- А о том, как добра его душа, одному богу ведомо. Иные люди, достойные царского венца, тоже сидят в этой гриднице, но повторюсь, что оный князь достойнее прочих.
Ярослав с тоской покосился на своего тестя, который - удивительное дело - сидел весь какой-то просветленный, сосредоточенно внимая словам митрополита.
"Дубина! - захотелось ему заорать во весь голос. - Ты-то чего молчишь?! Ну ладно, ладно, в конце концов, отче криводушный, твое слово - не последнее. Ты предложил, я предложу - посмотрим, кого князья изберут".
- И ежели ваш выбор падет на него, то я, чада мои возлюбленные, не просто его благословлю, но сделаю это с превеликой радостью, - завершил свою речь владыка Мефодий и… сел.
- А… имя? - первым подал простодушную реплику Михаил Городненский.
- Имя, имя назови, отче, - поддержали князя остальные.
- Разве же я не назвал? - удивился митрополит и встал. - Вот те на. Совсем памятью слаб становлюсь, - пожаловался он сокрушенно и торжественно произнес: - Мстислав Мстиславич Галицкий, в народе по праву прозываемый Удатным. Верую, что оный князь, будучи царем, принесет удачу не токмо своему княжеству, но и всей Руси.
Реакция присутствующих на сказанное была разной. Ярослав, уже привставший с места, чтобы категорично заявить: "Не бывать тому", растерянно плюхнулся на лавку, не в силах вымолвить ни слова. Мстислав Романович только покрутил головой, избавляясь от оцепенения, а Владимир Рюрикович с облегчением вздохнул. Некоторые князья из числа тех, кто под конец речи митрополита тоже решил, что тот рассказывает о Константине Рязанском, дружными вздохами поддержали смоленского князя, оставшиеся тугодумы восприняли названное имя как должное.
Наиболее загадочно повели себя двое. Первым был сам рязанец. Как ни удивительно, но на лице его гуляла легкая беззаботная улыбка, будто и он, подобно другим, ожидал услышать именно это имя. На нем не промелькнуло ни тени разочарования или злости.
А чего злиться, когда все идет как надо? Ведь это он, Константин, посоветовал Мефодию так составить свое выступление, чтобы все подумали, будто речь идет именно о рязанском князе. Он не собирался попусту трепать нервы присутствующим - цель его была абсолютно практическая.
- Представь, отче, какая буря негодования поднимется в душе у каждого, кто решит, будто ты сейчас назовешь мое имя. И на тебя, как на бессовестного обманщика, и на меня, на которого чуть ли не у всех зуб имеется.
- Ну, представил, - растерянно произнес ничего не понимающий митрополит. - А зачем тебе эта буря?
- Вместе с ней еще и девятый вал поднимется, чтобы отстоять своего кандидата, который не окаянный рязанец, а Мстислав Удатный. И даже те, кто еще колебался с выбором, немедленно захотят выступить в защиту галицкого князя.
- Так-так, - задумчиво протянул владыка Мефодий, уже начиная кое-что понимать.
- А дальше все элементарно, - развел руками Константин. - Ты называешь имя Мстислава, а положительные эмоции в отношении его в головах уже есть. Так разом схлынуть они просто не могут - по закону инерции человеческих чувств на это нужно время. И тогда все разом проголосуют за галицкого князя, что нам и нужно.
- Как-то оно… - поморщился митрополит. - Чем-то неприятным от затеи твоей отдает. Только не пойму, чем именно. Знаю лишь, что не очень хорошим. Прохиндейство какое-то получается, да и только. А по-простому нельзя?
- Можно, - согласился Константин. - Но вот шансов на избрание Удатного тогда будет меньше. Не думаю я, что его двоюродные братья так вот безропотно царский венец ему уступят. Один уже сейчас на старейшем столе сидит и совсем не прочь корону на свою голову напялить. Второй в затылок ему дышит, потому что не сегодня завтра тот умрет и киевский стол смоленскому князю должен перейти. А вот теперь представь, что все они начнут о своих правах вспоминать - и что тогда получится?
