Я вытащил из бумажника зеленый трехрублевый кредитный билет.
- А желтенькую за учительку? - напомнила милая женщина. - Это будет по справедливости. Ежели какая другая, в теле, то оно, конечно, будет дороже, а как барышня субтильная и образованная, то никак меньше целкового взять не возможно.
- Все, иди отсюда, я спать хочу, - грубо заявил я, выталкивая навязчивую бабу из комнаты. - Договорились за трешку, вот тебе трешка. И чтобы мне никто не мешал, а то смотри у меня!
От всех недавних искрометных страстей и кромешных событий у меня даже начало дергаться веко. В голове была сплошная каша, настроение соответствовало состоянию, и единственное, чего хотелось, это горизонтального покоя.
Я быстро разделся, задвинул засов на двери и нырнул под пожарного цвета перину. У меня не осталось сил даже на то, чтобы задуть керосиновую лампу, тускло освещавшую комнату. Наконец можно было закрыть глаза и расслабиться.
- Вы уже изволили лечь? - проговорил над ухом приятный женский голос.
- Что, вы кто?! - испуганно воскликнул я, не понимая, как незнакомая женщина могла оказаться в запертой комнате. - Как вы сюда попали?!
- Если вы меня выгоните, то меня побьют, - сказала женщина и заплакала. - Мадам у нас очень жестокая.
Я начал приходить в себя и возвращаться в реальность. Перед порочным ложем продажной любви стояла незнакомая хрупкая девушка.
- Вы та самая учителька? - спросил я.
- Бывшая гувернантка, - поправила она. - А вы купец или приказчик?
- Нет, я сам по себе. Простите, милая барышня, но я очень хочу спать.
- Хорошо, как скажете, я сейчас уйду, - всхлипнув, согласилась она. - Что вам до меня? Мы ведь даже не знакомы, почему вы должны принимать во мне участие!
Внутренне я был с ней полностью согласен и промолчал.
- Если бы вы знали, что мне пришлось пережить! Я понимаю, я для вас всего лишь продажная девка… Вы меня презираете, потому и гоните…
Похоже было на то, что у нас с ней начинается секс "по-русски", с душераздирающими исповедями и выяснением отношений. Все это могло окончиться чем угодно, только не спокойным сном.
- Хорошо, оставайтесь, только, пожалуйста, не мешайте мне спать.
- Вы правда хотите, чтобы я осталась?
- Нет, не хочу, этого хотите вы, а я хочу спать!
- Я вам совсем не нравлюсь? - дрожащим голосом спросила она. - Ни капельки?
Я ни ответил, повернулся спиной и опять заснул. Однако не тут-то было, всхлипывания усилились.
- Ну, что вам еще нужно? - стараясь скрыть раздражение, спросил я. - Что вы плачете?
- У меня такое чувство, что я вам навязалась, и вы совсем не хотите со мной разговаривать, - сквозь слезы сказала она.
- А что, это не так?! Вы хотите получить свой рубль, вы его получите! А пока оставьте меня в покое!
- Меня мадам за один рубль прибьет, скажет, что я нарочно плохо работала.
Ситуация становилась неразрешимой.
- Хорошо, если вы не будете мне мешать, то я дам вам больше.
- А я вам мешаю?
- Да, мешаете! И если вы скажете еще одно слово, то я вас отсюда выгоню!
- Ладно, я буду молчать. Не знала, что вы такой грубый и жестокий!
Я не ответил и наконец уснул. Моя незваная гостья, кажется, так и не смирилась со своим поражением, продолжала что-то говорить, возможно, рассказывала историю своей трудной жизни.
Так под ее мерное бормотание я и проспал до позднего утра.
- Доброе утро, - вежливо поздоровалась жрица любви, как только я открыл глаза. Она сидела на стуле подле кровати и что-то вышивала на пяльцах. - Выспались? Вам было хорошо?
