– Так я сначала и не думал на войну идти. Просто обещал деду Мишкиному внука спасти. А оказался у вас и понял, что не смогу уйти. Ну, как бросишь? Вот мой взвод – я с ними столько всего пережил, и они меня спасали, и я их. И брошу? Ну, это же как предательство! А вот когда я решил, что, пока мы не победим, не уйду, мне сразу спокойнее стало. Понимаешь?
– Понимаю, – кивнул Филоненко. – Ты просто нормальный парень. Наш.
– Не вгоняй меня в краску.
Тут в дверь позвонили.
– О, это, наверное, пиццу привезли!
Марлен угадал. Расплатившись, он внес в комнату две коробки с пиццей – "Бенедиктинской" и "Комбинированной".
– Угощайся!
– Пироги с доставкой на дом?
– Это не пирог, это пицца!
Филоненко с подозрением присмотрелся.
– Ты попробуй сначала!
Старлей попробовал, и его брови полезли на лоб.
– М-м! Вкушно!
– Пивка дать?
– Не откажуш!
– А я чайку заварю…
Откусывая и жуя, Марлен висел на сайтах в Интернете, скачивая все подряд: историю СССР, ход боевых действий с 1941 по 1945 год, включая карты, приказы, директивы, имевшие когда-то высший гриф секретности, а ныне представлявшие узкий интерес для специалистов. Чертежи танков, БМП, самолетов. Турбореактивные двигатели. Технология изготовления кирзы. Досье на военачальников РККА и партийных деятелей – пусть будет ясно, кто как себя показал. Карта месторождений – золота, алмазов, нефти и газа, урана, молибдена, алюминия. Данные по атомному проекту. Полные чертежи и схемы ракеты "Фау". Приборы ночного видения. Разведданные по врагам и союзникам на 41-й и 42-й годы. План "Ост". Проект Братской ГЭС. И еще… И еще…
Притомившись, Исаев откинулся в кресле и протер глаза. О! Надо еще производство пенициллина скачать! Да и прочих лекарств, в сороковые не известных. И несколько фильмов.
Киноэпопею "Освобождение". "А зори здесь тихие…" – только не новую версию, а старый, добрый советский фильм… "Кавказскую пленницу", "Операцию "Ы", "Иван Васильевич меняет профессию", "Семнадцать мгновений весны"…
– Ладно, пусть закачиваются. Поехали, съездим к деду.
– Поехали.
– Я, знаешь, чего хочу? Уговорить старого, чтобы он в тот лагерь уехал – я ему там домик заделаю, будет что-то вроде дачи. Хочу, чтобы портал был под приглядом.
– Это правильно. А потом, когда туда уйдем, надо будет землянку щитом прикрыть да земелькой присыпать. Снег пройдет, все скроет.
– Самое то. Пошли.
– Так пошли или поехали?
– Сначала пошли, а потом поехали.
Марлен поставил "УАЗ" на ту самую стоянку, где находился его "гелик". Пересев на джип, он поехал на проспект Вернадского.
По дороге они попали в небольшую пробку, и Исаев поневоле поддался мыслям о родителях.
Увы! Все его благородные порывы и правильные поступки оказывались обыкновенным свинством, как только он начинал примерять их к отцу с матерью. Они-то тут при чем?
Виноваты они, что ли? Он не мог бросить товарищей, но при этом, выходит, бросил "родаков"… И как быть?
"Гелендваген" подкатил к знакомому дому, и зловредные мысли оставили его. Поднявшись, Марлен позвонил.
Дома старик? Не на даче? И жив ли вообще? В его-то возрасте… Ага! Слышно, как шаркали тапочки.
Не спрашивая, кто там, Павел Иванович открыл – и покачнулся.
– Спокойно, спокойно! – заспешил Исаев. – Все хорошо, Мишка жив-здоров.
– Ох, господи, совсем старый стал, – вздохнул ветеран. – Да вы проходите, проходите…
Гости прошли, запирая за собой дверь.
– Спасибо, что сообщили про Мишку. Где он?
