Мужик, не издав ни звука, свалился на бок и затих. Впрочем, звуков хватило и от удара дерева о гулкую кость черепа.
- Ты что это сделал, мразь! - закричал "генерал", который оказался то ли слишком смелым, то ли глупым, и кинулся на меня со своей залитой свинцом тростью.
Однако я был и моложе и ловчее, бросился ему навстречу и подставил под удар свою биту. После чего его трость с хрустом переломилась пополам.
- Аааа! - взвыл "генерал" и пихнул в мою сторону кулаком с ее остатками.
Я отмахнулся и без особого пыла, но коротко и жестко ударил его дубиной ниже предплечья.
- А-а-а-а! - теперь уже не кричал, а выл от боли "генерал". - А-а-а! Помогите, убили!
Все происходило очень быстро, и оставшаяся компания даже не попыталась помешать разгрому своих рядов.
Вчерашние знакомые толклись на месте, переводя испуганные взгляды с меня на "генерала". Слуги, те совсем стушевались и прятались за их спинами. Я уже разошелся и, не теряя темпа, бросился на толпу, размахивая дубиной:
- Убью, вашу мать!
Всю оставшуюся четверку как ветром сдуло. Я захлопнул за ними дверь.
Теперь мы остались один на один с зачинщиком. "Генерал" держался левой рукой за предплечье правой, кривился от боли и смотрел на меня ненавидящим взглядом.
- Ну, мразь, тебе теперь несдобровать, - проскрипел он, до крови кусая нижнюю губу. - Живым ты отсюда не уйдешь!
- Тебе, говнюк, до того света гораздо ближе, чем мне, - в тон ему ответил я.
- Как ты меня назвал? - растеряно спросил он. - Ты меня, генерала, назвал гов…. Да как ты смеешь, меня, дворянина, кавалера ордена святого Станислава называть, - он хотел повторить обидный эпитет, но не решился произнести такое пакостное слово: стоял столбом и грозно смотрел на меня выпученными глазами. Моральное унижение оказалось значительно сильнее, чем физическая боль, и генерал даже приободрился, встал в позу и отпустил поврежденную руку.
Я, не обращая на него внимания, подобрал вторую отбитую ножку скамьи и засунул ее между дверных ручек, заблокировав вход. Генерал, ничего не предпринимая, молча наблюдал за моими суетливыми метаниями по залу. Обезопасив вход, я подобрал с пола плети.
- А теперь я тебя, кавалер, буду пороть, как Сидорову козу, - негромко сказал я. - Сам посмотришь, какое это удовольствие!
- Ты? Меня пороть? - бледнея, спросил он, кажется, начиная приходить в себя после первоначального шока. - Ты посмеешь меня ударить?!
- Очень даже посмею, - уверил я и в подтверждение своих слов хлестнул его по голове плетью.
Удар получился неудачный, у меня не был никакого навыка в обращении с таким специфическим оружием, но, тем не менее, на полном лице несчастного тотчас вспух кровавый рубец.
- Нет, нет! - закричал он и отскочил в конец залы. - Нет, ты не смеешь! Меня нельзя сечь!
Мне так не казалось. Напротив, беззащитный вид жертвы всколыхнул какую-то незнакомую муть в глубине души и на мгновение ослепил вспышкой сладкой ярости. Дурной пример оказался заразителен Жертва между тем подняла для защиты свою здоровую руку и "источала флюиды ужаса", это подстегнуло, и я ударил снова. Рука не помогла, и новый кровавый рубец вспыхнул на апоплексическом лице. Генерал покачнулся и без звука осел на пол.
В этот момент в дверь ударили чем-то очень тяжелым. Раздался сильный треск, ручки, удерживаемые засунутой в них ножкой, отлетели, обе створки дверей распахнулись настежь, и в зал ввалились кроме знакомых слуг еще несколько здоровенных мужиков. Этих я еще здесь не видел,
- Вязать его! - завизжал генерал, отползая на четвереньках к дальней стене залы.