- Да, конечно, - подтвердил я, даже не пытаясь выяснить, что она имеет в виду, - просто замечательно.
- Я ведь вам не мешала спать?
- Почти.
Только теперь я рассмотрел бывшую гувернантку. Девушка оказалась не первой, да и не второй молодости, слегка потраченная оспой, с унылым длинным носом.
- Я всю ночь охраняла ваш покой.
- Спасибо, теперь отвернитесь, мне нужно встать и одеться.
- Ничего, я не стесняюсь, привыкла… Вы оказались таким милым. А сегодня ночью вы еще придете?
- Конечно, я об этом мечтал всю жизнь. На улице не потеплело?
- Не знаю, я не выходила. С вас десять рублей.
- Сколько? - поразился я.
- Десять, вот если бы вы были со мной, тогда рубль, а так десять. Никак меньше нельзя, мадам заругается.
- Ладно, я подумаю, - пообещал я, быстро одеваясь. Деньги для меня были не проблемой, и затевать свару из-за десятки я не собирался.
- Ну и мне на булавки, сколько не жалко, - добавила она.
Было похоже, что разводят меня по полной программе. Однако я выспался, голова у меня почти прошла, и настроение соответствовало состоянию.
- Вы действительно были гувернанткой? - спросил я на прощание девицу легкого поведения.
- Я же вам рассказывала, - с легким упреком сказала она, принимая плату. - Я учила детей одного генерала, он в меня безумно влюбился, а его жена…
- Да! В следующий раз вы мне непременно все это подробно расскажете. А сейчас, простите, спешу.
- Так вы сегодня придете, вас ждать?
- Конечно, я ведь так и не узнал, чем кончился ваш безумный роман!
- Да, о моей жизни можно написать книгу, если бы вы только знали! - крикнула она мне вдогонку.
"Только, боюсь, что у нее будет плохой конец", - подумал я, вырываясь на свежий воздух из пропахшего дешевыми духами и любовным потом чистилища.
Мороз к этому времени еще усилился. Благо хотя бы, что совсем прекратился ветер. Над городом висело белесое, морозное марево. Печные трубы усиленно отравляли атмосферу дымными столбами. Я уткнул нос в шерстяной воротник пальтишка на рыбьем меху и заспешил к перекрестку большой улицы, до которой вчера не дошел всего несколько десятков метров.
Впрочем, спешить было совершенно не обязательно. Никаких дел в Москве у меня больше не было.
- Все, - решил я, - нужно когда-то пожить и для себя. Покупаю хорошую одежду, снимаю квартиру и начинаю прожигать жизнь!
- Куда, ваше степенство, изволите? - спросил останавливаясь по моему сигналу, извозчик.
- Есть здесь поблизости хороший магазин готового платья?
- Ну, ежели только Верхние торговые ряды или Пассаж, только там цены кусаются.
- Давай куда ближе, - решил я, усаживаясь в санки и прикрываясь облезлой медвежьей полостью.
- Целковый будет не обидно? - осторожно поинтересовался курьер.
- Два, если домчишь с ветерком!
- Но, залетная! - радостно крикнул он. Лошадь уперлась в обледеневшую дорогу задними ногами, рывком сорвала с места успевшие примерзнуть санные полозья и застучала по мостовой шиповаными копытами.
Ехали мы и правда с ветерком и за полчаса домчались до здания ГУМа.
- Это и есть Верхние торговые ряды? - спросил я, припоминая, что этот первый российский гипермаркет назывался как-то по-другому, чем в наше время.
- А то, здесь все, что надо, купить можно, были бы деньги.
