвет. Так же быстро и спокойно заснул под окном избы и верный конь Юсупова, аргамак.
- Ты его не буди, - шепотом наставлял мельник Никиту, - сколько проспит - столько, значит, надобно. Сон его береги. Сон - главный его целитель теперича. Жди. Сам проснется - здоров будет. Ну, дело сделано, пойдем, значит.
Тихонько прикрыв дверь в горницу, мельник и князь вышли из дома.
- Всем тишину соблюдать велю, - приказал Никита, - Ибрагим-бея не беспокоить. Дорого нам время, но что поделаешь? Негоже друга в беде бросать. Ждать будем. А там все вместе тронемся дальше. Спасибо тебе, отец, - князь радостно обнял ведуна, - от слова своего я не отступлюсь. Как обещал, проси, что хочешь.
- А далеко ли путь держишь, князь? - спросил его, прищурясь, мельник. - Хочешь, на воде погляжу, что ждет тебя?
- На Белое озеро еду, - ответил, пожав плечами Никита, - в Кириллов монастырь, ворогами лютыми осажденный. На битву еду, отец…
Мельник подошел к широкой бочке с колодезной водой, стоящей у угла крестьянской избы, и, поводив над ней руками, промолвил:
- Тяжкое испытание выпало дому твоему. Из последних сил держатся защитники крепости. Не вороги лютые, не захватчики из плоти и крови - все силы преисподней ополчились на тебя. Не они ли и подложили тебе нечисть болотную, чтобы тебя в пути задержать? Бесов рать неисчислимая восстала на святую обитель. Но стоят за нее Ангелы, святые земли русской стоят. Так что, мужайся, князь. Страдания ждут тебя немалые. Но есть у тебя защита, которая посильней всех наших прибауток да примочек будет. Камень колдовской, что на груди твоей висит. Любимой рукой тебе он дан. Любящей рукой. На него надейся, на Господа и Деву Пречистую, да на терпежку нашего русского мужика. Все выдюжим. Вижу я монастырь чистым, сияют купола его, горят кресты на солнце, народ ликует. Так что поезжай с Богом, князь, - мельник отошел от бочки и устало смахнул со лба крупные капли пота, - а об награде моей позабудь. На святое дело едешь. Иль не русский человек я, чтоб с воина, землю мою защищать едущего, мзду брать?
- Спасибо тебе, отец. - Никита низко поклонился старику. - За помощь и за слова добрые. Но я от обещаний своих не привык отступать. Вот тебе три золотых монеты… - Он протянул мельнику деньги, но тот сердито отстранил его руку:
- Не нужно мне, князь, сказал же я тебе! А вот, когда ворога разгромишь, вспомни обо мне. Пришли мне коня доброго из твоей конюшни, чтоб на твоего похож был. Очень уж приглянулся он мне. Обещаешь?
- Обещаю, - Никита с благодарностью прижался щекой к морщинистой руке старика, - трех коней пришлю. Взамен трех монет, что ты отверг…
- Спасибо, князь, - поклонился ему в пояс мельник, - мне б и одного вдосталь. Ездить я не горазд, годы не те, а чтоб полюбоваться. Только вот видал я на воде, - осторожно продолжал он, - неясно, правда, замутилась водица. Оттого, должно быть, что с другой стороны тоже сила дюжая стоит и глядеть не дает. Но мелькнул передо мной прекрасный лик женщины. Она тебе камень тот дала, что охранит тебя от всех бед. Встретишь ты ее там, где не ждешь. В великой опасности и саму ее обнаружишь. Но не греши поспешным судом. Вместе быть вам суждено. Только очень долгой и тяжкой дорога ваша будет. Большую честь заслужишь ты и от государя. Терпи. Вот с тем и откланяюсь, княже. Храни тебя Господь.
- Спасибо, старик, - услышав о Вассиане, Никита сильно разволновался. - Сокольничий мой отвезет тебя обратно. Спасибо за все.
Собрав котомку, мельник закинул ее за спину. Князь сам подсадил его к Фролу в седло. Дав шпоры коню, всадник умчался, увозя ведуна.
А князь Никита Романович долго еще размышлял над словами старца, сидя у изголовья спящего Ибрагима.
Юсупов проспал беспробудно с десяток часов. А когда проснулся, ничего не мог вспомнить о том, что случилось с ним. На рассвете следующего дня вся дружина князя Ухтомского снова выступила в поход,
* * *
Командор Пустыни Жерар де Ридфор сидел в своем шатре, скрестив ноги на россыпи шелковых зеленых и алых подушек, лениво пощипывая гроздь иссиня-черного винограда на хрустальном блюде и нюхал из открытого флакона благовоние, приготовленное для него из лепестков дикой фиалки. Коротконогий карлик примостился рядом с ним на маленькой скамеечке и горячо нашептывал Командору, яростно вращая своими выпученными черными глазищами с яркими белками:
- Я сам видел, она подходила, подходила к итальянке. Я проследил за ней. Я проследил..