Мужиков было трое. Один из них, судя по фартуку, дворник, был вооружен лопатой, двое других, в крестьянском платье, явились с пустыми руками. Они явно не зная, что делать, остановились в дверях и таращились и на меня, и на своего хозяина.
- Вяжи его, ребята! - опять закричал генерал. - Бей, не робей!
Он уже поднялся на ноги, но стоял на месте, не рискуя приблизиться. Пятеро, не считая хозяина, против меня одного было многовато, и я, не зная, что предпринять, на секунду замешкался - стоял посередине комнаты, угрожающе потряхивая ножкой.
- Вяжи его! - опять крикнул Маралов, начиная обретать уверенность в превосходстве сил.
- Я тебе повяжу! - пообещал я, быстро повернув голову в его сторону.
Воспользовавшись заминкой, на меня с лопатой наперевес бросился дворник. Мужик он был здоровый но неповоротливый и явно не участник кулачных боев. Поэтому я легко отбил его шанцевый инструмент и поднял над головой свою дубовую ножку для удара, после чего нападающий, несмотря на впечатляющую комплекцию, шустро отскочил к дверям.
- Бей его! - без прежнего запала, закричал хозяин. - Рупь премия!
Однако пока никто лезть на дубину не собирался. Мужики оставались стоять на прежнем месте, пугая меня грозными взглядами.
- Пустите меня! Я его убью! - закричал кто-то в коридоре, все быстро расступились, и в зал вбежал муж Марфы Никитичны. В руке у него был здоровенный старинный кольт, прямо как из американского вестерна. Шутка переставала быть смешной и трогательной. Теперь моя дубина выглядела совсем неубедительно.
- Руки вверх, застрелю! - закричал Василий Иванович и навел на меня револьвер. Между нами было не больше четырех шагов, и мне бы очень хотелось надеяться на то, что он умудрится промазать с такого расстояния. Чего, судя по решительному выражению лица, он делать не собирался.
- Руки вверх! - опять закричал он, с испугу прищурил правый глаз, потом вытянул руку вперед и собрался выстрелить.
- Тихо, тихо! - торопливо воскликнул я, и, демонстрируя смирение, бросил на пол одновременно и ножку от скамьи, и плети. - Сдаюсь, стрелять не нужно!
Лица противников оживились, и они все разом двинулись на меня. Теперь настал их час, и стало возможным отплатить за собственную трусость и заодно продемонстрировать хозяину отсутствующую преданность.
- Вяжи его, ребята! - опять закричал окончательно оживший генерал.
Ребята послушались и на мгновение закрыли меня своими широкими спинами от оставшегося на месте Марфиного мужа. Этих нескольких секунд мне вполне хватило, чтобы отскочить назад, к прижавшемуся к стене генералу Маралову, и приставить к его горлу самодельный нож.
- Стоять! - диким голосом закричал я. - Стоять на месте, а то генерала зарежу!
Изо всех присутствующих только я один смотрел американские боевики, так что мой поступок оказался для всех участников полной неожиданностью. Все застыли на своих местах, не зная, что в таком случае следует делать.
- Отпустите меня, вы делаете мне больно! Немедленно прекратите! - перейдя на "вы", закричал заложник, еще до конца не понимая, что с ним происходит.
- Я буду стрелять! - крикнул Василий Иванович, протискиваясь вперед.
- Василий Иванович, спокойно, пожалейте жену, убьёте генерала, вас на каторгу отправят, у меня большие связи в полиции! - попытался я сбить его с решительного настроя.
- Я ведь правда выстрелю, - пообещал он, однако не так решительно, как раньше. - Вы, вы, немедленно отпустите Трофима Кузьмича, а то…
- Бросай пистолет! - приказал я Василию Ивановичу, царапая оловянной ложкой горло Маралова. - Прикажи ему бросить пистолет, а то зарежу! - закричал я бедному обескураженному садисту в самое ухо. - Голову отрежу!
Генерал в запарке, скорее всего, не понял, что я от него хочу, и попытался вырваться, но силы у нас были неравны. Чтобы он не трепыхался, я порядочно приложил его головой о стену и развернул так, чтобы он оказался между мной и стрелком. Василий Иванович, имея меня на мушке, кажется, не успел сообразить, что он теперь целится не в меня, а в своего патрона. Делал он это, как и в прошлый раз, с зажмуренными глазами. Однако это понял Маралов, которым я теперь прикрывался как щитом.