Деньги у меня были. Потому через четыре часа элегантно одетый господин в модных аглицких ботинках, с дорогой тростью, украшенной серебряным набалдашником в виде львиной головы, с напомаженными и уложенными крупной волной волосами, подстриженными по последней моде бородой и усами, вышел из шикарного подъезда дорогого магазина. Было похоже на то, что жизнь начала налаживаться. Господин был сыт, в меру пьян и держал в руке толстую кубинскую сигару. С небрежной грацией плейбоя он махнул рукой. Тотчас, играя тонкими породистыми ногами по брусчатой мостовой, к нему подскочил вороной рысак, запряженный в крытый возок с каучуковыми шинами:
- Куда, ваше сиятельство, прикажете? - почтительно спросил, свешиваясь с высокого облучка, стильный кучер.
- Давай-ка, голубчик, отвези меня в самую лучшую гостиницу, - попросил господин, в котором невозможно было узнать недавнего затрапезного провинциала.
- Это можно, - согласился кучер, - садитесь, ваше сиятельство, враз домчим!
Я сел в коляску, кучер лихо свистнул, и копыта лошади звонко застучали по кремлевской брусчатке.
Будущий ГУМ, а ныне Верхние торговые ряды, построенные несколько лет назад архитектором Померанцевым, произвели на меня хорошее впечатление. Последний раз я был в этом магазине еще до торжества нашего дикого капитализма, когда тут еще торговали по советскому образцу, так что сравнение оказалось не в пользу организованной торговли.
Здесь я нашел все, что было нужно, от парикмахерского салона до портняжной мастерской, где за считанные минуты подогнали мне по фигуре весь комплект платья.
Там же мне удалось пообедать в изрядном ресторане. Потому я и пребывал в блаженном состоянии и не обращал внимания, куда едет лихач. Только когда холод немного разогнал винные пары, удивленно подумал, что мы почему-то слишком долго не можем никуда доехать.
- Эй, голубчик! - крикнул я в форточку, через которую была видна спина возницы, - ты, собственно, куда меня везешь?
- Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство, уже подъезжаем, - успокоил он, поворачиваясь в мою сторону. - Осталось самая малость.
Я успокоился и погрузился в приятные размышления об ожидающих меня радостях жизни. В эти планы входили роскошные апартаменты, собственный выезд, приятное женское общество, дорогие рестораны, знакомство с художественной московской элитой и прочие приятности.
- Голубчик, - опять воззвал я к широкой спине кучера, - долго еще?
- Мост, ваше сиятельство, закрыли, - сообщил мой бородатый Вергилий, - пришлось ехать в объезд, вы не извольте беспокоиться, скоро домчу.
- А что с мостом? - поинтересовался я.
- Бомбист жандармского генерала взорвал, а мосту ничего, целый мост-то.
- Бомбист, говоришь, - осуждающе сказал я, - это плохо! Не люблю террористов!
С революционерами у меня складывались довольно сложные отношения, и их методику индивидуального террора я не признавал, как говорится, в принципе.
- Убили жандарма или как? - опять спросил я извозчичью спину.
- А кто его знает, нам это без интереса, - ответил он.
- Слушай, голубчик, - опять обратился я к кучеру, - останови у какого-нибудь ресторана, мне нужно выпить.
- Будьте благонадежны, ваше сиятельство, как только увижу ресторацию, сразу и остановлю.
- Ты кончай меня сиятельством называть, никакое я не сиятельство. Лучше поезжай скорее, мы уже целый час плетемся!
На мое последнее замечание кучер никак не отреагировал. Это меня обидело, и я отбросил штору с окна, чтобы сказать ему пару теплых слов. Коляска летела во весь опор, а за стеклом проносились не здания центра Москвы, а деревья заснеженного леса.
- Ты куда меня везешь?! - закричал я. - Какая тут, к черту, гостиница! Немедленно поворачивай назад!
- Никак не могу, Алексей Григорьевич, - наклоняясь к окошку, сказал, расплываясь в улыбке, кучер, - приказано вас срочно доставить живым и здоровым.
"Вот и пожил для себя, - уныло подумал я, - будут мне теперь и барышни, и рестораны".
Мое настоящее имя и отчество знали в эту эпоху только несколько человек, так что понять, к кому меня везут, было совсем не сложно.