- А что получится? - осведомился митрополит.
- Разброд, всеобщее шатание и никакого царя. Это я тебе гарантирую. А времени до Калки остается все меньше и меньше. Так что, владыка ты мой разлюбезный, это у нас последний шанс добром и миром все решить. Ва-банк - иначе не скажешь. Да и не сделаешь ты ничего предосудительного. Ну, пугнешь малость народишко. Не страшно. В конце-то концов, они сами виноваты, если решат, будто ты обо мне говоришь. Ты же по-честному, без обмана.
- А как же я буду о нем говорить, но так, чтоб о тебе все подумали? - сдался митрополит.
- Это ерунда. Будем исходить из сходства биографий и опираться именно на них, - улыбнулся Константин. - Я уже все продумал детально. Слушай внимательно, - принялся он растолковывать отцу Мефодию, что именно тот должен упомянуть в своей речи.
Но все это было накануне. Теперь же, сидя в жарко натопленной гриднице и блаженно улыбаясь, Константин начинал осознавать, что до момента, когда все сбудется именно так, как он задумывал еще несколько месяцев назад, оставалось всего ничего - считанные минуты.
- Кто инако мыслит? - спросил митрополит и строго оглядел сидящих.
- Да нет, чего уж тут, - послышались разрозненные голоса.
- Славный выбор наш митрополит учинил.
- По совести.
- Быть Удатному!
Выждав для приличия десяток секунд, владыка Мефодий удовлетворенно кивнул и уже хотел было обратиться к Мстиславу Мстиславовичу с напутственной речью, но тут, опережая митрополита, со своего места тяжело поднялся сам галицкий князь.
Он хмуро оглядел всех присутствующих, глухо кашлянул в кулак и медленно произнес:
- За то, что восхотели избрать меня, благодарствую, - он тяжело склонил свою седеющую голову, в которой - Константин это хорошо помнил - белоснежных волос по сравнению с их предыдущей встречей изрядно поприбавилось. - Тут наш митрополит накануне всем предложил еще раз помыслить как следует, кого возвести на царский стол. И я тоже поразмыслил. И впрямь изрядно достойных людей здесь собралось. Это славно. И молодых немало, - широким жестом указал он на своего зятя Даниила с братом Василько, не забыв и про Ингваря с Давыдом. - И тех, что в соку самом, - последовал взгляд в сторону Владимира Рюриковича и Святослава Мстиславовича. - И тех, кто поболе меня сединой убелен да опытом умудрен, - отдал он дань уважения хозяину терема.
"А на меня даже не посмотрел. - Мимолетное сожаление мелькнуло на краткий миг в голове Константина, но он тут же отогнал его прочь. - А ты что хотел? - упрекнул он себя. - Сейчас он целоваться к тебе полезет. Выкуси! Да и ни к чему мне его спасибо. Лишь бы он…"
Додумать рязанский князь не успел. Точнее, все мысли у него из головы своим неожиданным поворотом вышиб галицкий князь. Сказанул такое, что…
- Подумал я и о том, что ведь и мое имечко выкрикнуть могут. Как тогда - смогу ли я? Хватит ли у меня сил всех удоволить, чтоб никто в обиде не был? Словом, много чего мне передумалось, и порешил я следующее. Кто бы меня ни кликнул, а надлежит мне отказаться от такого почета. Не мое ныне времечко, и не о том мыслить царю надобно, чтоб не обидеть никого. Русский владыка должен так поступать, дабы держава его вся целиком цвела. Потому и говорю вам: недостоин я венца. Отказуюсь же от него в пользу…
Галицкий князь пристально обвел взглядом присутствующих, будто не имел еще ответа на этот вопрос и не сделал своего окончательного выбора. В этот момент не только у старейших и самых знатных что-то екнуло в душе: "Неужто меня выкликнет?!"
