Артем предложил своей спутнице зайти в любой на выбор крестьянский дом. "За какую-нибудь серебряную монету, - уверял Артем, уже понемногу начинающий разбираться в здешних цено-меновых отношениях, - они устроят нам императорский пир". Но Ацухимэ от крестьянского дома отказалась наотрез. "Ну да, ну да, - Артему были понятны причины столь категоричного отказа. - Мы же знатной самурайской фамилии. А крестьяне стоят на низшей ступени кастовой лестницы. Ниже только забойщики скота, с которыми отпрыски самурайского дома и одним полевым воздухом дышать не станут".
Ацухимэ осталась на улице, когда Артем зашел в крестьянский дом и купил еду в дорогу. Даже во двор не вошла. Воспитанный в демократических традициях цирковой гимнаст хотел было указать знатной дамочке на маленькую такую неувязочку в ее взглядах на жизнь: мол, выращенную крестьянскими руками пищу есть можно, а с самими тружениками села общаться, значит, зазорно? Ну да ладно, пожалеем ее сословные чувства. Уж чего-чего не желал Артем, так это ссоры со своей спутницей. Тем паче на почве классовых противоречий.
Купив еду, они двинулись в обратный путь на равнину. Не возвращаться же в храм только ради того, чтобы перекусить. Чем плохо отобедать на свежем весеннем воздухе, на залитой солнцем лесной поляне? Да ничем не плохо, очень даже здорово это все!
А еще на поляне случился подходящий пенек, на котором удобно разложили еду. Артем подтянул к пеньку поваленную осину - на ней устроилась девушка. Для себя гимнаст принес из леса сухое бревнышко. Ну вот, настоящий пикник!
Глядя, как дочь знатного самурая за обе щеки наворачивает крестьянские моти, тофу и данго, с каким аппетитом уминает копченую рыбу, Артем еле сдержался, чтобы не подколоть ее насчет пищи простолюдинов и животов богатого сословия. "Да что меня все тянет над ней подшучивать! - сам себе удивился гимнаст. - Я же вроде стремлюсь ей понравиться, а несет куда-то не туда!"
Отобедав, сразу в путь не пустились. По всем законам пищеварения сперва следовало мало-мальски отдохнуть, дать обеду спокойно перевариться.
Говорить о предстоящих великих и трудных делах на сытый, ленивый желудок не хотелось - вся дорога впереди, чтобы наговориться. Хотелось жмуриться на солнце, зевать и вязнуть в сладкой полудреме...
- Спой мне песню своей родины, Алтём, - сказала, приоткрыв глаза, Ацухимэ. - Из тех, что ты часто пел у себя. Тебе не трудно?
Спеть, говорите? Ну вообще-то Артем был не самый скверный и безголосый певец на свете. Ладно уж, споем. Для пущего куражу оно, конечно, не помешало бы чарочку опрокинуть. Так нету ее! Путешествуй Артем в мужской компании, он бы обязательно прикупил в крестьянском доме фля-жечку сакэ. А так - ему даже в голову не пришло. "Кстати, зря не пришло, это я недодумал что-то. Но не возвращаться же теперь!"
- Мне не трудно, - сказал Артем. - Сейчас спою.
"Счас точно спою", - обязательно выдал бы Артем голосом Волка-Джигарханяна в другое время, в другом месте. А тут шутка не сыграет - женщина знатного самурайского дома советских мультиков не видела. Бедняжка.
"Фольклорную какую-нибудь бы надо", - подумал гимнаст. Но фольклорные, как назло, на ум не шли. А с другой стороны, при чем тут зло! Разве знает он хоть одну русскую народную до конца? Из "Стеньки Разина", где "из-за острова на стрежень", он знает от силы два куплета. Шлягер "Ой мороз, мороз" помнит до слов "замерзал ямщик". Или это вообще разные песни? Хорошая, конечно, песня "Во кузнице молодые кузнецы, они куют-приговаривают, они куют-приговаривают". Заводная, удалая-раздольная, русский дух передает. Только, что там "во кузнице" происходит дальше, Артем, хоть убей, не помнил. Не повторять же как заведенному двадцать раз "куют-приговаривают". Надоест слушать даже на незнакомом языке. Эх, а кузнечная песня-то была бы в самый раз!