- Васька, не стреляй! - отчаянно закричал он, но товарищ не успел понять, что к чему, и нажал на спуск. В закрытом пустом помещении оглушительно ахнул выстрел крупнокалиберного пистолета, и мой заложник, дико вскрикнув, рванулся из рук.
- Караул, убили! - закричал кто-то из нападавших, кажется, дворник.
Всё смешалось в доме Облонских. Теперь кричали все, и громче всех раненый Маралов. Единственный, кто сохранял спокойствие, это стрелок, он тупо застыл на месте, явно не соображая, что произошло.
Терять время было смерти подобно, и я, толкнув раненого генерала в сторону нападающих, одним прыжком подскочил к Марфиному супругу и вырвал у него из руки дымящийся пистолет. Он только ойкнул и не оказал ни малейшего сопротивления.
- А-а-а! Помогите, убили! - продолжал вопить раненый хозяин. - Помогите!
- Теперь все руки вверх! - вклиниваясь в общий хор, приказал я и навел на мужиков кольт. - Бросай лопату, сволочь! - крикнул я дворнику и ткнул в его сторону стволом.
Дворник торопливо отбросил свой профессиональный инструмент.
- Молчать! Всех убью! - предупредил я и остальную компанию.
Умирать никто не захотел, потому общий крик тотчас оборвался. Стонал только раненый. Он дурак-дураком стоял посередине зала, прижав руку к боку. Между пальцами сочилась кровь.
- Васька, - горько спросил он стрелка, - за что?
- Я, Трофим Кузьмич, того, я не хотел, сам не знаю, как вышло, - бормотал Василий Иванович трясущимися губами и с ужасом смотрел на патрона. - Это все он, все он, анафема!
- А ну, всем встать к стене! - волевым решением внес я разумную долю руководства в общий хаос и повел дулом своего веского аргумента. На меня смотрели угрюмо и не подчинились. - Я что сказал! - продолжил я, но все остались на своих местах. Я и сам ещё не представлял, что дальше делать с этими клоунами, но раз начал командовать, то было необходимо добиться подчинения.
- Ну, быстро! Сволочи! Перестреляю! - как смог, истерично, завопил я.
Это помогло, народ послушно переместился к стене и выстроился рядком. Генерала взяли под руки и поддерживали лакей с тюремщиком. Только Василий Иванович неприкаянно стоял на прежнем месте, да начинающий приходить в себя палач в кумачовой рубахе нелепо барахтался на полу.
- Иди встань со всеми, - приказал я ревнивому мужу и для наглядности толкнул его стволом кольта. Он, судя по лицу, пребывал в шоковом состоянии и послушно присоединился к товарищам. Теперь все мои противники стояли у "стенки".
Для меня наступил миг истины. Честно говоря, больше всего мне хотелось тихонько отсюда уйти.
- Так, - сказал я, прохаживаясь перед строем, - ну и что мне с вами делать?
- Вы не имеете никакого права! Иван Иванович уже побежал за полицией! - пискнул хозяин.
- Полицией, говоришь? А я, по-твоему, кто? - строго спросил я. Мысль выдать себя за представителя власти пришла сама собой и очень понравилась. - Да я вас всех на каторгу! В арестантские роты! У меня не сметь!
Надо было видеть выражение лиц этой разношерстной компании! Один Маралов приободрился, даже, казалось, на время забыл о своей ране:
- Вы, сударь, не знаете, с кем связались, - объявил он. - Да я лично знаком с самим великим князем Сергеем Александровичем, да вас за такое самоуправство…
- Молчать! Ты на кого телегу катишь, вша тифозная! - закричал я, путая стили и лексики разных времен. - Ты кто такой? Да я тебя в рядовые разжалую! Запорю!
Идея выпороть генерала мне понравилась, но он думал иначе:
- Вы не посмеете, вы не знаете, кто я!