* * *
После цивилизованной, комфортабельной Москвы начала XX века, с электричеством, трамваями, извозчиками и прочими благами просвещенного времени, оказаться в глухом захолустье было не самым радостным событием.
Поселили меня в курной крестьянской избе, с антрацитовыми от многолетней копоти стенами. Топилась она, соответственно названию, по-черному, в единственной комнате располагался каменный очаг без трубы. Никакой обслуги здесь не предусматривалось, жил я один и сам занимался всеми бытовыми делами. Мне приходилось заготавливать в лесу дрова, разводить в очаге костер для обогрева и приготовления пищи и учиться спасаться от выедающего глаза дыма. Единственной радостью и развлечением была баня, которую я топил так часто, как на это хватало сил.
Однако жаловаться было не на что, я сам подписался на участие в эксперименте и теперь пожинал плоды этого легкомысленного решения. После того, как меня "похитили" в самом центре старой столицы, прошло больше месяца. Все это время я безвылазно находился вблизи города Тарусы, жил один в лесу и продолжал тренировки и подготовку к выполнению своей "стратегической миссии".
Теперь меня окружали новые люди, и никого из старых знакомых я больше не встречал. Неудачное приобщение к красивой жизни забылось очень скоро. Меня гоняли на тренировках так, как будто готовили к Олимпийским играм.
Как я ни пытался выяснить, что собственно произошло в Замоскворечье, и какое отношение имела полиция к разгрому нашей "тайной избы", наталкивался только на удивленные лица. Никто из новых знакомых не хотел идти на контакт и хоть что-то объяснить. Да и знакомыми людей, которые меня окружали, назвать было сложно: все они представлялись именами, больше напоминавшими клички, и наше общение ограничивалось только деловым сотрудничеством.
Вначале все это здорово нервировало. Жить так, будто находишься один в пустыне, я не привык. Однако постепенно втянулся, одичал, и вполне обходился без задушевных бесед и теплой компании. Появилось чувство оторванности от мира. В мою лесную берлогу, само собой, не доходили никакие новости, и вскоре интересы сузились до простого выживания и небольших чувственных радостей, вроде большого куска добытого на охоте мяса и той же бани.
Тренировки касались только боевых искусств, стрельбы из лука, пищали, всех видов фехтования, ну и физической подготовки. Подобный образ жизни, наверное, вели средневековые рыцари. Видимо после таких запредельных нагрузок и были придуманы куртуазные отношения и платонические дамы сердца. На более земные сношения с прекрасным полом рыцарей просто не хватало.
Над всем сборищем моих тренеров и спарринг-партнеров стоял очередной главный куратор с эпической кличкой Святогор. Он же сообщал мне каждое утро о низкой оценке моих успехов:
- Очень плохо, - например, говорил он, - вы вчера не смогли убежать от обычной погони.
То, что погоня была не совсем обычная, а по ограниченному пространству небольшой березовой рощи за мной, пешим, гонялось полдюжины верховых "ловцов", напоминать ему не стоило. Это как бы само собой подразумевалось, как необходимое условие тренировки. Сам я не очень комплексовал по поводу собственных неудач, мне казалось, что делаю я все довольно успешно и в реальных условиях вполне бы смог переиграть почти всех своих спарринг-партнеров.
- Сегодня зам нужно будет спрятаться в том, - укрывал он направление, - лесу и попытаться сделать так, чтобы вас не смогли найти.
- Какой это лес, три осины, там же одно сплошное болото!
- Значит, у вас есть неоспоримое преимущество! - невозмутимо констатировал Святогор. - В болоте спрятаться легче, чем в лесу.
- Но ведь оно замерзшее!
- Не везде, там есть полыньи…
И вот после такой игры в прятки мне еще нужно было идти на охоту, заготовлять дрова, ну и делать все остальные работы по дому и жизнеобеспечению. Так что жизнь больше не казалась нескончаемым праздником с готовой горячей водой из крана, продуктовой лавкой под боком и другими благами цивилизации.