– Мы с ним на Резервном фронте воевали. Качалов, кстати, жив остался! – быстро вываливал новости Марлен. – А сейчас нас с Михой в Москву перевели, мы там электропромышленность поднимаем, прогресс двигаем. Послушайте, Павел Иванович… Время на той стороне бежит куда быстрее, так что, когда там 45-й наступит, здесь, наверное, будет весна или лето 2017-го. И мы вернемся. С победой! Или там все еще быстрее пойдет, с нашей помощью, и война закончится раньше. Понимаете?
– Не знаете, что папке с мамкой говорить?
– Именно! Ну, как я им признаюсь? На фронт, скажу, ушел? Фашистов бить? Это вы мне поверите, потому как сами в прошлое заглядывали, а им об этом лучше не говорить. Это должно остаться тайной. В общем, не знаю. Буду думать. А пока… Павел Иванович, а вы не могли бы пожить немного в том месте, где портал? Я вам там дачу организую, быстренько дом выстроим – и ту землянку накроем…
Старик улыбнулся.
– Сторожем побыть? Да я согласен, конечно. Что мне здесь делать? А там хоть воздух свежий…
– Во-во! Так вы согласны?
– А чего ж… Помогу, чем могу.
– Тогда поехали!
Завершив "шопинг", Марлен загрузил джип и "уазик". В "гелик" он усадил старика, а "уазик" доверил Филоненко. Вернувшись к своему агентству, Исаев вытащил ноут и запоминающие устройства – как раз в кейс уместились.
Уже спускаясь в тамбур, Исаев столкнулся с отцом. Это было до того неожиданно, что он замер.
– Ты?! – вскричал Исаев-старший, бросаясь к сыну. – Живой! Где ты был?
– Я не могу тебе этого сказать, папа, – медленно проговорил Марлен. – Это государственная тайна. Поверь, я не преувеличиваю, все так и есть. Ты просто не представляешь себе, как я хочу тебе все выложить, все рассказать, но не могу! Не имею права. Мне очень жаль, поверь. И маму жалко… Плачет, наверное?
– Еще как, – мрачно проговорил отец. – Хоть намекни!
– Там идет война, папа, – негромко сказал Исаев.
– И ты воевал?
– Немного.
– Тебя не было полмесяца.
– Знаю, но не все так просто. Загадками говорю, да?
Отец внимательно посмотрел на него.
– А ты изменился, сын… У тебя глаза другие стали.
– Насмотрелся, – усмехнулся Марлен.
Отец положил ему руки на плечи.
– Ты вернешься?
– Обязательно, папа. И… Знаешь, я даже рад, что мы вот так вот столкнулись. Не хотел встречаться, просто боялся тяжелого разговора, а сейчас вроде как полегчало. Пап, Вика Тимофеев со мной… там, с ним тоже все в порядке. Я не знаю, как об этом сказать его родителям. Скажи сам, ладно?
Отец улыбнулся.
– Ладно, выкручусь как-нибудь. Мне еще с твоей мамой разговаривать! Она мне устроит…
– Держись! Ладно, пап, побежал я!
Задержавшись в дверях, он серьезно сказал:
– Я вас очень люблю, и тебя, и маму. И очень не хочу, чтобы вы переживали из-за меня. Скоро все кончится, обещаю! Пока!
– Пока…
Марлен прошел к машине, ощущая и позывы совести, и громадное облегчение. Пускай все осталось недосказанным, но лучше недоговорить, чем смолчать.
Плюхнувшись на сиденье, он завел мотор. Выехав, Исаев оглянулся – "УАЗ" катился следом. Движение было как перед хорошей пробкой – машины ехали медленно, и Марлен достал сотовый. Надо было связаться со знакомым юристом.
– Рич? Здоров, это Марлен. Узнал?
– Узнал! Давно не появлялся.
– Дела, как батя говорит. Можешь для меня одно дельце провернуть?
– Похищение или контрабанда?
– Попроще! Деду моего знакомого надо дачу оформить. Не под Москвой, под Рославлем. Там маленькая рощица на холме, координаты я тебе потом скину. Дом я начну строить сразу, а с тебя бумаги. Идет?