- Так-с, - опять заговорил я, - тогда прошу назвать себя и свой чин!
И здесь, надо сказать, Маралов неожиданно смутился.
- Почему я должен называться? Откуда я знаю, кто вы такой, милостивый государь!
Кажется, неожиданно нашлось самое слабое место во всем этом деле. "Ай, да генерал!" - подумал я.
- Я? Сейчас объясню, - зловеще пообещал я, поднимая с пола плети. - Ты, мерзавец и самозванец, сразу все поймешь! Учти, если соврешь, выпорю как Сидорову козу, и пойдешь в Сибирь за присвоение чужого чина и звания,
Маралов побледнел еще больше, чем от ранения, стоял, с ненавистью глядя мне в лицо.
- Подать его паспорт! - приказал я лакею. Тот потупился, не решаясь отказаться и не зная, как посмотрит хозяин на явное предательство. - За отказ от сотрудничества со следственными органами знаешь, что тебе будет!
- Не нужно паспорта. Я, я, - еле слышно пробормотал генерал, - я коллежский регистратор в отставке, Трофим Кузьмич Маралов.
После страшного признания наступила мертвая тишина. Все, включая дворника, знали, что коллежский регистратор - самый низший чин в табели о рангах, такая мелочь, можно сказать, что ниже плинтуса.
- Как же так, Трофим Кузьмич! - неожиданно заговорил Василий Иванович, начиная приходить в себя. - Как это, коллежский регистратор? Вы же назывались тайным советником?! Это что же получается, я, титулярный советник, чиновник девятого класса, кланялся какому-то регистратору, я, штабс-капитан-с, кланялся швали четырнадцатого класса?!
- Васька, не забывайся! - взвился было фальшивый генерал.
- Молчать! Коллежский регистратор! Пакостничать заставлял, жену в заточение отправил, мещан сечь принуждал! Вы, ты, ты, обещал меня в статские советники вывести, с его императорским высочеством за один стол посадить! Коллежский регистратор!
- Действительно нехорошо-с, ваше превосходительство, тьфу на тебя, - вступил в разговор тюремщик, - как же-с получается? Уже полгода жалования не вижу-с, чуть что, сразу "в морду, да в морду", а сами-с, пардон-с, червь, грязь. Извольте тотчас расчесться, а то и на съезжую недолго-с, у меня околоточный друг и брат-с!
- Братцы, да вы что! Мы же как родные были! Какие счеты! Со всеми разочтусь, а на тебя, Васька, я в обиде, ты сам меня подбивал…
На что подбивал Маралова Василий Иванович, я узнать не успел. Послышались тяжелые шаги командора, все замерли, и в зал вошел самый натуральный представитель власти в шинели, портупее и при шашке. Из-за его спины выглядывал исчезнувший ранее Иван Иванович.
- Прекратить! - еще не оценив обстановку, приказал полицейский капитан. - Кто дозволил?!
- Господин капитан, я хочу заявить на этого вот господина коллежского регистратора, - закричал Василий Иванович. - Здесь совершилось злостное преступление, убийство, против закона и христианства! Вот и господин тайный агент подтвердят!
- Кого, чего? - ничего не понимая, спросил полицейский офицер. - Какое убийство, какой агент?
Его окружили плотным кольцом и начади объяснять все разом. Я же тихонько положил кольт на ближайший подоконник и направился к выходу. Возле крыльца мерзли, топая для согрева ногами, двое полицейских. Один из них заступил мне дорогу, но я не останавливаясь, строго сказал:
- Что стоите, как истуканы! Бегом к капитану!
- А что случилось?
- Он там арестовал целую шайку разбойников и приказал, чтобы вы помогли.
Полицейские, придерживая шашки, затрусили на помощь начальнику, а я не спеша вышел в открытые ворота.