- Кто подходил? - недовольно поморщился Командор Пустыни. - Говори яснее..
- Тана. Воспитанница Маршала. Она разговаривала с итальянкой.
- Ты хочешь сказать, что Тана предала меня? - с чарующей и искренней улыбкой спросил Командор, но пальцы его резко сжали несколько виноградных ягод, и густой сок цвета настоянного красного вина стек на хрусталь тарелки. - Я полагаю, ты ошибся. Тана любит меня. Она никогда меня не предаст. Однако зачем ломать голову, мы можем спросить у нее самой. Верно? - Он взглянул на карлика с истинно детской невинностью. - Пусть ее приведут.
- Да, да, господин.
Жерар де Ридфор взял карлика пальцем за подбородок, покрутил его лицо и поцеловал в губы. Затем, потеряв интерес, грубо оттолкнул от себя.
- Пошел вон.
Ловко перебирая всеми четырьмя конечностями, как собака, карлик выкатился из зала. Вскоре темнолицый араб во французском сюрко и алой чалме ввел к Командору Тану. Девушка испуганно дрожала и куталась в полупрозрачную кружевную шаль.
- Да ты никак замерзла, Тана, - ласково приветствовал ее Ридфор. Но добродушная улыбка его сразу же превратилась в хитрую лисью усмешку. - Здесь очень тепло. Сними с нее все, Савеоф, - приказал он арабу.
Тот быстро выдернул из рук Таны шаль и сорвал с нее набедренную повязку. Несмотря на природную смуглость, девушка побелела от страха и смущения.
- Подойди ко мне, - властно приказал ей Ридфор.
Дрожа как лист на ветру, египтянка приблизилась. Зубы ее выбивали барабанную дробь.
- Встань на колени!
Она послушно опустилась. Жерар де Ридфор крепко взял ее за волосы и притянул к себе:
- Скажи, ты любишь меня, Тана? - прошипел он ей в лицо, как ядовитая змея
- Да, мой господин, я люблю вас, - пролепетала Тана.
- А кого еще ты любишь? - Командор перешел на коварно мягкий, бархатный шепот, - кого еще, скажи мне, девочка…
Тана молчала. Из ее огромных светло-голубых глаз тонкими ручейками струились слезы.
- А Маршала ты любишь? - продолжал допрашивать Ридфор уже более жестко. - А шлюху Маршала, принцессу д'Аргонн, презренную аббатиссу, ты тоже любишь? Может быть, она воспитала тебя? Была к тебе добра? Говори! - Он больно ударил мулатку по лицу.
Юная наложница вскрикнула, но мужественно стерпела его удар.
- А о чем вчера ты шепталась в лесочке с итальянской герцогиней, посланницей Маршала? - как бы между прочим спросил, откинувшись на подушки, Ридфор. - О своей любви к нему? Ты подсунула ежа? Ты предала меня, Тана? Ай-ай, как нехорошо, моя девочка! - Метнувшись вперед, он снова больно ударил египтянку в лоб, и она со стоном повалилась на звериные шкуры, устилавшие пол шатра.
- Встать! - приказал ей Ридфор. - Если ты не хочешь рассказать мне все добром, поговорим по-другому. Савеоф! - подозвал он, стоявшего в стороне араба. - Начинай.
- Слушаю, господин.
Араб набросил на голову несчастной девушки петлю из плетеного ремня. Она легла на волосы египтянки, подобно головной повязке кочевников-бедуинов. Встав позади девушки, Савеоф просунул в петлю толстую дубинку из древесины оливы и повернул ее. Ремень крепко прижался к голове. Потом грубые узелки его впились в кожу Таны. Лицо девушки исказилось от боли.
- Помедленнее, Савеоф, - попросил араба Командор, - не надо торопиться.
Медленно и осторожно, по четверти оборота, дубинка поворачивалась в руках араба. Узелки впивались все глубже. Рот Таны раскрылся, воздух в шумом вырвался из груди. Вся ее чудная кожа приобрела цвет прогоревшей золы. Девушка снова судорожно наполнила легкие воздухом и выдохнула его в пронзительном вопле. Глядя на ее мучения, Командор Пустыни ухмылялся. Араб продолжал свое дело. Цепочка кожанных узелков прогружалась в лоб Таны, и голова ее постепенно сжималась и вытягивалась в петле. Девушка надрывно кричала от страшной боли.
- Скажешь, о чем ты шепталась с итальянкой? - издевательски спрашивал ее Ридфор, но бедная страдалица уже не способна была услышать его.