- Ты не хочешь петь? - огорчилась Ацухимэ.
- Я выбираю песню, - признался Артем.
- Разве любимую песню надо выбирать?
А на ум лезло или что-то революционное, или оголтелая попса. Можно, конечно, прогорланить "Вихри враждебные". Но там весь смак в словах, а мелодия вряд ли найдет отклик в девичьем сердце. Ведь хотелось так спеть, чтобы девушке понравилось. Чтобы понравиться девушке...
И, окончательно запутавшись с выбором, Артем запел, что первое пришло на ум и что он знал до конца. Первыми пришли "битлы" с хитом всех времен и народов "Естедей".
Он пел на отвратительного произношения английском, пару раз сфальшивил, пару раз вместо английских слов поставил что-то похожее по звучанию, но честно допел до конца. Знал бы Пол Маккартни, что его мелодия будет звучать в японском лесу 1235 года...
- Какой красивый у вас язык, - сказала Ацухимэ. - А про что эта песня?
- Про любовь, - сказал Артем. - Один юноша страдает от неразделенной любви. А любит он самурайскую дочь. Она же никого не любит. Видимо, время еще не пришло. Но что делать юноше? Он не знает. И поет об этом.
- Песня грустная. Не понимаю, зачем так страдать от какой-то любви, - сказала Ацухимэ. - Теперь я спою тебе песню о сорока семи ронинах. Сорок семь ронинов долгие годы искали самурая Тёндзё, сперва оскорбившего их хозяина, а затем убившего его. Наконец они выследили его и убили. Исполнив свой долг перед господином, сорок семь ронинов покончили с собой.
Она запела. Мелодия была тихая, спокойная, завораживающая. И голос у Ацухимэ был приятный... во всяком случае, Артему был приятен.
Артем слушал, опустив подбородок на кулак, и думал всякие мысли...
- Хорошо поешь, даже прерывать не хочется.
Это сказал не Артем, это сказал кто-то другой. В одно мгновение гимнаст оказался на ногах. Ацухимэ отстала от него лишь на какой-то миг.
И все равно опоздали! Из леса уже выбежали люди и сейчас деловито брали их в кольцо. Но хуже всего, что до мешка с завернутым в соломенный мат мечом было уже не добраться. Короб и мешок они неразумно оставили в пяти шагах от пенька. И над их пожитками сейчас сидел на корточках и поигрывал коротким мечом-вакидзаси какой-то тип в рваном кимоно.
Да и у других незваных руки были далеко не пусты. У двоих увесистые дубинки, обитые на концах медью. У одного крестьянский цеп. У четверых, включая того, кто сидел над их вещами, кинжалы и короткие мечи. А один так и вовсе заявился при полном боекомплекте - с катаной и вакидзаси за поясом. Всего этих незваных граждан Артем насчитал восемь штук.
Может, все же рискнуть и броситься к сумке? Придется поуворачиваться от дубинок и кинжалов, а кое-кого из этих друзей придется сбить с ног, но все же есть шанс добраться до вещей, схватить сумку, выдернуть из нее соломенный мат, размотать и бросить меч Ацухимэ. А уж она сумеет им распорядиться как надо. Да и он сам, чем сможет, подсобит... Или же - ну если будет никак не доставить оружие девушке - можно и самому немножко поработать клинком. Что-то же он сумеет изобразить катаной, особенно против цепа и дубинок.
Но, может быть, не все так уж фатально плохо?
Артем оглянулся на Ацухимэ, ожидая подсказки. Ацухимэ встретила его взгляд и тут же опустила глаза. Артем расценил это как: "Не торопись, пока ничего не делай!" Кроме того, сестра Хидейоши как-то вдруг сгорбилась, поникла. Вся ее фигура выражала полную покорность судьбе. Таковой сестра самурая на самом деле быть не может, значит, хитрит...
- Такого я еще не видел! Дочь Ямато и гайдзин воркуют, как голубки! Так-так! - Вперед выдвинулся самый боеукомлектованный тип. Держа ладонь на рукояти длинного меча, он подошел к застигнутым врасплох паломникам (вряд ли он принимает их за кого-то другого). Он остановился рядом с Ацухимэ, наклонив голову, принялся нагло ее рассматривать.