Глава 6
На улице оказалось темно и пустынно. Часы я не носил по причинам конспирации и даже приблизительно не знал, сколько теперь времени. После нервного напряжения голова казалось пустой и легкой. Единственное, что меня сейчас занимало - найти место для ночлега и побыть одному в тишине и покое. На ближайшем перекрестке я свернул на боковую улицу. Этот район города я не знал. Застроен он был средней величины частными домами, в которых обычно жили купцы и небогатые чиновники. Ничего напоминающего гостиницу не попадалось, как не было видно и извозчиков. Я все дальше уходил от дома коллежского регистратора и погони больше не опасался. Ночь была ветреная и морозная, температура где-то под минус тридцать градусов, и скоро меня начало пронимать до костей. Я все убыстрял шаг, но и это не помогало согреться. Мое тонкое пальтишко продувало насквозь, ноги мерзли, и жизнь перестала казаться раем.
Наконец попалось здание публичного вида, напоминающее гостиницу. Сквозь щели в ставнях пробивался свет. Я остановился возле его входа, но ничего похожего на вывеску не обнаружил и повернулся было чтобы уйти, когда меня окликнул невидимый человек.
- Желаете поразвлечься?
- Что желаю? - не понял я, приплясывая на месте.
- Развлечься с барышнями желаете?
- Нет, спасибо, мне сейчас не до барышень, мне бы просто гостиницу. Нет ли поблизости?
- У нас здесь все есть, три рубля комната, очень даже великолепно отдохнете.
Идти в такое заведение мне совсем не хотелось, но мороз прижимал, и пришлось согласиться:
- Ладно. Только чтобы никто ни приставал.
- Этого у нас не заведено-с, - успокоил, выходя из тени, человек в тулупе и валенках. - У нас все для гостей, хозяин - барин.
Он постучал в дверь условным стуком, и она тотчас открылась. Выглянула маленькая женщина в пуховом платке.
- Господину комнату на ночь, за трешку, - сказал привратник, - без барышень.
- Заходите, - пригласила женщина, не то кланяясь, не то приседая в книксене, - мы хорошим гостям всегда рады.
"Ой, точно опять вляпаюсь в историю", - подумал я, но ноги сами понесли в тепло.
- Исхолодали? - участливо спросила она, пропуская меня в теплые сени.
- Да, что-то сегодня очень холодно.
- Знамо дело, зима, - сообщила она вечную истину - Ничего, скоро потеплеет. У нас деньги платят вперед.
- Да, конечно, только сначала покажите комнату.
- Пойдемте. У нас здесь чисто, самые первейшие гости ходят, будете премного довольны. А барышни - чистые конфетки, и у всех билеты выправлены. Можете не опасаться.
- Мне нужна комната без барышни, - начиная раздражаться, сказал я. - Привратник сказал это при вас. Уже запамятовали?
- Это всегда пожалуйста, у нас так заведено, хозяин - барин, без барышень, так без барышень. Сам-то хворый или как?
- Хворый.
- Это не беда, я тебе такую жаркую девку пришлю, как печка, разом все болести пройдут.
- Не нужно мне девки, я спать хочу.
- Оно, конечно, это как водится, спи себе на здоровье, у нас всякие есть - и в теле, и худощавые, а какие из лица красавицы! А насчет желтого билета, не сомневайся, тут все без обмана.
- Ты, тетка, русский язык понимаешь? Я тебе что сказал? Мне нужна просто комната! Будешь приставать с барышнями, уйду в гостиницу. Поняла?
- Как не понять, голубь ты наш сизокрылый, очень даже поняла. Ты, я вижу, мужичина сурьезный, не баловник какой, тебе и барышню нужно соответственную. Есть у нас одна, ну, чисто краля, из образованных. Учителькой ране была. А за ценой мы не постоим, добавишь к трешке целковый и пользуйся.
Под причитания сводни я, наконец, попал в душный эротический рай с широкой кроватью и литографиями фривольного содержания.
- Клопов много? - подозрительно поинтересовался я, разглядывая громоздкое деревянное ложе, заваленное красного цвета перинами.
- Не, боже мой, какие у нас клопы, всех давеча персидским порошком переморили. Так деньги, как уговорились, вперед, а там уж как тебе заблагорассудится, ублажит тебя учителька, можешь ей сделать презент. Это твое дело, у нас такое не возбраняется.