– Идет! Тебе срочно надо?
– Чем быстрее, тем лучше.
– Ладно, с утра займусь. Перелет оплатишь.
– Не вопрос!
– Заметано!
– Все, пока!
– Пока!
Тут же Марлен перезвонил еще одному нужному человеку.
– Сан Саныч? Привет, это Марлен.
– Привет, уважаемый! Что хочешь?
– Нужно выстроить небольшой, крепкий дом под Рославлем. Не коттедж, не шале, а нормальный, такой, сруб. Желательно выстроить завтра.
– Я тебе что, уважаемый, джинн? Хм… Ну, если собрать калиброванные бревна…
– Вот-вот! Собери. Я уже везу этого деда, понимаешь? Старый он, в палатке ночевать не будет. В общем, грузи полный набор для стройки, цепляй бригаду своих ухарей и выезжай. Я тебя на месте встречу.
– Надбавка за срочность, дорогой…
– Святое дело!
– Все, занимаюсь. До завтра!
– Давай…
Марлен глянул в зеркальце – "уазик" не отставал.
Глава 27
1941-й
Ехать ночью Исаев не стал, да и зачем? Строители появятся лишь утром, так что уйти в 41-й удастся не раньше вечера. Или, скажем, в три пополудни. Так чего спешить?
И Марлен свернул на стоянку у подмосковного отеля, показавшегося ему более или менее приличным.
Сняли четырехместный номер, поужинали и залегли. Засыпалось плохо – и новое место, и тревоги, – все мешало.
Поворочавшись, Филоненко тихо сказал:
– Спишь, Марлен?
– Да нет…
– Что же это получается – без капитализма полки магазинов не наполнишь? Опять, что ли, НЭП вводить?
– А разве хоть кто-нибудь пробовал довести социализм до ума? В ваше время не до того было – лишь бы успеть с индустриализацией, тяжелую промышленность поднять, чтобы было можно самолеты делать с танками. Потом все долго восстанавливали, а Хрущев, когда пришел, и старую плановую экономику загубил, и нового ничего не создал. Был такой Косыгин, он попытался было перевести народное хозяйство СССР на рыночные рельсы, так ему не дали. Это ж надо было заводам свободу предоставить, чтобы они сами и цену выставляли на свой продукт, и зарплату платили большую, и бракоделов с алкашами выгоняли. А кто бы им это позволил? Министерские с партийными, что, так запросто власть отдадут? Не дождетесь! Ну, и не дождались…
– Ну, теперь-то можно попробовать?
– Да я только за! Убрать бы только тех, кто мешать будет…
– Уберем! Они ж все известны! А тайга большая – пили да пили…
Павел Иванович рассмеялся.
– Спите, давайте, а то рано вставать!
Удивительно, но Марлен, едва закрыв глаза, тотчас же уснул.
Совесть очистилась…
* * *
Выехали рано, и уже к обеду добрались до места. По всей видимости, Сан Саныч поднял своих и вовсе до рассвета – когда "гелик" с "уазиком" сворачивали к Стомети, показались грузовики с надписью "Домострой" на бортах – это была фирма Сан Саныча.
Исаев посигналил и двинулся первым, ведя строителей за собой.
Поисковики восприняли "стройку века" положительно. Павла Иваныча тут знали и даже вызвались помочь. Строители, в основном таджики, загалдели и стали разгружать фургоны, а Марлен поднялся к Зачарованному Месту.
Разведчики встретили его какие-то всклокоченные, хмурые, кислые.
– Что? – усмехнулся Исаев. – Насмотрелись?
– А-а! – отмахнулся Шатов. – Да как же так – СССР развалить?
– А эти фашисты на Украине? Это что такое?
Мужики загалдели, перебивая друг друга, перечисляя червоточины, обнаруженные в таком красивеньком яблочке с наклейкой "Будущее".
Марлен не спорил, он лишь кивал и соглашался. А когда все выговорились, Исаев негромко сказал:
– Вот для того нам и надо доставить бук в ваше время, чтобы товарищ Сталин лично увидел, во что все может превратиться! И принял меры загодя.