Петля сужалась. Казалось, череп девушки вот-вот расколется. Еще несколько поворотов…
- Мой господин! - вбежав в зал, прервал пытку один из лучников. - Прости меня, господин…
- Что случилось? - недовольно скривился Ридфор и дал арабу знак остановиться.
- Господин, русский принц со своим отрядом только что проследовал через коридор смерти в крепость.
- Проследовал? - усмехнулся, потирая руки, Командор. - Или сгорел заживо там?
- В том-то и дело, что проследовал, - ошеломленно сообщил лучник.
- Как это так?! - Ридфор аж подскочил на месте. - Кто пропустил их? Кто посмел?
- Совершилось чудо, мой господин. Им открылся мерцающий голубой путь, и они прошли по нему сквозь отряды наших воинов совершенно невредимые…
- Голубой путь… - Ридфор снова опустился на подушки, раздумывая. - Голубой путь… Ладно, поди прочь, - приказал он лучнику. Взгляд его упал на лежавшую у его ног без чувств Тану. - Как думаешь, жива она? - спросил он араба.
- Похоже, нет, мой господин, - склонился над египтянкой Савеоф.
- Как бы там ни было, утопи ее в озере. Я не кормлю предателей. Понял?
- Да, мой господин, - поклонился араб
- Тогда тоже иди.
Взяв тело Таны за ноги, Савеоф вытащил ее из зала. На белых леопардовых шкурах протянулась длинная кровавая полоса. Де Ридфор с отвращением поморщился. Но мысли его уже занимало другое. Голубой путь помог русскому принцу пройти в монастырь… Что это значит? От предчувствия удачи у Командора Пустыни зачесались ладони. Это значит, что дорогу принцу открыл волшебный камень гелиотроп, Талисман Командоров. Откуда он мог взяться в дикой стране, где большинство людей даже высшего сословия и понятия не имеют о том, что, кроме их страны, еще где-то существует жизнь, а тем более о волшебных камнях тамплиеров и обо все прочем? Откуда? Да все просто! Либо этот славянин украл камень у герцогини де Борджиа, долго жившей в семье белозерских принцев - славяне ведь любят украсть. Либо она сама ему подарила. А зачем? Но тут уже другой вопрос. Главное - у самой итальянки теперь нет гелиотропа. Она уязвима, как простая смертная. Вот так удача! Совершив от восторга акробатический пируэт на подушках, Командор Пустыни приказал позвать к нему старшего из ассасинов и начал продумывать свой план.
* * *
- Принц де Ухтом прибыл в крепость, госпожа, - доложил Джованне капитан де Армес, войдя в салон галеры, где находилась герцогиня.
- Откуда тебе известно это? - оторвавшись от раздумий, спросила его Джованна.
- Голубой свет гелиотропа просиял над всей округой и озером. Можно не сомневаться, что принц де Ухтом благополучно вступил в монастырь.
Джованна внимательно посмотрела на него, затем поднялась с кресла и вышла на палубу.
- Раз это видел ты, то нет сомнения, что то же видел и Ридфор, - она многозначительно взглянула на капитана. - Теперь он знает, что гелиотропа у меня нет. Наступают трудные дни для нас с тобой, Гарсиа. Мы с тобой - против всех. Но мы должны победить. Дай приказ немедленно сняться с якоря и выйти подальше в озеро, чтобы вся акватория вокруг просматривалась, как на ладони. Незваные гости, я полагаю, не заставят себя долго ждать. Организуй освещение и постоянную вахту. Теперь нам надо забыть об отдыхе и сне. Около пифона поставь телохранителя.
- Вы не жалеете, что отдали гелиотроп принцу Никите? - тихо спросил Гарсиа.
- Человек, который мне дорог, - в безопасности, - ответила Джованна, - как я могу жалеть об этом? А о себе я позабочусь сама.
Недалеко от галеры в прибрежном кустарнике раздался шум ломающихся ветвей. Гарсиа схватился за оружие и выступил вперед, закрывая собой госпожу. Какой-то человек в восточном одеянии - видно было, как мелькнула за листьями чалма, - протащил к воде тело женщины с длинными волосами. Затем он поднял ее и одним движением выбросил далеко в озеро. Бессильные конечности взметнулись в воздухе. Перекувырнувшись, тело с шумом упало в воду и стало быстро погружаться. Веер волос устремился на глубину, словно опускающиеся под воду плети водорослей.
- Это Тана! - вскрикнула, узнав женщину, Джованна. - Воспитанница Маршала! Они убили ее! Гарсиа, немедленно пошли людей, пусть вытащат ее из воды - может быть, ее еще можно спасти. И пусть догонят араба, если он еще недалеко ушел! - приказала она в волнении.
Мгновением спустя несколько матросов попрыгали в воду. Тело Таны подняли почти со дна. Она еще была жива. А вот араб уже успел исчезнуть. Наверное, возвратился к своему господину.