- Вот на кого надлежит венец златой надеть, - провозгласил он громогласно, уперев свой палец чуть ли не в грудь Константина, и тут же уточнил: - Опять же по лествице он от Святослава исходит, а тот постарше Всеволода будет.
Первым возмутился Владимир Рюрикович. Пока митрополит расписывал будущего кандидата в цари, он уже приготовил для рязанского князя хороший отвод, да потом выяснилось, что владыка предлагает не Константина, а Мстислава Удатного. Сейчас же для него пришла самая пора.
- Это верно, - заявил, поднявшись, смоленский князь. - Святослав постарше Всеволода. Да только если по лествице судить, то тут старшинство не за ним, а за Ярославом Всеволодовичем, который на одно колено постарше всех нас будет.
Ярослав мгновенно приосанился, но смоленский князь гнул свою линию и отдавать царский трон в чужие руки не собирался:
- Однако уже после того решили наши пращуры, что право на великий киевский стол надо оставить лишь за Мономашичами, дабы не учинилось всеобщей распри. Из них же Мстислав Романович - самый старший.
Тут пришел черед расправлять плечи самому киевскому князю. Он с благодарностью посмотрел на своего двоюродного брата.
- Можно и иначе поступить. Чин за Мстиславом Романовичем прежний оставить - великий князь. Пусть память о старине у нас будет. Царем же следующего по старшинству избрать.
Красиво сказал Владимир Рюрикович. Красиво и умно. Так все вывернул, чтоб и всех прочих претендентов осадить, и себя напоказ выставить. Ведь именно он и был этим самым следующим.
Вот только сам смоленский князь мало кого устраивал. Тут-то и началось то, чего так боялся Константин. Чуть ли не каждый припомнил злополучную лествицу именно к своей выгоде. Уже никто никого не слушал - все кричали о своем. Кое-кто пытался даже ухватиться за меч, но предусмотрительный Константин еще накануне через митрополита порекомендовал киевскому князю, дабы Мстислав Романович во всеуслышание объявил о том, что если кто забудется и прихватит с собой по привычке меч или иное оружие, то все это будет немедленно изъято его гриднями.
"Ну, хоть в чем-то пользу оказать смог, - грустно подумал Константин. - И еще хорошо, что князья - не епископы, приучены не кулаками махать, а мечами".
Об остальном же и думать не хотелось. И так ясно, что все пошло прахом.
Последнюю попытку примирить собравшихся предпринял виновник всего учинившегося непотребства - Мстислав Удатный.
- Тихо тут! - взревел он от досады, начиная понимать, что если бы не его опрометчивое выступление, то ничего этого не случилось бы.
Шум слегка утих, хотя и ненадолго, но галицкому князю хватило и этой небольшой паузы.
- Скажи мне, Мстислав Романович, - обратился он к своему киевскому тезке. - Чем тебе князь Константин не угодил? - И тут же, не дожидаясь ответа, перенес свой указующий перст на смоленского князя. - А тебе, Владимир Рюрикович, чем Константин не по душе? Ответьте мне вы оба!
Киевлянин слегка замялся, не желая называть истинную причину, но его двоюродный брат оказался откровеннее.
- Вои рязанские моего сына срубили, - тихо произнес он. - Ты же сам, брате, чадо потерял. Ведаешь, какое это горе.
Воцарилась тишина. Даже сам Мстислав опешил, не зная, что говорить дальше. О том, как тягостно переживать такое, он и в самом деле знал не понаслышке - его единственный сын умер от тяжелой нутряной болезни всего два года назад.
- К тому же больно властен рязанец, - произнес Мстислав Романович, поддерживая смоленского князя. - Он и без царева венца вона как о себе возомнил. - И катнул по столу блестящий серебряный кругляш в сторону князя Вячко. - Ну-ка, зачти, Вячеслав Борисович, что там он сам о себе понаписывал.
- А я и так знаю, - отодвинул в сторону монету Вячко. - Правильно там написано. Кто из вас может сказать, что он не только свои земли хранит, но и вотчины пращуров обратно под свою длань возвращает? Среди нас и есть всего двое таких - Мстислав Мстиславич Удатный, который у угорского короля Андрея Галич отнял, да Константин Рязанский.