– Правильно! – горячо поддержал Шатов. – Вот это правильно!
Тут набежали строители, и началась ударная стройка.
Гладкие калиброванные бревна были один к одному и легко складывались, как кубики "Лего".
Один рабочий выпускал в паз монтажную пену для пущей теплоизоляции, сверху опускалось бревно. Глядишь, и первый венец готов.
– Вот тут, – объяснял Исаев, указывая на землянку, аккуратно прикрытую сверху палаткой, – будет комната-музей. Так что окна здесь ни к чему. А реставрацией мы займемся позже.
Прораб кивал только и раздавал распоряжения.
Венец за венцом, венец за венцом… Вот уже и оконные рамы вставлены – там, где они нужны, то есть в жилых комнатах, – и дверь появилась.
– Забор мы сегодня не успеем, – озаботился прораб.
– Завтра доделаете, – махнул рукой Марлен. – Лишь бы дом сдать.
– Сдадим! – вдохновился строитель.
И сдали. Исаев прошел в сени, где пахло деревом, оттуда в коридорчик. Налево – санузел, душевая и кухня, направо – комната, прямо – "музей".
Запиликал телефон – это был юрист.
– Все готово, можешь забирать! Пришлось само собой кое-кому кое-что доплатить, зато быстро. Покажешь своему деду, чтоб расписался, где нужно, и пусть пользуется!
– Отлично! Ты где?
– В Рославле. Гостиница так и называется – "Рославль". Это на Пролетарской.
– Понял. Сейчас я подъеду.
– Ага, давай…
На этот раз Марлен двинулся на грузовике Сан Саныча. Рассчитавшись с "крючкотвором" и забрав документы, он заехал в мебельный и хозяйственный. Кровать, диван, телевизор, холодильник…
Много чего нужно для нормальной жизни на природе.
Когда Исаев вернулся, шел уже четвертый час. Зато строители успели вкопать пару столбов, проведя электричество, и теперь бурили землю под ограду вокруг всего Зачарованного Места. Им помогали поисковики. Порядок…
Зайдя в дом, Марлен встретил Павла Ивановича.
– Неплохо устроились! – воскликнул он. – Ну, что? Сейчас мы все тут обставим, и можно будет жить-поживать да добра наживать!
– Спасибо вам, Марлен, – прочувствованно сказал фронтовик. – Я будто в молодость свою вернулся. Да и делом буду занят, а не просто доживать свой срок. Это, знаете ли, ценно!
– Павел Иванович, – ответил Исаев, слегка улыбаясь, – я там был. И в окопах сиживал, и за "языком" хаживал. И всего-то два месяца! А вы четыре года оттрубили. Так что не ясно еще, кто кому должен быть благодарен. Ладно, пора нам заканчивать наши каникулы!
Заранее расплатившись со строителями, накинув щедрые чаевые "за срочность" и ранний подъем, Марлен собрал всех разведчиков.
– Все, товарищ старший лейтенант, – сказал он, – кончилось мое командование! Пора вам занимать вакантную должность.
Филоненко кивнул.
– Готовимся, ребята. И одеваемся потеплее – там точно не лето!
Запасной "шмайссер" Исаев передал Краюхину.
– Держите, Павел Иванович. А то вдруг какой фриц сюда пролезет, мало ли. Мы-то все прикроем с той стороны, но лучше поберечься.
Старик кивнул.
– Побережем, – сказал он. – Опыт есть.
* * *
Был пятый час, когда опергруппа собралась в "комнате-музее". Под потолком горела лампа, одна из четырех, чтобы не застить ярким светом возможную активацию портала.
Пол был, но не везде, лишь вдоль стен, а большую часть помещения занимал квадрат с землянкой – трава росла ниже пола.
Сработал портал незаметно – Марлена аж передернуло, когда он понял, что смотрит сквозь портал на закат в 41-м.
Потянуло холодом.
– Ах, ты… За мной!