А вообще, странная компания заявилась по их душу. Семеро крестьян и с ними ронин. Ронин - как раз этот с двумя мечами и есть. Он у них, ясное дело, за главного. (Насчет ронина Артем догадался, вспомнив слова Ацухимэ во время их дорожных бесед: "Есть у нас такая поговорка: длинноволосый, как безродный ронин".) Этот ронин был не только длинноволос, но и вид имел весьма обтрепанный, однако его присутствие, несомненно, придавало остальным храбрости. Как-никак, а с ними самурай! Остальные-то - трусоватые по своей природе крестьяне, это видно и по их одежде, и по тому, чем они вооружены, и по их взглядам, в которых угадывались затаенный страх и неуверенность.
- Так-так! - Ронин, скалясь, подошел вплотную к Ацухимэ, сжал пальцами и вздернул ей подбородок.
Артем рефлекторно, даже не успев ни о чем подумать, дернулся в его сторону, готовый при необходимости свернуть гаду шею, но Ацухимэ метнула на Артема умоляющий взгляд и скорчила гримасу, какую невольно корчит человек, когда ему всаживают укол. И тут же вновь опустила очи долу. Артем не узнавал свою спутницу - кроткая, насмерть перепуганная овца. И дрожь мелкая бьет.
От ронина же не укрылся порыв Артема.
- Ты, гайдзин, глуп, как все варвары! - сказал он, продолжая скалиться. - Я бы тебе уже пять раз снес голову, пока б ты до меня дотянулся. Просто ты в своих варварских землях никогда не видел, что делают с мечом настоящие самураи. На сей раз я тебя пощадил. Знаешь, почему я тебя пощадил? Ах да, чего ж я с тобой разговариваю, ты же по-человечески не понимаешь! Ты же болтаешь только на собачьем варварском наречии?
- Я догадываюсь, почему ты меня пощадил, - сказал Артем.
- Ого! - изумился ронин столь сильно, будто человеческим языком заговорило дерево. - Не простой ты варвар, как я погляжу! Наверное, давно ты здесь отираешься. А раз давно отираешься, значит, дел успел наворотить. Недаром...
Разбойник осекся. Задумчиво потер указательным пальцем кончик носа.
- Коку риса, - сказал Артем. - Вот почему ты меня пощадил.
- Ты еще и догадливый, варвар! - вновь оскалился ронин, но на сей раз уже совсем недобро. - Надо бы с тобой как следует побеседовать...
- Это же тот самый беловолосый гайдзин! - вдруг закричал, вскочив на ноги, разбойник, что на корточках и с вакидзаси караулил их с Ацухимэ вещи. - Высокого роста! С драконом на спине! За которого Нобунага обещал коку риса!
"Ага, а ронин-то наш досадливо поморщился, - заметил Артем. - Видимо, не хотел, чтобы остальные до поры до времени узнали его маленький секрет. Видимо, прикидывал, а нельзя ли самому заграбастать коку риса, ни с кем не делясь. Может, попробовать их как-нибудь перессорить?"
Вышедшие поразбойничать крестьяне переглядывались между собой и на их лицах появлялись счастливые улыбки. Видимо, они уже представляли сцену справедливого дележа коку риса. А ронин призадумался о чем-то своем, мучая указательным пальцем кончик носа...
Артем вдруг отчетливо уяснил, что за компания нагрянула по их душу, откуда она взялась и как на них вышла.
Живет при деревне ронин. Может быть, его нанял местный феодал (дзайти рёсю, подобный тому, с кем Артем однажды имел дело). Может быть, ронин состоит на службе у зажиточного крестьянина, который нанял его, чтобы придать солидности своему зажиточному дому - как же, цельного и всамделишного самурая содержит при доме! В общем, это по большому счету совсем неважно, чем занят ронин в деревне Дако. Только вот скучно ронину в деревенской глуши, адреналинчику не хватает, а пуще того не хватает денег, которые он мог бы изредка, но весело тратить, спускаясь на равнину и оставляя их в чайных домах и игорных заведениях. Где же раздобыть эти деньги? Ну так ведь нет-нет, да и заходят в деревню паломники!