Однако все когда-нибудь кончается. Кончилась и моя полевая, вернее будет сказать, лесная практика. Наступила дружная весна, солнце жарило по-летнему, снега таяли с поразительной быстротой, и окрестности сделались практически непроходимыми. Однако занятия не прекратились, только строились с учетом новых условий. И вдруг в один прекрасный весенний день, после того как Святогор очередной раз посетовал на мою неловкость и нерадивость, он в конце разговора неожиданно улыбнулся и порадовал новостью:
- Готовьтесь, сегодня ночью вас переместят!
- Да, сегодня? - растеряно сказал я. - А как это будет выглядеть? В смысле, сама машина времени, или что там у вас. И что мне нужно делать?..
- Ничего, - искренне недоумевая, ответил он, - утром проснетесь и делайте что угодно…
- Как это что угодно? - не понял я. - Мне можно будет вернуться в Москву?
- Ради бога, можете отправляться, куда хотите. Теперь вы зависите только от самого себя.
- А как же перемещение? - опять не понял я. - Когда оно произойдет?
- Я же вам сказал, сегодня ночью. Утром вы будете уже в шестнадцатом веке.
- Так просто, не выходя из дома? - промямлил я.
- Ну, не совсем просто, однако это уже не ваши заботы.
Спрашивать, насколько все это опасно, и что со мной может случиться, если произойдет какой-нибудь сбой, было бессмысленно, и я, чтобы не терять лица, просто согласно кивнул головой. Только поинтересовался:
- А снаряжение, оружие?
- С этим все будет в порядке, - не разъясняя и не конкретизируя, сказал Святогор и, пожелав счастливого пути, оставил меня одного.
Мне ни оставалось ничего другого, как, больше не жалея дров, жарко натопить баню и от души попариться. Кто знает, может быть, последний раз в жизни. Лег я в обычное время и спал спокойно и без сновидений.
Проснулся же от зверского холода. Изба выстыла, как будто я ее вообще не топил. За окнами была угольная тьма. Я вскочил, размялся, чтобы хоть как-то согреться, и выглянул наружу. Однако окна на старом месте не оказалось. Вернее, его вообще не было. Я поводил руками по бревенчатым стенам, ничего похожего на оконный проем не нащупал, удивился и вышел во двор. Исчезли сени, и я сразу оказался снаружи. Здесь было уже совсем светло. Во дворе все изменилось - опять окрестности покрыл снег, и морозец стоял отнюдь не весенний. Изба тоже была другой, меньше и ниже, чем раньше, к тому же совсем без окон, и еще исчезли баня и плетень вокруг подворья.
"Получилось", - подумал я, вспомнив предупреждение, что в начале шестнадцатого века в России было большое похолодание. Судя по тому, что творилось снаружи, весна задерживалась по сравнению даже с началом XX века недели на две. Я вернулся внутрь, оделся, взял топор и вышел наружу.
Холод поджимал, нужно было как-то обогреться, и я сразу же отправился в лес за дровами. Под ногами снег хрустел, как при сильном морозе. Однако весна всё-таки чувствовалась, на снегу образовался талый наст - значит, солнышко днем уже пригревало. Лес был чужой, незнакомый, но в принципе такой же, что и в двадцатом, и двадцать первом веках Я свалил небольшую осину и поволок ее к избе. Внутреннее состояние было какое-то необычное, как будто все происходило не в реальности, а в компьютерной игре. С одной стороны я понимал, что все окружающее реально, с другой - было ощущение, что я нахожусь внутри смоделированного пространства.
Теперь, когда я остался один, следовало удвоить осторожность. Мало ли какие могут возникнуть осложнения и неожиданности. Однако все вокруг казалось таким пустынным, что нужды сторожиться не было никакой, и я довольно скоро перестал подозрительно вглядываться в каждый черный куст.