Филоненко прошмыгнул на ту сторону, за ним рыбкой сиганул Доржиев. И пошло…
Исаев сперва передал чемоданчик, после чего просеменил на карачках в 41-й год. Перевернулся, садясь, и увидел за порталом согнувшегося Павла Ивановича, махавшего ему.
Марлен вскинул руку в ответ – и портал закрылся.
– Шмуйловский, – сказал старлей, – вызывай наших. Только быстро – немцы навострились наши рации пеленговать.
– Я мигом!
Сняв шапку, Гриша Шмуйловский нацепил на голову наушники. Шатов с Николаенковым растянули антенну.
– Прием, прием… – бормотал радист. – Материк, Материк, я – Остров! Прием! Есть! Сигнал Осень!
Передав еще несколько кодовых фраз, Шмуйловский завершил сеанс.
– Самолет прилетит ночью, часа в два. На то же самое место.
– Будем готовить костры, – кивнул Филоненко. – Выдвигаемся!
– А вы знаете, какое сегодня число? Четвертое ноября! Тут почти две недели минуло, представляете?
– Еще как… – поежился Доржиев. – Без свитеров точно околели бы!
Разведчики прислонили ко входу в землянку сорванную дверь и заложили ее комьями мерзлой земли. Выпадет снег, все завалит, никому не выдавая тайну межвременного пробоя.
Разведчики шли цепочкой, подбирая по пути хворост и прочий горючий материал – это было против правил, но надо же из чего-то костры сочинять?
Шоссе одолели в сумерках, а потом и вовсе темно стало. Добравшись до старого места, свалили растопку в три кучи, разошлись, добывая топливо про запас. Даже сена раздобыли – старое, почерневшее, гореть оно будет хорошо, как растопка.
– Ждем, – обронил Филоненко.
Часам к двум ночи все здорово замерзли. Хорошо еще, ветра не было.
– Уши растопырили, – приказал командир, – и слушаем!
Прошло минут десять, долгих и томительных. Марлену показалось, что он разобрал какой-то шум, явно машинный, но тут Шатов зашипел:
– Летит, летит!
Действительно, ровный гул авиадвигателей опадал на холодную землю. Он был негромок, но в стылой тишине казался оглушительным.
– Зажигай! Живо!
Жарко вспыхнула солома, затрещали сухие ветки. Три костра разгорелись, пламенея в ночи. Самолет пронесся так низко над землей, что огонь высветил серебристое брюхо "Дугласа-Дакоты".
– Подбрасывай, подбрасывай!
Транспортник развернулся и пошел на посадку.
– Немцы!
– Шмуйловский! Доржиев! Николаенков! Держать оборону!
– Есть держать оборону!
Раздались редкие выстрелы, их перебили сухие очереди. А самолет сел, прокатился, развернулся. Открылась дверь.
– На посадку! Живо!
Марлен попытался пропустить кого-то вперед, но Шатов подхватил его без особых церемоний и сунул на борт первым. Следом передал драгоценную ручную кладь – чемоданчик.
– Отходим! Сюда! Ко мне!
Исаев выдал очередь по вспышкам, частившим в кустах. К самолету бежали Доржиев и Жорож, придерживая раненого радиста. Самолет начал медленно прокатываться.
Шатов затащил Шмуйловского и протянул руку Доржиеву. Бурят влетел в дверь и вместе со штангистом согнулся, подхватывая Жорожа.
– Спас-сибо… – выдохнул Николаенков.
И тут короткая очередь ударила ему в спину. Жорож вздрогнул и отпустил руки товарищей. Он сделал два шага на подгибавшихся ногах, а затем меткая немецкая пуля разнесла ему голову.
– Т-твою мать! Взлетаем!
Двигатели взревели, потянули самолет по мерзлому грунту и сухой траве. Вспышки выстрелов были еще видны, но лишь две или три пули настигли "ПС-84".
Самолет взлетел, и Марлен содрогнулся, глядя вниз – малиновые и зеленые огни трассеров прошивали воздух между землей и неубранным шасси.
Потом огонь утих, только три костра, далеко позади, продолжали гореть, а потом все застило мутью – повалил снег.