Это даже шайкой в полном смысле не назовешь. Так, временное, крайне нерегулярное, зато вполне бандитское формирование. Просто ронин всех в деревне знает, давно уже, видать, с вполне конкретной целью присматривался к деревенским жителям, выбрал тех, в ком разглядел криминальные наклонности, на колеблющихся надавил авторитетом самурая. Потом, как водится, скрепил шайку кровью, вряд ли без этого обошлось...
Наверное, они грабили не всех подряд паломников. Во-первых, так спалишься в два счета. Во-вторых, не грабили самураев - опасное это дело. В-третьих, совсем уж бедных - чего грабить! Вряд ли разыщешь в их карманах даже медную монетку. Разве что в дорожном узелке обнаружится черствая лепешка и в придачу какая-нибудь надкусанная луковица.
Паломников же с деньгами легко угадать по внешнему виду. А если еще, как давеча Артем, что-то покупают в крестьянском доме и при этом совсем не торгуются (а слухи по деревне разносятся моментально), то отпадут последние сомнения, что деньги у странников есть и этих странников надо как следует потрясти. Ну а помимо денег, и еще кой-какими вещичками можно поживиться, хоть той же не самой поношенной одеждой и вполне добротным коробом.
Как пить дать так и было. Ронин собрал свою шайку и бросился в погоню за паломниками. Если бы паломники не устроились на пикник, их через полри или через ри догнали бы на дороге. А так, выходит, паломники не просто сберегли разбойникам ноги, они еще помогли им побыстрее себя обнаружить, беззаботно оглашая песнями округу. "Ну ладно Ацухимэ! Она - женщина, ей простительно, но ты-то, ты о чем думал?! - корил себя Артем. - Она умеет фехтовать, но оперативной смекалке откуда у нее взяться? А ты ведь уже попадал в лапы разбойников, ты знаешь, что тут кругом этого добра полно, что люди, сорящие деньгами, всегда попадают в зону риска и, стало быть, должны вести себя осторожно. Дважды наступаешь на одни и те же грабли. Белый Дракон, блин! Не дракон, а бестолочь!"
- Вот что я решаю! - приосанясь, громко произнес ронин. Наполеоном оглядел членов своей шайки.
"Ой и нравится ему роль вожака, тащится от этого и прется", - отметил Артем.
- Что нам нужно от нее, известно. - Ронин положил Ацухимэ ладонь на бедро, по-хозяйски погладил его. Потом похлопал девушку по заднице.
В Артеме все клокотало, он скрипел зубами. Для мужика нет большего позора, чем наблюдать, как на его глазах лапают его спутницу. И наверное, Артем не выдержал бы и сорвался, но его сдерживала Ацухимэ, посылая недвусмысленные предостерегающие взгляды. У нее явно был какой-то план, только какой?
- Мы знаем, как сделать так, чтобы девочка не скучала, правда ведь? - хохотнул вожак, оглянувшись на своих. Ронин продолжал наслаждаться ролью вершителя судеб. - Мы сперва повеселимся с ней, а потом серьезно потолкуем с гаидзином. Пусть он расскажет, чем так насолил даймё. Может быть, не надо отдавать его Нобунага? Может, он нам самим пригодится?
- Правильно, Масахиро-сан! - крикнул разбойник, который сидел над коробом и сумкой. - Нельзя продешевить! Вдруг на самом деле он стоит два коку риса!
- А ты знаешь, как угодить мужчинам? - Ронин уже гладил грудь Ацухимэ.
- Я постараюсь, - кротко сказала сестра Хидейоши. Она подняла глаза на ронина. - Я понимаю, что меня вы в живых не оставите, правда, господин?
"А ведь она права, - подумал Артем, и ему враз стало не по себе. - Оставлять ее в живых им никак нельзя. Велика опасность, что она обратится к властям, к тому же даймё Нобунага. И в деревню заявится отряд самураев. А как даймё расправляется с преступниками, думается, известно и в этой отдаленной деревеньке. Да и меня сдавать Нобунага живым им не слишком-то интересно. А вдруг я среди прочего расскажу даймё об их проделках на дорогах? И вместо коку риса они получат острые колья под головы. Гораздо спокойнее разбойникам будет принести Нобунага одну мою голову в мешке..."