- Мы тоже не раз хаживали на немцев орденских, - возмутился Святослав Новгородский.
- И чудь не раз примучивали, - это уже Ярослав голос подал.
- Чудь лишь дурень не примучит. Из них вои никакие, - заметил ему Вячко. - Ты немцев поди одолей. Да чтоб крепкой ногой встать в тех местах! Чтоб навечно!
- Подумаешь, Кукейнос с Гернике взял рязанец. Вот ежели бы он вовсе немчуру орденскую в море загнал, то я бы первый - богом клянусь - за него голос подал, - задиристо выкрикнул Ярослав, размашисто перекрестился и тут же осекся.
Но было поздно. С противоположного конца длинного стола тяжело поднимался Константин.
- А если загоню? - спросил он негромко и продолжил, обращаясь уже ко всем: - Все слышали, братья Рюриковичи, что тут сейчас Ярослав Всеволодович сказал? Обидой это я бы не назвал. Он мне на слово не обязан верить в том, что я и впрямь хоть сейчас могу те земли до самого моря очистить. Меня другое заботит - кто еще так же мыслит, как он?
- Сомнения и меня берут изрядные, - уклончиво ответил Мстислав Романович. - Не сочти за обиду, Константин Володимерович, но не похвальба ли это пустая?
- Выходит, ты целиком с князем Ярославом согласен?
- Выходит, что так.
- И я так же думаю, как и брат мой. Не совладать тебе с немецкой и датской силой в одиночку, - с вызовом произнес Владимир Рюрикович.
- То есть и ты к его словам свою руку прикладываешь?
- Прикладываю, - согласился смоленский князь.
- И я! И я! И я! - посыпалось отовсюду.
Князьям помельче бояться теперь и впрямь было уже нечего. Силен рязанский князь, но и смоленский не лыком шит, крепки вои у Константина, но и у Мстислава Романовича тоже дружины добрые. Словом, имеются могучие спины, есть за кого схорониться, ежели что. Вон даже Мстислав Удатный, и тот не сдержался. Одним из самых последних высказался, но ведь произнес свое слово, и было оно тоже не в пользу Константина.
- Ты, Константин Володимерович, и впрямь того, - крякнул он смущенно. - Сдается мне, погорячился малость. Лучше бы ты гнев свой унял да разумно все рассудил. Немец, он, конечно, не то чтоб непобедим был - бивал я его не раз, знаю. Однако и с чудью заволоцкой его тоже равнять негоже. Сила у него крепкая.
Но рязанский князь, судя по всему, всерьез закусил удила и уступать уже не собирался.
- А теперь слушайте меня, - решительно произнес он. - Князь Ярослав Всеволодович при всех сказал, что если я от немчуры полностью все земли очищу до самого моря, то он на выборах за мое избрание первым голос подаст. Вы же все с ним согласились. Выходит, как только я это содею, так мы все соберемся и вы меня увенчаете царской короной? Это было слово каждого из вас, сказанное по доброй воле. Так?! - почти выкрикнул он.
- Ты допрежь короны дело сделай, - буркнул Ярослав, начиная жалеть, что ляпнул не подумавши.
А вдруг и впрямь рязанец немцев одолеет? Это что тогда выходит - корону ему?! Хотя… Орден и епископ и впрямь сильны, а тут еще и датчане с ними заодно встанут. Нет, не одолеть их Константину. Зато силенку поистратит изрядно, и тогда уж…
Додумывать он не стал, решительно махнул рукой и с задором выкрикнул:
- А понял ты правильно. Твоя корона. Как латинян в море искупаешь, так забирай себе царев венец.
- Вы что скажете? Или ты передумал, Мстислав Романович? Или решишь свои слова обратно взять, Владимир Рюрикович? - обрывисто раскидывал свои вопросы рязанский князь.