Джованна приказала перенести девушку в одну из гостевых спален на галере. По случайному совпадению комнату эту украшали изображения древних египетских богов, мифологических животных и царских гербов. Обитые тончайшим бежевым атласом стены венчались расписным сводом наподобие лазурного велариума, окаймленного длинными желтыми листами пальм. Живопись на атласе, сотворенная учениками Сандро Ботичелли, сияла в свете многочисленных свечей всей свойственной вдохновенной манере великого итальянца радостной красотой и девственной свежестью. В широких крыльях символических кругов Изида и Осирис потрясали руками, обрамленными перьями, наподобие крыльев птиц. Змеи вздували свое голубое горло; боги с головами животных поднимали свои уши шакалов, опускали в плечи змеиные шеи, вытягивали длинные хищные клювы. Мистические ковчеги богов двигались на своих полозьях, влекомые фигурами в различных позах, или плавали на зеленоватой волнующейся глади вод.
А посередине всех этих изображений художники поместили человека своего времени, написанного нарочито грубо, как неудавшийся набросок, с резкими чертами, расцвеченного яркими, негармоничными красками. Надменное и самодовольное выражение его лица явственно контрастировало с таинственной выразительностью египетского искусства, подчиненного жреческим правилам и отчаянно стремящимся через замкнутый религиозным табу вечный круг жизни и смерти выразить свою сокровенную истину. В руке горделивого незнакомца из эпохи Возрождения сиял нарисованный насыщенным кроваво-гранатовым цветом драгоценный камень - знаменитый рубин "пламя Борджиа", с давних времен украшавший корону герцогов Романьи. Его пурпурные отблески разлетались по всему живописному изображению, вспыхивали на окнах венецианского стекла, на выполненном в виде листа папируса, покрытом сотнями иероглифов плафоне.
Из глубины средневековья, от арагонский королей, стоявших у истоков рода де Борджиа, донеслись легенды о чудесах великолепного рубина. "Если хочешь добиться взаимности от гордой, строптивой женщины, к которой склоняется твое сердце, - дай ей взглянуть на "Пламя Борджиа", и она станет ласкова с тобой, как домашняя кошка, - говаривал когда-то дед Джованны, римский властелин папа Александр VI. - Если хочешь уничтожить своего врага, направь на него лучи рубина, сверкающего на солнце, - и скоро недруг твой исчезнет с лица земли. Если хочешь узнать, не скрывается ли смерть в поднесенном с подобострастной улыбкой кубке с соблазнительно пахучим вином, - опусти в вино драгоценный красный камень, и, если вино отравлено, он предупредит тебя, изменив свой цвет на черный."
В двух углах комнаты, напротив ложа, возвышались круглобокие амфоры из нежно-лилового агата, украшенные золотыми изображениями скарабеев, кошек и цветков лотоса. Огромные разноцветные павлиньи перья перемежались в них с образцами оружия древних египтян: острые копья с бронзовыми наконечниками, короткие бронзовые мечи, покоящиеся в кожаных ножнах с украшенными слоновой костью и серебром рукоятями. Здесь же стояли, прислоненные к стене, длинные щиты фараоновых копейщиков из кожи крокодилов или гиппопотамов, твердые и прочные, как бронза; кожаные шлемы лучников; подбитые войлоком нагрудники; высокие леопардовые шапки меченосцев.
Джованна приказала матросам уложить девушку на постель и удалиться. Ложе, занимавшее около трети спальни, имело весьма причудливую форму - оно было выполнено в виде уснувшего быка с поджатыми ногами и изгибающимся двумя прядями хвостом. Широкую спину быка, собственно, и служившую местом для отдыха, покрывали множество больших и маленьких подушечек алого атласа, а вместо одеяла служили скрепленные между собой перья страуса. Присев на кровать рядом с египтянкой, герцогиня внимательно осмотрела раны на ее голове:
- Они пытали ее! - возмущенно произнесла она. - Еще немного, и череп несчастной бы раскололся. Что-то помешало им…
- Наверняка въезд принца де Ухтом в монастырь, - предположил Гарсиа. - Ридфору было на что отвлечься. Воображаю его изумление! Вам удалось поговорить с Маршалом, госпожа?
- Нет еще. Пифон отдал слишком много сил, сотворив живительную слезу, и он нуждается в покое. Поди, принеси мне флакон с эликсиром. Девочка совсем плоха. Надо немедленно смазать ее раны, чтобы они быстро зажили. Иначе мы потеряем ее…
- Госпожа, - попытался возразить ей Гарсиа, - мы не можем использовать драгоценную жидкость для всех. Мы и так весьма беспечно раздаем и тратим то, без чего сами не можем обойтись. Вы не можете обойтись, госпожа…
- Принеси мне флакон с эликсиром, - не дослушав, приказала ему Джованна.