- Глупости, девочка! - Ронин успокаивающе погладил Ацухимэ по голове. - Никто не собирается тебя убивать. Хотя, конечно, все зависит от тебя. Будешь брыкаться или кусаться, мы тебя накажем.
- Я не буду брыкаться, господин, - голос ее дрожал от страха. - Если судьбе так угодно... Я приму все с покорностью. Даже смерть. А его лучше убейте сразу. Я не хочу, чтобы он видел мой позор. Но сперва могу я, господин, попрощаться с моим другом? Могу я в последний раз поцеловать его?
Что задумала Ацухимэ, Артем пока не понимал, но не сомневался - она знает, что делает. А раз так, ей надо подыгрывать.
- Верно говоришь, - оскалился лохматый ронин, - ты умная девочка... За это я обещаю, что буду ласков с тобою и прослежу, чтобы остальные обходились с тобой, как с дочерью даймё, ха-ха! Подойди к гайдзину и попрощайся с ним! Я разрешаю тебе!
Ацухимэ шагнула к Артему, поднялась на цыпочки, положила ладони ему на плечи. Щекой она прижалась к его щеке. И быстро-быстро зашептала:
- Беги к лесу. Отвлеки их на себя. Пробеги мимо вещей, увлеки за собой того, кто караулит сумки. Уведи за собой. В лесу оторвись, спрячься, потом вернешься.
Ацухимэ отстранила его и трагически захлопала ресницами:
- Прощай, любимый!
- И чем, интересно, ты, гайдзин, ее приворожил? - хмыкнул ронин.
- Женщина, связавшаяся с варваром, не заслуживает ничего, кроме смерти! - крикнул тип с вакидзаси и в рваном кимоно.
Спорить с ним Артем не стал. Отвечать ронину тоже не стал. Ему велели другое...
Глава восемнадцатая
ПАМЯТИ РЕМБО
Туман поутру.
Вдалеке забивают сваю:
бам-бам-бам-бам...
Бусон
Артем сделал все эффектно, устроил своего рода маленькое представление. С места, без разбега крутанул сальто назад: оттолкнулся от пенька руками, перевернулся в воздухе и приземлился на полусогнутые ноги. (Конечно, можно было обойтись и без представления - но ведь на него смотрела Ацухимэ!)
Разбойники на какой-то миг оторопели, что в общем-то понятно. И потеряли инициативу и темп.
Пока они приходили в себя, Артем успел добежать до короба. Навстречу ему кинулся разбойник с коротким мечом в руке. Артем вильнул в сторону, легко ушел от разбойника и "ласточкой" прыгнул в заросли кустов.
- Схватить!!! - раздался сзади истошный и запоздалый крик ронина.
Артем вывалился по ту сторону кустов, упал за землю, перекатился, вскочил на ноги. Подпрыгнув, одной рукой уцепился за ветку сосны. Так и повис на ней. Вися, он сбросил с ног гэта - в сандалиях на толстых деревянных колодках бегать по лесу будет неудобно.
Отсюда, со своей "высотки", он видел, как ломятся сквозь кусты преследователи. Причем чуть ли не всем скопом они бросились за ним, разве ронин и еще кто-то второй остались на поляне. А всеми забытая Ацухимэ уже была рядом с сумкой. Вроде бы она сильно испугалась происходящего, вроде бы сама не видит, куда бежит. Ай да молодец! Разбойники всерьез не следили за ней. И неудивительно - Ацухимэ сделала все, чтобы разбойники ее не принимали всерьез и с ее стороны не ждали никакой опасности.
Вот она наклонилась, вырвала из сумки соломенный мат, бросила его на землю перед собой. Скрутка раскаталась на земле, открывая меч. Ацухимэ прыгнула на мат, сделала на нем кувырок головой вперед ("Не мой ли пример так дурно действует?" - подумал Артем) и вскочила на ноги уже с обнаженным мечом в руке, а пустые ножны отлетели на землю. "Свет восемнадцати лун" блеснул, поймав лучик весеннего солнца...