Смотрел он при этом чуточку насмешливо, и красноречивый взгляд стегал значительно больнее слов: "Слабо стало, Мстислав Романович? Струсил, Владимир Рюрикович?"
- Так кто желает отказаться от своего слова? - обратился Константин напоследок ко всем.
Никто не проронил ни звука.
Митрополит, до этого времени сидевший молча, еще раз внимательно посмотрел на Константина, который еле заметно моргнул ему сразу двумя глазами, и размашисто осенил князей крестным знамением.
- Благословляю на решение единодушное, к коему вас всех господь подвигнул. Да будет все так, как изречено вами по доброй воле, ибо нет ничего крепче княжеского слова. Целуйте же крест сей, подтверждая изреченное, и помните, что и в писании так же сказано: "Твердо держи слово и будь верен ему - и ты во всякое время найдешь нужное для себя".
Подставляя крест для поцелуя, владыка Мефодий и здесь успевал произнести что-нибудь из библии, приличествующее случаю. Самое суровое и даже чуточку угрожающее напутствие досталось Ярославу Всеволодовичу. Протянув ему золотой крест, митрополит напомнил:
- Когда даешь обет богу, то не медли исполнить его, потому что он не благоволит к глупым: что обещал, исполни. Лучше тебе не обещать, нежели обещать и не исполнить, - и тут же вновь обратился ко всем: - А теперь давайте дружно вознесем благодарственную молитву за то, что сподобил нас господь прийти к единодушию.
Князья послушно встали и принялись покорно повторять за митрополитом слова молитвы.
Первый раз за все время Константин по-настоящему, до конца расслабился на вечерней трапезе. Шутки-прибаутки так и неслись у него с языка одна за другой, но чем гуще был их нескончаемый поток, тем мрачнее становилось лицо Ярослава, который всем нутром чуял, что рязанец вновь, в который раз его в чем-то надул.
Не очень-то веселились и прочие. Князей-изгоев расстроило заявление Константина о том, что раз царь не избран, то и о выделении им даже малой части бывших владений надо забыть. Но даже среди явных сторонников рязанского князя царило затишье.
Один только Мстислав Галицкий, подгадавший так, чтобы усесться рядом, казался таким же беззаботным, как и рязанский князь. Судя по всему, он ни на секунду не сомневался в победе русских ратников. Пока длился пир, он то и дело поглядывал на Константина с явным одобрением, с удовольствием похохатывал над его шутками и анекдотами, которые рязанский князь тоже аккуратно запустил в обиход, но, разумеется, из числа соответствующих времени.
Особенно ему понравилась история про Илью Муромца и побитых Змея Горыныча с Соловьем-разбойником. Дошел ее смысл до князя не сразу, и после заключительной фразы рассказчика: "И говорит тут Змей Горыныч Соловью-разбойнику: "Как трезвый - ну золото настоящее, а как напьется - дурак дураком"" - Мстислав с минуту еще напряженно думал. Константин с досадой решил уже было, что тот так и не въедет в суть хохмы, но тут Удатный расплылся в широкой улыбке и буквально взорвался от простодушного, по-детски искреннего смеха.
Поинтересовавшимся соседям галицкий князь самолично рассказывал о причине своего хохота и был очень доволен тем, что они тоже некоторое время озадаченно хлопали глазами, вникая в суть, и лишь после этого начинали смеяться.
Под конец пира Мстислав смотрел на рязанского князя настолько влюбленными глазами, что даже у его младшего зятя, почти всегда улыбчивого Даниила Романовича, слегка подпортилось настроение. О старшем зяте Ярославе и говорить было нечего - сидел чернее тучи.
А галицкий князь настолько простер свое благоволение на Константина, что даже намекнул:
- Не знаю, ведомо ли тебе, княже, что у меня три дочери имеются, из коих младшенькая лета через три-четыре заневестится.
Константин знал это и явный намек на княжну Елену понял прекрасно. Поначалу он попытался отделаться шуткой:
- А у меня как раз сыновцы неженатые имеются, - и кивнул на Ингваря с Давыдом.